Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[29-01-02]
Атлантический дневникАвтор и ведущий Алексей Цветков Человек с молоткомВ годы холодной войны история была предсказуемой: капитаны государственных кораблей имели подробные лоции, то есть доктрины поведения в мире, разделенном на два лагеря. О советской доктрине рассказывать незачем, а что касается Запада, то ему проложила курс статья американского дипломата Джорджа Кеннана, опубликованная в 1947 году и определившая правильное поведение в отношении коммунистического лагеря как "сдерживание". На исходе 80-х годов прошлого века противостоянию пришел конец, а вместе с ним исчезла и царившая до тех пор ясность. Речь пошла о некоем "новом миропорядке", в самом хорошем смысле, а политолог Фрэнсис Фукуяма даже опубликовал статью об окончательной и бесповоротной победе либерализма в мировом масштабе. События очень скоро показали всю смехотворность такого прогноза, но Фукуяма все-таки переиздал свою статью, раздув ее до размеров книги - денежные идеи на дороге не валяются. В 1993 году у Фукуямы появился, наконец, внушительный оппонент: профессор Гарвардского университета Сэмюэль Хантингтон опубликовал статью под названием "Столкновение цивилизаций" - в том же журнале Foreign Affairs, где за 46 лет до этого вышла основополагающая статья Кеннана. Тезис Хантингтона был куда менее наивным и гораздо более мрачным, чем предсказания Фукуямы, его было не зазорно принимать всерьез, и о нем заговорили во всем мире как о возможной карте дальнейшего исторического путешествия. В 1997 году Хантингтон расширил и дополнил свой тезис - теперь он тоже вышел в объеме книги под названием "Столкновение цивилизаций и перестройка миропорядка". С тех пор эта книга остается в поле зрения всех международных политических дискуссий, а после сентябрьских террористических актов в США интерес к ней резко возрос. Между тем, книга до сих пор не переведена на русский язык - в России Хантингтона если и обсуждают, то лишь первоначальную короткую статью, как правило на полном заряде патриотической ненависти и без разбора концепции - то есть, не читая, в традиции литературной дискуссии вокруг "Доктора Живаго" и "Архипелага ГУЛАГ". В связи с этим мне кажется, что пришло время всерьез поговорить об этой книге. В эпоху холодной войны государства группировались вокруг двух основных принципов - доктрины коммунизма и понятия так называемого "свободного мира". При этом совершенно не важно, в какой степени они действительно разделяли идеи коммунизма или либерализма - речь идет о политике, а не об идеологии. С тех пор, как эти два лагеря прекратили свое существование, государства, по мнению Сэмюэля Хантингтона, в поисках центра политического тяготения все теснее смыкаются вокруг идеи цивилизации, которая существовала всегда, и которую не отменила временная идеологическая поляризация. Что имеет в виду Сэмюэль Хантингтон, говоря о цивилизации - вернее, о цивилизациях? Вот как он сам определяет это понятие. "Цивилизация - это самая широкая культурная сущность. Деревни, области, этнические группы, национальности, религиозные группы - все они имеют свои различные культуры на разных уровнях культурной разнородности. Культура деревни в южной Италии может отличаться от деревни в северной Италии, но обе обладают общностью итальянской культуры, которая отличает их от немецких деревень. Европейские общины, в свою очередь, будут иметь общие культурные черты, которые отличают их от индийских или китайских общин. Однако китайцы, индусы и жители стран Запада не являются частями какой-либо более широкой культурной сущности. Они представляют собой цивилизации. Таким образом, цивилизация - это высшая культурная группировка людей и самый широкий уровень культурной идентичности людей за исключением того, что отделяет человека от других биологических видов. Она определяется как общими объективными элементами, такими как язык, история, религия, обычаи и институты, так и субъективной самоидентификацией людей". Понятие цивилизации как самого крупного политического сообщества введено в обиход не Хангтингтоном - его автором, скорее всего, можно считать итальянского мыслителя XVIII века Джамбаттиста Вико, о котором Хантингтон не упоминает, но зато он приводит имена таких видных социологов и историков как Макс Вебер, Освальд Шпенглер, Арнольд Тойнби и других, а из современных - Уильяма Мак-Нила и Фелипе Фернандеса-Арместо. Многие из идей, выдвинутых этими достойными предшественниками, сегодня не то чтобы отвергнуты, но как правило игнорируются: историки предпочитают не иметь дела со столь громоздкими концепциями, которые в тесных рамках их дисциплины невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Но Сэмюэля Хантингтона это не обескураживает: идея цивилизации нужна ему не для выяснения смысла истории, а для более сиюминутных целей политического толкования и прогнозирования. Высокая теория здесь, как говорится, может отдохнуть. В первоначальной статье Хантингтон насчитал восемь цивилизаций: западная, исламская, конфуцианская, японская, славянско-православная, латиноамериканская, индуистская и африканская. В книге конфуцианская цивилизация переименована в китайскую и к списку добавлена девятая цивилизация - буддистская. О поводе к такому добавлению я еще скажу несколько слов. Концепцию Хантингтона и ее применение к объяснению мировых событий проще всего проиллюстрировать на конкретном примере, а пример взять, что называется, поближе к дому. Россия до недавнего времени была центральным оплотом коммунистического лагеря, в который входили страны самых разных традиций, объединенные временной общностью идеологии - не только восточно- и западнославянские, но и мусульманские, а также Китай, Вьетнам, Куба и так далее. С распадом этого сообщества Россия, по мнению Хантингтона, несмотря на все ее заигрывание с Западом и ухаживания со стороны последнего, постепенно вновь обретает свою традиционную историческую роль сердцевинного государства так называемой славянско-православной цивилизации. О такой цивилизации писал еще Тойнби, колеблясь по поводу объединения России в один культурный массив с Западом и вспоминая ее византийское культурное происхождение. У Хантингтона для таких промежуточных цивилизаций припасен особый термин: "мятущиеся". Особое развитие России было прервано Петром Великим, который силой вытолкнул ее на европейскую орбиту. В XVI веке, когда впервые зашел разговор о восточной границе Европы, она по общему мнению проходила по Дону - именно Петр отодвинул ее к Уралу, что было канонизировано в конце XVIII века шведским картографом. С отпадением от СССР западных республик центр тяжести страны вновь отброшен в азиатском направлении, и ее европейская самотождественность поставлена под сомнение, что бы ни утверждали школьные учебники. Современные историки меньше верят руслам рек и горным хребтам, и некоторые предлагают считать восточной границей Европы предел распространения готической архитектуры. Это, конечно же, совпадает с территорией распространения западного христианства. Хантингтон, как и многие до него и помимо него, отмечает, что государства западных христианских традиций, такие как балтийские республики, Польша, Чехия со Словакией, Словения и Хорватия настойчиво добиваются членства в Северо-Атлантическом и Европейском союзах, а граничащие с ними страны православной культуры, такие как Белоруссия, Румыния, Болгария и Сербия, испытывают особые трудности с переходом на западные либеральные позиции. Украину эта линия рассекает примерно пополам, между униатством и православием. Иными словами, новое равновесие устанавливается по черте цивилизации, и Россия обретает в этом культурном содружестве свое прежнее лидерство. Таким образом, модель, предлагаемая Хантингтоном, имеет доводы в свою пользу. Беда, однако, в том, что, подобно большинству универсальных социальных теоретиков, он пытается причесать под эту гребенку весь мир, искажая множество фактов и игнорируя еще большее множество. В этой связи нельзя не вспомнить замечательную американскую пословицу: человеку с молотком везде мерещатся гвозди. Я намеренно привел в качестве иллюстрации теории Хантингтона его анализ культурной эволюции постсоветской России и родственных ей по традициям стран, потому что это - наименее спорный пункт всей этой политологии, равно как и наименее оригинальный. Россия и ее ближайшие соседи были больше всех дезориентированы падением коммунизма и в поисках новых ориентиров набрели на старые, впали в глубокую архаику. Но это - скорее заметки на полях книги, которая посвящена в первую очередь анализу нынешних и будущих отношений западной цивилизации с исламской и китайской. Именно здесь ограниченность и искусственность теоретических претензий Хантингтона предстает с особой очевидностью. Одним из первых и наиболее показательных этапов развертывающегося конфликта цивилизаций Хантингтон считает Югославию периода распада. "Впечатляющий скачок цивилизационного самоотождествления имел место в Боснии, в особенности в мусульманской общине. Исторически, общинная лояльность не была в Боснии сильной: сербы, хорваты и мусульмане мирно жили бок о бок друг с другом, межобщинные браки были весьма частыми, религиозное отождествление - слабым. Мусульманами, по присловью, были боснийцы, не ходившие в мечеть, хорватами - не ходившие в католическую церковь, а сербами - не ходившие в православную. Но как только широкое югославское самоотождествление обрушилось, эти несерьезные религиозные отождествления приобрели новую актуальность, а с началом боев они усилились. Многообщинность исчезла, и каждая из групп стала все больше отождествлять себя со своим более широким культурным сообществом и определять в религиозных терминах". Сэмюэль Хантингтон видит в Югославии точку контакта трех разных цивилизаций. В таких точках, согласно его теории, разгораются контактные конфликты, которые могут переходить в контактные войны. Предельной ситуацией может быть втягивание в контактную войну двух или более "сердцевинных" стран различных цивилизаций - война в таком случае становится мировой. Впрочем, не все цивилизации имеют сердцевинные страны - ее нет, например, у сегодняшней исламской цивилизации. По мнению Хантингтона, события в Югославии развивались строго по сценарию контактного конфликта. Когда католическая Хорватия провозгласила свою независимость, ее сразу же поддержала католическая Бавария, а под ее давлением - вся Германия и Европейский Союз, предоставившие ей дипломатическое признание. Россия, в свою очередь, не могла не отреагировать и встала на сторону православной Сербии. Единственной стороной, которая не обрела себе поддержки в Европе, были, по очевидным для Хантингтона причинам, боснийцы-мусульмане, но им стали оказывать помощь мусульманские страны - Турция, Иран и Саудовская Аравия. В ходе последующего конфликта все три стороны, несмотря на эмбарго ООН, получали оружие и стратегические товары от собратьев по цивилизации: хорваты - от Германии, сербы - от России и Украины, а мусульмане - от Турции и Ирана. Правда, Хантингтон все-таки вскользь признает, что Соединенные Штаты, сердцевинная держава западной цивилизации, почему-то оказали поддержку мусульманам, но он пытается всячески преуменьшить масштабы этой помощи. Все это, конечно, насилие над правдой - думаю, что с моим аргументом согласятся многие, включая сербских и русских патриотов православного образца. Сочувствие боснийским мусульманам в Европе и США было весьма широким и распространенным. Тот факт, что европейские правительства медлили с прямым применением военной силы и в конечном счете спрятались за спину США, легко объясняется сиюминутными политическими соображениями, без привлечения глобальных аргументов. Выкладки Хантингтона ложны и пристрастны изначально, потому что теория для него важнее, чем грубые факты. Англичанин или немец вряд ли нашли бы в быте боснийской деревни много общих черт со своим собственным, но они не смогли бы отличить его от быта соседней хорватской деревни, а русские - от сербской. Именно эта общность жизненного уклада, в котором религия играла самую второстепенную роль, привела к такому этническому смешению в Боснии, обернувшемуся во время войны всеобщей трагедией. Тот факт, что религия стала гораздо более определяющим и мобилизующим фактором в годы войны, тоже легко объясним: в конце концов, даже Хантингтону не приходит в голову объяснить затяжной и кровавый конфликт католиков с протестантами в Ольстере столкновением цивилизаций. Подобного рода натяжками книга Хантингтона изобилует даже при условии, что мы не будем заглядывать за пределы 1997 года, когда она была опубликована. Но эта дальнейшая история совершенно беспощадна к выкладкам теоретика. Хангтингтону еще не было известно развитие конфликта в Косове, где Запад практически безоговорочно встал на сторону албанцев-мусульман, и объяснять это гипотетической ненавистью к православным, как пытаются некоторые, просто нелепо: христиане в любом случае ближе по культуре Западу, чем мусульмане - для того, чтобы это понять, не надо воспарять в теоретические сферы, достаточно бытовых наблюдений. Еще более абсурдными предстают те страницы книги, которые посвящены отношениям Запада с японской цивилизацией, которую Хантингтон вполне справедливо не отождествляет с китайской. Теперь уже совершенно очевидно, что особенности японского капитализма, приведшие в свое время к обострению отношений Японии с Америкой и Европой, вовсе не были некоей внутренней аксиомой цивилизации, не поддающейся имитации. Экономика Японии переживает многолетний спад, которые в пору работы Хантингтона над книгой еще окончательно не оформился, и нам с сегодняшней позиции вполне понятно, что вчерашний конфликт был преимущественно экономическим, хотя в быту порой приобретал этнические и культурные признаки. Сейчас практически невозможно читать вышедшие чуть ли не вчера книги о грядущей японской опасности, они производят впечатление, близкое к комическому, и этот эффект не щадит и книги Хантингтона. Точно так же он не мог разглядеть из своего недалекого прошлого предстоящий азиатский экономический кризис. Историки и политологи - не пророки. Но коль скоро книга пишется с явным намерением предначертать курс истории на ближайшие годы, нельзя не отметить эти просчеты и не усомниться в пользе такой книги. Впрочем, есть в ней и прямое передергивание, для изобличения которого не надо забегать на четыре года в будущее. Я уже упоминал о том, что в книге к восьми цивилизациям исходной статьи почему-то добавлена девятая - буддийская, хотя страны с преобладанием буддизма имеют очень мало сходства друг с другом, а многие уже розданы самим Хантингтоном другим цивилизациям - та же Япония, или Южная Корея и Таиланд, которые отнесены к китайской. В чем причина такой поправки? Мне она совершенно понятна: один из самых продолжительных и ожесточенных конфликтов в Южной Азии, в Шри-Ланке, Хантингтону трудно поместить внутрь единой цивилизации, и поэтому он проводит там контактную черту: тамилы - индуисты, сингалезцы - буддисты. Но всех концов все равно не подоткнешь. Геноцид в Руанде был совершен одним африканским племенем по отношению к другому, их не разделяет ни религия, ни язык, и они столетиями жили бок о бок и вперемешку. Россия помогала мусульманской Абхазии в ее войне против православной Грузии. Армению, которая исторически тяготеет к России, Хантингтон упрямо называет православной, а это уже просто невежество. В Южной Корее и на Тайване все шире распространяется христианство, никак не укладывающееся в китайскую цивилизацию, а заодно и демократия - считать ли это нарушением культурной дисциплины? В яростных российских отзывах на статью Хантингтона, попавшихся мне под руку, он клеймится как идеолог западного империализма и мондиализма, но с либеральной западной точки зрения его книгу трудно читать без возмущения и даже гадливости, поскольку из нее совершенно исключен нравственный элемент. Такое моральное уравнивание цивилизаций, в духе так называемой политологии "реализма" образца Киссинджера или Бжезинского, производит тем более странное впечатление, что Хантингтон попутно сетует на упадок западной цивилизации и призывает ее к мобилизации вокруг своих традиционных ценностей. Каких? Если либерализм изначально исключен из круга этих ценностей, то остается лишь самая совершенная в человеческой истории военная машина и идеология геноцида. Русские критики в запале борьбы с Западом не разглядели в Хантингтоне родства собственному "человеку с молотком" - Льву Гумилеву с его освобожденной от химеры совести "пассионарностью". Думаю, что таких историков как Тойнби или Шпенглер будут читать и в будущем - несмотря на обветшалость их тезисов, в их книгах есть немало истинных прозрений, и кроме того, они остаются нашими единомышленниками, приверженцами либеральных ценностей. Что же касается книги Сэмюэля Хантингтона, то она представляет собой наспех сколоченное, неряшливое и безнравственное пособие для вооруженных циников. Чем скорее мы о ней забудем, тем лучше для нас всех, для всех цивилизаций. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
