Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
23.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Евразия
[07-08-01]

Кавказ и Центральная Азия

Кавказские хроники

Редактор программы Андрей Бабицкий

Во время так называемой зачистки в Серноводске сексуальному насилию были подвергнуты несколько десятков жителей этого села.

"С каких это пор средством установления законности являются публичные гомосексуальные изнасилования? И на всякой ли войне такое бывает?"

Несколько сотен тысяч русских и так называемых русскоязычных жителей Чечни покинули республику с начала 90-х годов.

"Мне часто говорят, что о вашей прошлой жизни все слышали, лучше расскажите, как вы жили при Дудаеве, ведь русским было несладко".

Грязь и пыль на дорогах Чечни. Природа как фактор сопротивления. Заметки психолога.

"В Чечне из-за психологического давления страха смерти образ ее как бы перетек на ставшую врагом вполне реальную грязь под ногами. В психоанализе это называется замещением".

Во время так называемой зачистки в Серноводске жители этого села были не только избиты, подвергнуты физическим истязаниям, пыткам и ограблены. Российские военнослужащие в открытом поле изнасиловали несколько десятков мужчин. Ничего подобного в Чечне еще не происходило, было лишь известно об отдельных случаях сексуального насилия над мужчинами в местах заключения, но массовых и публичных преступлений такого рода военнослужащие еще не совершали. Информация об изнасиловании была обнародована со значительным опозданием, поскольку сам этот вид насилия над личностью считается на Кавказе одним из наиболее тяжких. Архаичный чеченский адат возлагает значительную долю ответственности за сексуальное насилие на саму жертву. И вообще кавказское представление о личном достоинстве предполагает, что смерть куда менее тяжкое испытание для человека, чем изнасилование. Именно с этим связан и тот факт, что о случае в Серноводске долгое время ничего не было известно. Люди, пережившие тяжелейшую нравственно-психологическую катастрофу, крайне неохотно об этом рассказывают, большинство просто не в состоянии найти слова, чтобы описать пережитое. Кроме того, все они находятся очень в уязвимом положении, поскольку ситуация, когда свидетели или жертвы преступления, осмелившиеся говорить о действиях своих палачей открыто, бесследно исчезают, для Чечни стала обыденностью. Сегодня мы расскажем о том, что произошло в Серноводске 2-го июля сего года. Говорит сотрудница правозащитного центра "Мемориал" Липхам Базаева.

Липхам Базаева:

Избиения, пытки током, поломанные ребра - это было не самое страшное, что пришлось испытать людям в ходе этой зачистки. Было еще одно преступление, о котором люди говорят здесь только шепотом, просят обычно не называть имен своих. Конечно, население Чечни уже привыкло, что военные используют различные способы морально-психологического и физического подавления человека, оскорбления национального и личного достоинства, но то, что совершили там над мужчинами, шокировало всех. После освобождения из этого захвата двое молодых мужчин пытались покончить самоубийством. Это Магомадов Али, он действительно умер от нанесенной самому себе ножевой раны, и Арсунукаев Сулунбек. Сулунбека удалось спасти, ему сделали операцию, он остался живым. Этих двух и многих других подвергли гомосексуальному насилию. Когда они лежали на поле, как они рассказывали, лицом к земле, они слышали крики женщин, над которыми издевались военные. Другие же военные ходили рядом с лежащими мужчинами и провоцировали их на протест. Как они рассказывали, говорили приблизительно так: "Что же вы не заступитесь за своих женщин, ведь вы мужчины, ведь вы чеченцы?". И многие, не выдерживая, вскакивали, тогда на них набрасывались, волокли их в сторону и делали с ними то же самое, сопровождая все это оскорблениями. Невообразимо состояние мужчины после такого насилия и непредсказуемы его действия в дальнейшем. Двое из них пожелали умереть. А что станут делать остальные, как они должны жить дальше? По Серноводску рассказывают, что подобному насилию было подвергнуто более шестидесяти мужчин. Им трудно признаться, просто прийти пожаловаться и признаться в том, что над ними сделали, потому что невообразимые душевные муки испытывают эти люди. Однако это над ними сделали, и это требует своего расследования. Видимо, понимая, насколько тяжелы были преступления, совершенные военными в Серноводске, пророссийские власти в Чечне спешно провели кампанию по уговариванию людей не подавать заявлений, не жаловаться, забирать заявления. Они провели кампанию по завоевыванию доверия, как они сами сказали. Однако многие из этих пострадавших при первой возможности намерены жаловаться, обращаться в суды, вплоть до международного Страссбургского суда. При этом они доверяют, пока доверяют, только этому суду и надеются, что получат возможность напрямую обратиться в международный Страссбургский суд с жалобами по поводу этого преступления.

Андрей Бабицкий:

Я попросил прокомментировать случай массового сексуального насилия над мужчинами бывшего политзаключенного, человека, отбывавшего срок в советских лагерях по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде, Андрея Миронова. Сейчас он находится в Ингушетии.

Андрей, скажите, пожалуйста, вот такой случай массового насилия, нет ли здесь элемента запланированности? Нельзя ли предположить, что все-таки это было организовано и санкционировано?

Андрей Миронов:

Иначе и быть не могло, поскольку изнасилование было массовым и публичным. Отцы-командиры, конечно, все это наблюдали, и, думаю, не всегда пассивно. Достаточно вспомнить другой известный случай изнасилования, правда, не мужчины, а женщины. Там насиловал всем известный полковник, случай далеко не единичный. Сообщения об изнасилованиях мужчин приходили и раньше во множестве и систематически. Только лишь разница в том, что это делалось в каких-то застенках, а не на публике. Кроме того, уместно вспомнить ранние сообщения Анны Политковской, еще в самом начале второй чеченской войны в 99-м году, о том, что в Чечню переведены большие подразделения лагерной охраны, офицерским и рядовым составом. Именно эти люди способны на такие действия, они систематически их практикуют в лагерях. Это еще старый гулаговский метод уничтожения личности. Так что, в общем-то, это, к сожалению, не вызывает удивления. Удивительно здесь только то, что масштаб изменился. Впрочем, это тоже не очень удивительно, можно было предвидеть, что криминализация российских подразделений нарастает. И вот она достигла очередного рекорда.

Андрей Бабицкий:

Вот вы говорите о криминализации российских подразделений. Вы, наверное, предполагаете, что этот случай носил в большей степени стихийный характер. А у меня складывается ощущение, что, может быть, кем-то он был запланирован. Потому что, как вы понимаете, если кавказский мужчина подвергается сексуальному насилию, то это одна из самых тяжелых катастроф в его жизни, не всякий способен ее пережить. Мы знаем о том, что двое человек уже покончили жизнь самоубийством, одного из них удалось спасти. Нет ли у вас ощущения, что где-то в кабинетах, может быть, просто сидят люди, которые разрабатывают подобного рода мероприятия?

Андрей Миронов:

Видно, что это делалось целенаправленно. Достаточно вспомнить, как это происходило. Ведь сначала на глазах мужчин насиловали женщину, при этом им говорили: "Вы же кавказские мужчины, идите, защищайте ее". И те, кто пытался защищать, именно и подвергались изнасилованию сами. Это делалось, естественно, под командованием офицеров, ни о каком стихийном характере здесь речи быть не может. Я говорю лишь о том, что это старый, систематически применяемый в ГУЛАГе метод, который, конечно же, используется в плановом порядке высоким командованием.

Андрей Бабицкий:

Когда я находился в махачкалинском следственном изоляторе, я узнал о том, что так называемые ваххабиты из кадарской зоны, когда они были помещены в этот следственный изолятор, также подверглись сексуальному насилию. Притом, что для этого (заключенных было около ста человек или даже больше) была вызвана какая-то группа, специальная группа из Ростова, которая, по всей вероятности, просто выполняла задачу. Им нужно было определить место этих людей в тюремных условиях, они должны были их сломать, низвести на уровень животных. По всей вероятности, есть какие-то спецподразделения, перед которыми можно поставить такую задачу. То ли это, как вы говорите, лагерная охрана, то ли кто-то еще.

Андрей Миронов:

Конечно, тут нужны спецподразделения. Обычные солдаты не могут это сделать просто в силу физического отвращения. И меня не удивляет такое сообщение, что была вызвана какая-то специальная команда. Так же как, скажем, известная тюрьма "Белый лебедь", все прекрасно знают, что там происходит, что там действуют именно такими методами. Такой принцип - "опустить" и таким образом уничтожить личность существует в ГУЛАГе, и существовал всегда. Даже когда я сидел в следственном изоляторе как политический заключенный, угрожали всем и мне в том числе, 101-й камерой, где производилось именно это. Мне, правда, могли только угрожать и никто не осмелился применять это против меня, так как я был политзаключенным, а вот с другими обычными заключенными это происходило регулярно. И так же как существовала такая специальная 101-я камера в следственном изоляторе, существует и специальное подразделение в Чечне, где систематически применяются гулаговские методы. Это как раз не вызывает удивления.

Вот сейчас имеется 21 заявление от пострадавших, они переданы в прокуратуру, имеются уже и документы, подтверждающие эти факты. Мне очень хотелось бы дождаться, что будет говорить господин Каламанов в Страссбурге по этому поводу. Все, что становится известным сейчас о методах подавления или, лучше сказать, уничтожения личности в Чечне, не вызывает у меня никакого удивления, поскольку сразу вспоминаются слова президента Путина, а, точнее, блатной жаргон президента Путина, с которым он познакомил публику в самом начале чеченской войны. Единственным политическим инструментом, которым он в совершенстве владеет, является страх и, можно сказать, по-моему, без преувеличения, что ненависть к человеческому достоинству является мотивом в данном случае. Поэтому то, что мы сейчас узнаем, это лишь логическое развитие. И вспоминается также комментарий одного из бравых ханкалинских журналистов: "На войне как на войне". А с каких это пор, скажите, средством установления законности являются публичные гомосексуальные изнасилования? И на всякой ли войне такое бывает?

Андрей Бабицкий:

Случай в Серноводске это не просто одна из наиболее трагических страниц чеченской войны, это и ее этап. Этот случай не оставляет сомнений в том, что квалификация действий федеральной группировки в Чечне как геноцида имеет все основания, ибо геноцид это не только физическое истребление этноса, это еще и сознательное разрушение нравственно-психологических основ его общежития, тотальное уничтожение тех моральных ценностей, наличие которых является фундаментом уникального этнического облика народа.

Сегодня Чечня это фактически малоэтническая республика. За последние десять лет ее покинула подавляющая часть русскоязычных жителей, представителей самых разных народов. Основная причина - отсутствие защиты от произвола, который стал нормой жизни для чеченского общества после 1991-го года. Два взгляда на проблему: из России и Чечни. Наталье Нестеренко 25 лет, сегодня она живет в Петербурге, но родилась она в Чечне и большую часть жизни провела в Грозном, который вместе с родителями вынуждена была покинуть еще до начала первой чеченской войны. У Наташи в республике остались родственники, тетя и бабушка, и друзья-чеченцы.

Наталья Нестеренко:

Я не верю в дружбу между народами, я даже не верю в сказку об этой дружбе с тех самых пор, как братские республики пожелали стать суверенными, с тех пор, как началась чеченская война. Связано это с событиями, происходящими в то время, начало 90-х. Странно, но об этом я стала задумываться сейчас, когда война не прекращает уносить жизни людей. Мне, уроженке этого чудесного края, особенно тяжело и больно переживать.

В Чечне я родилась и выросла, здесь я пошла в детский сад и первый класс, здесь я закончила школу. Моей первой воспитательницей была чеченка Нуржан Магомедовна. Она научила меня уважать старших, почитать родителей, любить свой дом. Она привязала меня уже навечно к этой земле так, что, находясь в мирном Петербурге, я ни на минуту не забываю о доме.

Каждую весну ищу знакомые запахи солнца и зелени. Я вообще все помню носом. Я жалкий осколок прошлого, который хочет присоединиться и не может. Но речь не об этом. Мне часто говорят, что о вашей прошлой жизни все слышали, лучше расскажите, как вы жили при Дудаеве, ведь русским было несладко. Да, действительно, положение русских в Чечне в 90-х было похоже на положение русскоязычного населения в других национальных республиках, иначе миграция русских не была бы такой огромной. В один прекрасный момент русские стали чужими в своих городах и селах. Правда, чужими они стали не только для мятежных националистов, но и для исторической Родины - России. Так было и в Чечне. Люди оказались брошенными и забытыми. Вот тут они и стали интересны бандитам. Осатаневшие, бесконтрольные бездельники зарабатывали разбоем. Жертвами в основном становились русские - бандиты боялись кровной мести со стороны чеченцев. Что касается лично меня, то я не терпела на себе физическое или моральное унижение со стороны чеченцев, но от других не раз слышала, как кого-то обозвали на рынке, ворвались в дом и силой отняли последнее, затащили в подъезд и изнасиловали, убили и закопали, кто-то пропал без вести.

Грозненцам известны громкие события, связанные с похищением известных личностей, преподавателей университета, пединститута, работников МВД и других. От таких известий становилось жутко, страшно было выйти из дома одной. Помню случай с моей приятельницей. Возвращавшуюся домой после занятий, пытались затащить в машину, спас ее старик-чеченец. После этого случая преподаватели не раз советовали девушкам лишний раз посидеть дома, особенно в какой-нибудь праздник. Страх появлялся и от криков мятежников на площадях, от призывов к независимости. Чечня была не первой республикой, которая требовала независимости. Опыт соседнего Азербайджана показал, как можно быстро расправиться с неугодными людьми. Но Чечню погромы миновали. Наоборот, приходилось не раз слышать, как чеченцы-соседи спасали русских от преследований бандитов, как парень-чеченец заступился за русскую девушку. Сама была свидетелем того, как мой одноклассник подрался с чеченцами, спасая русского парня. Чеченцы часто помогали выживать многим русским бабушкам и дедушкам, носили продукты питания, помогали по хозяйству. С моей мамой, учительницей немецкого языка, родители-чеченцы делились маслом и хлебом, который в то время было трудно достать. Приносили с просьбами не уезжать, доучить хотя бы до конца года их ребенка. Не всем чеченцам нравился беспредел, многие наряду с русскими уезжали в большие города, в основном это были преподаватели вузов, работники министерств. Уезжали они почти все в Россию. Те, кто понимал, что в России они станут чужими, уезжали в Турцию, Германию, Францию. Вернувшиеся на родину чеченцы позже пожалели о своем выборе. В Чечне не было работы, школы закрывались, не функционировали даже поликлиники.

Вообще-то, о жизни в Чечне в начале 90-х можно рассказывать долго и много, можно приводить разные примеры жестокостей чеченцев-бандитов, о русских заложниках, о рабстве детей. Все это тяжело. Но невольно приходит мысль в голову: "А, может быть, это месть за пропавших вузовских преподавателей, за ни в чем неповинных маленьких детей, расстрелянных у себя дома бандитами, за бабушках в станице Червленой, изнасилованных бандитами?". Нет, сколько бы ни погибло от рук русских бандитов, сколько бы людей ни лишилось крова и родных, жестокая война не стоит того. Мстить всему народу - это не способ восстанавливать справедливость. Войне нет оправдания. Если этого не понять, можно легко оказаться ее жертвой.

Андрей Бабицкий:

Что сами чеченцы думают о том, что сегодня они остались в одиночестве, что большинство тех русских, которые выехали из Чечни, бежали отнюдь не из-за войны, а вследствие того, что стали людьми плохого сорта, что их жизнь и достоинство внезапно потеряли всякую цену для территории, которую они считали своей родиной.

Хасин Радуев:

Вспоминаю свое пионерское детство, время надежд, мечтаний, когда казалось, что все впереди, что ждет тебя интересная, насыщенная радостными событиями жизнь, согретая любовью, мужской дружбой, привязанностью братьев и сестер. В пионерском лагере "Дружба", который находится на берегу реки Хул-Хулалу, на том самом месте, где позже образовалась учебно-тренировочная школа "Кавказ", больше известная как лагерь Хаттаба, я подружился с двумя мальчишками. Звали их Костя и Леша. Костю я познакомил с моими родителями. У нас завязалась настоящая дружба. Мои сельские друзья приняли его как своего. Мы дружили несколько лет, а затем Костя уехал из Грозного, с тех пор я потерял своего друга детства, я не знаю, где он сейчас. Помню, что его родители были нефтяниками, и Костя уехал из республики, когда окончился срок их командировки. Повзрослев, я вернулся в тот многоэтажный дом в поселке Черноречье, где когда-то был у него в гостях. Но там жили чеченцы и новый адрес бывших жильцов этой квартиры они, естественно, не знали.

В начале 90-х годов, когда после распада СССР в Чечне начались известные политические процессы, русские потянулись из республики. Уезжали по разным причинам: закрывались заводы, на которых они работали, кто-то надеялся найти лучшую жизнь за пределами Чечни, другие уезжали подальше от разгулявшегося криминала. Мои грозненские соседи, кажется, держались дольше всех. Тетя Люба торговала на рынке вместе с чеченками, продавала в основном старые книги, лампочки, хозяйственное мыло, жвачку, печенье. Однажды, перед штурмом Грозного российскими войсками в декабре 94-го, когда город уже подвергался бомбардировкам, я предложил ей немножко денег, чтобы она могла запастись хоть какими-то продуктами. Тогда казалось, что бомбардировка - это страшное недоразумение, все должно вот-вот закончиться. Тетя Люба денег не взяла и даже, немножко обидевшись, сказала: "Что, я даром на рынке торговала?". Началась война, и она уехала. Из нескольких русских семей в войну осталась только одна молодая женщина Оля, которая вскоре вышла замуж за чеченца. Муж отправил ее в село к своим родственникам. Покинула наш дом и старая учительница русского языка, которая прожила в Грозном около тридцати лет. В трудное время, в 1993-м году, она собирала полевые цветы и предлагала их купить прохожим. Брать просто так денег эта гордая женщина не хотела и, чтобы как-то ее поддержать, мы покупали у нее эти скромные букеты. У русских, также как и у армян, евреев, ногайцев, в Чечне осталось нечто такое, что невозможно посчитать или потрогать, осталась часть жизни, друзья, могилы отцов.

В аэропорту "Внуково" однажды ко мне подошел человек средних лет и спросил: "Как там на родине, в Грозном?". - "На чей родине?" - переспросил я. "На моей" - ответил он. Оказалось, что мой собеседник до войны работал в грозненском аэропорту и в городе не раз видел меня. Алексей, так его звали, рассказал, что часто подходит к окошкам, где регистрируются пассажиры, отправляющиеся на Северный Кавказ, в надежде увидеть хоть какого-то знакомого из Чечни. Я его понял. Русских из Чечни в российской глубинке называют чеченцами, и они не обижаются. Безусловно, потеряв большую часть русскоязычного населения, республика стала другой, но уехали не все. В том же Сержень-Юрте живет Вера Михайловна. Во время обстрела Шали весной прошлого года она потеряла дочь, которой было всего восемнадцать лет. Галина Сергеевна, учительница математики, каждый раз во время "зачисток", как и чеченские женщины, пытается спрятать своего сына-подростка от российских военных. Продолжающаяся война, аресты, обыски, насилия над людьми не прибавляют у чеченцев любви к русским, хотя мой друг детства Костя, Алексей из аэропорта "Внуково", дядя Жора, сантехник нашего дома, или королева нашего пионерского отряда Наташа здесь не при чем. Грустно все это.

Андрей Бабицкий:

Грязь и пыль чеченских дорог. Тема, выбранная для своих заметок о войне психологом Леонидом Китаевым-Смыком.

Леонид Китаев-Смык:

Такое сочетание слов как "пыль и грязь войны", кажется, как и выражение "пули и бомбы", "боль и кровь", все это усиливающие друг друга слова-определения военных трагедий и невзгод. В действительности все сложнее.

Психологическое влияние на солдат грязи и пыли совершенно различное. Сначала о психологическом синдроме, возникающем от грязи на войне. Там нередко возникает смещение, перенос образа врага с боевого противника на любые другие неблагоприятные факторы. Против них часто непроизвольно, неконтролируемо рациональным сознанием, выплескивается раздражительность, злоба, агрессивность. И, наверное, самым ненавистным для всех в военных лагерях во время дождей становилась грязь под ногами. По траве ходить опасно - могут быть мины, а пешеходные тропинки и размешенные гусеницами танков дороги, даже после небольшого дождя, становятся в Чечне непролазными. Грязь набивается в ботинки, пачкается амуниция, липкая грязь в палатках, в БТРах, на блокпостах. Она в Чечне вязкая и очень скользкая. Поскользнувшись, упадешь, потом не отмыть.

На чеченскую грязь жаловались мне все. Два кадровых офицера написали рапорты, трудно представить себе такое, об увольнении из армии из-за грязи. Их командировали в мирный город Владикавказ, в получасе езды от Чечни, чтобы они отдохнули от боевых перегрузок. Работая в мирном российском селе, даже приезжие горожане уже за неделю привыкли бы к дождям, к грязи под ногами, перестали бы ее замечать. В Чечне образ смерти, оказывающий психологическое давление, "перетекает" на ставшую врагом вполне реальную грязь под ногами. В психоанализе это называется замещением, переносом. Участившиеся ссоры, обиды, неподчинение командирам - это тоже перенос образа врага на реальных сослуживцев. Российские военные называют грязь чеченским асфальтом. Может быть, ощущают как бы причастной ее к боевым действиям или желают чувствовать под ногами, под гусеницами танков твердое покрытие дороги, отданное бронетехнике, а не ускользающее природное тело земли. На ее скользкой поверхности даже тренированные бойцы лишаются вертикальности, стремительности. Нелепо размахивающих руками, балансирующих по грязи людей злит собственная детская беспомощность. Предельно напряженные войной внимание и воля ломаются внезапной неспособностью устоять на земле, безумием тела, падающего в грязь. Беспомощность и своя неустойчивость находят олицетворенного врага - чеченскую грязь.

Иной психологический синдром возникает на войне от пыли. В сухую погоду, в жару пыль брызгами летит из-под гусениц танков, из-под больших колес БТРов. Земля в Чечне состоит из мельчайших частиц, горячий воздух поднимает их вверх стеной на десятки метров, облаками пыли. В этих черных облаках призраками чудовищ, отрыгивающих солярную гарь, катит бронетехника. Когда смотришь на нее сквозь пыль, то кажется, что у броневых чудищ живые головы, они замерли, нахохлились. Это головы солдат, сидящих на броне. И БТРы, и солдаты на них покрыты слоем пыли, пятен камуфляжа не видно, их покрыла чеченская земля. Головы солдат, едущих на броне, до бровей повязаны косынками, лица до глаз замотаны тряпками, или в масках. Все земляного цвета: танки и БТРы, одежда и лица. Автоматы и гранатометы тщательно обмотаны излохматившимися тряпицами, ведь надо уберечь оружие от пыли. Чеченцы, глядя на российских солдат, проносящихся на броне, ворчали: "Боятся нас, лица скрывают". Солдаты не боятся, страх вытеснен скоростью танков и пылью.

Прапорщик говорил мне: "Пыль на марше не хуже дымовой завесы". Чеченцам БТР почти не виден, из гранатомета или автомата им не попасть в нас. Пыль пропитывает всю одежду. Черные тела под черным нательным бельем я видел в солдатской бане. В 15-м полку Таманской дивизии баню развернули из специального фургона в лесу, менее чем в километре от чеченских укрепленных позиций, в окруженном тогда Грозном. Это было в начале 2000-го года. Нет слов, чтобы описать радостных солдат с вениками выходивших из парилки, окунавшихся в холодный январский ручей.

Рассказывали, что солдатский бушлат, "б/у" - значит бывший в употреблении, так пропитан пылью, что тяжелее нового на восемьсот граммов. Это значит, что солдат носит на себе почти килограмм чеченской земли. У солдат после марша одежда и лица земляного цвета, волосы на головах торчат земляными клочьями.

Пыль обезличивает. В сумерках бойцы как движущиеся глыбы земли. Одинаково печальными кажутся глаза, слезящиеся из-за пылевого конъюнктивита. Военные психологи отметили, что эта обезличенность кажущаяся. Когда солдаты становятся вроде бы неотличимыми друг от друга, тогда для каждого из них оказываются очень значимыми их глубинные психологические особенности, различия мышления и эмоций, манеры поведения, способность подчиняться и подчинять. Став как бы одинаковыми внешне, солдаты начинают лучше понимать и ценить друг друга, быстрее возникает боевая привязанность, тяжелее становятся утраты. Под слоем одинаковой пыли психологические и моральные различия становятся заметнее, а бойцы душевно ближе и дороже друг другу. Конечно, есть и проблемные личности. Один военный психолог рассказывал мне о контрактнике. Пыль, покрывавшая его в рейсах на бронетехнике, представлялась ему могильной землей, под которой его начали хоронить.

Итак, сочетание опасностей войны и простой природной грязи психологически воздействовало на солдат, поворачивая, инвертируя их внимание во вне, на их окружение. В нем чудился, невольно разыскивался мистический враг, и образ этого врага мог концентрироваться на грязи. А вот сочетание войны с пылью, напротив, инвертировало, поворачивало внимание солдат как бы внутрь их психического самоосознания, к поиску психологических нюансов в психике соратников, быстро становящихся друзьями, боевыми побратимами.

Андрей Бабицкий:

Чеченская война носит отчетливо выраженный экстенсивный характер. Каждый день она пытается покинуть отведенные ей пределы и освоить новые территории. Соседняя республика - Ингушетия. Российские генералы неоднократно заявляли, что она должна быть отдана под их контроль.

Юрий Багров:

В Ингушетии дислоцируется несколько воинских подразделений, входящих в состав дивизии "Дон". Наибольший дискомфорт от присутствия военных испытывают люди, проживающие в приграничном с Чечней Сунжинском районе Ингушетии.

Привыкнув к полной безнаказанности в Чечне, военные ведут себя также и в соседней республике. Мне приходилось наблюдать, как мчащийся на большой скорости БМП недалеко от станицы Орджоникидзевская, столкнул в кювет припаркованный на обочине легковой автомобиль. Не останавливаясь, боевая машина с замазанной белой краской номерами, промчалась дальше. В другой раз я видел, как сидящие на броне БТРа солдаты, проезжая через ту же станицу, открыли огонь из автоматов по домашней птице в одном из частных дворов. Военные заезжают в населенные пункты, как правило, за покупкой сигарет и спиртных напитков. Нередки случаи, когда они прибывают уже нетрезвые. В начале второй военной кампании группа контрактников, находящихся в состоянии сильного алкогольного опьянения, практически в упор расстреляла молодую девушку-ингушку, отказавшуюся продать им водку. В Ингушетии тогда действовал "сухой закон", введенный президентом республики Русланом Аушевым. Практически каждый день в районную прокуратуру обращаются люди, ставшие жертвами противоправных действий российских военных. Говорит прокурор Сунжинского района Ингушетии Геланий Мержуев.

Геланий Мержуев:

Конечно, и присутствие войск, и расположение района по соседству с Чеченской республикой определенные трудности нам представляет. Это огромное количество беженцев. Население, допустим, Сунжинского района за счет официально зарегистрированных в два раза увеличилось. И само присутствие войск. Очень много поступает обращений граждан, жителей населенных пунктов о том, что у них пропадает скот. Есть определенные трудности в связи с расположением вблизи воинского формирования. С жалобами обращаются. Мы, по мере возможности, пытаемся помочь. Но есть большие сложности, как в работе, так и от населения очень много жалоб поступает. Вот эти выдвижные всевозможные блокпосты, на которых производится досмотр, проверка документов. Само проведение таких мероприятий никаких трудностей, сложностей, неудобств для населения не представляет. Но в какой форме они проводятся!? В основном жалобы на это. В грубой форме, с таким пренебрежительным отношением, всевозможными затягиваниями. Можно проверить и отпустить, чтобы дальше поехали, а они усложняют это дело.

В суд заявлены иски в интересах граждан, допустим, по скоту. Оттого, что рядом расположены воинские части (там гаубичные батареи, самоходные орудия большие стреляли) у многих жителей потрескались дома. Выезжала специальная комиссия, определяли ущерб, и по этому ущербу предъявляли иски к Минобороны Российской Федерации. Иски по забою, расстрелу скота или похищению скота. Мы устанавливали, находили недалеко от воинских частей останки животных.

Юрий Багров:

Наиболее часто стычки между населением республики и военнослужащими происходят в Асиновском ущелье. На этой приграничной территории расположено несколько ингушских селений. Жителям населенных пунктов Галашки, Мужичи, Верхний Алкум, чтобы добраться домой, приходится миновать несколько армейских блокпостов, на каждом из них люди подвергаются тщательному досмотру, проверке документов. По утверждению самих сельчан, им не раз приходилось слышать оскорбления и издевательства в свой адрес. А недавно в ингушском селении Верхний Алкун военнослужащие провели так называемую "зачистку". Военные врывались в дома, производили обыски. Имеются факты пропажи личных вещей и драгоценностей.

Геланий Мержуев:

Военнослужащие входили в жилое помещение, проводили там обыск, высказывали угрозы в отношении жителей, когда они препятствовали, требовали предоставления соответствующих документов, на основании чего можно проводить обыск. Но на эти требования они высказывали угрозы, обзывали их бандитами. Есть несколько случаев, когда пропадали личные вещи, деньги в том числе. С ними грубо обращались. Был один случай, когда женщина в обморок упала. Она страдала сердечно-сосудистыми заболеваниями, ей стало плохо, упала, дети ее откачивали. Доставить в больницу они не имели никакой возможности, так как село было блокировано на протяжении 5 - 7-ми часов. Полностью въезд, выезд села был заблокирован.

Юрий Багров:

Таковы известные факты правонарушений только в одном районе республики.

Андрей Бабицкий:

Вашингтонский военный центр оборонной информации опубликовал в своем еженедельном сборнике анализ военных действий в Чечне с характеристикой сторон, принимающих участие в военных действиях. Автор публикации Томас Валашек, аналитик центра. Статья озаглавлена - "Чеченская война меняет лицо".

Ирина Лагунина:

Дела у российской армии в Чечне, похоже, идут неплохо. Большая часть республики под контролем Москвы. Уже с десяток раз российские генералы объявляли о своей полной победе. Но война далека от завершения. На самом деле выглядит все так, что россияне вообще выиграли сражение, но проиграли войну. К чему привело российское вторжение? К тому, что борьба за независимость превратилась в джихад - священную войну. В Чечне все это время происходил не один, а два конфликта. Первый, о котором слышал весь мир, настроил практически все население республики, в том числе и гражданское, против российских военных. Но внутри самих чеченских отрядов, воевавших против российского вторжения, развивался второй конфликт - борьба за самовыражение, за религию, за связи с исламским миром. На одной стороне этого конфликта были люди типа выдвиженца Кремля, бывшего муфтия Ахмада Кадырова. Кадыров боролся за независимость Чечни в войне 1994-1996-го годов, но выступил против жестких форм ислама, которые пытались насадить в республике в период перемирия некоторые клерикалы и вожди Сопротивления. На другой стороне командиры отрядов, которые выступили изначально на стороне Сопротивления, в основном как борцы за независимость, без религиозного основания, но затем повернулись к исламу в попытке получить деньги, оружие и моральную поддержку. Российские действия привели к тому, что даже относительно умеренные политики не рассчитывают на политические методы борьбы или не могут участвовать в политическом процессе. Президента Чечни Аслана Масхадова, с одной стороны, обвиняют в тяжких преступлениях российские власти, а с другой с ним мало считаются собственные командиры. Даже риторика наиболее известных командиров отражает этот сдвиг от войны за независимость к войне за религию. Возрастающая роль ислама с особой наглядностью проявилась 6-го июня, когда первая группа чеченских террористов-самоубийц напала на бараки российской армии. О террористах- самоубийцах, основе войн в Ливане и Палестине, в первую чеченскую войну 1994-1996 гг. даже не слышали. А 6-го июня терракты, проведенные таким образом, стали широко распространенным явлением. 3-го июля, например, произошла скоординированная акция, в которой участвовали трое таких террористов. Чеченские источники сообщили, что всего около пятисот добровольцев выразили желание исполнить подобные терракты. Партизанская война, к которой прибегли оставшиеся чеченские формирования, не требует больших ресурсов. Потери среди бойцов пополняются добровольцами из-за рубежа. Военное присутствие российских сил в Чечне вряд ли остановит поток добровольцев и оружия. Не остановит этих бойцов и перспектива (правда, на данный момент в лучшем случае очень отдаленная, если вообще реальная) заключения соглашений между Россией и Чечней. Цели Сопротивления сместились от борьбы за независимость к борьбе за установление исламского государства не только на территории Чечни, но и в соседнем Дагестане, а эта цель уже не приемлема ни для России, ни для нынешнего дагестанского правительства. Так что война, о которой говорилось, что она закончилась месяцы назад, вероятно будет продолжаться нескончаемо долго, до тех пор, пока в конец не истощит российскую армию. Она породила в чеченском обществе силы, не способные пойти на компромисс и не обладающие тенденцией к саморазрушению или к разложению.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены