Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[20-03-04]
Поверх барьеровТеатр жестокости Мела ГибсонаАвтор программы Александр Генис "Страсти Христовы" прокатились по Америки, как цунами, никого не оставив в покое. Но поднятая Мелом Гибсоном буря лишь начинается. Пока фильм посмотрел только Новый Свет - Соединенные Штаты, Канада, Австралия, Новая Зеландия. Но на днях картина доберется до Старого Света. В Англии премьера "Страстей" состоится 26 марта, во Франции и Испании - 2 апреля, в России - 4 апреля, за неделю до Пасхи, то есть, в страстную неделю. Скоро фильм попадет и в Третий мир, включая страны ислама, почитающего Иисуса как пророка. О том, как эта картина будет встречена в аудитории куда более взрывоопасной, чем американская, беспокоятся многие. Например, Фрэнк Рич, влиятельный обозреватель "Нью-Йорк Таймс" и страстный противник фильма. В свирепой статье с характерным названием "Мел Гибсон простил нам наши грехи" он пишет, о том, что в странах, зараженных антисемитизмом, фильм может стать опасной провокацией. При этом сам Гибсон яростно отрицает все обвинения в антисемитизме, без устали повторяя, что фильм его несет миру только благую весть. Кто бы ни был прав в этом споре, ясно одно: к каким бы зрителям ни попала эта картина, равнодушным она их не оставит. Мне кажется, что в Америке не осталось человека, который бы не высказался о фильме "Страсти Христовы". Причем, многие это сделали, так и не посмотрев картины. Одни не пошли на нее из принципиальных соображений. Других отпугивает жестокость. Этих как раз понять просто. Я сам жену не взял. А уж детей и подавно нельзя к кинотеатру подпускать. Зрелище это невыносимое. Из 121-й минуты экранного времени 100 отведено предельно наглядному изображению истязаний. До сих пор самым страшным фильмом в своей зрительской биографии я считал ленту Спилберга "Спасение рядового Райана". Но это фильм о смерти. Первые, и, по-моему, гениальные 20 минут этого фильма показывают, что такое настоящее сражение поколению, которое привыкло к игрушечной войне видеоигр. Страшным эту бойню делает не кровь, не анатомические подробности, а дикая случайность сражения. У Спилберга над нормандским пляжем царит бессмысленная, бесчувственная, безнравственная теория вероятности, которой совершенно все равно, кого убивать. Наша беспомощность перед слепым процентом потерь лишает смысла происходящее. Уравнивая себя со стихийным бедствием, война теряет человеческое измерение. Стена пулеметного огня так же безразлична к нашему внутреннему миру, как землетрясение. В этой нечеловеческой лотерее не остается времени для прошлого и будущего, есть только настоящее - и его немного. Снимая батальный фильм в жанре бескомпромиссно брутального натурализма, Спилберг рассказал о том, как ужасна смерть. Но в фильме Гибсона все еще хуже: смерть тут кажется долгожданным избавлением. Мы только и ждем, когда этот кошмар кончится. Не удивительно, что многие мои знакомые просто не хотят себя подвергать такому зрелищу. Однако тех, кто хотят, гораздо больше. Почему? Ответ следует искать в статистике. Америку называют "землей тысячи вер". И это, конечно, верно. Однако в большинстве своем это - страна христиан, которые составляют 82 % населения (иудеев, для сравнения - всего 2 процента). Важна и другая цифра: 60% американских христиан воспринимают Библию не как аллегорию, а как факт, как бесспорный исторический документ. К ним-то в первую очередь и обращен фильм Гибсона, считающего, что развитие кинематографических средств наконец позволило ему показать "как все было на самом деле". Ясно, что ему удалось в этом убедить многих. Безумный кассовый успех картины превзошел ожидания самого Гибсона, который, кстати, и не зазывал на свою картину всех зрителей - он публично не советовал смотреть "Страсти" тем, кто боится сцен насилия. Фильм с огромным отрывом лидирует в прокате. При этом следует вспомнить, что диалог в "Страстях" идет на чужих языках - арамейском и диалектной латыни. До сих пор только один фильм с титрами - китайский боевик "Крадущийся дракон, затаившийся тигр" - добился серьезного финансового успеха. Картина Энг Ли принесла сто миллионов, фильм Гибсона заработал уже больше двухсот миллионов. Из них, по примерным подсчетам, от 100 до 150 миллионов достанется автору, который, сняв картину на свои деньги, остался ее хозяином. Тут кажется уместным задаться интересным вопросом: что Гибсон будет делать с этой громадной суммой? Человек он не бедный. Скажем, за роль в фильме "Патриот" Гибсон получил гонорар в 25 миллионов. Резонно было бы предположить, что автор "Страстей" последует примеру Спилберга, отдавшего всю прибыль от "Списка Шиндлера" на гуманитарные цели. Такой шаг очень бы помог репутации режиссера, который находится под ураганным огнем критиков. Одни упрекают Гибсона в художественной беспомощности, другие - в разжигании низменных инстинктов. Критик Кристофер Хитченс даже назвал картину "эротическим упражнением в садомазохизме". И всех, конечно, волнует еврейский вопрос. Правда ли, что "Страсти по Гибсону" несут в себе мощный заряд антисемитизма, способный подорвать тот плодотворный диалог, который уже полвека христианство, католики, Ватикан ведут с иудаизмом? Наш разговор о фильме "Страсти Христовы" продолжат его самые квалифицированные зрители. Мы попросили высказаться об этой противоречивой картине духовных особ. Сперва наш корреспондент Владимир Морозов побеседовал со священником пресвитерианской церкви Джоном Олдрижем. Владимир Морозов: Что вы думаете о фильме Мела Гибсона? Джон Олдридж: Я думаю, это выражение веры самого Мела Гибсона. Лично я представляю себе последние часы жизни Иисуса немного по-другому. Для меня там больше символики, чем натурализма. Но я, знаете ли, не режиссер, а священник. Как священник и как зритель я принимаю версию Гибсона, его интерпретацию истории. Я не считаю, что это антисемитский фильм. Просто Гибсон показал, через что прошел Христос. Может быть, в фильме слишком много крови. Зато агония, отчаянье, физическая боль Иисуса показаны в гораздо большей степени, чем в прежних фильмах на ту же тему. Владимир Морозов: Вы можете сравнить фильм Мела Гибсона с другими, например, с лентой Скорсезе "Последнее искушение Христа"? Джон Олдридж: Да-да. Там есть интересные моменты. Но там больше не об Иисусе, а о чувствах самого режиссера. О том, как Скорсезе представляет жизнь Христа. Многие верующие говорили мне, что изображать, как Иисус в своих мечтах занимается любовью с Марией Магдалиной, - это святотатство. Я не уверен, что это - кощунство, но психологически - это неточный момент. Из многочисленных документов мы знаем, что Иисус был другим. Просто в фильм для пущей популярности добавили секса. Тот же процесс сексуализации происходит со всей нашей культурой. Владимир Морозов: Ну, а по-вашему, что стало причиной смерти Христа? Божья воля, судьба? Виноваты римляне или иудейские первосвященники? Джон Олдридж: Я думаю, мы все виноваты. Иисуса убили наши грехи. Для меня, толпа, окружавшая Христа в последние часы его жизни, не римляне или евреи, а просто люди. Их отношение к Христу, их отказ от него, их враждебность - все это сродни тем чувствам, с которым я борюсь ежедневно. Все равно, кто был в этой орущей толпе. С таким же успехом там мог быть и я. Моя неспособность прощать, мои злобные мысли столь же смертоносны, как и действия людей, казнивших Христа. Поэтому я виновен не меньше, чем они. Владимир Морозов: А вообще, корректен ли вопрос о том, кто виновен в смерти Христа? Джон Олдридж: Для меня этот вопрос не имеет смысла. Вот только сегодня на занятии по изучению Нового Завета мы цитировали Евангелие от Иоанна. То место, в котором говорится, что Иисус добровольно отдал свою жизнь ради нашего спасения. Его смерть на кресте была предрешена свыше, это была его миссия на земле. Но до вознесения он был человеком во плоти и крови, и ему, как и нам, было страшно и больно. Помните, как в момент слабости Иисус взывает к своему небесному отцу - "да минует меня чаша сия". Но он преодолел страх и боль и отдал свою жизнь людям, чтобы искупить наши грехи. Какое значение при этом имеет, как звали тех, кто его убил! Александр Генис: Это, надо сказать, - типичная оценка фильма зрителями-христианами. Примерно так же о своей картине говорит сам Мел Гибсон в многочисленных интервью, которые он, впрочем, избегает давать журналистам-евреям. Совсем иначе отнесся к фильму раввин бруклинской синагоги "Бет Израэль" Джо Поташник, с которым беседует Владимир Морозов. Владимир Морозов: Как вам понравился фильм Гибсона? Джо Поташник: Я смотрел его в компании 60 раввинов и священников. Мы договорились пойти в кино вместе. Мне было неприятно и больно смотреть фильм. Это карикатура на евреев. Какие-то крючконосые злодеи! Даже одежда у них темнее, чем у римлян. Дьявол постоянно бродит среди толпы евреев и не подходит к римлянам. В фильме евреи уговаривают, почти заставляют Понтия Пилата распять Христа. Но все, кто знаком с историей, знают, что Понтий Пилат - реальное лицо, что он был жесточайшим правителем и распял тысячи евреев. Как это могло случиться, если евреи имели бы на прокуратора такое сильное влияние! Владимир Морозов: А как реагировали на фильм священники из вашей группы? Джо Поташник: Они были очень растроганы, потому что считают ленту пересказом религиозной истории. Это - их Бог, отдавший себя на мучения за людей. При этом многие из священников говорили нам, что не считают ни евреев, ни римлян виновными в смерти Христа. По их мнению, мы все грешны и, значит, все вместе виноваты. Все человечество. Иисус умер за нас. Некоторые из священников согласились, что Мел Гибсон изобразил евреев очень негативно. Владимир Морозов: Вы заметили в фильме какие-нибудь фактические ошибки? Джо Поташник: Одна из ошибок в том, что первосвященник Каиафа изображен главой Синедриона. Но из истории известно, что Синедрион и администрация первосвященника были независимы друг от друга. Другие ошибки в том, что Синедрион и первосвященник собирают суд ночью, что не позволял еврейский закон. До суда Иисуса избивают и оплевывают. Все это создает крайне негативный образ евреев. Но главное даже не это. Когда сегодня вы приходите в церковь, слушаете священника, раскроете Евангелие от Марка или от Матфея, там везде любовь к ближнему. А в фильме только кровь, боль и почти нет любви, той любви, на которой стоит вся христианская традиция. Александр Генис: Как Спилберг - "Список Шиндлера", Мел Гибсон снял свой фильм по глубоко интимным причинам, о которых он охотно говорит вслух, опуская, впрочем, подробности. 12 лет назад Гибсон пережил кризис, чуть не закончившийся самоубийством. Спас Гибсона Христос: "Его раны излечили мои", - говорит режиссер, и ему надо верить, потому что снятый им фильм несет на себе память о личной трагедии. Такой, собственно, и должна быть казнь Христа для каждого верующего. Чтобы напомнить об этом, Гибсон и сделал свой фильм таким страшным. Следя за разгорающимся вокруг картины скандалом, я ждал этой картины так давно, что решил стать одним из ее первых зрителей. В зал я пришел в день премьеры, на самый первый сеанс, причем, опасаясь давки, заказал билеты загодя. Несмотря на будний день и ранний час, кинотеатр был полон. Некоторые попали сюда прямо из церкви - с серым крестом на лбу. Так католики отмечают "пепельную среду" - начало поста. Необычным было отсутствие рекламы новых картин, которой открывается каждый сеанс в американских кинотеатрах. Да и зрители вели себя иначе - из зала выходили молча, поп-корн остался не съеденным, кока-кола неоткрытой. Хорошо хоть у нас обошлось без инфарктов, как это случилось с одной женщиной в Оклахоме. О фильме говорить труднее, чем о реакции на него. Я даже не уверен, что к опусу Мела Гибсона подходит слово "фильм". Он больше напоминает оживленные картины. Гибсон снял на пленку то, что веками изображали художники - крестный путь. Это - скорее Босх или Грюневальд, чем Голливуд. Оправдывает ли это сцены насилия, которые многих отталкивают в работе Гибсона? На этот вопрос каждый отвечает по своей вере. Важно только подчеркнуть, что не Гибсон такое придумал, что за этими мучительными эпизодами стоит древняя религиозная практика. В ней муки Христа служат предметом молитвенной медитации. Гибсон лишь использовал всю техническую мощь современного кинематографа, чтобы вызвать в зале шок, превращающий зрителя в свидетеля. Этот удар по подкорке должен по замыслу режиссера обратить нас в его веру. В этом "мессадж" фильма: "страсти" - апостольский акт, миссионерский поход. Можно спорить, оправдана ли такая стратегия с эстетической точки зрения, но я уверен, что для Гибсона такой вопрос не стоит. Все христологические споры, вся библейская археология отступают в сторону перед сверхзадачей режиссера. Гибсон не рассказывает о Христе, он хочет, чтобы мы Его узнали, став свидетелями крестных мук. Для своей проповеди Мел Гибсон избрал самую действенную форму - насилие, оставшееся, в сущности, без психологической мотивировки. В фильме нет характеров, нет душевной диалектики, нет психической эволюции. Это - кино без внутреннего движения: статичное панно, окрашенное одним цветом - цветом крови. Такому раздражающему всех критиков фильма решению можно, тем не менее, найти свое, если не художественное, то метафизическое оправдание. Но для этого надо совершить экскурс и историю эстетики ХХ века, вспомнив самого дерзкого реформатора театра Антонина Арто. Свой прославленный ныне трактат "Театр и его двойник" Арто начал с отрицания роль психологии в искусстве: Диктор: Психология это - "стремление уменьшить неизвестное до известного". Между тем подлинная задача искусства - оставить все, как есть: не раскрывать тайну, а благоговейно к ней прикоснуться. Александр Генис: Искусство должно обращать, переплавлять нашу реальность, нашу "физику" в метафизику. Добиваясь этого, Арто стремился развернуть искусство от рационального к иррациональному. Он мечтал о зрелище, в котором, по его словам, "действие сожрало бы психологию". Таким задумывался знаменитый "театр жестокости" Арто: Диктор: Чтобы метафизика могла прорваться сквозь огрубевшую кожу зрителя, нужно возбуждающее, пугающее, экстатическое искусство. Страх дает ощущение полноты жизни, реальности переживания. Александр Генис: Как наш Лермонтов, когда он писал про опричника Кирибеевича, Арто считал, что вялые современники должны учиться у предков, постоянно пребывающих в восторге и ужасе. Такую архаическую алертность должно вернуть в современную жизнь искусство: Диктор: Искусство должно "дать нам все то, что можно найти в любви, в преступлении, в войне или безумии". Александр Генис: Осуществлением этого проекта занялся не элитарный театр, а массовое искусство - кино. В сущности, Голливуд и есть "театр жестокости". Отсюда беспрестанные и неистребимые сцены насилия на экране. Массовое искусство, как и первобытный синкретический ритуал, строится вокруг зрителя, а не художника. В кино, причем, не в изощренном, авторском, а в массовом, рассчитанном на широкую аудиторию, режиссер играет роль колдуна, шамана, дирижирующего реакциями зала. Успех фильма зависит от того, насколько умело он управляет зрителями. И тут - ключ к массовому успеху "Страстей". Гибсон использовал громадный голливудский опыт в своих, я бы сказал, религиозных, прозелитских целях. Как глубоко верующий человек, Гибсон чувствует, что жестокость метафизична - она старше нравственности и глубже ее. "Страсти" Мела Гибсона - не экранизация Евангелия. Это фильм о теле Христовом. И о том, что с ним сделали люди, не ведавшие, что творят. Актеру здесь нужно было не столько играть, сколько позировать. Джеймс Кавизел, исполнивший главную роль в картине, должен был оживить, перенеся на экран, готическую традицию изображения Страстей со всеми садистскими подробностями, которые знала - и смаковала! - старинная алтарная живопись и церковная скульптура. Ежедневные восемь часов грима превращали актера в того страдающего Христа, образ которого веками вызывал мистическую экзальтацию у верующих. Именно от такого Христа являлись стигматы. И именно так, как подражание Христу, понимал свою роль в фильме Джеймс Кавизел. От актера-католика она потребовала самоотверженности, которую объясняет скорее вера, чем гонорар. У каждого, - говорил Веничка Ерофеев, - есть своя Страстная неделя. Для Джеймса Кавизеля она растянулась на все съемки фильма. Они шли зимой, когда и в Италии, где снималась картина, бывают морозы, невыносимые для человека в одной набедренной повязке. (Кстати, у Христа не было и ее: римляне распинали преступников полностью обнаженными). В сцене Нагорной проповеди в Кавизеля попала молния. Страшней всего был самый мучительный - и для актера, и для зрителей - эпизод бичевания. Спину Кавизеля защищала толстая доска, но актер, игравший римского легионера, дважды промахнулся, и зубья кошки впились в тело, оставив 30-сантиметровый шрам. После съемок Кавизел сказал: Диктор: Неся свой крест, я понял, что люблю Того, кого играл, больше всех, больше, чем свою семью. Александр Генис: И добавил, когда его спросили, есть ли антисемитизм в картине: Диктор: Этот фильм - о любви, о жертве, о прощении. Он ни к кому не должен возбуждать ненависти, тем более - к целому народу. Евреи виноваты в казни Христа не больше, чем все итальянцы в преступлениях Муссолини или все русские в злодеяниях Сталина. Александр Генис: К сожалению, это разумное соображение не исчерпывает самую опасную проблему, связанную с фильмом. Надеясь избавиться от обвинений в антисемитизме, находясь под постоянным давлением критиков, Мел Гибсон в последнюю минуту вырезал из своего фильма взрывоопасную цитату из Евангелия от Матфея, которая веками оправдывала христианский антисемитизм. В русском каноническом переводе это место звучит так: Диктор: Пилат, видя, что ничего не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего: смотрите вы. И отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших. Александр Генис: Буквально воспроизведя описанную евангелистом сцену, Гибсон после долгих колебаний, всего за несколько дней до выхода картины в американский прокат, все-таки вырезал слова, возлагающие на евреев коллективную вину за распятия Христа. Кстати, эта строка есть только у Матфея, трое других евангелистов ее не приводят. Сегодня все богословы сходятся в том, что ее нельзя вырывать из контекста, как это делали в Средние века, забывая о том, что и сам Матфей, как все первые христиане, был евреем. Так или иначе, этих слов нет в английских титрах картины. Но это еще не значит, что они не остались в арамейском тексте фильма, откуда сакраментальная фраза может попасть в переводе на другие языки, включая русский. Что может, конечно, разжечь антисемитские настроения. При всем этом, я не верю, что "Страсти" Гибсона и впрямь призывают к погромам. Дело в другом. Весь наш громадный зрительский опыт противится концовке фильма, в которой нет мести. Кино и, прежде всего, голливудское кино приучило нас к тому, что какие бы страдания ни претерпели положительные герои, отрицательным за это воздастся сторицей. Можно сказать, что Голливуд живет по закону "око за око". Но Гибсон-то взялся не за Ветхий, а за Новый завет. Конечно, в его фильме Христос произносит с креста: "Прости им, ибо не ведают, что творят". Но у всех ли зрителей, выходящих из зала с неудовлетворенным чувством справедливости, хватит мудрости вдуматься в эти великие слова? Мы привыкли, что в кино ясно, кто виноват - ведь нам всегда показывают зло наказанным. Но в этой истории, как все помнят, добро побеждает по-другому. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
