Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[01-03-03]
Лицом к лицуЛицом к событию. Золотой юбилей русской службы Радио СвободаПетр Вайль: Сегодня в нашей программе принимают участие девять человек, включая меня. Пятеро из них - ветераны русской службы Радио Свобода: это Руслан Гелисханов - с 74-го года, Сергей Юрьенен - с 78-го года, Лев Ройтман - с 73-го года, из Италии Джованни Бенси - с 72-го, и из Франции, вероятно, старейший наш участник не только этой программы, но и вообще корреспондент, сотрудник Радио Свобода Семен Мирский - с 64-го. Дмитрий Волчек примет участие в программе как первый корреспондент Радио Свобода в Советском Союзе. Иван Толстой приглашен как историограф, Иван - молодой, он всего с 95-го года. И я, ведущий это программы - Петр Вайль, в этом году отмечу 15 лет на Радио Свобода. Я обращаюсь ко всем господам с предложением поделиться своими воспоминаниями, соображениями, впечатлениями о том, как вы первый раз пришли на Свободу, как вас здесь встретили, что вы делали поначалу, какое было первое задание, наиболее, может быть, интересный материал, который вам запомнился, персонажи, которых вы встретили на Свободе за эти долгие годы. Лев Ройтман: Вы знаете, Петр, я сижу рядом с вами, слева, очевидно, начну я. Тем более, что вы перечисляли, кто с какого года работает, я так понял, что по сравнению с Семеном Мирским я младший аксакал в нашем собрании здесь. Я появился на Свободе, это был декабрь 73-го года, и меня принял на Свободе, как, я полагаю, многих из наших сотрудников, которые пришли вслед за мной, да и до меня, Владимир Юрасов. Был такой интереснейший человек, писатель, который работал в нью-йоркском бюро, бровастый, крупный, действительно махина человеческая. И он производил на нас, начинающих американцев-аспирантов, совершенно ошеломляющее впечатление именно своей фактурой, своей вписанностью в американскую, в нью-йоркскую жизнь. Он вел передачу, которая начиналась вопросом: "расскажите о себе". Это, конечно, немножко ошеломляло сначала, потому что начинать надо было рассказывать неизвестно с какого момента, то ли когда ты родился, то ли когда уехал из страны, в которой ты родился, то ли когда ты приехал, и так далее. Это было достаточно тяжело. И он вытягивал из вас все, что мог, вот этим странным вопросом: "расскажите о себе". Вот это, по сути дела, и была моя первая передача, в которой я рассказывал о себе, не зная, что интересного во мне, в моей личности. Петр Вайль: Лев, я думаю, все присутствующие помнят Юрасова. Я помню, что он был первым человеком на Радио Свобода и для меня, когда я приехал в Нью-Йорке в начале 78-го года. Я помню, как Юрасов, автор романа "Параллакс", мною тогда уже прочитанного, довольно увлекательного, рассказывал, что у него есть основание бояться советских спецслужб, как сейчас бы сказали, КГБ. Он говорил: "Завел я овчарку, купил автомат и живу спокойно". Можете себе представить, какое это ошеломляющее впечатление на новичка производило. Лев Ройтман: Но потом уже, узнавая людей и того же Володю Юрасова, вы знаете, я восхищался им еще и потому, что у него был совершенно гусарский, у него был ошеломляющий роман, не буду сейчас называть эту сотрудницу, который тянулся долгими годами, с драмами, с расставаниями, со встречами, скажу больше, с вскрытием вен. То есть он жил полноценной, мужской, грубой от земли, от крови жизнью. И это было мое первое впечатление на Радио. Первая моя передача - это были "Заметки юриста", она вышла в эфир 1-го января 74-го года, и с тех пор вроде бы ничего особенно веселого не было. Петр Вайль: Спасибо. Это был Лев Ройтман. А я сейчас обращусь к нашему историографу Ивану Толстому, чтобы он четко сказал, что за юбилей мы отмечаем первого марта 2003-го года? Иван Толстой: Петр, я сейчас скажу, какой юбилей мы отмечаем, но я хочу сделать маленькую вставочку, добавление о Юрасове. Я Юрасова не видел, я пришел на радио, когда Юрасов доживал свои последние годы и дни в Америке, я поступил в штатную службу Свободы в Праге. Но о Юрасове я знал еще тогда, когда на радио не работал. Дело в том, что у Владимира Юрасова было несколько имен, как у многих, кто во время войны ушел в эмиграцию. В Америке он жил под фамилией Рудольф, а настоящая фамилия Юрасова была Жабинский. И вот под фамилией Жабинский он и был в 37-м году арестован и приговорен к семи или к восьми годам лагерей. Дело в том, что у Жабинского, арестованного в 37-м году, следователем был некто Петр Владимирович Жур, журналист и писатель ленинградский, который впоследствии много десятилетий работал в журнале "Звезда". И вот когда я приносил свои первые статьи в середине 80-х годов в журнал "Звезда", еще была глубокая советская власть, доперестроечное время, эти статьи попадали на стол Петру Владимировичу Журу. И один из моих знакомых в журнале "Звезда" говорил": "Знаете, кто читает ваши статьи? Бывший следователь Владимира Юрасова, эмигрантского писателя". И тогда же познакомил меня с тем романом "Параллакс", о котором вы, Петр, говорили. То есть мой интерес к истории Радио Свобода, можно сказать, начинался, этот рисунок интереса начал сплетаться уже тогда. Но это как бы полушутка. Петр Вайль: Вернемся к памятной дате: что произошло первого марта 1953-го года? Иван Толстой: В шесть утра по московскому времени вышла в эфир первая передача Русской службы Радио Свобода. До этого в эфире с конца февраля, можно сказать, сегодня, мы записываемся 28-го февраля, уже 28-го звучали некоторые позывные, и объявление диктора, бесстрастное объявление в эфир, что с такого-то дня на таких-то волнах начнется вещание новой радиостанции, которая тогда называлась "Освобождение". И вот в шесть утра первого марта диктор сел к микрофону и начал первую передачу Свободы, тогда "Освобождение". Петр Вайль: Спасибо, Иван Толстой. И я обращаюсь к своему коллеге Руслану Гелисханову. Руслан работает на Радио в штате с 74-го года, но он такой "сын полка". Насколько я знаю, Руслан, вы с каких-то совсем чуть ли не детских лет приходили и что-то такое делали на радио. Что? Руслан Гелисханов: Я не приходил, я влился в это радио. Я единственный, который помнит старое здание регионального маленького аэродромчика, длинные коридоры были там. Это в Мюнхене, напротив огромной горы с руинами Мюнхена, куда собирались все дома, которые разбомбили. Но как-то их не замечали уже. Мои родители действительно работали с первого дня на радио, и папа был демократичным человеком, он по субботам часто маму освобождал от меня и брал меня на работу. Я ходил по коридорам, смотрел на чингисханов всяких, атаманов в галифе. Они были очень милые дяди и все мне подсовывали денежку. Когда папе впервые рассказал, что мне дали денег - "Как ты мог взять?" "А что я могу делать, папа?". Папа собирал каждую субботу эти деньги из моих карманов, каждое воскресенье он ехал то в синагогу, то в костел, то в русскую православную церковь, чтобы эти деньги жертвовать. А первое мое задание на радио было, я был еще студентом, во время каникул на радио работал, как многие дети служащих там, это был 68-й год, войска Варшавского договора вторглись в Чехословакию. Тогда я работал трое суток без одной минуты паузы. Нам удалось записать обращение подпольных чешских радиостанций к советским солдатам. Они были такого плохого качества, что с ними мало что можно было сделать. Моя первая задача была - чистить эти призывы. Я не знаю как, но удалось, и мы обратно пускали в Россию, в Советский Союз. Солдаты не слышали эти призывы, потому что они в тех же лесах вокруг Праги прятались, боялись страшно, что из Германии начнут наступать американцы. Петр Вайль: То есть вы начали чистить и с тех пор 35 лет остановиться не можете? А первая ваша должность, когда вы поступили на работу, кем вы пришли? Руслан Гелисханов: Я работал в продукции. Вначале я искал музыку для передач. По-настоящему я начал работать с одним присутствующим здесь коллегой - с Львом Ройтманом. Мне, конечно, казалось радио архаичным, оно был старое, оно звучало старым, мне так казалось, все слишком долго делалось. У нас передачи были такие, что новостные передачи, кроме выпуска новостей, говорили и обсуждали вещи, которые случились два-три дня тому назад. Потом это появлялось в газетах, потом газеты у нас появлялись, и потом люди начали обсуждать. Плюс продукционный процесс был такой, что записывалось то в одной студии, то в другой, то в третей студии и потом чистилось как всегда, потому что записывалось в русской службе на полчаса полтора часа, люди разговаривали. Мы со Львом сделали первую современную студию. То есть программа была настолько рассчитана, что на 99% все уже стояло. И потому могли очень поздно эту программу записывать и побольше получать информации. Это была первая передача, которая была записана в режиме один к одному. Мы избавились еще от одного дополнительного человека - от техника, что еще дешевле делает программу, и полностью от постпродукции избавились. Когда выходил Лев Ройтман из студии, программа была готова и она могла идти в эфир. Это что-то небывалое было. Меня почему-то посчитали революционером и убрали с русской службы, я стал шефом. Петр Вайль: Лев, а вы помните первые шаги Руслана? Лев Ройтман: Естественно, он о них примерно рассказал сейчас. Дело в том, что, когда он говорил о старости, я понял, что мне сейчас 59 лет, каким старым, каким мастодонтом я должен казаться нашим новым сотрудникам, которые недавно были приняты к нам на Радио. Кстати, Руслан, когда ты говорил о том, как делались программы, я вспоминаю, как у меня когда-то до этой более полу-современной программы, о которой ты говорил, спросили: кто тебе определяет тему? Я сказал: определяет газета "Правда". Вот что она пишет, на то я и отвечаю. Руслан Гелисханов: Эта передача была настоящим предшественником нашей Liberty Live. В этот же день мы обсуждали события этого же дня, это была самая большая революция. Петр Вайль: Господа, давайте послушаем нашего коллегу, который в прошлом году отметил 30-летие на Радио Свобода, а сейчас он наш корреспондент в Италии - это Джованни Бенси. Джованни Бенси: Я попал на Радио Свобода в 1972-м году. Как это случилось? Надо знать, что за девять лет до этого в 63-м году, когда я находился в Москве как стажер МГУ, я был арестован КГБ за антисоветскую деятельность. Просидел месяц в Лефортовской тюрьме, а потом меня, как говорят, выдворили с запретом возвращаться в СССР. В Италии я стал работать журналистом, экспертом по советским делам. Но постепенно я стал замечать, что невозможность ездить в СССР мне вредила в профессиональном плане. Как же, говорили, эксперт по Советскому Союзу не может бывать в Москве? И потом я замечал тоже, что без общения с людьми я начинал забывать русский язык. Как-то один мой знакомый в Риме, сотрудник американского посольства мне предложил связаться с Радио Свобода. Ты, мол, не советский гражданин, не диссидент, но говоришь по-русски и представляешь взгляд со стороны. Я принял это предложение. И оказалось, что работа на Радио Свобода подняла мой профессиональный авторитет и в Италии. Радио Свобода считалось уже тогда очень информированным о советских делах, и я получил новые шансы работать на итальянские газеты и использовать источники, которые имели на Радио Свобода для того, чтобы писать в качестве итальянского журналиста. Самый любопытный случай в моей карьере на Радио Свобода был, я думаю, в 1989-м году, когда мы с коллегой Львом Израилевичем Ройтманом были на последнем съезде венгерской коммунистической партии в Будапеште. Почему этот случай был любопытным? Мы присутствовали практически при самороспуске не только коммунистической партии, но и вообще коммунистического режима в Венгрии. И вот удивительно - все это происходило при полном равнодушии населения, ни демонстраций, ни митингов, ничего не было. Все жили, как будто ничего не происходило, как будто венгерский народ давно списал коммунистов в расход. Это примечательно, что это происходило в стране, которая примерно за 30 лет до этого устроила настоящую революцию, чтобы избавиться от того же коммунизма. Ярких и интересных коллег за 30 лет работы на Радио Свобода у меня было очень много, трудно кого-либо особо выделить. Но я особенно хотел бы вспомнить Молли Гордин, которая в эфире выступала как Инна Светлова, трагически погибла в Праге, застреленная неизвестным убийцей. Я восхищался умением Молли обсуждать в эфире, казалось бы, обыденные, повседневные вопросы, делая их интересными. Ее творческая не политичность меня поражала. Иностранцы, где фактически всеми завладела политика, где фактически все говорили только о политике, она не говорила о политике, но говорила интересно. Петр Вайль: Это был Джованни Бенси, который в прошлом году вышел на пенсию, но остался нашим сотрудником, он корреспондент Русской службы Радио Свобода в Италии. Я обращаюсь к Ивану Толстому, летописцу нашему. Иван, Джованни рассказывал о том, как он сидел в тюрьме, мы вспоминали Юрасова, который не без оснований вооружался и держался с опаской в Америке, ожидая как-то нападения или провокации со стороны КГБ. Действительно ли такая была драматическая жизнь у первых сотрудников Радио Свобода или это, может быть, некое наваждение? Иван Толстой: Нет, вы знаете, даже не желая превращать историю Радио Свобода в какую-то мелодраму или нагнетать какие-то ужасы, все-таки надо признать, что в течение довольно многих лет радиостанция была объектом для проникновения, для внедрения сотрудников разведки советской. Известно, что на Радио в Мюнхене работали некоторые сотрудники КГБ, которые не скрывали, например, своей подрывной деятельности здесь и некоторые написали воспоминания об этом. Например, был такой Юрий Марин, который еще в начале 70-х годов разоблаченный вернулся в Москву добровольно, убежал просто от преследования, от возможного ареста. Был и другой человек, более известный, Олег Туманов, который работал на радио больше 20-ти лет, даже сделал некоторую карьеру, работал в Русской службе. Туманов ушел назад в Москву в 86-м году. Выступал по телевидению, давал пресс-конференции, разоблачал Радио Свобода. Прошло совсем немного времени, когда он мог уже придти в московское бюро снова, если бы оставался нашим сотрудником, вести передачи, брать интервью и так далее. И, конечно, его ранняя гибель от алкоголизма в значительной степени связана с тем, что у человека начался такой невероятный раздрай мировоззренческий, душевный, психологический. Настоящий был кризис его всей жизни, когда то, чему он посвятил свою жизнь, оказалось ненужным, Радио само пришло в Советский Союз, в Россию. Петр Вайль: Он попал во временную щель. Иван Толстой: Да, конечно. Разведчик знает, на что он идет и на какую двойную жизнь и на какие провалы он должен рассчитывать. Люди, участвовавшие в этих историях, они не запятнаны кровью, насколько я знаю. А вот были и гораздо страшные случаи. В самый первый год работы Радио два сотрудника тогда радиостанции "Освобождение" были убиты. Один из них был найден в реке Изар, неподалеку от мюнхенской штаб-квартиры, другой был найден в квартире у своего знакомого убитым. Я хотел вспомнить еще об одном эпизоде, прямо-таки кинематографическом эпизоде. Чета Мондичей, Виктория и Михаил Мондичи работали много лет на Радио Свобода. Виктория Семенова начинала самую первую нашу передачу, читала новости в ней. Михаил Мондич работал в исследовательском отделе. Мондич был переводчиком в Праге в конце войны, он по происхождению русин, приехал в Прагу с Карпат, учился в Праге, закончил гимназию. И советские войска, пришедшие в Чехословакию, взяли его в качестве переводчика, знавшего языки Центральной Европы - венгерский, чешский, словацкий, русский и так далее. Михаил Мондич не выдержал чудовищной службы переводчиком при СМЕРШе и ушел в Германию, буквально пешком, лесом с проводником ушел в Германию. И там опубликовал чудовищной силы разоблачения, свидетельства под над названием "Год в стане врага. Записки переводчика СМЕРШа" под псевдонимом Синевирский. Но, конечно же, советская разведка знала, кто это такой, вычислила и решила расправиться с ним. И однажды на океанском лайнере, который плыл из Германии в Америку, Виктория и Михаил Мондич обедали на палубе, им подали обед, и в конце, в качестве особого угощения, подношения за дорогостоящий рейс им и всем сидевшим за столом были поданы плошки с щедрой порцией черной икры. Михаилу Мондичу была подана своя одним из официантов, Виктории другим официантом. Михаил уступил жене эту порцию черной икры, потому что решил побаловать свою жену. Она съела обе эти порции и буквально через три-четыре часа тяжелейшим образом заболела. Она не могла подняться с кровати, у нее вылезли волосы, он практически умирала, распадались ногти и появились многочисленные трещины на коже. Это была чудовищная история. Ее вылечил один из врачей уже в Нью-Йорке по прибытии лайнера крепчайшим невероятной силы чаем, который пить было невозможно, это был "чифирь чифирич" такой. Вот за неделю питья чифиря она сняла эти симптомы и практически выздоровела. Так что, как это ни мелодраматично звучит, разведка, увы, не дремала. И наши сотрудники предыдущих поколений, они действительно подвергали жизнь опасности, работая у нашего микрофона. Петр Вайль: Спасибо, Иван, даже несмотря на эти страшные истории, которые вы рассказали, спасибо. Я сейчас обращаюсь к своему коллеге Дмитрию Волчеку, я вначале сказал, что он участвует в нашем "круглом столе" не как ветеран Радио Свобода, а как своего рода достопримечательность, Митя, если вы не обидитесь на такое слово. Дмитрий Волчек был первым корреспондентом Радио Свобода в Советском Союзе. Дмитрий Волчек: Это был конец 88-го года, ноябрь, если не ошибаюсь, я работал в журнале "Гласность", это был правозащитный журнал полулегальный, то есть, скорее, вообще нелегальный, потому что издавался типографским способом он только в Париже, а в России распространялся в машинописи и ксероксах. Главный редактор журнала был Сергей Григорьянц, известный правозащитник, тогда у него уже были контакты с Радио Свобода, он несколько раз давал интервью во время еще глушения, в 87-88-м годах. Мы передавали некоторые документы нашей редакции, но такого прямого сотрудничества не было. И буквально на следующий день после того, как прекратилось глушение, сотрудники из Мюнхена предложили кому-то из редакции стать корреспондентом. Но условно корреспондентом, потому что поначалу все опасались, что КГБ это воспримет как вызов, только делать обзоры советской печати. Я сразу же согласился. Первые пару месяцев я делал обзоры советских газет, и после этого, когда выяснилось, что реакции, по крайней мере, заметной нет, я и другие коллеги стали делать непосредственно репортажи из Москвы. Петр Вайль: Митя, а страшно было? Я понимаю, вы работали у Григорьянца, вы занимались диссидентской деятельностью, но это уже какая-то другая грань. Всегда в Советском Союзе очень ревностно относились к инакомыслию вообще, но особенно к инакомыслию, связанному с Западом и инспирированному с Запада. Дмитрий Волчек: Поначалу было, конечно, страшно, но это был такой страх, смешенный с весельем. Все-таки мне было 23 года, мне казалось, что это часть какой-то забавной игры, которую мы всегда вели в эти годы с КГБ. То есть шаг туда, ждешь какой-то ответной реакции и так далее. Тогда было сумасшедшее время, и не было ощущения, что они могут расправиться. Петр Вайль: А как вы получали гонорары? Дмитрий Волчек: Я получил гонорар, когда я первый раз приехал на Запад, это было в 89-м году летом, я был первым сотрудником из Советского Союза, который оказался в штаб-квартире Радио Свобода в Мюнхене, и тогда действительно на меня смотрели как на определенную достопримечательность. Толпы сбегались пожать мне руку, посмотреть, пощупать. Лев Ройтман: Митя, а ты не жалеешь о том, что произошло с тобой в 88-м году? Дмитрий Волчек: Нет, Лев. Уже все равно ничего не вернешь. Петр Вайль: Митя, насколько я знаю, вскоре после вас присоединились первыми в Москве Андрей Бабицкий, в тогдашнем Ленинграде Виктор Резунков и в Риге Михаил Бомбин? Дмитрий Волчек: Да, Михаил Бомбин был в Риге, параллельно мы с ним начали делать обзоры печати, Миша делал обзоры балтийской печати. Надо еще вспомнить Юрия Митюнова, первого корреспондента, который был вместе с нами в Москве и делал очень яркие репортажи. Чуть позже был Марк Дейч, Михаил Соколов, который сейчас работает в московском бюро. Петр Вайль: А потом уже развилась корреспондентская сеть (это я уже добавляю от себя), которая сейчас охватывает без исключения и без преувеличения все уголки России и бывших советских республик, на месте которых возникли суверенные государства. То есть нет ни одного мало-мальски крупного города России, где бы у нас не было своих корреспондентов. А начиналось, Митя, все с вас. Вы чувствуете себя этаким памятником? Дмитрий Волчек: Да, у меня до сих пор дома висит такая доска, которую мне тогдашний президент радиостанции вручил за освещение событий во время путча 91-го года. С бронзой, деревом, очень масштабная. Я бы даже сказал, что, может быть, ее когда-нибудь привинтят на памятник на моей могиле. Петр Вайль: А с кем вы непосредственно связывались, корректировали свои задания, свои репортажи? Дмитрий Волчек: Поначалу мы стали работать на программу прямого эфира. Она называлась "В стране и мире". Это была первая часовая программа в эфире Радио Свободы, вообще в истории радиостанции, насколько я понимаю, ежедневная. Она выходила в 8 часов вечера. Поначалу ее вели Виктор Федосеев, Ирина Хенкина и Савик Шустер. И Савик Шустер тогда в основном занимался этой скромной еще корреспондентской сетью в Советском Союзе. Петр Вайль: Митя, а когда вы приехали в Мюнхен в штаб-квартиру, какие ваши впечатления были? Вы увидели то, что ожидали увидеть, или были какие-то неожиданности, сюрпризы? Дмитрий Волчек: Конечно, я не представлял размаха, я думал, что это что-то более скромное по масштабам, а здесь это был целый комплекс в английском парке, с очень сложной системой охраны. И тогда охранники-немцы, увидев мой советский паспорт, просто не знали, как поступить. Я помню, что было очень сложно приходить и всякий раз это вызывало какое-то удивление, потому что человек с советским паспортом, входящий ежедневно на радио, для всей системы секьюрити, которая строилась десятилетиями, это был шок. Многое, конечно, тогда удивило. Первое, что меня тогда поразило - это столовая радиостанции. В Советском Союзе в те годы был катастрофический пищевой кризис, есть было нечего. И мне казалось, что это самый шикарный ресторан на свете. И когда я кому-то сказал по наивности из сотрудников, что потрясающие стейки, меня, конечно, засмеяли, сказав, что приличные люди не могут так питаться. Лев Ройтман: Митя, тот, кто видит меня за этим столом, видит, что я смеюсь. Петр Вайль: Обращаюсь к оставшемуся за нашим столом ветерану, который еще не подавал голос, - это Сергей Юрьенен. В этом году, насколько я понимаю, Сергей, у вас 25-летний юбилей на Радио. Он уже был? Сергей Юрьенен: Выходит так. Это было в Париже, это было 7-го ноября 77-го года, когда я сошел на перрон Gare du Nord и залег на дно до того момента, когда в конце февраля 78-го года "Фигаро" вышла с огромной шапкой "Советский 30-летний писатель выбирает свободу во Франции". На следующий день, это был понедельник, раздался звонок, который, как выражался тогда Владимир Емельянович Максимов, оказался судьбоносным. Звонок из парижского бюро Радио Свобода с предложением придти и выступить у микрофона. Возвращаясь к тому, что сказал Иван Никитич, русский Париж тогда не опомнился от шока: за несколько месяцев до моего визита в парижское бюро трагически погиб Александр Галич. И уже тогда КГБ, кажется, в "Неделе" дало понять, что это их рук дело. Конечно, русский Париж бурлил. Мне было страшно идти, тем более, что я выбирал не только свободу от Советского Союза, мы это делали одновременно с моей женой, дочерью лидера испанской компартии. Это был очень сложный выбор свободы от мирового коммунистического движения. Мы не были защищены ничем, ни с Востока, ни с Запада. Я помню, что в парижских трущобах Бельвилля спал не с автоматом в руке, а с бразильским мачете. Петр Вайль: На автомат денег не хватало? Сергей Юрьенен: Не хватало, хотя я присмотрел на "блошином рынке" хороший английский пистолет "Кобра" барабанный и собирал деньги на него. Кстати, с первой же передачи на Радио Свобода почти половина суммы набралась. И собственно говоря, после первой передачи последовал цикл, после Парижа последовал Мюнхен, после Мюнхена - Прага, и так 25 лет, как вы сказали, пролетело. Петр Вайль: Сергей, я бывал в парижском бюро Радио Свобода в конце 80-х годов. Помню, что там собиралось вполне блестящее общество, да и место было изящное. Там был балкон, на который всех гостей выводили и они ахали, потому что был потрясающий ракурс, Эйфелева башня над тобой вставала в какой-то необычный рост. Там был Виктор Некрасов, сотрудники "Континента", тот же Галич, публика была крайне интересна. Вы застали многих из них? Сергей Юрьенен: Разумеется, я застал почти всех, даже сына Столыпина. Во-первых, это было замечательное место. Мне 20 остановок надо было ехать, когда выходил из метро, то видел тот самый вид на Эйфелеву башню, есть фотография фюрера, тайно посещавшего Париж после победы, смотрит с моста на Эйфелеву башню. Замечательный дом, действительно балкон, на котором мы с Виктором Некрасовым фотографировались на фоне Эйфелевой башни. Там был замечательный коллектив, которым руководил англизированный джентльмен Виктор Ризер-Шиманский, для меня воплощение большого стиля Радио Свободы, отчасти я все-таки застал, Иван Никитич лучше знает об этом большом стиле. Там был Семен Мирский, будущий директор парижского бюро, писатель Анатолий Гладилин, который, несомненно, был властитель дум исповедального поколения. Петр Вайль: Хрущевская оттепель 60-х, вместе с Аксеновым Гладилин был одним из кумиров. Сергей Юрьенен: Анатолий Кузнецов в то время работал через Ла-Манш, совсем рядом. Так что я оказался среди своих. Петр Вайль: Я думаю, самое время нам послушать Семена Мирского, о котором только что упомянул Сергей. Семен Мирский: Первым человеком, которого я встретил у подъезда в день моего первого появления на Радио Свобода, первого мая 1964-го года, был пьяный дядька, неверным шагом выходивший из здания. А я-то думал, что в этом бастионе антисоветчины международный праздник трудящихся не отмечается. Это была ошибка, одна из многих. Прошло какое-то время, и я узнал, что на Свободе работают люди самые разные: утонченные и не очень, бывшие красноармейцы и бывшие власовцы, евреи и антисемиты. Короче говоря, я понял, что отъезд из Советского Союза за рубеж не означал для меня окончательного прощания с родиной, ибо на Свободе было все и даже чуточку больше. Были американские начальники, которых, разумеется, принято было ругать, но которые худо-бедно понимали, как нами надо руководить. С тех пор прошло без малого сорок лет, из людей, принимавших меня тогда на работу, никого уже нет в живых, но многих вспоминаю часто и с благодарностью. Были среди них люди ярко одаренные и даже блестящие. Но мне хочется почему-то вспомнить одного человека, чей голос, возможно, вообще никогда не звучал на волне Радио Свобода. Звали его Александр Михайлович Перфильев, и был он уже весьма пожилой, молчаливый, застенчивый, работавший в отделе новостей. В годы гражданской войны Александр Перфильев служил в Белой армии и был казачьим есаулом, что в моем представлении плохо вязалось с его внешностью - он был щуплый, невысокого роста в очках. После войны оказался в Германии. Какое-то время был мужем писательницы Ирины Сабуровой, тоже, кстати, работавшей на радио, и был он поэт. Однажды на салфетке, в которую был обернут съеденный вместе бутерброд, Александр Михайлович написал моей жене благодарственный экспромт. А в ответ на вопрос, как ему удается так быстро импровизировать, Перфильев ответил, что говорить в рифму ему гораздо легче, чем прозой. "А стихи ваши вы когда-нибудь печатали?" - поинтересовался я. "Да, было, - как-то нехотя ответил Перфильев. - Была даже песенка". "Какая песенка?" И тут Александр Михайлович начал тихонько напевать: "Был день осенний, и листья грустно опадали, в последних астрах печаль хрустальная жила. Грусти тогда с тобою мы не знали, ведь мы любили и для нас весна цвела. Ах эти черные глаза..." ну и так далее", - сказал автор слов песни. А этажом выше в студии наш главный в те годы диктор Сергей Рудник читал сводку новостей, в которой мы из Мюнхена рассказывали гражданам СССР о том, что творится в их собственной стране. Лев Ройтман: Петр, я слушал Семена, и мне вспомнилось в связи с песней, в связи с американскими начальниками. Видите ли, Радио Свобода было не только место служения, это было и место службы для многих. У нас действительно была администрация, администрация принимала решения, и эти решения были подчас нелепыми. Я вспоминаю, что, например, был у нас начальник, ассистент директора радиостанции, которому вменили в обязанность заниматься деятельностью под названием "инвентаризация голосов". Что это такое, конечно, не понимал никто. Я припоминаю, как он пришел ко мне в комнату и решил сделать инвентаризацию моего голоса. Я был молодой, веселый, я и сейчас еще веселый и не очень старый, и я для него спел. Я помню, что на лице у него был ужас, и именно поэтому я больше никогда не пою публично, чтобы не приводить людей в ужас, но инвентаризация голосов на этом тоже закончилась. Петр Вайль: Вы знаете, я немедленно вспомнил историю про Эла Аркуса, ныне покойного. Руслан Гелисханов его, конечно, знает. Это был главный продюсер нью-йоркского бюро, с которым я много лет работал. Однажды я делал сюжет к какому-то юбилею фильма "Тарзан", который оказал огромное влияние на послевоенное поколение советских людей. Я сочинил какой-то текст и стал искать знаменитый вопль Тарзана, который издавал Джонни Вайсмюллер, великий пловец и знаменитый артист, исполнивший роль Тарзана. Ничего не нашел. У нас была большая достаточно фонотека, ничего не получилось. И вдруг в разгар наших поисков зашел Эл Аркус, он по-русски не говорил, спросил, что вы тут копаетесь, почему взволнованны. Мы ему объяснили. "Да в чем проблема?" Зашел в студию и так завопил Тарзаном, что мы похолодели от восторга и счастья. В связи с этим, господа, мне немножко обидно, что вы все время рассказываете про Мюнхен, про Париж, можно подумать, Нью-Йорка не было. Я проработал 7 лет на Радио Свобода в нью-йоркском бюро и какое-то время даже им заведовал. Там были персонажи отнюдь не менее примечательные. Начать с того, что к нам время от времени приходил Иосиф Бродский записывать и читать свои стихи. Постоянным сотрудником еженедельным, иногда по две-три программы в неделю вел Сергей Довлатов, это тоже о чем-то говорит. И как раз на днях усилиями Ивана Толстого в пражской библиотеке была открыта выставка книжная "Писатели у микрофона", писатели с Радио Свобода. Довольно представительная, даже мы все были ошеломлены, чьи книжки выставлены на этих стендах, мы не ожидали такого размаха. В связи с этим поднялся разговор - что делать писателю на радио? И я вспомнил, как вел себя в этом отношении Сергей Довлатов, когда он приносил мне как редактору свои скрипты, мы так называли тексты, и там уже были для меня написаны вопросы. Выглядело это следующим образом: Довлатов: страница текста. Вайль: "Неужели?" Довлатов: страница текста. Вайль: "Ну и?" Я выступал полным кретином, все потому, что Сергею было жалко расстаться хоть с единым значащим словом, отдать его кому-то другому. Вот что такое писатели на Радио Свобода. И на эту тему я попрошу дать справку нашего историографа и автора выставки Ивана Толстого. Иван Толстой: Писатели на Радио Свобода так же естественны как микрофоны, музыка и так далее. Радио Свобода - очень писательское радио и писательским было с самого начала. Дело в том, что на радио существовали при приеме на работу две категории людей. Одна категория - те, кто умел что-то делать руками или умел записывать звуки, они назывались "технишенс". Другие назывались "райтерс", и поэтому половина сотрудников радио были писатели. По радио нужно было рассказать о русской и советской истории, о тех белых пятнах на карте интеллектуальной и исторической нашей страны. Нужно было прочесть те произведения, которые слушатели не могли прочесть в Советском Союзе. Постоянно обращались к американским, европейским писателям за их мнением, за высказыванием на ту или иную тему. Словом, Радио Свобода предоставляло широчайшие возможности для всех, кто пишет, для всех гуманитариев, которые могут рассказать что-то интересное, неизвестное и важное слушателям в Советском Союзе. Петр Вайль: Сколько имен представлено на вашей выставке? Иван Толстой: На выставке только 50 человек, и это, я бы сказал, одна десятая того, что могло бы быть представлено. Писателей приблизительно полтысячи. Конечно, большинство из них малоизвестны или совсем неизвестны. Но крупнейшие имена это Владимир Вейдле, Гайто Газданов, Георгий Адамович, Виктор Франк в первые годы работы радио, затем это упоминавшийся Владимир Юрасов, третья волна эмиграции дала такие имена как Александр Галич, Виктор Некрасов, Владимир Максимов, Сергей Довлатов, Борис Парамонов, Сергей Юрьенен, Петр Вайль, Александр Генис и многие-многие другие, в частности, те авторы, которых мы слышим сегодня. Петр Вайль: Спасибо, Иван Толстой. Господа, напоследок я вас попрошу высказаться вот на какую тему. В 95-м году штаб-квартира Радио Свобода перебралась из Мюнхена в Прагу, что это такое для вас было, и как вы себя ощущаете тут? Лев Ройтман: Вы знаете, я переезжал с огромным интересом и в то же самое время с опасением. С опасением, что закончилась полоса моей профессиональной жизни, закончилась в Мюнхене. Оказалось, что в этой части я ошибался, я с наслаждением работаю у микрофона в Праге. Я считаю, что мы вполне на месте и уместны. И что наша миссия продолжается. Я не сожалею ни одной минуты о том, что мы переехали из Западной Европы в Европу прежде Восточную, а ныне так называемую Центральную. Вот как раз в центре нам и место. Руслан Гелисханов: 95-й год для меня был роковой. Я собирался выполнить свое обещание, которое я дал Юрию Гендлеру - это поставить продукцию в Праге на ноги. У меня были планы пойти на телевидение, в Германии открыть телевизионный канал, чего не произошло. Я понял, что это не только потому, что там что-то не удалось, я не мог уйти отсюда. Я понял это в том году, когда я полюбил работу на радио, это было в подвалах в Нагорном Карабахе, в которых мы с Савиком Шустером прятались от войны, которая как раз началась в то время, и повстанцы нас забрали и увели в подвал, потому что думали, что мы шпионы армянские. И когда увидели бумаги наши как журналистов Радио Свобода, спасли нам жизнь. Это одно слово Радио Свобода заставило их отпустить нас. И я понял, что я останусь на этом радио, я не хочу ничего другого делать. Петр Вайль: Спасибо, Руслан Гелисханов. У нас передача носит несколько легкомысленный, веселый воспоминательный характер, что естественно в юбилей. Мы не говорили о том, о чем сейчас упомянул Руслан, о Радио Свобода на войне, а это было - афганская, об чеченские страшные войны, работа наших корреспондентов там. Я думаю, что когда-нибудь мы сделаем и такую передачу - Радио Свобода на войне. Сергей Юрьенен, как вы себя чувствуете в Праге? Сергей Юрьенен: Радио Свобода - это еще и возможность путешествовать. Я приехал сюда вместе со всеми в 95-м году. Прага - это новые технологии, новое вдохновение, и у Праги, как я говорил на этой выставке, та же историческая миссия, что у Радио Свобода. Прага и Радио Свобода - медиум между мирами и культурами. Мне здесь хорошо. См. также
Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
