 |
|
[07-03-00]
Liberty Live -
"Рука политика, вложенная в руку преступника, не остается чистой, а тоже становится преступной"
Андрей Бабицкий рассказывает о Чернокозово
Программу ведет Савик Шустер.
Савик Шустер:
Когда на пресс-конференции журналистка немецкой телекомпании "ЦДФ" задала Андрею Бабицкому вопрос о положении дел в Чернокозово, он ответил очень сухо: "Я все сказал в телепрограмме НТВ "Герой Дня". Телекомпания НТВ предоставила нам запись программы. Вот что сказал Андрей о Чернокозово:
Андрей Бабицкий:
Мне кажется, что я единственный журналист, побывавший за время войны в фильтрационном пункте. Мне кажется, что все кошмары, которые мы слышали из уст находившихся там чеченцев, вполне, по моему представлению, получают подтверждение. Все, что мы читаем о концлагерях сталинского периода и знаем о немецких лагерях, может найти там полное соответствие. Первые три дня пока я там находился - 18-го, 19-го и 20-го января, избиения продолжались круглые сутки, и, я никогда не думал, что услышу такое разнообразное количество выражений человеческой боли. Это не просто крики, но крики самой разной тональности, глубины и мучительности - разные избиения вызывают разную реакцию.
Журналист НТВ:
Это с вами так обращались?
Андрей Бабицкий:
Нет, мне повезло, как-то сразу все узнали, что я журналист, хотя никто не знал, какой. Все были крайне удивлены, что в СИЗО появился какой-то, так сказать, "приблудный" журналист. Но, в принципе, там публика не слишком интеллигентная, и они сочли, что и такое на войне бывает. Но просто меня, как журналиста, только один раз "прописали". Там есть такая процедура: когда новичка выводят из камеры к оперу, он обязательно должен проползти по полу под сыплющимся на него градом ударов резиновых дубинок. Процедура болезненная, но пережить ее можно - это такая "легкая прописка", которую не сравнить с теми истязаниями, которым круглосуточно подвергаются чеченцы - те, кого подозревают в сотрудничестве с незаконными вооруженными формированиями, или те, из которых хотят выбить какие-то показания. Первые три дня я находился в
17-й камере. Со мной находились 13 человек из селения Бердыкель. В основном - молодые ребята. Я, естественно, не следователь, и у меня не было возможности собрать достаточно полную базу данных, но в такой атмосфере очень редко сомневаешься в истинности того, о чем тебе рассказывают. Но, в основном, это - ребята, которые к войне никакого отношения не имеют, очень простой люд, рассматривающий все происходящее вокруг него как беду, но не принимающий активного участия в том, что происходит, ни на той, ни на другой стороне, а просто ожидающий, когда же все это горе пройдет мимо либо в одну, либо в другую сторону.
Избиения как способ выбивания показаний - это понятная и, к сожалению, очень хорошо известная в российской и не только российской истории традиция. Но я должен сказать, что во всем этом объеме истязаний очень изрядную часть, как мне показалось, составляет чистой воды садизм, то есть совершенно необоснованные истязания людей. Например, я слышал... ну, поскольку видеть этого почти не приходится, так как все происходит за стенами камер, но характер криков, вот этих мучительных реакций, не оставляет сомнения в том, что происходит. 19-го или 20-го января два часа пытали женщину, пытали - я не могу найти другого слова. Это не была истерика. Я не медик, но мы, наверное, все по обычному быту сталкивались с истерикой. Но были крики, которые свидетельствовали о том, что человек испытывает мучительную, непереносимую боль и испытывает ее длительное время. Вот 21-го января в течение нескольких часов пытали мужчину, которому обещали что-то отрезать и которого таскали по коридору. На третий-четвертый день избиения такого массового, произвольного, явно маниакального и болезненного, не оправданного даже функциями допроса с пристрастием характера вдруг стали потихонечку сходить на нет. Стали меньше бить днем - весь этот кошмар переместился к вечеру, а потом спрятался в ночное время суток, и, мне кажется, что все-таки здесь уже сыграло роль мое появление, потому что начали появляться какие-то люди, официальные лица, которые стали спрашивать, как я отношусь к тому, что происходит, били ли меня... Потом стали появляться не просто какие-то люди, а уже вполне определенные официальные лица - прокурор Наурского района, прокурор Чечни...
Савик Шустер:
Андрей, могли бы вы что-то добавить к вашему рассказу? Вы же все же записывали это интервью с НТВ в ночь прибытия из Махачкалы в Москву и, может быть, какие-то детали ускользнули?
Андрей Бабицкий:
У меня есть свидетели, которых я готов представить. В данный момент я их называть не собираюсь, но если ГУИН подаст в суд за клевету, то я думаю, что я без всякого труда найду людей, которые фактически подтвердят каждое сказанное мной слово. Это раз, и два: существование концлагерей в Чечне, город стертый с лица земли вместе с тысячами мирных граждан, все эти преступления - я об этом говорю ежедневно и буду говорить и дальше, должны стать предметом международного судебного разбирательства по типу Нюрнбергского процесса. Сегодня, я думаю, наши руководители, наверное, уже считают, что пришли к власти, но мне кажется, что они должны отдавать себе отчет в том, что эта власть будет гореть под ними. Преступления такого масштаба человечество не имеет права переносить из одного тысячелетия в другое. Мы обязаны создать некие гарантии, чтобы не повторились преступления против человечности, аналогичные тем, которые были совершены сталинским режимом, нацистским режимом и аналогичными тоталитарными режимами в ХХ веке.
Я хочу сказать, что сегодня, на мой взгляд, очень многие западные руководители, очевидно, ориентируясь на рейтинги Путина в России, смирились с тем, что им придется иметь дело с таким президентом. Я не знаю, но мне кажется, что люди, которые живут в тех странах, которыми руководят эти лидеры, должны понимать, что рука политика, вложенная в руку преступника, не остается чистой, а тоже становится преступной.
Другие материалы за ближайшие три дня:
|
|
