Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[11-12-99]
Поверх барьеровМода и мода по-русскиАвтор программы Иван Толстой Иван Толстой: Мода и мода по-русски: Беседа с театральным художником и историком моды парижанином Александром Васильевым. Александр Васильев: Моя основная специальность - это театральные декорации и костюмы. Я работаю как профессиональный художник-декоратор, сценограф для опер и балетов разных стран. С другой стороны, я историк моды и пишу книги по истории моды и статьи в различные журналы. В частности, я - парижский корреспондент журнала "Vogue", но кроме этого я также страстный коллекционер. Мое коллекционирование - это хобби, а не профессия. Я не делаю из него ничего величественного или святого, но собираю то, что мне нравится, для того чтобы украсить мало-мальски мой быт. Иван Толстой: Что значит в Вашем понимании быть историком моды? Александр Васильев: Историк моды суть историограф циклического пути развития направлений моды в различных сферах жизни человечества, практически за всю историю его жизни. Хотя принято считать, что моды появились с первыми модистками в эпоху Марии Антуанетты, а затем в эпоху первого создателя дома высокой моды англичанина Шарля Фредерика Уорта в 1850-е годы, тем не менее, мода как таковая была вечным созданием человечества. Она не только относится к одежде. Было бы глупо думать, что мода сводится к узкому вестиментарному методу общения с внешним миром. Мода - это образный кодекс стиля жизни всего человечества. Чтобы пояснить эту формулировку, я хочу сказать, что к моде относятся самые различные понятия и явления нашей сегодняшней жизни. Это манера сидеть, манера ходить, манера говорить. Мода на ту или иную музыку, отдых в тех или иных странах, лечение теми или иными препаратами, курсы той или иной религиозной секты. Мода является самым основным окружающим нашей жизни. Интерьер, кухня, наши вечера, наши прически, грим, аксессуары - все это входит в модный кодекс. И историк моды изучает то неуловимое и подчас эфемерное, из чего и состоят те понятия, которые я перечислил. Иван Толстой: В таком случае, занятие историей моды предполагает заведомый энциклопедизм. Историком моды можно только стремиться стать. Нужны совершенство познания, изощренность вкуса, интуиция. Что здесь в вас природное, а что приобретенное? Александр Васильев: Я был воспитан в очень культурной московской семье. Моя мать была актрисой, а сейчас она профессор Школы-студии Художественного театра. Мой отец был академиком, народным художником России Александром Павловичем Васильевым, известным театральным художником. Дед - режиссер, тетка увлекалась пианино, дедушка пел профессионально, как тенор, двоюродная бабушка была аккомпаниатором в опере, двоюродный дедушка был режиссером в опере, еще один двоюродный дедушка был художником Михаилом Васильевичем Нестеровым, женатым на родной сестре моего деда Екатерине Петровне Васильевой. Таким образом, сама среда была располагающей, любила историю, прошлое. В нашей семье прошлое было важнее настоящего и будущего. И воспитание передалось мне и сложилось в те самые черты, которые я смог развить уже в эмиграции в Париже, где я живу последние 18 лет. Если честно, я всегда думал, что стану тем, кем я стал. Я всегда хотел стать Александром Васильевым и делал все возможные попытки для этого. Я безвылазно сидел в театральной библиотеке в Москве, я изучал старинные фотографии, я ходил по помойкам, я искал зонты, альбомы, ридикюли, скупал платья, давал объявления на водосточных трубах, что я хочу купить старинные кружева, лорнеты, сонетки и бисерные кошельки. И делал это с финансовой помощью моего отца, который субсидировал мои покупки. Таким образом, находясь в полной гармонии с желаемым и с финансовыми средствами, которыми меня снабжала моя семья, я смог начать собирать ту коллекцию, которая выросла в настоящий частный музей, в котором я сейчас живу. Иван Толстой: Действительно, судьба позаботилась о том, чтобы вы были удачником. Но когда вы появились в Париже, не было субсидий отца. Как вы начинали в Париже? Александр Васильев: Я начинал с нуля, 1 июня 1982 года, в эпоху Брежнева. Я приехал сюда с летними вещами и не знал, что останусь так надолго. Моя задержка в Париже была вынужденной. Из-за афганской войны меня должны был призвать в Афганистан, и я предпочитал остаться в Париже, но не создавать новой военной формы для армии, как театральный художник, которую я наверняка с удовольствием бы сделал. Моя эмиграция была вынужденным поступком, о чем я не жалею ни одной секунды. Потому что Париж и Европа дали мне слишком много с точки зрения знаний. В Париже я поступил в школу Лувра, где я учился на отделении истории искусства, а затем поступил в аспирантуру Сорбонны на факультет театральных декораций. И оба эти учебные заведения, а затем моя постоянная работа в главной французской школе моды Эсмод, где я преподавал в течение пяти лет историю костюма и историю моды, дали мне возможность познать и очень сильно углубить мои знания, расширить их до пределов, которые мне были недоступны в России из-за недостатка изобразительного материала и невозможности, в те годы, путешествовать по музеям, архивам и библиотекам всего мира. Я собираю вещи эпохи романтизма и вещи конца 18 и первой трети 19 века до 1840-х годов. Хотя в истории моды я явно предпочитаю 16-й век, эпоху Ренессанса, которая мне ближе всего. Но я не могу себе позволить покупки, которыми мог гордиться Рудольф Нуреев, который действительно покупал вещи эпохи Ренессанса и портреты 16 века. Увы, сегодня мне это еще недоступно. Иван Толстой: Коллекционеры в Париже, русские, например, знакомы между собой? Александр Васильев: Да, конечно. В Париже, думаю, что ведущим русским коллекционером является русский дирижер и музыкант Мстислав Ростропович. И замечательнейший, тончайший коллекционер и знаток, не поверхностный, а глубокий знаток искусства, каким является Галина Павловна Вишневская. Кроме этого, крупным коллекционером в Париже является господин Царенков, не так давно приехавший из России. Существует несколько других частных коллекций, которые основаны, как правило, на материалах, архивах, и вещах из собрания художников первой русской эмиграции, художников "Мира Искусства". Например, замечательная коллекция художницы Зинаиды Серебряковой, которая до сих пор хранится в Париже. Коллекция Мстислава Добужинского, которая также находится в Париже. То есть ряд таких редчайших собраний все еще здесь существуют. Я был знаком лично с Нуреевым, с Майей Михайловной Плисецкой и делал даже для нее вещи и со всеми великими русскими создателями балета, оперы и театра, которые попадались мне на моем жизненном пути. Но я больше всего ценил мои встречи с дягилевскими артистами. Я застал еще целую плеяду артистов эпохи великого импресарио Сергея Павловича Дягилева, я был знаком с Александрой Даниловой, которая жила в Нью-Йорке, с Анатолем Бальзаком который подписал мне свою фотографию, с балериной Ириной Бароновой, которая, к счастью, еще жива и живет в Лондоне. Конечно же, с труппой полковника Де Базиля, с Ириной Кошубой, которая умерла в возрасте 99 лет и была последней из дожившей до наших дней партнершей Нижинского. К счастью, мне удалось познакомиться с такой особенной плеядой людей дягилевского окружения, с его соратниками по эпохе. Я лично знал Эрте. Бывал у него часто дома, я хорошо знал Бушена Дмитрия Дмитриевича, который умер в возрасте 100 лет. Это мне очень помогло и в моей работе и в восприятии сценического декорационного искусства в том виде в каком я хочу его передать на сценах стран мира. Иван Толстой: А география ваших интересов? Вы ведь постоянно перемещаетесь по миру. Александр Васильев: Я работал в 26 странах мира. Как театральный художник, как сценограф, или выступал там с лекциями по истории костюма. Я долгое время жил и работал в Южной Америке - в основном, в Чили, в Боливии, в Аргентине. И контакт с Южной Америкой был для меня очень важен, я его продлил совсем недавно большим контрактом в Мексике в Национальной опере и балете, где я сделал декорации и костюмы к "Дон Кихоту". Все это очень помогло мне узнать испанскую иберийскую культуру нашей планеты. Я полюбил эти страны, привез оттуда множество экспонатов для моей коллекции и сделал там несколько выставок костюмов по тем вещам, тому собранию, которое мне удалось собрать к тому времени. Другая страна, которая сильно повлияла на меня, был Китай и особенно Гонконг, где я жил в колониальное время, работал и преподавал в Академии искусство спектакля. Я часто ездил в португальскую колонию Макао, увидел необычайную смесь средиземноморской и дальневосточной культуры, редчайший сплав на нашей планете. Я долго работал в Сингапуре, в Японии в Токио, в Осака, конечно же, в Турции, где меня дважды наградили турецким Оскаром - премией Тобаб, как лучшего турецкого декоратора, хотя я не являюсь турком ни с какой стороны. Около 18 лет я работаю в Бельгии и в королевском балете Фландрии, в академии Лакамбр, где я преподаю историю мод уже около 12 лет. Кроме этого, для меня были очень родными Англия, Швейцария, Германия, Португалия, Исландия, где я провел очень много времени, работая в национальной опере в Рейкьявике. И, конечно же, Италия - самая любимая из всех стран на земном шаре для меня. Иван Толстой: Во всех этих местах вы реализуете себя как театральный художник? Александр Васильев: Как коллекционер и как историк моды. Я себя всегда стараюсь предложить, можно сказать, многопланово. И ищу самые различные контакты. Многие труппы, с которыми я работаю в Канаде, в США, возвращаются ко мне, потому что видели мою работу, и моя работа, очевидно, им понравилась. Иван Толстой: А какие отзывы о вас, как о театральном художнике? Какую природу вашего дарования видят и отмечают? Александр Васильев: Как правило, меня сравнивают с художниками плеяды "Мира искусства" и находят в нем мирискуснический подход к полусказочной стилизации. Во мне ценят красочность, цвет, знание истории и сочетание историзма со стилизацией, увы, отнюдь, не современной. Иван Толстой: "Красота в изгнании", так названа книга Александра Васильева о русских моделях в эмиграции. Расскажите, пожалуйста, о вашем увлечении русской красотой в изгнании. Это целая линия. Александр Васильев: Десять лет назад я решил написать книгу, которая для меня была первой в моей жизни. До этого я писал только статьи. И мне хотелось написать о том огромном вкладе, который внесли русские эмигранты в создание французской, английской, немецкой, турецкой, американской моды в эпоху между двумя войнами. Все те огромные массы русских эмигрантов, которые приехали в Харбин, в Константинополь, в Прагу или в Белград, стали очень часто заниматься сперва рукоделием, затем вышиванием, росписью шляп, шалей, зонтиков. Но в дальнейшем развили свой профессионализм и создали настоящие крупнодействующие дома моды, из которых около 20 находилось в самом центре мировой моды - в Париже. Эти дома просуществовали некоторое время. У некоторых жизнь была быстротечной, как у дома Феликса Юсупова ИРФЕ, который просуществовал около семи лет, другие прожили свыше 30 лет, что необычайно для дома моды, так как мода выходит из моды очень быстро. И все они были забыты к тому времени, когда я стал писать книгу. И вот в издательстве "Слово" в Москве вышел том, отпечатанный в Италии с восьмьюстами черно-белыми уникальными фотографиями, многие из которых никогда не были опубликованы, и научным текстом в 460 страниц. Все это вместе весит 2,5 килограмма. Эта книга "Красота в изгнании" стала бестселлером. Издательство "Слово" меньше чем за год распродало весь тираж, и мы получили контракт в Нью-Йорке в издательстве "Абрахамс" на американский перевод этой книги. Для меня особенно ценно, что и парижане признали значимость этого труда. В парижском музее истории моды, который называется Дворец Галера, прошла выставка, названная "Московские сувениры": русская мода с 1850 до 1930 года. Вещи, созданные трудом великой княгини Марии Павловны в ее ателье вышивки Китмир, вещи, сделанные княгиней Урусовой, Соней Делоне, различными домами, которыми владели другие русские аристократки, скажем, домом графини Воронцовой-Дашковой и так далее. Впервые парижане 80 лет спустя после времени существования этих домов решили, наконец, воздать должное, поправить страницу в истории моды Парижа и рассказать о том, что вклад русских эмигранток и их домов моды был значительным и, собственно, без него сегодня обойтись не может ни одна история моды 20 века. Иван Толстой: Как бы вы определили существо этого вклада? Владислав Ходасевич говорил, усмехаясь, о Валерии Брюсове: "Валерий Яковлевич непременно хотел бы на несколько градусов повернуть корабль русской поэзии, чтобы за ним это всегда числилось". На сколько градусов русские повернули представление о красоте среди парижан? Александр Васильев: В области моды в 20 годы, думаю, что поворот был градусов на 30, в основном в орнаменталистике, в цветовых сочетаниях, в отделке, в любви к меху, жемчугу и боярской роскоши. Но в области манекенного бизнеса, в котором русские красавицы были первопроходцами, поворот был действительно на все 100. Русские облагородили профессию манекенщицы, дали ей мировой статус элитарной профессии, так как первыми манекенщицами в крупнейших парижских домах моды - у Шанель, у Поля Пуаре, у Ворта, у Ланвен и у Скьяпарелли - были исключительно русские красавицы, в основном, с пышными титулами. Княгиня Мэри Эристова или княжна Натали Палей были в то время не только символами красоты, но и объектами для подражания. Они сочетали в себе две черты, которые сегодня подчас нельзя найти в новых русских манекенщицах. Это благородство природных черт, данное им аристократизмом их происхождения и расы, я говорю о тонкой дворянской кости, которую сейчас днем с огнем, а с другой стороны они имели уникальную вещь - манеру поведения, которую сегодня тоже трудно найти. Их воспитание не позволяло им делать многое из того, что возможно сделать манекенщице сегодня. Знакомые с четырьмя или пятью европейскими языками от младых лет, так как воспитывались гувернантками, боннами и педагогами, которые преподавали им с детства различные языки, они сделали дам на подиуме, то, чего не хватало манекенщицам до поколения русских красавиц. Иван Толстой: А поскольку вы знали русских красавиц во второй их половине жизни, скажите, что какое очарование они сохраняли в старости? Александр Васильев: Статность фигуры, прямую спину, то, что сегодня нельзя найти в России практически никогда. Благородный профиль, длинные пальцы, тонкие руки, знание языков, светлую голову и чувство собственного достоинства. Очень редкое чувство, порой даже недоступное сегодня в России. Иван Толстой: От чего вы отказываетесь, чтобы все успеть? Александр Васильев: Я стараюсь не отказываться ни от чего. Если честно, мой день начинается очень рано. Я в 7 часов стараюсь быть на ногах и ложусь спать часто только в два часа ночи. Все это время я посвящаю моей работе в той или иной степени. Я готовлю сейчас другую книгу - "150 лет русской моды в фотографиях". Это будет первое издание, которое проследит перемену в русском вкусе и русской моде, начиная с 1850 до 2000 года. Я занимаюсь сейчас собранием документального материала и перерабатываю огромное количество периодической прессы, как дореволюционной, так и ленинской, сталинской, хрущевской и так далее, в которой освещается мода в тех или иных аспектах. Сейчас я работаю над главой о советской моде 1940 - 1950 годов. Период, который кажется многим очень забитым, недостаточно привлекательным и недостаточно зрелищным с точки зрения одежды. Но я убеждаюсь, что это было не так. Существовали различные директивы партии о направлениях развития моды, запреты на различные длины юбок, идолопоклонничество перед Западом и так далее, которые довольно быстро менялись. В один период следить за Парижем было запрещено полностью. А с началом фестиваля молодежи и студентов в 1957 году следить за Парижем стало даже престижно. Я разыскиваю советских киноактрис 30-х, 40-х, 50-х, 60-х годов, которые были в свое время символами красоты, элегантности. Такими, как Наталья Фатеева или Клара Лучко, или Нина Макарова, в которых есть многое от прошлого и которые хорошо знали на примере собственной жизни, будучи звездами в то время, что значило хорошо одеться и что это им могло стоить в смысле усилий и результата. Кроме этого я встречался с моей любимой певицей Изабеллой Юрьевой, с одной из последних доживших до сегодняшнего дня актрис советского немого кино Анель Судакевич 93-х лет. То есть я поднимаю пласты того поезда, вагоны которого дошли до моего времени. Иван Толстой: Вопрос о советской моде 50-х годов у поколения более старшего, чем мы с вами, вызывает в памяти, прежде всего, одно комическое воспоминание. Это история о том, как Ив Монтан, приехав в конце 50-х годов в Москву... Александр Васильев: Скупил лифчики и панталоны и выставил их в Париже. Иван Толстой: Это апокриф? Александр Васильев: Так было. Так случилось. Они действительно были очень смешные и асексуальные. Но проблема эротики и секса не стояла в советской действительности как таковой. Партия воспитывала тружеников, а не развратников. Это была директива линии партии. Что я тоже описываю в своей книге вовсе не с иронической точки зрения, а констатируя факты. Я очень люблю факты и, несмотря на то, что многие находят в моих статьях сарказм, юмор, что присуще мне, как человеку достаточно саркастическому, тем не менее, я стараюсь найти хорошее в каждом периоде, если такое хорошее было. Если же мы видим совершенно смешные и нелепые факты, то я их привожу с точки зрения случившегося, а не с точки зрения смешного и никчемного. Иван Толстой: А вы будете в своей книге упоминать об это истории с Ив Монтаном? Александр Васильев: Безусловно. Иван Толстой: Это будет как-то проиллюстрировано? Александр Васильев: Безусловно. Я найду иллюстрации и во французской прессе. Также как я буду публиковать письма товарища Кагановича об образе советской женщины и длине юбок, которые им положено носить по партийной установке. Сейчас это кажется нелепо, но тогда перед подобными декретами люди трепетали. Иван Толстой: В ваших ответах вы прослеживаете женскую составляющую в моде. А как с мужской быть? Александр Васильев: Я пишу в моей книге о женской, мужской и детской моде. Мужские журналы не существовали в России в то время, и я вынужден довольствоваться только фактами, рассказами, описаниями. В частности, статьями в журнале "Крокодил", которые я изучаю по годам, так как множество карикатур были направлены именно на мужскую, а не на женскую моду. Мне было бы очень приятно, пользуясь возможностью такой широченной аудитории, которую представляет ваша Радиостанция Свобода, попросить дорогих радиослушателей по возможности помочь мне с собранием и фотоиллюстраций и, возможно, каких-то неизвестных мне фактов по мужской и женской моде всего советского периода. И если у кого-то в домашних архивах находится такое большое количество фотографий или, возможно, снимков моды, потому что фотографы моды существовали в то время, то возможно, прислать их вам на радиостудию и таким образом я смог бы их включить в свою монографию. Я думаю, что этот труд важен всем русским не только с точки зрения познавательной историографии, но и с точки зрения социологической истории нашей страны. Люди посмотрят на себя со стороны, поймут больше все то позитивное и негативное, что они прожили за 150 лет своей истории и, я думаю, сделают соответствующие выводы. Возможно, что главным выводом будет то, что такая огромная по территории и многонаселенная страна нуждается хотя бы в одном, но собственном музее моды и костюма, которого в России вообще не существует. Иван Толстой: А как вы, историк моды, оцениваете сегодняшнюю одежду? Александр Васильев: Все-таки победила американская мода. Я имею в виду трикотаж, кроссовки, пластиковые брюки. Все то, что мне лично не близко, является одеждой для масс. Но мода и одежда - это сопоставимые понятия, но не параллельные. Мода - для избранных, а одежда - для всех. И те люди, которые хотят одеваться модно, должны иметь на это время. Больше, чем деньги. Время - это самое ценное для каждого модника. Надо следить за последними парижскими, миланскими, нью-йоркскими, лондонскими показами, надо вчитываться в строчки модных журналов, просматривать показы по телевидению, на видео, надо жить ритмом моды. Нельзя быть модником только в своем внешнем облике. Это не значит, что вы сможете пойти в парикмахерскую, сделать себе модную прическу, купить себе модные ботинки и модный портфель и стать после этого модным человеком. Весь стиль вашей жизни должен перемениться. У вас должна быть модная софа, новомодное кресло, вы должны слушать новую модную музыку, жить в новом модном районе и ездить в новом модном поезде. Все эти сочетания очень трудно собрать воедино. Люди, которые слепо следуют моде, называются жертвами моды. Они действительно уникальны. А все остальные могут только разглядеть хвост этой огромной кометы, которой является современная мода. Унисекс побеждает женскую и мужскую элегантность. Женщины взяли из мужского гардероба практически все аксессуары, которые оставляли раньше епархию исключительно мужчин. Я имею в виду брюки, ботинки, пиджаки, жилеты, галстуки, короткие стрижки, курение в публичных местах. Тем не менее, ведущие создатели моды стараются в своих шоу, такие как Диор, Живенши, Готье, Лакруа, продлить эти последние годы элегантности, создать новый флер, совместимый с такими терминами, как гламур или утонченная женская красота. К сожалению, все это уходит на второй план. Все показы моды занимаются практически исключительно рекламой своих косметических средств, продажа духов для многих домов моды более живительна, чем продажа их модных платьев, которые подчас стоят от 25 тысяч долларов. И особенно печально, что обладатели всех этих уникальных замечательных платьев не имеют больше возможности в них выйти. Социальная сторона показа платьев умирает, если уже не умерла. Все эти балы, рауты, коктейли отходят в прошлое или совсем отошли. Люди боятся показать свое благосостояние, свои меха, бриллианты, если это не находится на какой-то закрытой вилле или дворце. Все то, чем жила мировая мода раньше, все то, чем она могла себя показать, перешло в другую степь измерения. И если мы сегодня выйдем на улицы Парижа, мы увидим, что парижане одеваются не ахти так. Они ходят, кто в чем, не особенно усердствуют с косметикой, с прическами, одеваются в удобные, простые вещи. Где же та блестящая витрина, которую мы ищем? Вы ее чаще найдете в Италии или в Испании. Испанки и итальянки тратят гораздо больше денег и времени на покупки в дорогих магазинах, чем француженки. Жительницы Милана, Рима или Флоренции всегда хотят показать, насколько они замечательны, насколько утончен их вкус, насколько хорошо они умеют выбрать тот или иной аксессуар, те или иные цветовые сочетания. Во Франции это вы увидите гораздо реже. И, тем не менее, мы все верим, что мода будет вечной. История человечества показала, что стрелки часов моды не остановились ни на одну секунду. Они никогда не стояли на месте. Ни одна война, ни одно землетрясение, ни один взрыв еще не остановил циклической формы поступательного движения моды. И будущие поколения вспомнят наш труд, наш вклад. И дело историка моды - донести до следующих поколений то, что сумели собрать мы сегодня, а не то, что они смогут собрать после нас. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
