Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[09-04-05]
Дорога свободыВедущая Кристина Горелик Правозащитники и представители Генпрокуратуры о росте экстремистских настроений в российском обществе; Поборы с родителей в школах; Олег Панфилов о нападении на журналистов в ВоронежеКристина Горелик: В России даже небольшая ссора может очень быстро перерасти в национальный конфликт, как случилось в Новороссийске, когда драка молодых людей закончилась армянскими погромами казаков. И так нестабильная ситуация только подогревается на местах бездействием властей и нежеланием правоохранительных органов наказывать виновников событий. Когда начнет работать статья "Разжигание национальной вражды" вместо статьи "Хулиганство", и что нужно сделать, чтобы власти пресекали рост экстремистских настроений в обществе, об этом я беседую с директором Московского бюро по правам человека Александром Бродом и советником юстиции, старшим научным сотрудником НИИ Генпрокуратуры России Борисом Пантелеевым. Но перед тем как начать нашу беседу, давайте послушаем, что же произошло в городе Новороссийске. Рассказывает Роман Кагреманов. Роман Кагреманов: Новороссийские правозащитники готовят обращение в Верховный суд России с претензиями к городским правоохранительным органам по поводу расследования дела об армяно-казацком конфликте, спровоцированном массовой дракой. В ночь на 22 марта группа молодежи, состоящая из армян и греков и отмечавшая в кафе день рождения, сцепилась с представителями казачества во главе с атаманом Владимиром Петрушей, его в этой драке ранили ножом. Сейчас его состояние стабильное, он идет на поправку, однако это ранение чуть не выросло в межнациональный конфликт. На следующий день после драки казаки решили наказать виновных своими силами. Рассказывает глава армянской диаспоры Новороссийска Владимир Мхитарян. Владимир Мхитарян: Собрали с других районов, городов казаков, атаманов, с лозунгами антиармянского настроения, разжигающими межнациональную рознь, прибыли, собрались возле кафе "Смак", начали бить стекла, витрины, бить автомобили, бить людей темного цвета кожи, требовать выселения. Роман Кагреманов: "Терпеть разгул армянского беспредела, мы не можем и не будем. Мы в состоянии и обязаны защитить себя, свои семьи, свою землю и свою честь. Наш долг - остановить армяно-кавказский беспредел". Такими словами завершалось письмо, направленное Новороссийским советом казачьих атаманов руководству города, которое поначалу приняло сторону казачества. Эту ситуацию прокомментировал эксперт Новороссийского комитета по правам человека Вадим Коростолев. Вадим Коростолев: После того, что произошло, были события, которые явно выходят за рамки правового поля и рамки нормальных отношений. Во время встреч представителей казачества с руководством города звучали антиармянские лозунги, и никакого отпора со стороны властей такие лозунги не получили. Роман Кагреманов: Когда весть о межнациональном конфликте достигла краевого и федерального руководства, в Новороссийск прибыл атаман Кубанского казачьего войска Владимир Громов. На встрече с представителями сторон конфликта и городскими властями он потребовал наказать виновных в погромах. Тут и милиция отреагировала, распустила митинг наиболее воинственно настроенных и задержала на въезде в город несколько автобусов с подмогой из соседних станиц. Исполняющий обязанности новороссийского атамана Михаил Юрьевич Красов признал, что некоторые представители казачества действительно перегнули палку, раздув драку до войны национальностей. Михаил Красов: На сегодняшний день нет практические случаев продолжения этого конфликта. Я все-таки склонен к тому, что конфликт имел бытовой характер. Хулиганские действия, которые были со стороны той и другой стороны, они оцениваются сейчас прокуратурой. Ситуация негативная. Хулиганство с обеих сторон. Роман Кагреманов: Возбуждено уголовное дело по статье "Хулиганство". В конце апреля прокуратура планирует передать материалы дела в суд. Кристина Горелик: Итак, достаточно просто поднести спичку, чтобы вспыхнуло пламя национальной ненависти. Александр Брод, Бюро по правам человека, директором которого вы являетесь, проводит постоянный мониторинг ситуации с развитием экстремизма в российских регионах. Такая нестабильная ситуация, она по всей России? Александр Брод: Да, практически в каждом регионе вспыхивают конфликты, подобные этому. Недавно был конфликт в Ярославле, где депутат местного законодательного собрания требовал выселения цыган, требовал чуть ли не закрывать, сжигать их дома. Антитаджикские настроения были минувшим летом в Екатеринбурге, где правонарушение одного таджика переросло в негативное отношение депутатов местного законодательного собрания и некоторых местных экстремистов ко всей таджикской диаспоре в Екатеринбурге. Снова звучали требования к выселению, чуть ли не была спровоцирована резня. Вообще, если говорить об общем уровне ксенофобии, то, безусловно, он растет, увеличивается количество инцидентов на почве этнической ненависти. Тут можно назвать и нападения скинхедов; их нападения, избиения стали более жестокими, более частыми. Постоянно издаются радикальные националистические газеты, проникнутые антикавказскими, античеченскими, антисемитскими настроениями. Реакция правоохранительных органов, к сожалению, достаточно вялая. Кристина Горелик: У меня вопрос к представителю Генеральной прокуратуры Борису Пантелееву. Между прочим, очень много жалоб от правозащитников, что в российских регионах следователи не возбуждают дела по статье "Разжигание межнациональной розни" и, как правило, даже те же самые скинхеды проходят по статье "Хулиганство". Почему такое нежелание возбуждать подобные дела? Борис Пантелеев: Я представляю Институт Генеральной прокуратуры, который является научным и исследовательским подразделением, в рамках которого мы отслеживаем изменения в законодательстве и общественное мнение по поводу деятельности правоприменителей, в том числе и в этом, действительно, очень остром, актуальном вопросе. По нашему мнению, ситуация, действительно, сложная. Наше общество поражено ксенофобией, эта проблема реально существует, в том числе и в правоохранительных органах. Задача заключается в том, чтобы понять, насколько существующее сейчас законодательство эффективно, насколько оно реально способно пресекать подобного рода факты. И вот когда мы анализируем эту ситуацию, мы можем сделать такие выводы, что сам по себе закон противодействия экстремистской деятельности, поправки в Уголовный кодекс, в связи с этим внесенные, - они на начальной стадии, если вспомнить процедуру их принятия, вызвали очень негативную реакцию именно со стороны правозащитного сообщества, которое говорило, что само понятие "экстремизм" не является правовым и может быть истолковано очень широко. Что нужно все-таки по факту оценивать действия людей, по их проявлениям в реальности, а не по тому, что они думают или намереваются совершить. И вот сейчас эта практика постепенно, на мой взгляд, налаживается. Мы можем утверждать, что некое табу, которое действительно существовало, скажем, на использование такого определения, как "совершение преступления на почве национальной вражды", "религиозной ненависти", оно исчезает из умов, из практики наших профессиональных юристов. Хотя, действительно, легче оценить, скажем, поножовщину, как поножовщину, а не как некие проявления физической ненависти к представителям другой национальности, другого вероисповедания. Действительно, проблема в этом плане существует еще и потому, что само законодательство достаточно новое и в нашей практике оно еще экспериментально используется, можно так сказать. Кристина Горелик: Существует ли четкое определение, что значит "экстремистские действия", "действия, направленные на разжигание национальной вражды"? Когда скинхеды избивают уроженцев с Кавказа, это что, это разжигание или нет? Или когда выбривают кресты на затылках у мусульман или у евреев? Как определить? Почему милиция трактует эти действия как хулиганство, например? Борис Пантелеев: Мы анализировали Уголовный кодекс, составы преступлений, и пришли к выводу, что несколько десятков преступлений могут в принципе совершаться с умыслом субъективной стороной и именно такой. То есть суть низменных мотивов заключается в нетерпимости, в национальной, религиозной вражде. Но законодатель определил такого рода действия четко в законе только применительно к призывам, к пропаганде, к определенным составам преступления, не ко всем, скажем так. Кристина Горелик: То есть существуют белые пятна в законодательстве, вы считаете? Борис Пантелеев: Назвать это белыми пятнами: это, скорее, такая широкая трактовка, которая каждый раз должна устанавливаться. Субъективная сторона каждого преступления должна выясняться в каждом конкретном случае. Кристина Горелик: Александр, как вы считаете, законы у нас хорошие, но они не работают, или, действительно, у нас несовершенное российское законодательство, как говорит Борис Пантелеев, и поэтому невозможно привлечь к ответственности этих людей? Александр Брод: Я бы сказал, что законодательная база сформирована. Единственное, конечно, закон нуждается в поправках, и мы со своей стороны несколько предложений внесли в комитет по законодательству Государственной Думы, Павлу Крашенинникову, но, к сожалению, вот уже несколько месяцев рабочая группа по рассмотрению этих поправок не может собраться. Это очень, так сказать, для нас тревожно, непонятно. Увеличивается количество преступлений на почве национальной вражды, скинхеды убивают по 40 человек ежегодно, так сказать, закон не совершенствуется. В конце концов, мы предлагаем создание специального экспертного сообщества для экспертизы радикальных текстов, идеологии националистической группировок и это помогло бы и прокуратуре, и судам, и милиции. С другой стороны, конечно, квалификация работников милиции оставляет желать лучшего, и мы сталкиваемся с этим, что некоторые просто очень плохо разбираются в радикальной литературе, в идеологии расизма, а антисемитизма. Многие просто заражены антикавказскими настроениями. Поэтому необходимо регулярно вести семинары с участием экспертов, с участием опытных представителей того же НИИ Генеральной прокуратуры, где есть очень серьезные правоведы и психологи, и социологи. Мы начали такие семинары, уже провели в прошлом месяце, приглашали представителя полиции Нидерландов, который рассказывал об опыте их страны. Кристина Горелик: Милиция тоже участвовала, да? Вы приглашали сотрудников правоохранительных органов в качестве учеников? Александр Брод: Милиция участвовала. Были представители управления общественных связей Министерства внутренних дел. Кристина Горелик: И каковы результаты? Александр Брод: Интересная ситуация. В МВД одно управление готово сотрудничать с правозащитниками и понимает важность проблемы ксенофобии. В один и тот же день может, например, какой-то руководитель другого управления сказать, что никаких скинхедов нет, что это футбольные фанаты, что это молодые патриоты, что нужно кончать с засильем, так сказать, мигрантов и так далее. То есть вот эта несогласованность, отсутствие какой-то общегосударственной, такой национальной программы по правовому противодействию ксенофобии, по просвещению, по образованию, вот нет такой программы. И еще один важный аспект. Сама власть провоцирует рост ксенофобии. С одной стороны, это дефицит демократии, это проблема, будем говорить, нажим на гражданское общество, ограничение. Все это порождает определенные проблемы. Крах социальных реформ породил очень большую агрессию социальную, этническую, ксенофобию. Поскольку все эти митинги и пикеты по поводу монетизации проходят под лозунгами также борьбы с олигархами, с кавказцами, евреями и так далее. То есть власть с одной стороны устами высших должностных лиц говорит о недопустимости ксенофобии, экстремизма, с другой стороны, развалом социально-экономической политики, давлением на демократию порождает всплеск ксенофобии. То есть вот такой порочный замкнутый круг. Я очень надеюсь, что все-таки демократические силы объединятся, выступят консолидировано на следующих выборах и, по крайней мере, будет противовес у партии власти и тех националистов, которые сидят в Госдуме, так сказать, не унимаются, постоянно рождается то "письмо 500-т", то "5 тысяч" и так далее и другие ксенофобские, националистические заявления. Необходимо разработать какую-то общегосударственную программу образования и просвещения. Посмотрите, у нас нет абсолютно никаких просветительских передач, которые бы воспитывали толерантность, которые были бы посвящены диалогу культур, диалогу этносов, населяющих Россию. Нет программ и передач, которые бы разоблачали ксенофобские, расистские мифы. В школьном образовании до сих пор нет специальных курсов о Холокосте, причем не только о еврейском холокосте, но и геноциде в отношении цыган, армян и других этнических сообществ. Совсем недавно в школьных учебниках появилось слово "Освенцим", но надо же все-таки идти как-то в ногу со временем, нельзя так катастрофически отставать в плане образования. Ну и, конечно же, необходимо все-таки повышать квалификацию правоохранительных органов. Здесь требуется какая-то интеллектуальная, будем так говорить, подоплека что ли. Необходимо уметь доказывать эти дела, объяснять их. Ну и, естественно, у сотрудников правоохранительных органов нет ни времени, ни желания возиться с такими громоздкими делами, поэтому они рассматриваются всегда по остаточному принципу. Кристина Горелик: Очень жаль, что среди нас нет представителя Министерства внутренних дел, чтобы он ответил на многие подобные вопросы. Я его приглашала, но, к сожалению, он не смог придти к нам на программу: А перед Генеральной прокуратурой, конечно же, тоже много вопросов. В частности, например, должна ли она реагировать на антисемитские заявления депутатов Государственной Думы? Борис Пантелеев: Да, конечно, я полностью согласен в этом плане с теми замечаниями, которые высказал Александр Семенович. Мы до сих пор не имеем этого самого правового, юридически выверенного определения, что же такое фашизм, не "коричневая чума" - политическое определение, которое мы все знаем и которое мы ненавидим горячо, - а вот что такое это с точки зрения права, современно действующего российского права. Это большая проблема. Поэтому упрекать наших правоприменителей, работников прокуратуры и милиции, скажем, в том, что они недостаточно активно борются с фашизмом, у меня, например, не поднимается рука такое заявление делать. Так вот ситуация с экстремизмом на самом деле не менее сложная. Это тоже политологический термин. И он, как мы все понимаем, очень широко может быть истолкован. Он введен в право всего лишь три года назад и есть большие проблемы с его пониманием различными ведомствами, судом. Поэтому, действительно, то, что наши работники милиции отваживаются иногда ввязываться вот в эту работу: Я это понимаю как судья, который работал судьей в районном суде и рассматривал гражданское дело было по иску некоего деятеля из Татарстана, которого в газете назвали лидером казанских фашистов. Мы вынуждены были неоднократно откладывать заседание, чтобы найти эксперта, который бы подтвердил, что такое определение имеет право на существование, и журналисты были правы. А истец, тот самый неонацист, скажем так, он вел себя очень уверенно, потому что он приносил справочник 1953 года, где было написано про фашизм совсем иное. Кристина Горелик: Но все-таки, мне кажется, что если было бы желание, то можно было бы возбуждать дела по разжиганию национальной розни. Какова ситуация в России, можно судить по данным Александра Брода, который сейчас сказал, что ежегодно 40 человек убивают скинхеды. У вас есть какая-то статистика, сколько экстремистски настроенных молодых людей были осуждены за подобные преступления, сколько дел возбуждалось по разжиганию межнациональной розни, сколько дел вообще дошло до суда? Борис Пантелеев: Наше подразделение изготовило методические рекомендации по применению статьи 282 Уголовного кодекса "Разжигание межнациональной розни", поэтому мы, естественно, стараемся отслеживать именно практику применения этой статьи. Что можно констатировать? 2003 год, например, был охарактеризован некоторым спадом активности в возбуждении, проверке таких материалов и доведения их до суда. Что касается прошлого года, 2004-го, то мы отмечаем повышение активности. Конечно, порядок цифр, я думаю, вас не удовлетворит, но речь идет, скажем, о 50 делах, которые активно разрабатывались следственными органами. Кристина Горелик: А сколько дошло до суда? Борис Пантелеев: К сожалению, сейчас я не готов ответить на этот вопрос. Кристина Горелик: Александр Брод, у вас есть какая-то статистика? Александр Брод: Могу сказать, что до суда в среднем доходит в год порядка 15-20 дел, из них выносится обвинительных приговоров в среднем где-то 10 ежегодно. Это просто недостаточно, неадекватно тому количеству, тому валу инцидентов, которые мы наблюдаем ежемесячно. Кристина Горелик: Спасибо. Я благодарю за участие наших гостей. На очереди рубрика Алексея Симонова. Алексей Симонов: Мы ведем программу "Зеркало для зеркала". Нашим партнером по Поволжью является Сергей Гришин, кандидат философских наук, издатель, бывший редактор одной из газет. Он закончил мониторинг средств массовой информации в Саратове. Сереж, вы провели достаточно трудоемкое исследование саратовской прессы в ее переломный период. Какие эмоциональные ощущения? Сергей Гришин: В одной газете описывается ситуация, когда губернатора пригласили на митинг оппозиционеров. А пришли-то простые люди, пенсионеры, которые что-то хотели сказать, у них наболело, тем более это закон этот. А в газете появилась нравоучительная для этих пенсионеров на уровне оскорблений публикация. А эту проблему нужно попытаться понять, погрузиться. Алексей Симонов: Попыток таких нет. Сергей Гришин: Таких попыток нет. Второе - совершенно не вижу желание всех редакций работать в режиме диалога. Когда автор публикации публикует электронный адрес или адрес свой, чтобы получить отклики. Какая-то возможность обратной связи, такой общий адрес для переписки, например. Следующий принципиальный момент - это информационная зависимость СМИ или можно даже больше сказать, практически почти все СМИ сидят на информационной игле власти. Самая парадоксальная ситуация заключается в чем? Что вот, губернатор Аяцков не назначается, и вдруг СМИ не о чем писать, не о чем говорить, они теряются, несколько дней просто выходят редакционные запасы, лишь бы что-то поставить на полосы. Алексей Симонов: То есть это происходит не только с прогубернаторской, но и с оппозиционной прессой? Сергей Гришин: Да. Самый как раз интересный вывод, что это происходит со всеми буквально, всем вдруг оказывается не о чем писать, не о чем говорить. А есть проблемы, которые действительно волнуют граждан, не менее насущны, не менее значимы, которые должны звучать постоянно. Алексей Симонов: И этого тоже нет. Сергей Гришин: И этого тоже нет. Потом как бы они опоминаются, первый шок проходит, и тут появляются опять определенные сюжеты. Алексей Симонов: Что значит - появляются определенные сюжеты? Сергей Гришин: После этой прострации: Алексей Симонов: После этого вакуума. Как сказал сегодня Маралевич, период вакуума и безвоздушности. Сергей Гришин: Да. И после этого появляется, да, действительно, реальные проблемы: например, ТСЖ (товарищество собственников жилья). Какой-то стопор проходит для большинства СМИ, и они возвращаются к той проблематике, которая действительно волнует граждан. Другой момент. Вот появляется эта проблематика социальная, при этом гражданское общество шире. Она, на мой взгляд, связана не с редакционной политикой, то есть не с сознательным внедрением на полосы или в радиопередачи каких-то блоков, без которых, условно говоря, вот это не формат, не пройдет, что не будет хотя бы одного материала. Нет. Это связано с личностным фактором тех или иных журналистов. А так как круг журналистов, которые интересуются проблематикой гражданского общества, ограничен, то и получается, куда перекочевал этот журналист, вот там эта проблематика и зазвучала. Ушел из этой редакции, все, эта проблематика исчезла. Алексей Симонов: Портрет бизнеса на страницах прессы? Сергей Гришин: Здесь парадоксальная ситуация. Такое ощущение, что вакуум, нет бизнеса как такового как будто бы. С одной стороны, это связано с редакционной политикой: все, что с бизнесом, только за деньги. А второе, это я называю элемент безграмотности журналиста. Но бизнесу все равно нужен выход, бизнес не может без диалога опять же поставить перед властью, может быть меньше перед населением, но перед властью он хочет поставить эти вопросы. Тогда что делает бизнес? Бизнес приспосабливается к специфике саратовских СМИ, и чтобы проникнуть на страницы или, например, на телеэкран, надевает маску. Традиционная маска, как правило, это депутаты или, более распространенная даже, еще легче проходит, это маска партии. Если же он просто предприниматель, то его нет. Кристина Горелик: В России начался прием детей в первые классы. И, несмотря на российские законы, по которым в школу обязаны принимать, независимо от подготовленности ребенка и материальных возможностей родителей, на практике учеба обходится все дороже. Чтобы попасть в хорошую школу, ребенку нередко нужно пройти сложную процедуру тестирования и собеседования. Но даже одолев такие "вступительные экзамены", не факт, что ребенок сможет поступить в первый класс. Основным критерием поступления по-прежнему остается платежеспособность родителей. Рассказывает Анна Липина, Псков. Анна Липина: Как сообщили в Городском управлении образования, в нынешнем году правила приема в первые классы в школы Пскова останутся неизменными, сохранится заявительный характер приема, то есть никакого тестирования и отбора проводиться не будет. Между тем, на деле не все так просто. Многие родители будущих первоклассников стараются выбрать школу не принципу - самая ближайшая к дому, а по принципу - самая лучшая в городе. Записаться в обычную общеобразовательную школу по месту жительства не составляет особого труда, а вот чтобы попасть в так называемые элитные школы, где, как говорят, по лучшим образовательным программам детей учат лучшие педагоги города, надо постараться. В Пскове есть несколько школ, имеющих статус лицейских, однако стать лицеистами или гимназистами могут только дети, которые успешно прошли настоящие вступительные экзамены, которые официально называются тестированием и собеседованием. Рассказывает мама первоклассника Наталья Новикова. Наталья Новикова: Чтение обязательно. Загадки разнообразные на сообразительность. Например, такие вопросы задавали: сколько орехов в пустом стакане? Или: что такое велосипед? Или расставить числа или слова в определенном порядке. Но ведь не каждый ребенок может проявить себя с незнакомым человеком настолько открыто, чтобы показать, что он годится в гимназисты или лицеисты. Анна Липина: По словам Натальи Новиковой, успешно пройти тестирование еще не есть гарантия успешного поступления в лицей. По негласному правилу, приоритетом при поступлении пользуются дети платежеспособных родителей или занимающих определенное положение в региональном сообществе. Наталья Новикова: Такие дети, естественно, учатся за определенную мзду для школы. Я лично перед тестированием, зная, что мой ребенок стеснительный и робкий, вынуждена была попросить будущую учительницу в частном порядке позаниматься, подготовить ребенка к этому вступительному экзамену. Разумеется, за дополнительную плату. Анна Липина: Как говорит моя собеседница, попасть в элитную школу - это еще цветочки, а вот чтобы удержаться там, надо приложить усилия не только школьнику, но и его родителям. Наталья Новикова: Так называемый попечительский совет составляет схему изъятия денег и придумывает статьи расхода, например, ремонт школы, класса, охрану, ну и учителю, чтобы к ребенку относился помягче. Родители стараются что-то подарить, конверт с деньгами либо какие-то подарки, на которые учитель намекает. Это настолько уже принято и никого не шокирует. Каждый родитель, который в состоянии платить, естественно, заплатит. Анна Липина: Однако об этой стороне учебы в лицеях, гимназиях родители стараются молчать, чтобы не навредить своему ребенку. Кристина Горелик: В Оренбурге родителям отказывают в зачислении в школу по месту жительства, даже при том, что старшие дети учатся в этой школе. Тестирование при приеме в первый класс тоже входит в число обязательных мероприятий, за него родители еще и платят. Слово Елене Стрельниковой. Анна Сорокина: Комиссия сидит, и ребенок, конечно, придя в такое общество, он растерялся у меня и даже на элементарные вопросы не мог ответить! Хотя я знаю, что у мальчика знания есть. Елена Стрельникова: Такая ситуация, как у Анны Сорокиной, характерна сегодня для многих семей первоклассников в Оренбуржье. Родители оценивают знания своего ребенка как хорошие, у учителей другая точка зрения. Вот мнение учительницы начальных классов школы № 9 города Оренбурга Светланы Читкаревой. Светлана Читкарева: Родители очень уверены в своих детях. Но дети совершенно не могут назвать ни домашнего адреса, ни имя бабушки, дедушки, ни время года не могут назвать. Сейчас дети в первом классе не знают сказку "Репка", "Три медведя", но они хорошо знают, кто такой Дракула зато! Вчера абсолютно не волновались трое детей, себя вели свободно, но совершенно не слушали то, что им говорят. Они даже не улавливают вопросов. Елена Стрельникова: Но больше всего родителей возмущает необходимость платить за тестирование. - Мой внук идет в 40-ю школу. Уже поборы, уже мы платили 200 рублей за это тестирование. Елена Стрельникова: Я дозвонилась до директора 40-й школы города Оренбурга Татьяны Котовой. Татьяна Котова: У нас было такое предложение, это заседание совета школы, вносить в фонд школы по 200 рублей, но на добровольной основе. Елена Стрельникова: При поступлении в первый класс некоторые оренбуржцы столкнулись также с проблемой зачисления ребенка в школу не по месту жительства. Говорит Мария Иванова. Мария Иванова: В 52-ю школу не принимали по месту жительства - не подходим. Две девочки там учатся из многодетной семьи, нам конечно удобнее, чтобы платить поменьше за школу. Елена Стрельникова: Как сообщили мне в Управлении образования города Оренбурга, школа не имела права отказать в приеме не по месту жительства. Тем более, что старшие дети уже учатся в этом учебном заведении. Так что 1 сентября 2005 года Сережа Иванов станет первоклассником в той же школе, где учатся его сестренки. Кристина Горелик: Школьные поборы не заканчиваются с приемом в первый класс. В Ставрополье после трагических событий в Беслане с родителей начали собирать каждый месяц деньги на охрану школьных зданий. Рассказывает Лада Леденева. Лада Леденева: После событий в Беслане мэр города Владимир Шестопалов под предлогом борьбы за безопасность предложил взимать с родителей по 100 рублей в месяц за каждого школьника и распорядился обсудить этот вопрос на собрании в каждой из школ. Общегородской референдум - платить, не платить - в некоторых школах больше походил на митинг. - Ответственность за безопасность вас, меня, моих детей несет администрация города. У них нет денег на это! Нас это не должно волновать. Они должны изыскивать на это. (Аплодисменты.) Лада Леденева: Оказалось, что в городе нет специально обученной охраны для работы с детьми, обучить ее также предполагалось на деньги родителей. По данным отдела образования администрации Пятигорска, в городе 32 школы и 34 детских садах, это, по самым примерным подсчетам, около 30 тысяч детей, а значит, около 3 миллионов рублей в месяц и 30 в год. - Деньги сдаются родителями, они идут, прежде всего, в городскую казну. И те несчастные охранники, которые стоят, допустим, у нас на обходе, максимум получают 3 тысячи. Спрашивается, зачем собирать по 100 рублей и куда эти деньги пойдут? - Я не могу, например, выделить 100 рублей. И это, я думаю, нецелесообразно. Потому что все решетки, все сделайте, все равно, если им надо, они зайдут и убьют. Лада Леденева: Тема платной безопасности в школах долго муссировалась в местной печати, ее обсуждали в трамваях, магазинах и других людных местах и, наконец, всем городом сказали "нет" непопулярной инициативе. Однако какое-то время спустя под шумок в отдельных школах плату за безопасность все же ввели. - Вот у меня две дочери не работают, я пенсионер, я должен кормить их. И двое внуков в школе учатся, в школу за охрану 50 рублей надо платить! Придумали, за охрану. Вот, в 30-й школе. Лада Леденева: Не секрет, что бесплатное образование давно стало мифом не только для пятигорчан. Об этом пишут газеты, эту тему поднимают с трибун митингующие. Говорит преподаватель, профессор Пятигорского лингвистического университета Станислав Локтев. Станислав Локтев: В детские садики, детские ясли родители приходят, они платят взнос, равный 3 тысячам, а затем по 300 рублей в месяц, а затем на ремонт и так далее, и так далее. Высшее образование - принцип платности везде и повсюду, который закрывает дорогу для многих-многих молодых людей. Лада Леденева: Министр образования края Алексей Шаболдас не раз призывал ставропольцев сообщать обо всех случаях принудительной оплаты в системе образования, однако родители, как правило, предпочитают молчать и неспроста. - А вы знаете, как это отразится на детях? Из школы, может быть, не выгонят, но все это отразится на этих детях. Лада Леденева: Вот лишь один пример. Нет так давно родители первоклассников пятигорской школы-лицея № 15 обратились с жалобой в Министерство образования на учительницу, которая вынуждала их одаривать дирекцию, педколлектив и даже технический персонал. Педагогу грозило увольнение. В результате работы она так и не лишилась, а несколько детей, родители которых инициировали жалобу, были вынуждены перейти в другой класс. Кристина Горелик: Петр Пархоменко попросил прокомментировать эти сюжеты директора Департамента государственной политики в образовании Министерства образования России Исаака Калину. Исаак Калина: Можно или нельзя? Есть статья 50-я закона Российской Федерации об образовании и в ней есть пункт 13, который гласит: "Органы государственной власти и органы управления образованием могут создавать нетиповые образовательные учреждения высшей категории для детей, подростков и молодых людей, проявивших выдающиеся способности. Критерий отбора таких детей, подростков и молодых людей в указанное образовательное учреждение определяется учредителем и доводится до сведения общественности". Никаких других нормативных или законодательных вещей, позволяющих устраивать отбор в первый класс, не существует. Да, сегодня многие муниципалитеты открывают так называемые гимназии, лицеи и какое-то незначительное в общей численности школ количество может быть, что называется, отдано, я подчеркиваю, незначительное в общей численности, отдано под работу с такими детьми, как здесь написано, проявившими выдающиеся способности. Естественно, что это не имеет никакого отношения к первоклассникам. Но тут наступает следующий момент, что без всяких проблем школа обязана принимать детей, живущих в микрорайоне, который муниципалитет закрепил за этой школой. Решением муниципалитета могут освободить школу, гимназию от микрорайона, и она тогда собирает со всего города детей в соответствии с тем порядком, который утвержден учредителем, то есть муниципалитетом, а может быть и не освобождена. Это надо в каждом случае смотреть устав этой школы. Но я думаю, что таких школ в каждом городе единичка, то есть одна-две на город. Ну, не берем Москву, Питер - тут может быть их больше, понятно. Петр Пархоменко: Понятно. Теперь с вопросом о деньгах. Исаак Калина: Опять же, сошлемся на документ, что есть в законе об образовании статья 41-я и в ней есть пункт 8, который говорит: "Образовательное учреждение вправе привлекать в порядке, установленном законодательством Российской Федерации, дополнительные финансовые средства за счет предоставления платных дополнительных образовательных и иных предусмотренных уставом образовательного учреждения услуг, а также за счет добровольных пожертвований, целевых взносов физических или юридических лиц". Это нормально. Еще лучше всего, если этим руководит не сам директор, а он только предлагает, но решают это через Попечительский совет, через Управляющий совет, через другие органы общественного управления, хотя комментарий про Попечительский совет (в репортаже), меня, что называется, убил напрочь. Что Попечительский совет становится как раз неким орудием давления на родителей вместо того, чтобы выражать их в первую очередь интересы! У меня всегда, когда в таких случаях ко мне обращаются, я всегда говорю: "А окошко кассы в школе есть?" А все, что делается мимо кассы, простите, это имеет совершенно другое название. Кристина Горелик: Нападения в марте на журналистов в Воронеже - тема сегодняшней рубрики Олега Панфилова "Власть и пресса". Олег Панфилов: В течение марта, 8-го и 30-го, в Воронеже произошли два нападения на журналистов, Виктора Нахина и Владимира Лаврова. Почти два года в этом городе не происходило никаких серьезных инцидентов с журналистами. 3 марта 2003 года подростками был избит и ранен корреспондент телекомпании "Воронеж" Михаил Филатов. И Воронеж, и Воронежская область достаточно благополучные, если сравнивать с другими российскими регионами, где журналисты подвергаются и частым нападениям, и угрозам. Здесь же в основном с журналистами или редакциями СМИ судятся. Я пригласил к разговору о положении журналистов в Воронежской области директора Центрально-черноземного центра защиты прав СМИ Галину Арапову, она по телефону с нами из Воронежа. Но прежде, чем я задам ей первый вопрос, предоставлю корреспонденту Радио Свобода Владимиру Романову возможность рассказать о нападениях на Виктора Нахина и Владимира Лаврова. Владимир Романов: В марте в Воронеже при разных обстоятельствах пострадали два журналиста. 8 марта днем в собственной квартире тремя злоумышленниками был жестоко избит собственный корреспондент "Московского политического журнала". По словам потерпевшего, он пустил гостей в дом без опасения, так как двоих незнакомцев сопровождал его бывший коллега. Избиение продолжалось около 40 минут, и все это время налетчики требовали отдать им деньги, заработанные Виктором на предвыборной кампании. Убедившись, что денег в квартире нет, преступники связали жертву, после чего удалились, прихватив системный блок компьютера, цифровой фотоаппарат и сотовый телефон. Виктора Нахина доставили в больницу с множественными травмами лица и тела, а также с серьезным повреждением сухожилий мизинца, который пытались отрезать ножом. В органах внутренних дел произошедшее квалифицировали как разбойное нападение и возбудили уголовное дело по 162-й статье Уголовного кодекса. От комментариев сотрудники милиции, ответственные за расследование инцидента, уклонились, однако с уверенностью заявили, что преступление будет раскрыто в ближайшее время и оно не связано с профессиональной деятельностью журналиста. Однако в Центрально-черноземном центре по защите прав СМИ считают, что характер и последствия инцидента указывают на обратное. Другой случай. 30 марта около половины восьмого вечера в центре Воронежа фотокорреспондент местной газеты "Мое" Владимир Лавров заметил, как сотрудники милиции останавливают и осматривают подозрительных, на их взгляд, молодых людей. В этот день проходил футбольный матч, во время которого произошла потасовка болельщиков. Владимир Лавров решил сфотографировать происходящее, чтобы проиллюстрировать отчет об игре. Он представился каждому из старших офицеров и предъявил редакционное удостоверение, после чего сделал несколько снимков. Внезапно на него набросились несколько человек в милицейской форме и гражданской одежде, начали бить, пытались вырвать из рук фотокамеру. По словам Владимира, его отпустили, лишь когда нашли карту памяти фотоаппарата, которую журналист успел извлечь и спрятать. Владимир Лавров: Они искали именно носитель информации, тот кадр, который, по их мнению, так скажем, мог сослужить им плохую службу. Я полностью связываю все, что произошло тогда, в тот день после матча, с моей профессиональной деятельностью. Владимир Романов: Владимир Лавров подал заявление в Управление собственной безопасности Главного управления внутренних дел Воронежской области, в котором изложил суть произошедшего. В Управлении комментировать инцидент отказались до окончания служебной проверки, начатой незамедлительно после поступления заявления. Параллельно к разбирательству подключилась прокуратура Центрального района Воронежа. Олег Панфилов: Галина, ваш центр занимается изучением подобных ситуаций с журналистами. Скажите, с чем связаны сразу два нападения за один месяц против довольно известных журналистов? Галина Арапова: Эти случаи, во-первых, разные, конечно, между собой они не связаны. Наверное, причины у них разные. Первый случай, безусловно, связан с предвыборной кампанией. Корреспондент Радио Свобода действительно упоминал о том, что мы не склонны думать, что это чисто бытовое правонарушение. Мы полагаем, что в связи с тем, что были действительно изъяты носители информации, и сам потерпевший журналист говорил о том, что в момент, когда его били, они не только требовали деньги, но и говорили, что "не будешь писать про депутатов плохое", - косвенно это указывает на то, что это связано с предвыборной кампанией, активно шедшей в тот период, и с тем, что сам Виктор в тот момент работал на предвыборные штабы нескольких сразу кандидатов в депутаты. Поэтому я думаю, что странно полагать, что исключительно бытовое разбойное нападение на журналиста, связанное с тем, что у него изъяли компьютер и мобильный телефон. Помимо этого, почему-то журналист не упомянул компьютерные диски, дискеты, фотокамеру, то есть как раз те носители информации, на которых могли быть какие-то сведения. Ведь были же в квартире и другие какие-то ценные вещи, почему-то их не взяли. Поэтому мы считаем, что это было связано с профессиональной деятельностью. Что касается второго случая, то тут, очевидно совершенно, связано с профессиональной деятельностью. Причиной этого, скорее, является недоброжелательное, мягко скажем, недоброжелательное отношение сотрудников милиции в своем большинстве к журналистам. Потому что сам избитый фотокорреспондент газеты "Мое" Владимир Лавров отмечал, что в момент, когда его били, очень негативно отзывались о журналистах. Сами избивавшие его милиционеры постоянно говорили всякие гадости о журналистах. То есть, в принципе, это косвенно говорит о том, что их спровоцировала на это определенная просто скопившаяся злость, ненависть по отношению к вот этому профессиональному слою. Олег Панфилов: Когда журналистов преследуют, подавая гражданский иск или возбуждая уголовные дела, ваш центр оказывает юридическую помощь. Но вот в случае с нападениями на журналистов, как вы полагаете, сможете ли вы и сами журналисты потерпевшие добиться какого-то наказания тех людей, который совершили эти преступления? По крайней мере, информация уже появилась о том, что задержаны подозреваемые в нападении на Виктора Нахина. Дойдет ли это дело до какого-либо разбирательства? Галина Арапова: Если наша помощь будет журналистам необходима, мы, безусловно, готовы ее оказать. Но мы в принципе работаем по принципу, что мы не навязываем свою помощь, если она нужна, мы ее готовы оказать, безусловно, и информационную, и юридическую, и просто моральную. В настоящий момент ни один, ни другой к нам не обращались за помощью именно юридической. Сами же мы разговаривали с журналистами, пока они готовы вести этот процесс так, как он идет, самостоятельно. Юристы Центра защиты прав СМИ не могут выступать в уголовном процессе на стадии досудебной, потому что никто из нас не является адвокатами. Часть закона об адвокатской деятельности совершенно определенно регулирует уголовный процесс в этой части. Поэтому мы, безусловно, можем подключиться на этой стадии оказания информационной какой-то поддержки и в качестве консультантов, а на стадии судебного процесса, безусловно, мы можем выступать в суде. Я думаю, что, в принципе, позиция, которую мы можем высказать, поддерживать, защищать профессиональный интерес, профессиональную деятельность журналиста и, указывая суду на общественную значимость деятельности журналиста и на очевидную совершенно связь с профессиональной деятельностью, я думаю, что это, безусловно, может помочь, объективному, адекватному рассмотрению этих судебных дел. Если они, конечно, дойдут до суда. Но для этого нужна не только наша инициатива, но и активная позиция самих журналистов, и, безусловно, поддержка профессионального сообщества. Олег Панфилов: Насколько воронежские журналисты юридически грамотные? Насколько они понимают, вот в случае с Нахиным и Лавровым, необходимость наказания тех людей, которые совершили против них преступление, для того, чтобы, по крайней мере, не допустить подобных преступлений в отношении других журналистов. Галина Арапова: Хороший вопрос. Откровенно говоря, мне кажется, тут не все завязано исключительно на юридическую грамотность. Я думаю, что они достаточно юридически осведомлены о возможных юридических последствиях для тех, кто нанес им телесные повреждения. Но вопрос ведь не только в юридической грамотности, но и в желании. А желание определяется не только знанием закона, но и какими-то другими вещами. Да, иногда даже политическими. Поэтому я не могу решать за самих журналистов, конечно же. Но я думаю, что они вполне адекватно понимают, какие последствия должны повлечь эти правонарушения. Оба из них уже дали показания, оба обратились, в первом случае, чтобы было возбуждено дело без инициативы самого потерпевшего, в силу того, что он был просто в бессознательном практически состоянии. Владимир Лавров сам обратился в милицию с заявлением. Я думаю, что это уже говорит о том, что он желает, чтобы люди, которые причинили ему такие физические страдания несправедливо, чтобы они были наказаны. Кристина Горелик: Это была рубрика Олега Панфилова "власть и пресса". В реабилитационный центр "Зеленый" под Ростовом приходят все, от наркоманов и бывших заключенных до бомжей. За 5 лет около 3 тысяч человек смогли отказаться от наркотиков. Этой зимой в "Зеленом" постоянно находились порядка 70 человек. Официального статуса у центра нет, поэтому для них очень важна помощь, например, такая, какую оказывает им предприниматель Валерий Панфилов. Рассказывает Григорий Бочкарев. Григорий Бочкарев: Недавно в реабилитационном центре "Зеленый" под Ростовом я встретил человека, которого уж точно там, как мне казалось до этого, не должно быть. Люди, живущие здесь, вышли из подвалов, наркопритонов, мест лишения свободы. Сюда они пришли сами, да и заставить их никто не мог. Формально лагерь не существует, люди живут в брошенных военными казармах. И вот оказалось, что это место, действительно, удивительное. Сюда по доброй воле приходят не только больные и бывшие преступники, но и вполне преуспевающие ростовские предприниматели. Валерия Панфилова я раньше знал в качестве одного из совладельцев местной кинокомпании и спонсора одного из донских народных ансамблей. И вдруг "Зеленый". Вот что он сам об этом рассказывает. Валерий Панфилов: Первый раз я услышал об этом центре года два назад, был конкурс бардовской христианской песни. Услышал эти песни и встретил там ребят, после этого конкурса, которые вот из этого центра, бывшие наркоманы. В двух словах они рассказали, что организован этот центр. Меня всегда поражало, что бывшие наркоманы, которые кто 14 лет, кто 10 сидел на игле, на каких-то наркотиках, и потом через веру они отказались от наркотиков и начали, так сказать, пропагандировать борьбу с наркотиками. Я пообещал ребятам, что приеду. Приехали мы первый раз. Мы знали их нужды, они рассказали, как они живут. И мы стали ездить. Григорий Бочкарев: Немногие из тех, кто запросто обращается к Панфилову по имени, знают, что он преуспевающий бизнесмен, владелец фирмы, которая специализируется на новых медицинских технологиях и оборудовании. Просто Валерий, как правило, душа любой компании, и этого зачастую бывает достаточно, чтобы люди ему доверяли и поддерживали в его начинаниях. Валерий Панфилов: Мы ездим со многими людьми, моими друзьями. Вчера мы приехали на четырех машинах: кто-то первый раз, кто-то второй. Вот где-то приблизительно раз в месяц мы приезжаем с благотворительностью, везем туда все, что можем. Покупаем продукты какие, хлеб, крупы, масло, одежду собираем, дома у кого уже из размера вырос или не носит, или что немодно. А там нужно все. Потому что в этом центре принимают людей всех, от бомжей до детей состоятельных людей. И вот такая потребность, просто хочется поехать, и едешь туда. Вот вчера целый день собирались с таким энтузиазмом, "быстрее, быстрее, быстрее", - хочется поехать. Там очень здорово. Григорий Бочкарев: Валерий Панфилов в следующий раз собирается приехать к обитателям "Зеленого" с новыми приятелями. Считает, что это будет полезным и для тех, и для других. (Звучит песня): И пусть на свете будет больше добрых и простых людей улыбок судеб и зло утонет в них: Кристина Горелик: На этом мы завершаем программу "Дорога Свободы". Всего вам доброго. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|