Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
24.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[01-07-02]
Континент ЕвропаОмаж Джованни БенсиРедактор Елена КоломийченкоПрограмма о Европе появилась в Русской редакции после переезда Радио Свобода из Мюнхена в Прагу. Появилась, во многом благодаря Джованни Бенси. Впервые его голос прозвучал на Свободе 31 год назад. С 1-го июля Джованни уходит на пенсию, но с Радио и с нами не прощается, теперь он будет жить в Италии и работать оттуда. По голосу Джованни Бенси, по его русскому, с едва заметным итальянским акцентом, многие слушатели в России узнают в эфире Свободу. "Передаем микрофон нашему сотруднику Франческо Сартори: Судьба беженцев - одна из самых трагических сторон войны в Афганистане. Им удалось вырваться из адской машины войны, навязанной Афганистану советской агрессией". "Окно в Европу". Виктор Резунков: В середине июня в Петербурге прошло одно любопытное мероприятие - Первый петербургский фестиваль будущего "Европейское Сообщество, РоссиРоссия, молодежь и политика". Сразу отмечу: к организации этого мероприятия имел самое прямое отношение полномочный представитель президента по Северо-Западному федеральному округу Виктор Черкесов. Рекламировало фестиваль поддерживающее полпреда информационное агентство "Росбалт", а выступали на фестивале прокремлевские политологи Сергей Марков и Глеб Павловский. Молодежь на этом фестивале была представлена лишь участниками объединений, действующих на базе больших партий - "Яблока", "Союза правых сил" и "Единой России". При такой организации и составе участников было неудивительно, что действия Кремля получали положительные оценки по всем направлениям. А ведь именно сейчас вопрос о роли молодежи в политике, особенно после московских футбольных погромов, особенно после объявленного Кремлем курса на интеграцию России в Европу, перед Россией же стоит остро как никогда. А потому наш корреспондент Павел Черноморский сходил на этот фестиваль "будущего", изменив нашему принципу игнорировать подобные помпезные мероприятия. И вот что он рассказал. Павел Черноморский: Общий тон прозвучавших в ходе фестиваля выступлений оказался предсказуемо оптимистичным. Еще бы, сегодня в России сложно найти политическое событие, которое не проходило бы под шапкой интеграции в Европу и в ходе которого не озвучивался бы тезис о необходимости работы с молодежью. Между тем, претендующие на серьезность гости фестиваля, а среди них были иностранцы и, по сути, независимые от российской действительности западные интеллектуальные наблюдатели, признают, что путь России в единую демократическую Европу обещает быть очень и очень тернистым. Какие-то препятствия видны уже сегодня, какие-то лишь грозят заявить о себе. То же самое и с социально активной молодежью, ведь мы понимаем, что именно будущим российским поколениям предстоит стать реальными партнерами европейцев, - пока только в будущем. Нынче же Запад видит лишь московских подростков, громящих японские рестораны после поражения российской футбольной сборной, но не сколь-либо вдумчивое, трезвое и образованное поколение юных политиков. В политике почти нет людей моложе 30-ти лет, исключения единичны. Ясно, конечно, и то, что оба вопроса напрямую связаны между собой: что останавливает Россию на пути в Европу? Какие проблемы возникнут или уже возникли перед теми, кто собирается определять жизнь российского государства через 10, через 20 лет. Доктор Хайнс Тиммерман считается в Германии одним из самых авторитетных политологов-русистов. Он глава русского отдела в берлинском Институте международных отношений безопасности и автор не одного десятка монографий по текущей политике стран СНГ, кроме того профессор, а также глава одной из секций Восточноевропейского института в Кельне. Профессора Тиммермана вообще-то считают пророссийски настроенным экспертом, но даже из его слов понятно, что победная реляция о том, что Россия уже стала частью европейской семьи, по меньшей мере преждевременна. У русских, считает профессор, налицо отставание и нарушение европейских стандартов практически во всех областях. Хайнс Тиммерман: Тут надо понимать, что есть разные степени близости - интеграция, партнерство, союз, дружба. Путин, как мы знаем, избрал слово "партнерство". Мне кажется, что это наиболее правильное существительное в этом контексте. Россия очень сильно отличается от Запада в экономике, социальной сфере, в политике, в вопросах о правах человека. Если эта дистанция, разделяющая Россию и Европейское сообщество, и уменьшается, то происходит это постепенно, шаг за шагом, а не по какой-то повестке дня, не по какому-то поводу. Вот, скажем, Россия должна вступить в ВТО, кажется, это все-таки произойдет,и это несомненно приблизит страну к Европейскому сообществу. Россия должна приводить свое законодательство, все сферы своей жизни в соответствие с западными нормами. Это уже очень большая программа. Пока в России не решены проблемы Чечни, есть проблемы со свободой слова. Поэтому о настоящей интеграции пока говоритьговорить рано. Павел Черноморский: 15-го мая этого года Крис Паттен, специальный представитель ЕС по международным делам, выступая перед европейскими политиками и депутатами Европарламента в Страсбурге, подверг Россию довольно жесткой критике. Паттен, в частности, назвал положение с правами человека в Чечне крайне тревожным. Но дело не только в Чечне, эти претензии европейских либералов выглядят уже привычными, ПАСЕ устало выносить выговоры по этому поводу. Паттен говорил и о странах Балтии, которые вот-вот должны вступить в НАТО, ЕС и стать участницами шенгенского безвизового пространства. Тогда спецпредставитель Еврокомиссии говорил о проблеме Калининграда, но для нашей сегодняшней темы - это лишь одна деталь. Куда важнее не сама история с российским анклавом, а то, что европейцы готовы принять к себе страны Балтии, но не Россию. С Россией они не могут даже договориться по отдельно взятому, явно не самому важному вопросу с калининградскими визами. Даже здесь месяцы совещаний и ноль прогресса. Страны Балтии - равный партнер Европы, Россия пока нет. Профессор Тиммерман говорит, что Эстония, Латвия, Литва куда ближе к европейским нормам, чем Россия. И дело тут не только в том, что Россия гигантская империя, а Литва по размерам сопоставима, скажем, с Бельгией. Хайнс Тиммерман: Видите ли, страны Балтии отвечают так называемым "копенгагенским" критериям, они признаны как демократические государства. Там наблюдается больший порядок, чем в России, особенно в сфере макроэкономики. Они готовы конкурировать с Европой на рынке, там вообще не возникает дискуссий по поводу, скажем, вступления в ВТО. Европейское сообщество выступает за принятие этих стран и в ЕС, и в "Шенген". Дело еще и в том, что эти страны значительно меньше России, кроме того, у них другая историческая, политическая традиция, они были демократиями в прошлом и были частью Европы. А Россия и при царе, и при коммунистах нередко противопоставляла себя европейским странам и не хотела этой интеграции. Павел Черноморский: Да и чеченская проблематика отнюдь неоднозначна. Нужно помнить, что нынешнее беспрецедентное, кажется, сближение России со странами Запада началось именно под знаком общей борьбы против исламского терроризма. Именно это было поводом, отправной точкой дружбы. Сразу после террористической атаки 11-го сентября могло показаться, что Запад готов закрыть глаза на то, какими методами Кремль ведет войну против требующей суверенитета Чеченской республики. Даже либеральный гамбургский журнал "Шпигель", доселе, кстати, писавший о чеченских повстанцах с заметным сочувствием, опубликовал тогда, в сентябре 2001-го года, очень резкий материал, говоривший о связи северокавказских врагов Кремля с бин Ладеном. Президент Буш и канцлер Шредер говорили о том же, часто в весьма резкой форме. Но Запад, конечно же, не един во мнении. В одном из последних номеров английского журнала "Экономист" была опубликована очень колючая статья, в которой авторы ругали за кровь и убийства даже не русских военных и Кремль, а сам Запад. Ругали за то, что лидеры демократических стран закрывают глаза на поведение российской армии в Чеченской республике. Тоже самое и в Америке, не все, похоже, готовы поставить между Масхадовым и Талибаном знак равенства и дружить с русскими только потому, что у нас как бы один и тот же враг. В Вашингтоне уже более 70-ти лет выходит журнал "Нью репаблик", и это, кстати, весьма авторитетное и даже модное в либеральной образованной американской среде издание. Питер Бейнерд, один из здешних редакторов, считает, что одно дело фанатики бин Ладена, а совсем другое - чеченские повстанцы. Это разные типы войны. Об этом он писал в сентябре, об этом говорит и сейчас в интервью Радио Свобода. Питер Бейнерд: Тогда мой аргумент заключался в том, что между американской борьбой против "Аль-Каиды" и русской войной в Чечне есть большая разница. Да, у тех, кто воюет в Чечне, тоже наблюдается исламский фанатизм, там тоже происходят теракты. Но чеченская борьба больше напоминает действия палестинцев против Израиля или то, что мы наблюдаем в Кашмире. И палестинцы, и чеченцы, и мусульмане Кашмира добиваются в принципе политических решений своей проблемы. Эти люди ведут, так сказать, национально-освободительную борьбу, они хотят в той или иной степени государственной автономии. А террористы "Аль-Каиды", они действительно часть большого исламистского интернационала. Это зачастую люди разной крови. Борьба США против "Аль-Каиды" не может иметь политического, а только военное решение. Павел Черноморский: Господин Бейнерд думает, что желание России разобраться с мятежной республикой под шум всеобщей борьбы с терроризмом, а заодно и приблизиться к богатому союзнику в лице Запада, в первую очередь Соединенных Штатов, в принципе понятно. Другое дело, что Россия, конечно же, тут совершенно не уникальна в своих стремлениях. Питер Бейнерд: Одно из самых тревожных последствий событий 11-го сентября заключается в том, что по всему миру страны, имеющие у себя проблемы с повстанцами, пытаются решить их моментально и жестко под прикрытием этой самой борьбы с терроризмом. И не только в России, и не только в случае с Чечней. В Китае происходит нечто подобное, там давно существует проблема мусульманского сепаратизма на западе страны. В Колумбии тоже очень активно действуют повстанцы. Такие политические проблемы существуют по всему миру и их пытаются решить, прикрываясь общим флагом борьбы с терроризмом. Я не утверждаю, что в Чечне ни в коем случае нельзя применять силу, я просто говорю, что эту проблему не решить только силой. Это проблема народа, это политическая проблема, а не проблема террористов-фанатиков. Я не могу сказать, какие политические предложения могут решить проблему Чечни, Палестины или Кашмира, я просто знаю, что тут нельзя полагаться только на силу. Это не тот случай, как у американцев с "Аль-Каидой". Павел Черноморский: Стратегия российских властей по-прежнему сводится к тому, чтобы представить дружбу между Россией и США, Россией и Западной Европой таким союзом необходимости, альянсом против общего врага. Президент Путин постоянно говорит именно об этом. Другое дело, что в этом контексте Европа действует не так, как Америка, а Америка не так, как Европа. Более того, в этом трио у всех часто самые разные интересы и разные понимания проблемы. К России эти два запада - США и Западная Европа, тоже относятся по-разному. Президента Фонда эффективной политики Глеба Павловского журналисты часто называют одним из главных консультантов нынешней власти, как во внутренней, так и во внешней сфере. Глеб Павловский, кстати, помимо всего прочего является официальным советником главы президентской администрации Александра Волошина. Павловский был одним из гостей петербургского политического фестиваля и его рассуждения о дружбе или вражде России и США, России и Европы и о том, как Запад рефлексирует по поводу России, могут показаться весьма небезынтересными. Глеб Павловский: Глобализация это не уменьшение числа угроз и факторов, вызывающих трение, раздражителей, а наоборот сближение друг с другом, поэтому искрит не меньше, а больше. Поэтому надо быть готовым жить в сложном, неопределенном и, скажем так, опасном часто мире. Недоразумений огромное количество. Как и многие наши представления, в том числе представления крайних западников, абсолютно не подтверждаются. Если посмотреть, например, на французскую кампанию, то методы ее пропаганды, я президентскую имею в виду, в общем-то говоря, дали бы сто очков вперед господину Доренко. Просто не надо ожидать, что в современном мире нам будут кричать ура. И главное, что в демократических обществах в принципе нет готовности рассматривать каждый вопрос со всех сторон. Демократия это постоянный некий конфликт противоречивых односторонних оценок, который улаживается в процедурном порядке. У нас есть масса нелюбящих Россию по разным причинам. Одни по причинам советского прошлого, другие по причинам реальных интересов, а третьи просто не знают, что это такое. Я думаю, что в Европе более настороженное отношение к России на самом деле, чем в Соединенных Штатах. А в американских элитах, особенно либеральных, нелюбовь к Бушу могла только усилиться из-за сближения его с Путиным и превратилась в дополнительную нелюбовь к Путину. Это опять-таки вещи совершенно нормальные, я не вижу здесь трагедии. Павел Черноморский: Павловский считает, что сейчас наступает время ревизионистов. Те политики, а их пока больше именно в Европе, кто будет смотреть на Россию, исходя из своих старых страхов, обид и чаяний, будут обречены на поражение. Глеб Павловский: Я думаю, что сейчас эпоха ревизионистов, в принципе, и ревизионисты, то есть те, кто будет пересматривать старый порядок, старые отношения, будут иметь преимущества. Они получают преимущества автоматически. Кстати, поэтому Путин получает некоторое преимущество, потому что, когда сыпется мировой порядок, новый не сложился, вы должны выстраивать какие-то временные системы взаимодействия. Поэтому Бушу проще работать с Путиным, чем с Европой, которая по-прежнему не понимает, что не существует такого явления как европейская безопасность сама по себе, она все еще не отпочковалась от американского зонтика, и только в силу этого может позволят себе не замечать новую угрозу. Павел Черноморский: Коль скоро Россия хочет стать партнером или даже союзником успешного Запада, очень важно суметь выработать язык, на котором предстоит говорить с Западом, а в будущем создать в стране класс политиков, которым этот язык дастся без надрывных усилий, воспитать поколение, приученное к западному политическому стилю, свободной дискуссии, к тому, что принято называть либеральной политической школой. Пока с американцами и лидерами ЕС от лица России говорят люди, прошедшие несколько иную школу жизни и политического активизма. Интересно, что Глеб Павловский, сам, кстати, принимавший в дни своей молодости активное участие в диссидентских околополитических делах, сейчас говорит, что политические партии в России толком не могут похвастаться сколь было внятными молодыми кадрами. Может быть молодая волна и придет в российскую политику, но пока точно не из рядов молодежных отделений больших партий, типа "Единой России" "СПС" или "Яблока". Глеб Павловский: Разные люди, есть люди, которые еще не вполне понимают, чего хотят. Есть те, кто придерживается каких-то карьерных соображений, кстати, совсем необязательно политических. Есть и люди, которые пытаются понять современную политику, которую они не могут понять со стороны, это самый качественный вариант и хотелось бы расширения именно этого контингента. Но я не вижу пока партий с хорошими молодежными организациями. Молодежная активность более заметна в "Яблоке", но она тоже носит такой общестуденческий характер. Может быть это и нормально, но, главное, что я не вижу в самом "Яблоке" замещения, ротации старых кадров молодыми. Павел Черноморский: Наверное, именно здесь и может быть полезна деятельность западных фондов и некоммерческих просветительских организаций типа германского Фонда Фридриха Эберта, голландского Фонда Альфреда Мозера или британского Вестминстерского фонда. Петер Шульце говорит, что тут, кстати, не все так печально. Молодые русские знают о немецкой политической традиции часто больше и лучше, чем немцы о традиции русской. Петер Шульце: Да, мы многим можем помочь и мы уже помогли, многое сделали. Основное занятие миссии Фонда Эберта и в России, и вообще в Европе заключается в том, чтобы знакомить немцев с тем, что происходит в России, и русских с тем, что происходит в Германии, в том числе и в сфере политики. Мы думаем, что многие здешние события отражены в западной прессе крайне искаженно. Мы также хотим познакомить наших русских коллег и, естественно, в первую очередь молодежь, с нашими политическими технологиями, концепциями, с нашим опытом, и не только непосредственно с тем, что есть в сфере германской политики, но и в смежных областях - в экономике, в жизни общества. Это нормальный обмен. Павел Черноморский: И правда, а что еще остается российским молодым политикам, тем, кто претендует на адекватную общественную активность в будущем? В стране, где толком не существует партийной системы в западном смысле этого слова, где часто вообще неясно, кто правый, а кто левый, где политическая реальность определяется сложным компотом из келейных решений старых советских комплексов и моментальной конъюнктуры, все-таки приходится строить политическую систему заново. Если Россия претендует на членство в ряду западных демократий, то и учиться, ясное дело, надо будет именно у Запада, в первую очередь у Европы. Благо опыта, дурного и хорошего, там накоплено предостаточно. Елена Коломийченко: Так уж получилось, что с самых первых дней моей работы в Русской редакции Свободы я оказалась в одном кабинете с Джованни Бенси. Его голос был хорошо мне знаком еще с советских времен, когда мы слушали свободовские запретные передачи в Союзе. И вот Мюнхен, Радио Свобода, мы с Джованни сидим друг против друга, а я дрожу от неопытности и страха - как получится программа "После империи", с которой я начинала. Джованни успокаивает, советует, а я всегда поражаюсь, как много он знает обо всем, как много работает, как легко переходит с одного языка на другой и удивляюсь: зачем это все итальянцу, зачем итальянец так хорошо говорит по-русски? Да и что говорить, если бы не Джованни, наверное, да нет, не наверное, наверняка не было бы и передачи "Континент Европа". И почти всегда, задумывая ту или иную тему, я спрашиваю: Джованни, а что по этому поводу говорит Библия? И Джованни всегда находит что-то, что по этому поводу Библия говорит, а говорит она почти обо всем. Джованни, ну вот 31 год, почти целая жизнь, и что остается? Джованни Бенси: Что остается? Остается большой опыт, конечно. Я работал здесь, я думаю, что я внес свой вклад, маленькую лепту, если хотите, но все-таки это вклад в утверждение принципов свободной информации в Советском Союзе тогда, и это уже сегодня большой успех. Я долго время не мог ездить в Советский Союз, я был первый раз в Советском Союзе в 63-м году, но кончилось плохо, потому что меня арестовали КГБ, конечно, и выдворили, как говорили тогда в Советском Союзе, и после этого я смог вернуться в Советский Союз опять, но в последний год его существования, в 90-м году, так как Советский Союз пал в 91-м. С тех пор я бываю довольно часто в России, уже не советской. И, конечно, я говорю со многими людьми, замечаю, что многие меня знают и даже многие помнят, как в первые годы я выступал под псевдонимом Франческо Сартори. И псевдоним, это была наивность с моей стороны, после всех этих советских историй, арестов и так далее, думал, КГБ меня не узнает. Но, очевидно, они все равно знали. Тем не менее, меня радует, что встречаются люди, находятся люди, которые помнят меня с тех времен. "Говорит Радио Свобода. В эфире очередная передача из серии "Сражающийся Афганистан". Передаем микрофон нашему сотруднику Франческо Сартори, недавно вернувшегося из пакистанского города Пешевара, в окрестностях которого сосредоточено несколько сот тысяч афганских беженцев. Франческо Сартори: Судьба беженцев - одна из самых трагических сторон войны в Афганистане. Среди беженцев есть люди всех возрастов, представители всех социальных слоев, всех профессий, люди с разным образованием. Я встретил безграмотных людей и высококвалифицированных специалистов, крестьян, ремесленников и бывших правительственных чиновников. И у каждого из них жуткая история бедствий, мучений, пыток, скитаний по тюрьмам до того момента, когда им удалось вырваться из адской машины войны, навязанной Афганистану советской агрессией, и найти убежище в Пешаваре. Среди беженцев много пожилых людей, значительная же часть молодежи ушла к моджахедам, сражается с оружием в руках против советских оккупантов. Сколько беженцев? В районе Пешевара их, несомненно, несколько тысяч. Я посетил крупнейший из беженских лагерей, расположенный под городом Мардан, примерно в 120-ти километрах от центра провинции. В нем нашло приют около двухсот тысяч человек. Это, говорят, самый большой беженский лагерь в мире. Но в общей сложности афганских беженцев в Пакистане не менее трех миллионов человек. Они живут в пограничной полосе от Пешавара до города Кветы на юго-западе страны. Еще миллион афганцев искало убежища в Иране, но там режим Хомейни им не помогает, они должны сами устроиться, и поэтому многие из них покидают Иран и перебираются в Пакистан. 15-го мая в Пакистан прибыл с официальным визитом вице-президент Соединенных Штатов Джордж Буш. Вместе с пакистанским президентом он посетил лагерь, находящийся недалеко от Пешавара. Джордж Буш обратился к беженцам с речью, в которой он уверил афганский народ в моральной поддержке народа Соединенных Штатов и всего демократического мира. Мы познакомим вас с обширными выдержками из речи Джорджа Буша. "Вы и ваш народ, - сказал вице-президент Соединенных Штатов, - очень страдали, вы проявили необыкновенное мужество и силу духа. Я выражаю вам мое личное восхищение, а также восхищение правительства и всего народа Соединенных Штатов. Вы заслужили восхищение всех свободных людей в мире. Я видел, как неукротимый дух свободы живет дальше в этом беженском лагере. Ваша родина - гордый народ Афганистана, никогда не были порабощены иностранными захватчиками. Ваше дело правое, ваше дело справедливое, я горжусь тем, что я смог познакомиться с вами и пожать ваши руки. Я желаю вам, чтобы храбрый народ Афганистана смог вернуться на свою родину, чтобы дело свободы победило. Вы и ваши друзья не одни". Елена Коломийченко: Звучал фрагмент одной из программ Русской службы Радио Свобода "Сражающийся Афганистан", записанный 9-го июня 1984-го года. Джованни Бенси: У меня в России довольно широкая деятельность, я начал писать в некоторых российских газетах и в последнее время я читал серию лекций в Московском государственном гуманитарном университете, в прошлом году в МГИМО. Хотя меня не представляли как сотрудника Радио Свобода, я специалист по религиозным делам, по религиоведению, но многие слушатели, которые были там, говорили - вы Джованни Бенси, который вещает по Радио Свобода. Для меня, конечно, это отрадно, значит я какой-то след я оставил в сознании российских людей. Елена Коломийченко: Наверняка, и не только российских. Я совсем недавно была в Киеве и на одной из встреч кто-то спросил меня - а как там Джованни Бенси? Вы, наверное, поженились с ним, это ваш муж. Так что мы должны развеять сомнения слушателей и сказать о том, что Джованни женат, кстати, тоже на итальянке, жена у него замечательная, очень вкусно готовит. Мы немножко отступили. Эти 30 лет, эта жизнь, которая прошла вместе со всей жизнью Советского Союза, не только Советского Союза, с драматическими переменами в Европе. Насколько я помню, Джованни, вы сами рассказывали об этом, что во все драматические периоды вы оказывались вне Радио. Джованни Бенси: Многие драматические события, самые драматические события происходили летом, когда я находился в отпуске. Это было, например, случай с оккупацией Чехословакии в 68-м году, это было в августе, я находился в отпуске, как раз в Италии. Я проводил отпуск в какой-то Богом забытой деревне в горах. Я узнал об этом по радио. Я связался сразу со станцией по телефону. А что мне делать? Я не могу приехать в Мюнхен сразу. И поэтому я попытался оттуда звонить в Рим и связаться с коммунистической партией итальянской, которая тогда была крупнейшей компартией в Европе, и узнать их мнение, что это происходит, почему. Я помню, что я хотел говорить с секретарем Лонго, но это не получилось, но я говорил все-таки с членами правления. И я помню, что тогда говорили, что итальянская компартия осуждает эту оккупацию, в отличие от того, что произошло в 56-м году, когда была оккупация Венгрии, итальянская компартия поддержала советские войска. И другое драматическое очень событие - был путч августовский 91-го года против Горбачева, но я тоже был в отпуске в Италии. Я помню, что тоже связался с Радио и в тот же день я поехал в Милан и устроился в редакции газеты, в которой я сотрудничал, у них была тоже возможность информации, агентства печати. Я следил оттуда и каким-то образом участвовал в программах из Милана. Лев Ройтман: Семь лет назад, переехав из Мюнхена в Прагу, мы заняли уродливое здание бывшего парламента бывшей Чехословакии. На трёх из пяти этажей этого монстра из стекла и железа впору играть в футбол, а вот удобно разместить сотрудников невозможно. Но нет худа без добра, и я оказался в одной комнате с Джованни. Семь лет он любуется моим профилем, а я, поворачивая голову вправо, изумляюсь, как он умудряется так захламить свой письменный стол: горы каких-то интернетовских распечаток без начала и конца, кипы газет чуть ли не прошлого века, календари давно минувших дней, картотечные ящики, ящички, коробочки. И за этой огнеопасной баррикадой - красивый тщательно одетый человек с сократовским лбом - Джованни Бенси. По знаниям - энциклопедист эпохи Возрождения, таких, кажется, больше не делают; по манерам - джентльмен, но с темпераментом вулкана; по упорству в работе - бульдозер, даже в последние годы, когда его здоровье серьёзно пошатнулось. Он никогда не уставал меня поражать. Тридцать лет назад своим русским, когда я слушал "Свободу" сквозь глушение в родном Киеве, а он был еще Франческо Сартори. Потом оказалось, что его безграничный русский язык неполон - он не включает в себя мат. Ни при какой погоде. А погода за четверть века с лишним, что мы работаем вместе, бывала, конечно, разная - и в Мюнхене, и в Праге. Вообще его лингвистический дар ошеломляет. В октябре восемьдесят девятого года, когда венгерские коммунисты закрывали свою партийную лавочку, мы с ним вели репортажи из Будапешта. Через неделю он читал на этом непостижимом венгерском. Я привык полагаться на него в работе. Первого сентября восемьдесят третьего года над Сахалином был сбит южнокорейский "Боинг". По горячим следам мы напинаписали книгу. Первого октября, через месяц после трагедии, книга была на Франкфуртской ярмарке - первая в мире. От переутомления я слёг с высокой температурой. Джованни как ни в чём не бывало продолжал работать в привычном беспощадном ритме. К счастью, и с отъездом в Италию, он не перестанет работать для нашего Радио. Просто мне будет ужасно не хватать его захламленного стола справа. Елена Коломийченко: Корреспондент Радио Свобода в Белграде Айя Куге появилась у нас в начале 90-х и инициатором ее появления был Джованни. Айя Куге: С Джованни Бенси я познакомилась лет 15 тому назад. Помню, было лето, стояла большая жара, как сегодня, а мой знакомый в уличное кафе в центре Белграда на площади известной по Розе ветров привел Джованни. Я его сразу узнала по голосу из передач Радио Свобода. Уже на первой встрече меня поразило то, что он, итальянец, так свободно говорит и по-русски, и по-сербски, и, казалось, может поговорить на большинстве языков мира. Мы уже в первый день стали друзьями. Больше всего я Джованни любила расспрашивать на тему истории разных религий, слушать его размышления о скрытых содержаниях святых книг. Он мне всегда казался профессором-эрудитом. Позже, когда мы встречались на международных конференциях в Италии, там соотечественники его так и звали - профессоре Бенси. А коллегой Джованни Бенси я стала в начале 90-х годов. В Югославии началась война, Радио Свобода нужен был постоянный корреспондент в регионе и Джованни меня долго уговаривал взяться за это дело. Я сопротивлялась: я в политике не разбираюсь, мой русский не на том уровне. А все про себя думала: не могу же участвовать в передачах рядом с такими образованными профессионалами как Бенси. Я все-таки начала писать и дрожать за микрофоном, и порой в слезах просить у нового коллеги помощи. Он в этой помощи никогда не отказывал. Через пару месяцев руководство Радио в Белград прислало Джованни неделю поработать вместе со мной. Когда он уехал, я собрала все его тексты, почти наизусть выучила и решила писать как он. Через десять дней из Свободы звонит редактор: Куге, что это произошло, ваши материалы начали странно звучать? Тогда я поняла, что я никак не смогу стать Джованни Бенси, у меня другой голос, но Джованни Бенси помог мне найти этот свой голос. Елена Коломийченко: Работая над программой "Россия как наркотик для европейца", я спросила у Джованни: как вышло, что он, профессиональный итальянский журналист, стал заниматься Россией? Откуда эта любовь? И вот что Джованни ответил.
Джованни Бенси: Если я задумываюсь, то умственно переношусь во время моего детства, время Второй Мировой войны, которую я провел в эвакуации в деревушке в нескольких десятках километров от моего родного города в северной Италии на реке По. За это время дом, где моя семья жила до войны, был разрушен бомбардировками. После войны у нас не было крова над головой, мы не знали, где приютиться. И тут вмешалась администрация завода, где работал мой отец. Мой отец, его звали Марио Бенси, хотя и малообразованный, был опытным механиком. Я чисто рабоче-крестьянского происхождения. И директор завода, это был химический завод, назывался "Сафта", предложил ему стать главным механиком, ответственным за все техническое оборудование предприятия. Поскольку для такой работы мой отец должен был быть постоянно на подхвате, нам дали квартиру на самом заводе в доме для гостей, который находился прямо над воротами. Шел 1948-й год, год роковой для политической судьбы Италии. Война закончилась, была принята конституция, итальянский народ на референдуме проголосовал против монархии, но еще не было избранного парламента и нормального правительства. После падения фашизма образовались десятки партий, но главных было две- правоцентристская христианско-демократическая партия и левая коммунистическая. Выборы были назначены на 18-е апреля 48-го года. Мне было ровно десять лет, я в политике мало разбирался, но она была мне и не чужда. Квартира на заводе мне позволяла близко соучаствовать в одном из самых характерных явлений политической жизни - митингах. Дело в том, что перед заводом стояла небольшая площадь. Рабочие основной смены, их было человек четыреста, выходили в пол-шестого дня и за неделю до выборов почти каждый вечер к этому времени на площади перед заводом "Сафта" проходил митинг. Чаще всего выступали, естественно, христианские демократы и коммунисты. Драматургия была примерно одинаковой. Партийная команда приезжала на грузовике, трибуна устраивалась на кузове, выставлялись флаги и символы. Для всех итальянские триколоры зелено-бело-красные, а потом для правых белые щиты с крестом и надписью "Свобода" и портреты ее лидера Альчидо де Гаспери. Для левых - красные флаги, серп и молот, портреты лидера коммунистов Пальмиро Тольятти и некоего таинственного дяди с густыми усами. Я из своей комнаты над воротами завода часто прислушивался к тому, что говорили ораторы противоположных направлений. Вот приходили коммунисты, исполняли гимн "Бандьера росса", потом оратор перечислял мотивы, по которым следует голосовать за коммунистов. И почти всегда оратор напоминал слушателям, что существует такая чудесная страна, называемая Унионе Советика, Советский Союз, она же Россия, которой правит всеми любимый и уважаемый вождь Иосиф Сталин, великий отец трудящихся всего мира. И тут оратор широким жестом руки указывал на портрет дяди в усах. В этой сказочной стране якобы все живут припеваючи, все любят друг друга, у всех полный достаток, счастье и все блага. Словом, примечательна эта Унион Советика. На следующий вечер сцена менялась, приезжали христианские демократы. Грузовик тот же, декорация иная, и оратор, конечно, тоже говорил по-иному. Сначала доводы, почему следует голосовать за белых против красных, а потом пламенный призыв: надо, дескать, сплоченными рядами защищать только что обретенную свободу и демократию, которым грозят коммунисты. Они, мол, коммунисты, на службе ужасной страны, которая называется Унионе Советика, она же Руссия, в которой беспощадно правит палач Иосиф Сталин, который всех загоняет в концлагерь, где люди голодают, живут в страхе и бегут, если только могут. Я был озадачен. Вот, не понимаю, как может быть, чтобы об одной и той же стране говорили такие прямо противоположные вещи? Для одних это земля обетованная, а для других это просто преисподняя. Вот это наблюдение и заложило в мое сердце первое желание узнать побольше об этой любопытной стране. И ключ к расширению моих знаний, конечно, изучение языка. Я начал не сразу, сначала стал справляться в энциклопедиях, впервые знакомился с русским шрифтом. И мне показалось странным, что в этом Унионе Советика, где во всяком случае все живут не как другие, к тому же еще и пишут не как другие. Я собирал почтовые марки и мне попадались, конечно, и советские с надписями тем же странным шрифтом, которые я худо-бедно пытался расшифровать. Русский язык стал моей судьбой, я поступил в университет, факультет иностранных языков, специальность - русский язык и литература. С 72-го года я редактор Русской службы Радио Свобода, а через три года уйду на пенсию. Вот как моя жизнь была определена Россией в ее хороших и плохих аспектах. Прошло более 50-ти лет тех дней, когда я удивлялся по поводу упоминаний об Унионе Советика в выступлениях на предвыборных митингах в Италии. Впрочем, на этих выборах коммунисты проиграли, и я ни о чем не сожалею. Елена Коломийченко: Ну что ж, подходит к концу этот выпуск "Континента Европа". Мы все говорим Джованни "арриведерчи", счастливо, но мы, конечно, не прощаемся. Не прощаются с Джованни Бенси и слушатели Радио Свобода. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|