Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[17-04-05]
Стихи в Петербурге. 21 векАвтор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Стихи в Петербурге. 21 век. Сегодня мы собрались в петербургской студии Свободы, чтобы поговорить именно на эту тему. У нас в гостях Людмила Зубова, филолог, исследователь языка современной поэзии; Дмитрий Григорьев, поэт или кочегар, как он иногда представляется, в зависимости от случая; Елена Балышева, поэт и сурдопедагог, как она представляется в обычной жизни. Издательство "Платформа" (клуб "Платформа" существует в Петербурге уже больше полугода) выпустило в начале 2005 поэтическую антологию, которая называется "Стихи в Петербурге. 21 век". Это толстая книжка, в которой помещены стихи 70-ти поэтов с очень краткими биографическими данными и перечислением основных изданных книжек. Антологию составили Людмила Зубова и Вячеслав Курицын. У нас присутствует редактор книги, Дмитрий Григорьев, он же автор - подборка его стихов помещена здесь. Дмитрий Григорьев: Я занимался скорее координаторской работой. То есть, помимо чтения этих стихов, у меня был еще и свой готовый список стихов и поэтов, который я представил составителям, и они из него потом выбирали. У нас у нас у каждого был свой список, но Люда и Слава выбирали, а моя работа была потом работать с авторами. Иван Толстой: В вашем списке было больше 70 человек? Дмитрий Григорьев: У меня был список на 250 человек. Иван Толстой: Это столько поэтов живет в Петербурге? Дмитрий Григорьев: На самом деле, этот список был составлен не мной, а четырьмя людьми. В свое время, где-то в районе 2002-го года, у издательства "Амфора" возникла идея сделать похожий сборник. Иван Толстой: "Петербургская антология"? Дмитрий Григорьев: Да. Иван Толстой: И тоже за какие-то самые-самые последние годы? Дмитрий Григорьев: Да. Ко мне обратились составители антологии, и мы вчетвером - я, Саша Скидан, Сережа Завьялов и Валера Шубинский, все люди с разными вкусами - начали собирать авторов. И этот коллективный список я предоставил составителям настоящей антологии. Иван Толстой: Людмила, а Вы верите, что в Петербурге столько поэтов? В одном городе да и в одной стране? Людмила Зубова: Я точно знаю, что их гораздо больше. Во-первых, я хочу сказать, что в эту антологию не вошло очень много поэтов, которые должны были войти, но по разным причинам это не получилось. Мы с Курицыным тоже составляли свои списки, и там было в общей сложности около 400 человек. Я не хочу сказать, что мы знаем абсолютно всех. Есть много авторов, которых мы узнаем сейчас, и авторы очень интересные, новые. Иван Толстой: А мы-то при советской власти смеялись, что десять тысяч членов Союза Писателей! Оказывается, вы тоже такими масштабами меряете - сотни поэтов! Но как-то не верится, что это по Гамбургскому счету. Где критерий? Давайте попробуем в нашей передаче разобрать эту триаду - стихи, Петербург и XXI век. Давайте, начнем со стихов. Как производился отбор? Что определялось как стихи? Вы филолог, преподаете разбор поэзии; как, кстати, называется ваша специальность? Людмила Зубова: Я преподаю историю русского языка и веду спецкурс о языке современной поэзии. В той книжке, которая была написана и издана последней, "Современная русская поэзия в контексте языка", вышедшей в 2000-м году, я попыталась объединить эти, казалось бы, совершенно разные явления. Теперь, что касается состояния поэзии в современном Петербурге и критериев отбора, тут я начала бы, прежде всего, с того, что, наверное, составителей антологии надо называть не по алфавиту, а по степени участия. Инициатором этой антологии был Вячеслав Курицын, и он обратился ко мне с просьбой стать его соучастником. Было совершенно ясно, что наши списки станут разными, но надо сказать, что Курицын хорошо знает состояние поэзии и в других городах тоже. Он человек активный в литературе и литературоведении. Что-то знаю и я, но наши списки оказались разными. Потом мы установили тех авторов, которых мы точно оба хотим включить в эту антологию, а потом каждый из нас представлял своих кандидатов и второй имел право их отклонить. Это был второй этап. На третьем этапе, каждый из нас осуществлял свое право, оговоренное заранее, включить семь авторов по своему выбору, включение которых обсуждаться не будет. То есть, у нас были личные списки. Иван Толстой: Интересно, а сколько людей, из этих семи, совпали? Людмила Зубова: Ни одного. Иван Толстой: Ах, вот как! То есть, Курицын, со своим московско-уральским взглядом на вещи, и вы, со своим петербургским, не совпали в главных симпатиях? Людмила Зубова: Да. Причем, я задала как-то Вячеславу вопрос, добавить ли еще кого-нибудь, если будут совпадения, и он очень уверенно сказал "Не совпадут". Результат показал, что да. Иван Толстой: Вопрос слушателям. Нужна ли вам и нам поэзия? Вечером, откинувшись на диванчик, читаете ли вы стихи, откроете ли этот сборник? Людмила, вы видимо подходили к стихам с точки зрения стиховеда, с точки зрения языка. Какие основные критерии Вы предъявляете к современной поэзии, к тем авторам, которые попали в эту антологию? Людмила Зубова: Ну, стиховед - это другая специальность. Я преподаю историю русского языка, и меня интересуют вопросы поэтики, но не стиховедения, не метра и рифмы - это совершенно другое. Для меня было важно, чтобы стихи были, во-первых, талантливыми. Вы знаете, трудно назвать критерии - тут многое зависит от интуиции. Для меня важно, чтобы стихи были осмысленными: Иван Толстой: А что значит "осмысленные"? Людмила Зубова: Чтобы они несли какое-то содержание. Иван Толстой: Но поэзия должна быть глуповатой. Людмила Зубова: Ну, это не надо понимать так буквально. Если говорить на эту тему, то нам не хватит одного часа, и мы не успеем поговорить об антологии. Для меня важно, чтобы поэзия сейчас была свободна от штампов, чтобы автор не ходил по истоптанным дорожкам. Потому что каждое слово, которое находится в зависимости от привычек к готовому высказыванию, очень трудно доходит до читателя. Хотя, есть такие читатели, и их немало, которые такую поэзию воспринимают. Вообще, я хочу сказать, и это мое глубокое убеждение, что каждый читатель и писатель имеет право на свою духовную жизнь. Поэтому для разных читателей разные тексты этой антологии будут близки, доступны и интересны. Я думаю, что может быть самый главный результат, который получился - несколько непредсказуемый для всех нас, потому что участников было много, - заключается в том, что антология представляет собой собрание очень разных текстов, ориентированных на разных читателей, на абсолютно разные вкусы. Иногда это мешает воспринимать этот том в целом, потому что я знаю, что некоторые авторы открывают эту книжку и тут же закрывают, потому что не там открыли. Иван Толстой: Вы же собирали, чтобы они были непохожи. Людмила Зубова: Это была задача - собрать разных поэтов. Тут мы исходили из следующего. Во-первых, мы тут не ограничиваемся поколениями. Мы брали и самых старших и самых молодых авторов. Мы брали их независимо от степени известности. Некоторые очень известные люди не вошли в антологию. Некоторые совсем неизвестные люди вошли. Есть один дебют в антологии. Это Ольга Кушлина - человек, который нигде никогда не печатал своих текстов. Иван Толстой: Но она ведь критик и историк литературы. Людмила Зубова: Конечно, она известный филолог, но как поэт она пока нигде не фигурировала, и в этой антологии она впервые. Затем для нас важно, чтобы в этой антологии были представлены разные поэтические стили, разные поэтические установки. Чтобы поэтика была разная, и это, мне кажется, тоже удалось. Иван Толстой: И я надеюсь, что мы сможем показать это на конкретных примерах. Я хотел бы попросить Людмилу Зубову прочесть хотя бы одно стихотворение, которое было бы характерно для этой антологии. Людмила Зубова: Нина Савушкина. "Открытка школьной подруге". В Рождество в твоем городе тоже горят гирлянды Иван Толстой: В вашем чтении - просто Бродский! По крайней мере, на мой непросвещенный взгляд. Сильнейшее влияние. Все эти ритмы и enjambments и целый ряд образов и сравнений: разве нет? Людмила Зубова: Вы знаете, Бродский оказал сильнейшее влияние на всю современную поэзию. Во-первых, отвечая на вопрос о том, что поэзия должна быть глуповата, - вторая половина ХХ века выдвинула к поэзии интеллектуальные требования. Поэзия, которая даже внешне кажется глуповатой, во многом интеллектуальна. Это во-первых. Иван Толстой: Она интеллектуальна по своим темам - она касается каких-то интеллектуальных проблем? Или она эти вопросы ставит интеллектуально? Людмила Зубова: И то, и другое. То есть, автор, как правило, человек умный. Автор, как правило, человек, который много думает, и который воспринимает самые обычные явления реальности, осмысляя их. В частности, совершенно бытовой предмет - альбом с фотографиями. Здесь идет речь о судьбе. Здесь идет речь о течении времени, о том, как время изменяет людей. Почему я выбрала это стихотворение? Оно очень напряженное - и интеллектуальное, и в то же время очень эмоциональное. Что касается внешней техники, вы упомянули использование enjambment - несовпадение ритмического с синтаксическим, - то эта вещь уже давно освоена поэзией. Это было и в XIX веке, это было у Пушкина. Но все-таки, это встречалось довольно нечасто. После Цветаевой это стало обычным явлением в поэзии, которое, конечно, развито Бродским. Но я не думаю, что это почерк Бродского. Я выбрала это стихотворение еще и потому, что оно, на мой взгляд, совершенно блестяще по технике. У нее свой голос. У нее своя манера представления ситуации. Она смотрит немножко сверху на свое и себя, на то, что ее окружает. У нее разнообразная система образов. Она очень виртуозна в рифмовке. Давайте посмотрим, раз мы уж говорим о языке поэзии, на тот самый enjambment, где появляется составная рифма. Вот тут, "в привокзальном ларьке куплю и торт и кагор, от ваших брачных игр уехав в соседний город". Кагор от - город. Вот здесь такая составная рифма, которая, при том, что предлог "от" должен быть безударным - а его трудно прочесть безударным, поскольку он находится в такой позиции, после запятой, - и тут возникает некоторое заикание, некая затрудненность, которая здесь совершенно явно сообщает некое содержание. Иван Толстой: Какое? Людмила Зубова: А то, что это трудно выговорить. То, что перехватывает дыхание. То, что рассуждение заслоняется, перекрывается эмоцией. Когда слово стоит в несколько необычной позиции, можно рассуждать очень долго. Думаю, что здесь это очень гармонично. Здесь внешние явления поэтики, способа создания текста очень гармоничны и органичны для этого автора и для поэзии вообще. Иван Толстой: Слушая вас, создается впечатление, что Нина Савушкина очень важный элемент для этой антологии и что она одна из центральных фигур, с помощью которых можно показать, что такое петербургская поэзия XXI века. Людмила Зубова: Думаю, что да. Она не из самых известных авторов, но я хочу сказать, что я очень рада, что когда Нина Савушкина была представлена в этом первоначальном списке, мы с Курицыным нашли общий язык и сразу согласились с тем, что этого автора надо включить. Иван Толстой: Какой у нее опыт? Она ведь печаталась и до этой антологии, правда? Людмила Зубова: Да, она печаталась довольно активно в "Неве". У нее есть маленькая книжка. Сейчас она готовит новый сборник. Иван Толстой: Не могли бы Вы перечислить имена тех авторов, которых вы тоже считаете гвоздевыми в этой антологии. Людмила Зубова: Ну, здесь лучше называть группами. Во-первых, имена очень известные. Это, из старшего поколения, Виктор Соснора, Виктор Кривулин, Елена Шварц, Сергей Стратановский, Геннадий Григорьев, Вячеслав Лейкин, Михаил Яснов, Олег Охапкин, Михаил Еремин. Здесь мы для двух человек сделали исключение. Их уже нет в живых. Это Виктор Кривулин и Александр Гуревич. Мы их включили в антологию, потому что они активно писали в начале XXI века. Иван Толстой: Дмитрий, прочтите пожалуйста ваши стихи из антологии. антологию. Дмитрий Григорьев: Начинается дорога от ворот. Иван Толстой: Дмитрий, по какому принципу вы, как редактор и составитель первого списка, подбирали стихи. Что есть для Вас петербургские стихи XXI века? Дмитрий Григорьев: Я, на самом деле, против какого-либо отбора или выбора, потому что взгляд на поэзию у каждого субъективный, поэтому, когда мы составили большой список еще тогда, то я больше всего боялся заниматься составлением. Я не участвовал в составлении именно потому, что это тяжелый труд и это большая ответственность - отобрать то или иное стихотворение или автора. Честно говоря, я бы сделал книжку на сто поэтов. В данную книгу не вошло много хороших поэтов. Иван Толстой: Но все равно, какой-то отбор делать приходится, потому что у вас есть представление о том, что такое Петербург, стихи и XXI век. Как Вы на это смотрите? Что это? Чем это отличается от ХХ века или московских, харьковских, парижских стихов? Дмитрий Григорьев: Я считаю, что петербургская поэзия более лирична. Москва по-московски агрессивна. Вспоминая Москву, я сразу вспоминаю стихотворение Хлебникова: "Молодчики, купчики, ветерок в голове, в пугачевском тулупчике я иду по Москве". То есть, что-то бодрое, ямбическое. Иван Толстой: А вот ведь московский купчик Курицын составил список петербургских поэтов. Дмитрий Григорьев: Ну да, он человек пассионарный, но вообще сибиряк. Вот он приехал и составил. А мы, петербуржцы, сидели и составить ничего не могли. Стихи свои понемножку писали. Иван Толстой: Не за это ли Москва так насмешливо на нас смотрит? Дескать, много о себе понимают, да антологию составить не могут! Дмитрий Григорьев: На самом деле, она бы в конце концов вышла. Может, немножко по-другому. Честь и хвала Славе Курицыну, который, опять же, не москвич, а сибиряк. Иван Толстой: У нас в гостях есть поэт Елена Балышева, которая своих стихов пока что не печатала, хотя пишет уже довольно давно. Лена, расскажите, пожалуйста, когда Вы начали писать стихи? Елена Балышева: Стихи я начала писать лет 15-20 назад. Иван Толстой: Вы пробовали их печатать? Елена Балышева: Да. Я ходила с ними, но это тоже было давно, потому что в последнее время я никуда не ходила и ни к кому не обращалась. Я даже один раз совершила тур. Я поехала в Москву, чтобы там напечатать свои стихи, и в одном из толстых, замечательных журналов мне сказали: Стихи очень хорошие, но дело в том, что вы нигде не работаете. Пойдите на фабрику, опишите это дело, и мы сразу вас напечатаем. Почему так было, я не знаю. Иван Толстой: Советская власть была на дворе? Елена Балышева: Конечно, это было давно, еще когда я поступала в Литинститут. Я была в Москве, и решила: пойду-ка я к славе широкими шагами! Иван Толстой: А все-таки, Литинститут маячил у Вас на горизонте? Елена Балышева: Ну как, маячил: Я туда поступала и поступила, и ушла сразу же, потому что это не было связано ни с Литинститутом, ни с чем другим. Да еще и домой хотелось. Иван Толстой: То есть, у вас было петербургское ощущение на душе? Елена Балышева: А ума в голове было маловато. Сейчас я бы не стала совершать таких ошибок, но тогда я решила, что нет, я буду жить в Питере, а в Москве не могу. Поэтому я ушла из Литинститута, не проучившись там ни одного семестра, сразу после вступительных экзаменов. Иван Толстой: Сегодня день вашей поэтической премьеры. Прочтите, пожалуйста, ваши стихи. Елена Балышева: Под песню семицветную грозы Иван Толстой: И еще одно, на закрепление, если можно. Елена Балышева: Я увидела в тайне несцепленных рук Иван Толстой: Людмила, это - петербургские стихи? Людмила Зубова: Да! Иван Толстой: XXI век? Людмила Зубова: Конечно! Иван Толстой: У нас звонок. Александр (Петербург): Первое замечание. Большой поэт Аркадий Драгомощенко не был упомянут, а поэт он большой. Можно даже с Бродским сравнивать. Есть ли он в этой антологии? Иван Толстой: Есть. Александр: Вопрос второй. Рок-поэзия - очень среднего класса, но когда стихи, как рыбы, растворяются в воде, получается нечто грандиозное. Что касается герметичности поэзии. В интернете можно найти антологию, огромную, но как вавилонская башня разбросанную. А возможно ли сделать что-нибудь подобное на компакт-диске? Дело в том, что стихи в рок-музыке выглядят значительнее, чем многие великолепные стихи, которые здесь до этого звучали, потому что они остаются герметичными для узкого круга. Людмила Зубова: Я бы хотела сказать, что стихам категорически противопоказана мелодекламация. Рок-поэзия должна звучать так, как она задумана, с музыкой, исполнением, как полагается. Но вообще, стихи, которые исполняются актерами, если у актеров есть установка только на передачу сюжета, содержания, то часто оказывается, что они не передают ни того, ни другого, потому что они вообще не обращают внимания на какие-то поэтические свойства текста. Что касается Драгомощенко, то он есть. В антологии 70 авторов. Мы, к сожалению, не можем всех их перечислить, но когда мня спросили о важных фигурах, я назвала только группу самых известных, самых знаменитых, и то далеко не всех. Я хотела сказать, например, что я считаю удачей для антологии появление некоторых новых имен, печатавшихся ранее в периодических изданиях и издавших уже некоторые сборники, после появления антологии. Но это люди, которые, как мне кажется, имеют очень хорошие поэтические перспективы. То есть, это люди, которые развиваются, которые интересны и которые, несомненно, должны считаться петербургскими поэтами. Иван Толстой: Назовите, пожалуйста, эти имена. Людмила Зубова: Сейчас назову. Но сперва, хочется вернуться к тем известным именам, скажем, средне знаменитым. Владимир Кучерявкин - очень интересный поэт. Замечательная молодая, современная поэтесса Светлана Бодрунова. Наиля Ямакова очень интересна. Надо сказать, что мы с Курицыным здесь соглашались, что надо брать что-то, даже не из личных списков, а по общему согласию. Очень любопытна Алла Горбунова, хотя мне лично и не близка ее поэтика, но я понимаю, что здесь есть нечто интересное, в том числе и некоторое продолжение Драгомощенко. Алексей Сычев, Всеволод Зельченко, Тимофей Животовский. Все они, мне кажется, очень интересные авторы. Иван Толстой: Но это уже очень известные имена. Людмила Зубова: Я не знаю, очень или не очень: Иван Толстой: Мне они уже давно попадаются в печати. Людмила Зубова: Есть и другие. Я думаю, что Вячеслав Курицын назвал бы и другие имена. Я меньше знаю эту поэзию. Я больше соглашалась с некоторым выбором. Иван Толстой: А что вы, Дмитрий, думаете о вопросе нашего слушателя насчет мелодекламации? Дмитрий Григорьев: Я хотел бы ответить сразу на два его вопроса. Что касается рок-поэзии, то здесь есть два автора, которые имеют к этому прямое отношение. Это, прежде всего, Джордж Гуницкий, который одновременно и драматург и поэт, который писал тексты для "Аквариума". И сам Гребенщиков, который сам писал тексты для "Аквариума" и продолжает их писать. Еще есть Михаил Никитайский, который тоже играет в какой-то рок-группе. Так что рок-поэзия частично представлена. Есть антология рок-поэзии. Скоро выходит второй том. Иван Толстой: И вы тоже считаете, что икона может висеть не только в церкви, но и в музее. То есть, стихи для рок-песни могут печататься на белой бумаге, а не только петься. Дмитрий Григорьев: Конечно, если это поэзия. Есть отличие между песней и современной поэзией. Раньше, например, скальды тоже были песнями, но это и поэзия. Людмила Николаевна: До революции, в былые времена, объявлялся конкурс одного стихотворения. Собирались знаменитые поэты - Гиппиус и другие - и это был огромный праздник и огромное движение. Как бы вы к этому отнеслись? Иван Толстой: Дмитрий, я думаю лучше ответить вам. Клуб "Платформа" осенью нечто подобное проводил и начал, если я не ошибаюсь, свою деятельность именно с подобного фестиваля. Дмитрий Григорьев: На самом деле, то что делает наш клуб - нечто другое. Это называется "Поэтический слэм". Иван Толстой: Поясните для тех, кто не знает второго слова. Дмитрий Григорьев: Эта история началась очень давно. Такие конкурсы поэзии проводились в свое время в Соединенных Штатах. В основном, это была агрессивная, политизированная рэп-поэзия. Потом, с легкой руки Славы Курицына, такого рода соревнования начали проводить в Москве. А потом они перешли в Петербург, и теперь "Платформа" является форпостом слэма. Иван Толстой: То есть, вы не имеете ничего против? Дмитрий Григорьев: Конечно, нет. Пусть цветут все цветы. Иван Толстой: Елена, а чем вы зарабатываете на жизнь, если вы поэзию не печатаете? Елена Балышева: Я работаю сурдопедагогом. Я обучаю маленьких детишек, которые плохо слышат, говорить. Я ставлю им звуки, развиваю речь. То есть, это довольно тяжелая работа. Иван Толстой: Писание стихов не есть ли тот же самый процесс, но только для самого себя? Услышать что-то в себе, и поставить эту речь и превратить ее в некую поэтическую, стихотворную форму. Елена Балышева: Вы знаете, я не готова ответить на этот вопрос, потому что писание стихов, мне кажется, дело одномоментное. Я стихи пишу, примерно, в течение 2-3 минут. Я записываю стихотворение и никак, честно говоря, не обрабатываю, потому что не имею таланта обработки, скажем так. А работа с ребенком очень сложна и в то же время достаточно методична, то есть, она требует определенных временных усилий. Поэтому это можно сравнить с прозой, но никак не с поэзией. Но и со стихами нужно время, потому что, как и чувствовать ребенка, нужно чувствовать и слово. Иван Толстой: Можно Вас попросить еще прочитать стихи? Елена Балышева: Есть тёмных дней пугающая прелесть, Иван Толстой: Что думают петербуржцы о поэзии? Каких современных поэтов они знают? Кто у них на слуху? Эти вопросы задавал наш корреспондент Александр Дядин. Прохожая: Александр Кушнер. Очень уважаю, считаю, что равного ему нет из современных поэтов. Прохожая: Из современных на слуху точно нет. Может, кто-то что-то и пишет. Во-первых, войдите в книжный магазин. Ярких обложек много, а когда начинаешь смотреть, то видишь, что современных очень мало. Прохожий: Мы знаем одного поэта. Михаил Георгиевич. Он не всем знаком, но он на Выборгской ходит. Мы его всегда встречаем, он нам рассказывает свои стихи, просто замечательные. А рассказывает, ну просто в сердце: Прохожая: Никого не знаю. Не хочу сказать, что не интересуюсь, но просто времени мало что-то искать. Когда была в школе, там было еще что-то современное, но это все. Прохожий: У меня есть знакомые, которые увлекаются этим, но они со мной на эту тему не общаются, потому что для меня эта тема далека и неинтересна. А сам я лично не могу назвать творческих людей. Прохожая: Из сегодняшних поэтов меня никто не привлекает, потому что нет в поэзии души, а все какое-то поверхностное. Может быть, и есть какие-то хорошие поэты, но это надо пойти поискать. Прохожий: На Пушкинской 10 бесплатный вход. Там можно пойти, послушать стихи. Всем очень нравится, много стихов. Там выделили зал, и они там выступают каждую неделю. У них своя газета, с новыми творениями этих поэтов. Прохожая: На разных этапах общества существует разные отношение к поэтам. Сейчас, я думаю мы приближаемся к времени, когда можно будет творить искусство. Прохожий: К сожалению, мне нечасто приходится интересоваться этими вещами. Даже нет интереса, я бы сказал. Я читаю современных авторов, но это более разрекламированные. Прохожая: Почему-то, считается, что поэзия устарела и сегодня не востребована. Я считаю, что это в корне неправильно. Наш известный поэт, Александр Семенович Кушнер даже собирается создать некий общественный совет литераторов, чтобы продвигать поэзию и молодых, талантливых поэтов. Они, несомненно, есть. Татьяна Вольтская, Елена Елагина мне нравятся. И старшее поколение, которое не может сегодня пробиться к читателю, мне нравится. Почему-то, сегодня политику диктует книгоиздатель. Вот это мне странно. Так не должно быть. Распространители должны знать свое место. Прохожий: Мне нравится Александр Заказцев. Ему 26 лет, и у него есть как стихи, так и рассказы о себе, о том, что он видел. Творчества поэтов я видел немного, потому что молодежь сегодня интересуется только своей карьерой. Я думаю, что когда я устрою себе жизнь, то буду более конкретно относиться к этой теме. Иван Толстой: Дмитрий, почтите, пожалуйста, по-вашему "характерное" стихотворение из антологии. Дмитрий Григорьев: Выбирать, опять же, трудно, потому что есть много имен, которые я хотел бы упомянуть, но если выбирать одно стихотворение, то я бы прочел стихотворение очень хорошего поэта Владимира Кучерявкина. Не совсем петербургское, но все равно. Голоногая пробежала с собачкой деваха. Иван Толстой: Людмила, еще раз, ваш выбор. Иван Толстой: Если мы договорились, что петербургская поэзия - это поэзия, написанная в Петербурге или связанная с ним, или растущая из него - конечно, определения довольно туманные, - то что такое XXI век? Как он отразился в антологии? Дмитрий Григорьев: XXI век только начинается. Надо сказать, что сейчас возрастает число молодых людей, интересующихся стихами. Я недавно читал в одном клубе, и присутствовало много молодых людей, которых я не знал. Причем, я уверен, что они не пришли меня послушать и меня вообще не знали. Появилось много новых поэтов. Людмила уже некоторых перечислила. То есть, сейчас происходит какой-то рост в этой области, и дай бог, чтобы это происходило и дальше. Иван Толстой: Вот вы говорите, что приходили неизвестные люди. То есть, лик XXI века еще темноват? Дмитрий Григорьев: Есть некоторые тенденции. Одна из тенденций это - свободный стих. В антологии очень много свободного стиха. Я сам пишу не только рифмованные стихи, а в большей части свободные. Это направление сейчас набирает силу. Второе направление - это использование ненормативной лексики в стихах. На слэме попадается много такого, и много неудачного. Но попадаются и хорошие стихи. Традиционная поэзия от этого стоит, конечно, далеко. Иван Толстой: А Вы используете эту лексику? Дмитрий Григорьев: Очень редко. В прозе часто. Стараюсь не злоупотреблять. В антологии есть один поэт, который создает образ некоего жителя низов, и там она используется очень к месту. Но когда девочка начинает, с тремя высшими образованьями, читать манерные стихи, в которые вдруг попадаются слова просто из другого словаря, то смотрится немножко смешно. Иван Толстой: Людмила, а с вашей точки зрения, что такое XXI век в поэзии? Людмила Зубова: Я думаю, что это большая свобода и независимость в поэзии и личном высказывании. То, что было почти запретно во второй половине XX века. Все-таки, в культуре нашего времени суммировалось довольно устойчивое представление о запрете на прямое личное высказывание. Сейчас этот запрет значительно ослаб. Это во-первых. Во-вторых, есть широкий диапазон совершенно разных поэтик. Поэтому часто люди весьма компетентные, которые всю жизнь занимаются поэзией, не воспринимают стилистики других авторов; стилистики, которая им кажется неприемлемой. Часто слышишь: "Это не стихи". Но трудно установить, что стихи, а что нет. Конечно, мы всегда руководствуемся личным вкусом, когда определяем это. Но, все-таки, можно попробовать представить это с точки зрения тех людей, которые на тебя не похожи. Иван Толстой: Позвольте воспользоваться той идеей, которую вы подали - о том, что современная поэзия стала "умновата" по сравнению с предыдущей. Лена, можно попросить вас, в завершение нашей передачи прочесть стихотворение. Елена Балышева: Пером, крылом, осколком карандашным, Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|