Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
10.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[13-05-03]

Атлантический дневник


Автор и ведущий Алексей Цветков

Пастухи на лугу

Слово "индейка", turkey, имеет в английском языке еще одно распространенное значение: "дурак". Эта птица по традиции считается исключительно глупой: бытует легенда, согласно которой, если дождь застигнет индейку с открытым клювом, она не догадывается его закрыть и, захлебнувшись, погибает.

Не могу судить, насколько это верно, но существуют виды животных, которые в глупости вполне могут с индейкой посоперничать - в том числе такой, который полагает себя самым умным на свете. Вот, к примеру, эпизод из истории острова Пасхи - небольшого клочка вулканической суши посреди Тихого океана, почти в 4 тысячах километров к западу от Чили. Когда на нем появились предки коренного населения, остров был покрыт густым лесом, причем здесь произрастал уникальный вид самой крупной в мире пальмы. Новоявленные островитяне стали интенсивно эксплуатировать это богатство - они рубили лес на постройку лодок, на топливо, на предохранение почвы от эрозии и, не в последнюю очередь, для сооружения подъемных механизмов, с помощью которых здесь устанавливались знаменитые культовые статуи многометровой высоты. В конечном счете лес был полностью вырублен, и общество попросту обрушилось - в результате жестокой гражданской войны, эпидемий и массового людоедства население острова сократилось на 90 процентов. Возникает интересный вопрос: что думал человек, рубивший последнюю пальму, и что думали все остальные, глядя, как он это делает?

Этот пример я почерпнул из лекции, прочитанной американским экологом и географом Джаредом Даймондом по случаю присуждения ему очередной премии. Лекция называется "Почему некоторые общества принимают катастрофические решения?", и ее текст опубликован на сайте Edge, который регулярно знакомит читателей с идеями ведущих ученых современности.

Пример исторической глупости жителей острова Пасхи может показаться исключительным в своем экстремизме, но в действительности это - лишь рядовой случай в истории человечества, летописи бедствий и катастроф. Джаред Даймонд приводит целый ряд примеров, к которым можно добавить еще множество. Цветущая цивилизация индейцев майя на полуострове Юкатан, средневековая культура кхмеров в Камбодже, оставившая по себе знаменитый храмовый комплекс Ангкор-Ват, ныне заросший джунглями, индейские сообщества в Северной Америке или поселения в долине реки Инд - все это некогда было и исчезло. А если добавить сюда менее эффектные и более замедленные катастрофы, то мы получим известную проблему краха цивилизаций, которая занимала видных историков, таких как Освальд Шпенглер и Арнольд Тойнби.

Почему человеческие сообщества принимают катастрофические решения, в конечном счете приводящие к их гибели? Есть ли в этом какая-то твердая закономерность, или же бедствия предотвратимы? На этот вопрос пытается ответить американский ученый, и хотя в рамках короткой лекции проблемы не исчерпать, Джаред Даймонд выделяет важные пункты такой исторической близорукости. Этих пунктов он насчитывает четыре.

Во-первых, сообщество может просто не предвидеть проблемы в своем развитии. Примеров можно привести множество - Даймонд, в частности, говорит здесь о низинной цивилизации майя, которую погубила в начале IX века нашей эры сильнейшая засуха. Подобные засухи случаются в этом регионе регулярно, каждые 208 лет, но майя не сохраняли об этом памяти, которая помогла бы им принять необходимые меры предосторожности, по одной фундаментальной причине: они не имели письменности, которая сохранила бы для них сведения о далеком прошлом. Вернее сказать, письменность у них была, но она имела строго ограниченную область применения - религиозно-династическую, и таким мелочам, как катастрофическая засуха, письменные документы внимания не уделяли.

Второй пункт на этом пути к бедствию - неспособность увидеть проблему даже тогда, когда она уже возникла. Такая ситуация создается в случаях, когда ведущие к катастрофе перемены происходят медленно - например, изменения климата. Если температура повышается на доли градуса в год, а в отдельные годы даже падает, людям трудно постоянно держать этот график в голове, и они могут осознать необратимость перемен лишь тогда, когда уже поздно. Так, по крайней мере, было на протяжении всей истории до разработки современных методов наблюдения и статистики, но и они не решили вопроса окончательно: в частности, Даймонд упоминает, что президент США Буш до сих пор не верит в категорическую реальность нынешнего всемирного потепления.

Третий шаг на пути к катастрофе - по мнению автора, самый распространенный - это неспособность общества справиться с проблемой даже после того, как она становится очевидной. Происходит это оттого, что человеческое общество никогда не монолитно, оно состоит из групп, представляющих различные интересы, не обязательно совпадающие с интересами общества в целом, а отчасти и конфликтующие с ними. До 1971 года горнодобывающие компании в штате Монтана сбрасывали свои отходы где хотели, а когда штат принял закон, запрещающий такую практику, компании оставались на плаву ровно столько, чтобы иметь время извлечь руду, а затем объявляли себя банкротами и уже не могли быть привлечены к ответственности за причиненные загрязнения. Таким образом, проблема была понята и решение принято, но оно оказалось недейственным.

Иногда мы уклоняемся от решения очевидной проблемы из-за действия механизма психологического подавления. Этот вид заблуждения знаком каждому, кто в день зарплаты приобретает велосипед, гоня прочь мысли о конце месяца. Впрочем, Джаред Даймонд приводит куда более интересный пример из социологической практики.

"Возьмем, к примеру, глубокую узкую речную долину ниже высокой плотины - такую, что, если плотину прорвет, в результате наводнения погибнут люди на большом расстоянии вниз по течению. Когда социологи опрашивают людей, живущих в нижнем течении, нет ничего удивительного в том, что страх перед прорывом плотины слабее всего в отдалении и возрастает по мере того, как место жительства приближается к плотине. Удивительно, однако, что если приблизиться к плотине на считанные километры, где опасение прорыва самое высокое, то по мере дальнейшего к ней приближения тревога падает до нуля! Иными словами, люди, живущие сразу под плотиной, которые наверняка утонут, если ее прорвет, не выражают беспокойства. Причина этому - психологическое подавление. Единственный способ не потерять рассудка, живя в непосредственной близости к высокой плотине, - это отрицать реальную возможность ее прорыва".

В конечно счете, очевидная проблема может остаться без решения и просто потому, что мы его не в состоянии придумать. Помимо тривиальных случаев, вроде крупных природных катастроф, сюда можно зачислить и более сложные. Так например, завоз в Австралию кроликов и лис нанес непоправимый ущерб ее экологии, и хотя правительство прилагает все усилия по ликвидации ущерба, до сих пор решения найти не удалось.

Прежде, чем рассмотреть, какой представляется Джареду Даймонду картина развития человеческих сообществ в целом и верит ли он в возможность нашей победы над собственной глупостью, я хочу отметить, что многие из пунктов описанного им пути к катастрофе взаимопересекаются, их трудно отделить один от другого. Кроме того, они явно имеют разный вес, и самой частой причиной катастроф, как отмечает и сам автор, является ситуация, аналогичная поведению горнодобывающих компаний в Монтане - столкновение конфликтующих интересов, каждый из которых по-своему разумен, но при этом общий результат плачевен. Такая ситуация и связанные с ней проблемы настолько типичны, что в теории игр, особой математической дисциплине для изучения конфликтных ситуаций, ей присвоено особое название: трагедия общего достояния.

Термин "трагедия общего достояния" не имеет устоявшегося перевода на русский язык. Его можно перевести также как "трагедия угодий" - точнее, хотя несколько старомодно, и через минуту станет ясно, почему.

Само это выражение принадлежит американскому биологу-генетику Гарретту Хардину - так называлась его ныне знаменитая статья, опубликованная в журнале Science в 1968 году. Что это такое - проще всего изложить в форме притчи.

Представим себе крестьянина, который выгоняет своих коров пастись на общий луг, то есть на общинное угодье - точно так же, как это делают все его односельчане. Ресурсы любого луга ограничены, и поэтому он может обеспечить кормом лишь определенное количество коров. Крестьянин, о котором идет речь, может себе позволить завести еще одну корову, то есть записать в свой положительный баланс единицу. А как быть с отрицательным? Нагрузка на ресурсы луга тоже увеличится на единицу, но эта единица распределена равномерно на всех пользователей, и если их, скажем, человек 20, то собственный отрицательный баланс нашего героя составит всего 0,05, и в итоге он окажется в выигрыше на 0,95. Таким образом, рассуждая разумно, он, конечно же, обзаведется дополнительной коровой.

Беда в том, что если все остальные крестьяне рассуждают так же разумно, луг в самое короткое время превратится в вытоптанный пустырь, и все коровы передохнут.

Подобные ситуации разыгрываются в любом человеческом сообществе, постоянно и в тысячах вариантов. Достаточно взглянуть на то, как эксплуатируются сегодня ресурсы морей и океанов. Океан никому не принадлежит и в этом смысле представляет собой мировое общинное угодье. Уже сегодня очевидно, что самые популярные промысловые породы рыб, в первую очередь треска, находятся на грани полного истребления, и международные органы время от времени пытаются ввести квоты. Но поскольку договариваются государства, да и то без охоты, а рыбу ловят конкретные люди, особых результатов пока нет. Представим себе нищего рыбака с какого-нибудь тропического атолла, где зачастую орудием промысла является динамит или цианистый калий. Даже если он глубоко совестлив и беспокоится о будущем планеты, его ежедневный улов для него и его семьи является той гранью, за которой начинается голод. Совершенно очевидно, что, ведя себя разумно, он будет продолжать глушить и травить рыбу, потому что у него нет возможности заботиться о завтрашнем дне - он всегда думает о сегодняшнем.

Теоретическая возможность предотвращения трагедии общего достояния существует - это некий идеальный капитализм, при котором все и вся находится в частной собственности. В этом случае о ней будет заботиться хозяин и побеспокоится о ее сохранении. Но на практике это невозможно, потому что большая часть природных ресурсов не поддается разделению на частные доли - в первую очередь воздух и вода.

Возвратимся на общинный луг и подумаем, какие меры могут принять крестьяне для его сохранения. Во-первых, они могут апеллировать к совести односельчан. Этот метод категорически обречен, потому что он на руку самым бессовестным, которые совестливых и разденут, и обуют. Во-вторых, они могут просто запретить любому держать больше определенного количества коров, но при этом они поставят крест на дальнейшем экономическом росте. Кстати, именно такое решение трагедии общего достояния подсказывает сама теория игр: нулевой рост. И есть еще третий способ, сравнительно практичный - введение административных мер принуждения, зависящих от степени нарушения и превышения квоты. Вот что писал об этом сам Гаррет Хардин.

"Принуждение - гнусное слово для большинства сегодняшних либералов, но это совсем не значит, что оно навсегда таким останется. Как и в случае непристойных слов, его можно очистить от гнусности, подержав на свету, повторив многократно, не извиняясь и не смущаясь. Для многих слово "принуждение" означает произвольные решения отдаленных и безответственных бюрократов, но это - не обязательная составная часть его значения. Единственный вид принуждения, который я рекомендую - это взаимное принуждение, взаимно согласованное большинством затронутых людей.

Сказать, что мы дали взаимное согласие на принуждение - вовсе не значит, что мы должны получать от этого удовольствие или даже притворяться, что получаем. Получаем ли мы удовольствие от налогов? Мы все их поносим. Но мы согласились на принудительные налоги, потому что добровольные налоги будут на руку бессовестным. Мы вводим и, понося их, поддерживаем налоги и другие принудительные механизмы во избежание ужасов общественного достояния".

Административные меры могут сработать там, где непрактичны простые запретительные законы, но у них, в сравнении с законами, есть один серьезный недостаток - они открывают дорогу коррупции. Именно поэтому один из основателей американского государства Джеймс Мэдисон считал, что оно должно быть властью законов, а не людей. Если наши крестьяне решат учредить комитет, который будет в каждом конкретном случае решать допустимость новой коровы, членов этого органа станут пытаться подкупить и, скорее всего, подкупят.

В принципе существует два вида административного принуждения: непрямой рыночный и непосредственный. Первый - самый эффективный. На практике он означает, что за каждую новую корову должна взиматься прогрессивная плата, и поэтому нагрузка на ресурсы луга будет компенсироваться сбором средств на его восстановление. Но малоимущие слои населения могут возмутиться таким положением дел, считая, что оно слишком расширяет власть денег. При прямом способе вышеупомянутый комитет рассматривает конкретные обстоятельства каждого случая, с возможными льготами ветеранам и участникам художественной самодеятельности. Здесь для коррупции - небывалый разгул.

Сам Гарретт Хардин выдвинул свою концепцию с целью анализа необузданного роста населения нашей планеты, и в качестве решения проблемы общественного достояния он в первую очередь упоминает ее простое математическое решение - нулевой рост при достижении уровня, не доходящего до максимального. Если подумать, что это означает на практике, волосы встают дыбом. Это означает, что ни один житель планеты не вправе заработать сегодня на доллар больше, чем вчера, завести сверхлимитную курицу или даже родить не включенного заранее в смету ребенка. Он не вправе что-либо изобрести, поскольку это может привести к повышению производительности труда, то есть к экономическому росту и дополнительной нагрузке на ресурсы. В конечном счете, ему нельзя даже позволить читать лишнее, так как это может навести на крамольные мысли о лишнем долларе или ребенке. Между тем, идеи нулевого роста, одно время весьма популярные, по сей день обсуждаются в среде радикальных защитников окружающей среды.

Даже если вообразить, что какое-то общество реализовало внутри себя мрачную утопию нулевого роста, оно вынуждено жить среди других обществ, которые рано или поздно его обгонят, увеличат собственную долю ресурсов и обрекут утопию на гибель. Нас обгоняют даже когда мы бежим, а уж когда стоим на месте, то и подавно. Единственный способ полностью снять с себя проклятие трагедии общественного достояния - это установить мировую диктатуру, полный контроль над каждым жителем земли и его мыслями и желаниями. Может быть, кому-то это и покажется выходом, но это совершенно невообразимо. Но альтернатива тоже представляется неизбежно трагичной - луг в конечном счете будет вытоптан, и коровы передохнут.

А что же думает по этому поводу Джаред Даймонд, чья эрудиция, конечно же, намного шире моей, и который уделил этой проблеме куда больше времени?

"Таким образом, человеческие общества и более мелкие группы принимают катастрофические решения по целому ряду причин: неспособность предвидеть проблему, неспособность понять ее, когда она уже возникла, неспособность попытаться решить ее после того, как она понята, и неспособность к успешному ее решению. Все это может прозвучать пессимистически, как если бы неудача была закономерностью в принятии людьми решений. На самом деле..., дело обстоит вовсе не так. Многие человеческие сообщества предвидели, понимали, пытались решить и успешно решали проблемы окружающей среды. Так например, империя Инков, жители горных районов Новой Гвинеи, Япония XVIII века, Германия XIX века и высший совет вождей архипелага Тонга осознали риск, который представляет собой обезлесивание, и все они приняли успешные программы лесонасаждений и охраны лесов".

Должен сказать, что радость по поводу успешного решения инками проблемы обезлесивания несколько омрачается тем фактом, что сама империя Инков давно канула в забвение. Все эти решения, вызывающие у Даймонда одобрение и надежду, носят строго временный и локальный характер, тогда как трагедия общинных угодий разыгрывается на планетарной сцене, с которой нет возможности сойти в партер, а затем в гардероб за пальто. Советский Союз был типичным случаем такой трагедии, где власть над лугом захватил комитет, который, как объяснили крестьянам, воплотил в себе их волю, и луг оказался вытоптанным еще скорее, чем если бы этим занимались отдельные крестьяне со своими частными буренками.

А вот более глобальный пример - сегодняшнее наступление исламофашизма на либерально-демократическую цивилизацию. При всей идеологии этого движения - а она, надо сказать, довольно невнятна, - его фундаментальные мотивы вполне просты. В период своего расцвета исламская цивилизация контролировала значительную часть мировых ресурсов, а сегодня одни лишь Соединенные Штаты, чье население составляет менее двадцатой доли мирового, потребляют более четверти общего достояния. И если завтра этот баланс изменится, то вряд ли в пользу всех и каждого.

Проблема гибели цивилизаций - это лишь более общий случай проблемы человеческих сообществ, которые, как доказала история, всегда конечны во времени. И трагедия общего достояния показывает, что такой исход закономерен, потому что ресурсы нашего мира конечны - проигравшие в этой игре после нескольких попыток уже не получают нового шанса, будь то инки, кхмеры Ангкор-Вата или древние римляне. Невольно вспоминается, что сразу после 11 сентября 2001 года известный британский физик Стивен Хокинг, человек глубокого и, в иных обстоятельствах, вполне практичного ума, заявил, что единственная наша надежда - это эмиграция в космос. В противном случае, очевидно полагал он, наши шансы равны нулю - мы неизбежно вытопчем свой общинный луг. Куда реалистичнее было бы апеллировать к нашей личной совести, которая, в отличие от космических пришельцев, все-таки время от времени подает голос. Но совесть пасует перед более универсальным законом, принципом эволюции, согласно которому бессовестный всегда в преимуществе, как кукушка перед сойкой.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены