Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
22.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[17-04-01]
Российские журналыНеприкосновенный запас либерализмаВедущий Кирилл КобринВ России появился новый журнал. Собственно, не новый, а старый, существовавший уже пару лет, но сменивший содержание, направленность. Называется он "Неприкосновенный запас"; до начала 2001 года это было издание, специализирующееся на темах культурных преимущественно - литература, изобразительное искусство, кино, гуманитарные исследования. Об этом говорил и подзаголовок журнала - "Очерки нравов культурного сообщества". Печатались там в основном литераторы, филологи и культурологи. Первый номер "Неприкосновенного запаса" (или сокращенно - "НЗ") за этот год представил нам совсем другое - хотя бы внешне - издание. Иной дизайн, иной подзаголовок "Дебаты о политике и культуре". Открывает его предисловие "От редакции": "Пусть не удивляется наш верный читатель, получив в этом году журнал с новым подзаголовком, новым дизайном и новым содержанием. Эти изменения отражают как внутреннюю эволюцию самого "НЗ", так и фундаментальные сдвиги в сознании того культурного сообщества, нравы которого мы пристально изучали два года... Первые результаты этого самоотчета оказываются неутешительными: за десять лет, потрясшие мир и, казалось бы, все советские устои, в новой свободной России не только не сформировалось осознанное, выстраданное всем предыдущим трагическим опытом новое демократическое мировоззрение и мышление, но, напротив, были (в который раз!) девальвированы и дискредитированы основополагающие либеральные ценности: свобода слова и созидательной деятельности, личный успех, открытые культурные и экономические границы, самоценность человеческой жизни и т.п. На смену им вновь приходят обветшалые тоталитарные мечтания о сильной руке, имперском величии, культурной самодостаточности... Задачу "Неприкосновенного запаса" на новом этапе его существования мы видим в настойчивой пропаганде демократического образа жизни и мышления, в попытке найти новый язык и новую метафорику для реабилитации фундаментальных категорий либерализма, только на базе которых, по нашему глубокому убеждению, и может строиться и укрепляться подлинно великое государство" Итак, перед нами журнал, который без смущения и страха объявляет себя "либеральным", говорит, что намерен утверждать либеральные ценности в обществе, которое в очередной раз отвернулось от либерализма. Задача нелегкая и похвальная. Особенно, учитывая нынешние российские времена, когда само слово "либерализм" вновь стало чуть ли не ругательным, а бывшие постсоветские либералы выстроились в очередь для славословий мудрой власти, столь предусмотрительно защищающей граждан от всяческого вольномыслия и опасного умствования. В моде - новый стиль, сокрушительный и немногословный. "Что случилось с подводной лодкой?" - спрашивают законодателя этого стиля. "Она утонула". Спартанское немногословие. Либерал в нынешней России чувствует себя как древний афинянин в Спарте. В условиях почти полного и почти безнадежного поражения, российский либерализм обязан сейчас понять - что же все-таки произошло и почему. Российский либерализм подсчитывает свое небогатое достояние перед лицом небытия. Он должен затвердить несколько горьких истин и открыть их тому, кто еще способен что-либо понимать. Именно поэтому миссия обновленного "Неприкосновенного Запаса" представляется столь важной. Первая и главная из этих горьких истин - осознание характера перемен, произошедших с российским обществом за последние десять лет. Никаких иллюзий. Еще раз напомню, что говорит об этом редакционное предисловие: "Первые результаты этого самоотчета оказываются неутешительными: за десять лет, потрясшие мир и, казалось бы, все советские устои, в новой свободной России не только не сформировалось осознанное, выстраданное всем предыдущим трагическим опытом новое демократическое мировоззрение и мышление, но, напротив, были (в который раз!) девальвированы и дискредитированы основополагающие либеральные ценности: свобода слова и созидательной деятельности, личный успех, открытые культурные и экономические границы, самоценность человеческой жизни и т.п". Поэтому, неудивительно, что в начале первого номера "НЗ" располагается сразу три материала, написанные крупнейшими российскими социологами - Алексеем Левинсоном, Юрием Левадой и Борисом Дубиным. Кому, как не социологам, свидетельствовать о состоянии общества? Перед нами коллективный портрет постсоветского человека через десять лет после конца Советского Союза. Вот как рисует его Алексей Левинсон в статье "Тысяча и один год": "Покуда земля наша обильна, порядка, все понимают, не будет. Порядка бытового, хозяйственного, житейского. А вот высший порядок, правильный строй, как многие чувствуют, устанавливается. И если в августе с мнением, что "население России уже устало ждать от В. Путина каких-то положительных сдвигов в нашей жизни", не соглашались 42 человека из ста, и они были в меньшинстве, то в декабре они сделались большинством (48%). То есть, не то, что сдвиги состоялись, просто теперь ждут другого. И дождались. И не надо удивляться тому, что, если в следующее воскресенье будут новые президентские выборы, то за кандидатуру В. Путина проголосует, по заверениям избирателей, больше, чем проголосовало, по их же словам, на действительно состоявшихся в этом году выборах. Это воображаемое голосование - не результат сверхъестественного пиара. Это голосование за себя, за таких себя, какими стали россияне как целое к концу одной и началу следующей эпохи". Казалось бы, странно: за последний год никаких серьезных изменений в КАЧЕСТВЕ жизни россиян не произошло - все та же унизительная бедность, усугубляемая практической невозможностью заработать на жизнь честным путем, милицейский, судебный и бандитский произвол, вялотекущая колониальная война. И все же россиянин с десятилетним стажем становится все более и более лояльным власти, которая, в общем-то не очень с ним цацкается и вспоминает его лишь за месяца два до очередных выборов. Чудо, не иначе. Что же это за общество, столь равнодушное к собственному положению, стоит ему протянуть новую (впрочем, не такую уж и новую) игрушку? На этот вопрос пытается ответить Борис Дубин в статье "Конец века". Самое главное: что же нынешний россиянин считает главным в своей жизни, в своей истории, в истории вообще? Соответственно, к числу наиболее важных социальных изменений ХХ столетия россияне прежде всего относят распространение всеобщей грамотности (40%, по данным ноябрьского опроса 1999 г), бесплатное образование (35%), опять-таки развитие средств массовой информации (32%), бесплатное здравоохранение (30%). За подобной синонимией "всеобщности" и "бесплатности", равно значимой, отмечу, для всех социально-демографических категорий опрошенных, стоит, понятно, семантика государства и соотносящего себя исключительно с ним государственного подданного, "подопечного человека" (наличие даже и цветного телевизора в этой его социальной идентификации мало что меняет). Именно для подобной "базовой личности" отсутствие платы является воплощением равенства. Государство - не общество! - есть, в данном случае, источник любых социальных, равно как и технических (космических - читай, военно-промышленных), изменений. Потому и событие здесь это, по определению, всегда событие государственного уровня и масштаба. Сравним российские данные с американскими. Так, в первую пятерку наиболее значительных для населения США событий ХХ в. входят, по данным гэллаповского опроса 1999 г., достижение избирательного права для женщин в 1920 г. (его отнесли к самым значительным 66% опрошенных, в целом назвали значительным 86% ) и принятие акта о гражданских правах в 1964 г. (58%, в целом причислили к значительным 82%). Итак, перед нами любитель всего бесплатного - образования, лечения... Идея о том, что человек должен сам зарабатывать и заботиться о своем здоровье и своих детях не умещается в голове постсоветского россиянина, так же, как она не укладывалась в голове советского. От кого ждать таких благодеяний? Конечно, не от соседа по лестничной клетки, не от работодателя, не от Дерипаски с Абрамовичем; в общем, не от общества. А, естественно, от государства. За такую халяву ему - государству - можно простить все: насилие, неуважение собственных прав, коррупцию и некомпетентность. Современный россиянин продолжает мыслить себя как частичку государства, а не как полноправного члена общества; вполне в духе знаменитой уваровской формулы "православие, самодержавие, народность". Только вот на место "православия" пришла совсем уже тошнотворная смесь из Кобзона с Михалковым. Отсюда же и равнодушие к базовым ценностям либерального общества - таким, как права человека. В лучшем случае они выглядят как приятный довесок к мудрому и справедливому государству, нечто в роде десерта после сытного обеда. В худшем, права человека - то, над чем россиянин потешается. Он даже может всерьез посчитать, что, например, избирательные права для женщин и национальных меньшинств не нужны, что бабам надо дома сидеть и детей нянчить, а не в политику лезть, что нацмен вообще недочеловек и пусть убирается восвояси. Один только вопрос: где находится это "свояси" у человека, чья семья на протяжении трех поколений живет в Москве или Новосибирске? Вывод неутешителен. Россиянин - деградировал, деградировал даже со времен Российской империи, в которой высшие государственные должности занимали такие лица кавказской национальности, как грузин Багратион и армянин Лорис-Меликов. Его уже не волнуют не только гражданские права, но и вообще все, что не связано либо с государством, либо с возможностью что либо от этого государства урвать. В исследованиях ВЦИОМа его культурные предпочтения выглядят так: "... это можно показать и на массовых представлениях о новейшей музыке, где первым композитором назван (правда лишь несколькими процентами опрошенных) Игорь Крутой, первым художником - Александр Шилов" Таков образ нынешней России - немногословная циничная власть под разбитную музычку композитора с говорящей фамильей, на фоне паточных шиловских картин. Где же хваленая "культурность" бывшего советского человека, его "начитанность" и "эрудиция"? Посмотрим, что скажет социология: "В ноябре 1998 г. 2409 жителям России, представлявшим по своим социальным и демографическим характеристикам все население страны, был, среди других вопросов, задан и такой: "Какие из перечисленных ниже русских романов, написанных с начала столетия по нынешний день, вы бы причислили к лучшим литературным произведениям ХХ века?" Прилагавшийся список включал 21 роман - вещи разных десятилетий, разной поэтики и разной читательской судьбы; к ним можно было добавлять по своему желанию и другие книги (этой возможностью воспользовались 50 человек - полпроцента опрошенных). Можно было отметить несколько позиций, в среднем каждый читатель назвал по два романа. Четверть опрошенных россиян затруднились с ответом. Ответы остальных - по объему они явно подразделяются на три группы - сконцентрировались вокруг следующих позиций (ответы даны в процентах от всех опрошенных):
"Тихий Дон" М. Шолохова - 34% Честный, хотя и печальный, вывод - нынешним российским либералам приходится иметь дело скорее с почитателем Анатолия Иванова, Константина Симонова, Николая Островского и Александра Фадеева, нежели с поклонниками Булгакова или Пастернака. Любовь ко всему советскому средний современный россиянин объяснит необходимостью уважать историю. "Это наша история и мы должны ее уважать", - самое распространенное сейчас в России самооправдание. Оставим в стороне моральную его сомнительность - такого никогда не услышишь от немца по поводу нацистской эпохи. Дело в том, что истории у постсоветского россиянина могут быть разные; однако большинство населения страны выбирает ту самую, которую внушал ему (и его родителям) Идеологический отдел ЦК КПСС. Среди самых важных событий 20 века, по данным Бориса Дубина, Октябрьскую революцию назвали в 1999 году 64 процента опрошенных, а сталинские репрессии - лишь 11. Семидесятилетняя селекция населения по-прежнему дает о себе знать. Об этом - и напечатанная в 1 номере "НЗ" статья Татьяны Чередниченко "Гимнопедия", посвященная недавним дискуссиям вокруг посмертной дуэли "Глинка - Александров". Автор отвлекается от чисто политических мотивов победы сталинского гимна, сосредотачивая свое внимание на музыковедческой и социо-культурной сторонах дела. Чередниченко точно подмечает главную особенность всех последних общественных баталий в России - их смысловую пустоту, остутствие реального содержания, вымороченность задач, которые ставит перед собой власть и триумфально решает. Будто бы человек, потерявший работу, заученно повторял свои ежедневные движения у станка. Только вот и станков таких уже нет, да и сидит он дома на пособии по безработице: "Спор шел не о запоминаемости мелодий. И вообще имел место не спор, а солидарное взывание к культуре мобилизации. Которую не вернешь, что ни исполнять на малослушаемом государственном радио в 6 утра и 12 ночи. Политическое сознание, независимо от ориентации, наполнено привидениями. Ожесточенно спорят о выборе сигнала для побудки, хотя горнистов нет и спальные места казармы опустели. Монолитное аудиопространство повседневного быта, в котором музыкальные символы только и могли играть мобилизующую роль, исчезло. Теперь у гимнов узкая и вообще другая ниша: заседания Думы и прочие официальные церемонии. Не отзываясь эхом домашнего аудиобудильника, официальное гимническое пространство не проецируется во всеобщее "равняйсь!". Говорить в этих условиях о том, что общество расколется из-за того или иного гимна, значит мыслить быт населения как пустое приложение к церемониальному бытию власти. И одновременно -- неявно переносить собственные, сформированный советскими десятилетиями, комплексы добровольно-принудительного хорового пения на "как если бы" не изменившуюся реальность". Возникает вопрос: изменилась ли "реальность" в России в последнее десятилетие? Отвечу так: изменилась "вещественность" жизни, что не будет оспаривать никто - достаточно сравнить улицу любого крупного российского города с ней же десятилетие назад. Не изменилось - сознание, общественное сознание, мирно дремлющее и видящее сны советского производства. Борис Дубин отмечает: "Допустимо сказать, что "субъект" приведенных здесь оценок (а соответственно и их масштаб) за десять лет, при всех их переменах, остался прежним. Это советская страна, советская держава, и перечисленные события - события ее истории". Впрочем, уже не советская, а постсоветская - обществу предложили комфортный для ностальгического потребления сериал "Как хорошо было в СССР", талантливо придуманный циничными деятелями поп-культуры. То же "Следствие ведут знатоки" - но цветное. Тот же гимн СССР, но без Ленина. В результате нынешний россиянин, до хрипоты готовый спорить о необходимости уважать свою (то есть - советскую) историю, оказывается к Истории (с большой буквы) совсем равнодушен, подменяя ее клипами из "Старых песен о главном". Борис Дубин делает вывод: "У атомарного и подопечного человека, даже мобилизованного и сбитого в массу, истории не бывает: здесь действует социальная физика. Поэтому истории как совместной биографии самодеятельных субъектов, рамки их коллективного смыслового соотнесения, как обобщенной символической конструкции опыта, а потому и как "реальности" самостоятельно прожитой жизни - своей ли, других людей или иных поколений, - в наших условиях, собственно говоря, нет. Собственная история в массовом сознании россиян заменяется тем или иным, когда более, когда менее жестким, но по-прежнему единственным вариантом легитимационной легенды власти, беспроблемность и безальтернативность которой подкреплена современными высокотехническими средствами ее популяризации среди подначального населения". Итог неприятный, прежде всего для либерала. Если верить одному из ведущих российских социологов, в России нет ОБЩЕСТВА как такового, есть случайная масса отдельных людей, "атомарных" и "подопечных", по удачному выражению Дубина. Ни истинных общих интересов, ни осознания реальной общей истории, ни общих моральных, политических, эстетических ценностей - только немигающее око телеэкрана, навевающее все новые сладкие сны о счастливых брежневских временах, об имперской гордости сверхдержавы, посылающей корабли в космос, об отважных контрразведчиках и беспечных простых людях, распевающих песни счастья. Вот поэтому-то нынешняя власть и готово пожертвовать всем, лишь бы сделать это немигающее око государственным, государевым... О том, что в этом государевом оке - в статье Андрея Зорина "Мифы и вымыслы": "В последние мгновения столетия всем нам, как и положено, показали нашего сурового и мужественного президента, который даже в новогоднюю ночь стоит с непокрытой головой на посту у кремлевской елки. После его краткого напутствия аккорды Александрова и михалковские созвучия унесли нас всех, стоящих, сидящих, лежащих, прямо в "календарный" и "настоящий" XXI век. Композиция из президента под елочкой, заснеженного Кремля, знакомой мелодии и впервые прозвучавшего, но стопроцентно предсказуемого текста в целом удалась". Удалась, конечно, потому, что зритель хотел увидеть именно это: кремлевскую елочку, сурового начальника, услышать и знакомые аккорды и почти не изменившиеся знакомые слова к ним. Общество, которому щедрый Ельцин и немногочисленная группа либералов подарили свободу, не захотело принять дар; точнее - приняло лишь то, за что не надо платить, за что не несут ответственность. Все остальное оно по привычке спихнуло на государство, а государство, в лице новой власти, приняло заказ всерьез и принялось за работу: "Именно поэтому бессмысленно требовать от новой власти, чтобы она теперь в утешение антикоммунистам выволакивала Ленина из Мавзолея. Может, в общем, и выволочь. Что ей Ленин с его Великим Октябрем. Характерным образом, из всего советского ассортимента путинская Россия востребовала только музыку 30-х годов, ставшую гимном в конце войны. Романтика пролетарской утопии, воплотившаяся в серпе и молоте и красном стяге, политом кровью павших бойцов революции, была отброшена за ненадобностью. Сам этот стяг, впрочем, пригодился для Сухопутных войск, но для нового использования его пришлось деликатно переименовать в Знамя Победы. Какая там революция, когда даже коммунисты сегодня используют слово "большевик" как ругательство. Вот практика государственного строительства сталинской поры - это совсем другое дело. Контуры новой официальной идеологии прорисованы в принятой системе государственных символов с полной отчетливостью. Это дух великодержавности и национализма, это укорененность в многосотлетней истории подавления личности государством, это притязания на всемирно-историческую роль, никак не соотнесенные с потребностями и возможностями страны". Только такому государству доверяет теперь россиянин, только ради него он готов забыть и бедность, и ежедневное унижение. Новая российская власть действует на него как наркоз - он не чувствует боли. Страшно подумать о том времени, когда действие этого наркоза пройдет. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
