Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[22-01-99]
Поверх барьеровРассказывает дочь генерала ДеникинаАвтор программы Андрей Корляков Андрей Корляков: У меня был случай, Марина Антоновна, когда у одной бывшей балерины я спросил: не сохранился ли у Вас остался Нансеновский паспорт? Она нашла его, и, бросив на стол, сказала: возьмите, это был мой позор, я никуда не могла с ним выезжать. Марина Деникина-Грей: Мне было 4 года, когда мы поехали в Австрию и Венгрию. Там мы жили некоторое время, папа заканчивал "Очерки русской смуты", и тогда я, вероятно, была записана на каком-то паспорте. А потом, когда мне уже нужно было иметь свой паспорт, я поехала в Англию на год, а потом на два года. Сначала в школу как учительница французского языка, а потом в семью Грей. Поэтому я псевдоним свой взяла - Грей. Андрей Корляков: Попав во Францию, Вы сразу поселились в Париже или жили еще в других странах? Марина Деникина-Грей: После Венгрии мы год жили в Брюсселе, в 26-м году приехали в Париж и сначала поселились в отеле, в одной комнате. Потому что у мамы на вокзале, когда она высаживалась из поезда, начались боли, и оказалось, что это аппендицит, может быть, даже перитонит, нужно сейчас же оперировать. Так что ее на второй день нашего прибывания повезли в Вильжуиф, и там профессор Алексинский, который тогда заведовал этим госпиталем, ее оперировал. Андрей Корляков: Это брат Григория Алексинского известного депутата Второй Государственной Думы? Он был профессором медицины? Марина Деникина-Грей: Да, я его хорошо помню, потому что на следующий год он меня оперировал, аппендицит тоже. А пока мама была в Вильжуиф, я с папой жила одна в этой комнате в отеле и заболела краснухой. И папа так боялся, что нас выгонят из отеля, что он старался это скрывать. И когда посещал маму, то ей ничего не говорил, но мама все-таки подозревала и, в конце концов, убежала из Вильжуиф. А как я выздоровела, мы тогда уже были знакомы с писателем Иваном Шмелевым. Он на лето на юге Франции нанимал домик и обещал поискать для нас, потому что и мне и маме нужно было отдохнуть от болезни. Мы поехали в Кап Бретон и там оставались пять или шесть месяцев, пока генерал Кутепов нам не нашел квартиру в Фонтенбло. Там мы провели зиму, никакого не было отопления, это был летний дом, так что мы не могли там больше жить и нашли квартиру в Ванв около Малакофф. И там я наконец поступила во Французскую школу Малакофф, где и начала учиться французскому языку. Андрей Корляков: А окружающие, французы узнавали Вашего отца, они знали, кто он? Марина Деникина-Грей: Совершенно нет, в Англии он был гораздо больше известен. Он эвакуировался в Англию в 20-м году, там его приняли как chef d'Etat, и они ужинали у Черчилля. Мне было полтора года. И вообще первые свои книги после "Очерков русской смуты" папа издавал в Англии. Когда мне было 18 лет, я поехала в Англию учить девочек русскому и французскому языку, и многие знали фамилию Деникина, а во Франции почти никто. Андрей Корляков: А когда он с Вами гулял по улице, в общественных местах, его узнавали русские? Марина Деникина-Грей: Русские конечно. Главное - русские шоферы, которые на G-7 ездили, нас увидят, останавливаются, и даже один раз у одного шофера был клиент, он попросил клиента высадится и нас довез, куда мы ехали с папой. Русские всюду папу узнавали в Париже. Андрей Корляков: И он всегда был желанным гостем на собраниях, войсковых праздниках? Марина Деникина-Грей: Да, но он был совсем в стороне от РОВСа, потому что не соглашался с их действиями. Хотя с Кутеповым он очень был дружен и все время виделся. Кутепов часто приходил даже советоваться с папой, но не соблюдал то, что обещал. Папа находил, что посылать русских взрывать что-нибудь в советской России - это ничего не приносит. Он скорее был за письменную пропаганду, а потом, после похищения Кутепова, когда Миллер заместил Кутепова, тогда еще больше они расходились, потому что Миллер был за Германию, а папа был всегда против. Они помирились только за два дня до похищения Миллера на Корниловском торжественном обеде. Миллер подошел к папе и сказал: "Позвольте Вас поцеловать и сказать Вам, что Вы правы, а не я". Андрей Корляков: А отец Вас брал с собой на эти праздники? Марина Деникина-Грей: Когда я была уже подростком, тогда ходила иногда. Например, мой первый бал - в русской консерватории имени Рахманинова, но папа на балы никогда не ходил. Он никогда не танцевал в жизни. А маме так хотелось пойти, и мама его убедила, что это будет первый бал дочки. Я не умела танцевать, так что мама за неделю до этого меня научила танцевать вальс и только. А там меня приглашали офицеры - и на мазурки, и на другие танцы. Андрей Корляков: А Ваш отец продолжал работу над "Очерками русской смуты"? Марина Деникина-Грей: Нет, это уже было кончено давно. Он писал в "Последних Новостях", в "Возрождении", в "Иллюстрированной России" и писал другие книги - "Старая армия", "Офицеры", рассказы писал. А "Очерки русской смуты" были закончены до 1926-го года. Андрей Корляков: Скажите, кто ему помогал, как он работал, хотя бы немножко о процессе его работы, какими историческими документами он пользовался? Марина Деникина-Грей: Когда он начал писать первый том, у него было очень мало документов, главное по воспоминаниям писал. А уже на второй ему отовсюду присылали документы, и затем он получил, наконец, от Врангеля архив Белой армии. Так что с каждым томом все больше и больше у него было документов. Андрей Корляков: Он работал один или у него был секретарь? Марина Деникина-Грей: Нет, у нас не было совершенно денег. Он писал сам, мама иногда печатала потом на машинке, а он и сам научился в конце концов печатать на машинке. Когда я маму перевезла во Францию из Соединенных Штатов, я эту русскую машинку, к сожалению, бросила. Жалею, потому что именно на этой машинке папа и мама писали папины книги. Андрей Корляков: Это нужно было бы передать в музей. Марина Деникина-Грей: Конечно, но у мамы столько было книг, переписки и своих вещей, что я купила в Нью-Йорке два огромных сундука... А я с ее двумя котами на самолете - у меня было две корзины с кошками. Андрей Корляков: В каком году это было? Марина Деникина-Грей: Вероятно, в 1966-1967-м. Андрей Корляков: Давайте вернемся в предвоенные годы. Ваши родители хотели, чтобы Вы получили образование, чтобы Вы учились? Марина Деникина-Грей: Конечно, мы жили под Шартром, и я поступила там в лицей. Это был первый год, что в шестом классе учили даром, а в пятом уже нужно было платить, и каждый год освобождался, таким образом, один бесплатный класс. Но так как директриса лицея русских православных скорее не любила, она решила определить меня сразу в пятый класс, так что в шестом я никогда не была. Конечно, было трудно, мы жили очень скромно, в маленьком домике, решили, чтобы немножко зарабатывать, завести кур, гусей, индюков, голубей и кроликов. Мама собирала траву, мы продавали кур, гусей, уток. Было такое общество бывших русских послов, кажется. И иностранные банки, все ли - не знаю, но французские и английские выдали этому обществу те деньги, которые во время Керенского были положены в банк за границей. Так что из этого они решили платить маленькую пенсию тем, которые вообще не могли работать. Папа в те его годы не мог работать на заводе. Ему выдавали пенсию. Это наладилось, вероятно, в 1927-м году. Но очень-очень маленькую пенсию. Она немножко увеличивалась. Накануне войны мы получали 1 800 франков в месяц, это были старые деньги, теперь это 180 франков, даже меньше. На это жить было очень трудно. Конечно, папа зарабатывал немножко своими писаниями и докладами, затем из этих докладов были напечатаны брошюры, но это были гроши. Андрей Корляков: Вы помните тот день, когда Ваш отец получил известие о смерти генерала Врангеля? Марина Деникина-Грей: Да, мы уже тогда были во Франции. Между Врангелем и папой отношения были очень плохие, так что как он реагировал на его смерть (мне было тогда 9 лет), я совершенно не помню. Но потом начали ходить слухи, что его большевики отравили, конечно, это до сих пор неизвестно. Андрей Корляков: Антон Иванович поехал в Бельгию, чтобы принимать участие в похоронах Врангеля? Марина Деникина-Грей: Нет. Врангель ему еще во время гражданской войны написал такое обидное письмо, которое папа опубликовал только в "Очерках русской смуты". А Кутепова папа всегда любил и уважал. Андрей Корляков: А Юденича? Марина Деникина-Грей: Юденича я его никогда не выстречала. Вообще он жил на юге Франции, мы туда никогда не ездили, я первый раз увидела Средиземное море, когда мне было 30 лет. Отношения как будто были не особенно дружные, но я ничего об этом не могу сказать, потому что меня это не интересовало в то время. Андрей Корляков: С кем особенно дружил Ваш отец, здесь, в эмиграции? Марина Деникина-Грей: С первопроходниками, все, которые были во Франции, к нему приезжали. Я помню Баратова, генерала Писарева. Был еще полковник, шофер такси, который стал всюду папу сопровождать, даже когда папа поехал делать доклады в Сербию и в Болгарию. Он с ним ездил каждый день, когда кончал работу, заходил к нам, и только после конца войны мы узнали что он, может быть, работает на Советы. Андрей Корляков: Был агентом ГПУ? Марина Деникина-Грей: По-видимому. Он умер в Сен-Женевьев-де-Буа и похоронен там лет 10 тому назад. Андрей Корляков: А гражданские, с кем Вы больше всего дружили? Марина Деникина-Грей: Со Шмелевым, я всегда называла его дядя Ваня, а его жену тетя Оля, мы с ними очень дружили, не только в Кап Бретоне, но и в Альпах проводили лето вместе, с Буниным, но его я плохо помню. С Бальмонтом, но только летом. Андрей Корляков: Бальмонт часто приходил к Вам? Марина Деникина-Грей: Только когда мы были на каникулах в Кап Бретоне. Я его очень боялась, потому что он был обыкновенно пьян и очень громко говорил. И когда он начинал читать свои стихи, с такими жестами и наклонялся направо-налево, так как был пьян, то я убегала в сад всегда. Андрей Корляков: На литературные вечера доводилось ли Вам ходить? М.Деникина: Этого я не помню. Я, во всяком случае, не ходила. На папины доклады - да, но это были военные темы. Андрей Корляков: А в молодежные организации - Витязи, Скауты, РСХД? Марина Деникина-Грей: Никогда. Андрей Корляков: Вы все время держались особняком? Марина Деникина-Грей: Мы жили в среде именно военной. Андрей Корляков: Среди военных историков кого Вы можете выделить? Марина Деникина-Грей: Генерала Головина, он преподавал даже в лицее военную русскую историю. Андрей Корляков: А Вашего отца Вы могли бы назвать военным историком? Марина Деникина-Грей: Конечно, историк, только Гражданской войны, он описывал то, что он переживал сам. А вообще, не могу его назвать военным историком. Стиль его был очень, по-видимому, хороший и литературный, потому что даже его враг Керенский восхищался его стилем, и в тепершней России, когда переиздавали его "Очерки смуты", в "Октябре" были отрывки, и тоже восхищались его стилем. Литература - да. Все то, что происходило в армии в его времена, то есть начиная с Японской войны, в которой он участвовал. А историком его трудно назвать. Я считаюсь историком. Я издала довольно много книг по истории - о начале революции, затем "Ледяной Поход", "Белая Армия", на французском, "Похищение Миллера и Кутепова" - это по документам только французской полиции, но мне удалось все документы собрать. Потом я начала уже писать не только о революции, я издала книгу о Романовых, затем последнюю - о Павле Первом. Вообще я написала о французской революции несколько книг - о Людовике XVII, как он помер, четыре книги о французской революции. Андрей Корляков: Марина Антоновна, считаете ли вы, что госпожа Плевицкая была виновата в похищении генерала Миллера в 37-м году? Марина Деникина-Грей: Конечно, да. По всем документам французской полиции, когда она была уже в тюрьме, она во всем призналась. К сожалению, французский полицейский, с которым она была знакома, написал об этом не достаточно ясную книгу. Но я была в этой тюрьме, видела директрису. Там были большие залы, а теперь маленькие комнаты, так что я не могла посмотреть где она жила, где были прогулки. Я нашла двух старых надзирательниц, которые уже были в отставке, и их хорошо расспросила, и затем попросила ее досье. Она была больна, ее повезли в больницу, чтобы ампутировать ногу, все это должно было быть записано. Директриса сказала, что это досье, еще до того, как она заняла это место, было отдано в архив департамента. Я получила разрешение, мне принесли такую маленькую тетрадку, где были все документы, она все-таки год провела в тюрьме. Я вскрыла, и первое, что я прочла, было распиской по-немецки и по-французски, подпсанной каким-то капитаном, что он получил это досье. Так что на этом все остановилось. Но оставался все-таки сертификат: уже после захвата архива немцами маршал Петен почему-то захотел иметь сертификат о ее болезни и смерти, и доктор, который ее лечил, этот сертификат послал. Дубликат я нашла. Я ходила в госпиталь, но все архивы изчезли. Так что неясно, как она умерла. Почему ей отрезал ногу, почему через две недели она умерла - что-то очень-очень странное. Андрей Корляков: Незадолго до ее смерти у нее в камере были французские власти и среди них был Григорий Григорьевич Алексинский. Марина Деникина-Грей: Я ему звонила, чтобы получить некоторые разъяснения, и он был совсем груб по телефону и отказался меня видеть. Андрей Корляков: В интервью, которое я у него взял, он категорически заявляет о том, что незадолго до своей смерти Плевицкая в присутствии французских властей заявила о том, что она не виновата в том, что произошло. Марина Деникина-Грей: Он был переводчиком у этих французских полицейских, которые приехали к ней. Главный полицейский, который там присутствовал, в своей книге говорит совсем иное. А раз Алексинский был так груб со мной, то я решила, что его свидетельство мне не нужно. Вы знаете, что одно время, несколько лет тому назад, была компания KGB: portes ouvertes и в "Известиях" получили массу документов, конечно, часть из них совершенно неправильные, но главное там письмо Скоблина, который соглашается работать за 200 долларов в месяц. Не всему можно верить, потому что, например, о похищении Кутепова у них не совпадают с правдой некоторые вещи, например, как он шел, на какой улице его ждал автомобиль, они совсем не так это описывают. Я ходила точно от его дома до угла улицы, все места осматривала, так что конечно нельзя совсем доверять, но то, что Скоблин и Плевицкая работали за 200 долларов в месяц - правдоподобно. Андрей Корляков: Интересно, что рядом с домом, в котором был похищен генерал Миллер, жил Евгений Замятин. Марина Деникина-Грей: Этого я не знала. Андрей Корляков: А как Вы оцениваете книгу господина Прянишникова о похищении генерала Кутепова и генерала Миллера? Марина Деникина-Грей: Не знаю, не читала. Андрей Корляков: Помните ли Вы, как началась война? Марина Деникина-Грей: Хорошо помню. Андрей Корляков: Мне интересно поведение вашего отца. Марина Деникина-Грей: Когда началась война, я была на юге Франции у французских друзей, на каникулах, а папа был с мамой в центре Франции на каникулах, где было какое-то озеро, он вообще любил ловить рыбу. Когда объявили войну, ни почта, ни телефон не действовали, так что я не имела понятия, что делают родители. Мои друзья решили вернуться из летнего дома в Тулузу, где они жили, и меня с собой взяли. Денег у меня не оставалось, я не хотела жить даром у них, поэтому я нашла работу на фабрике аэропланов. Мы работали с семи часов утра до двенадцати, на час был отпуск, чтобы что-нибудь съесть, и от часа до семи вечера. Там я работала бухгалтером. Наконец, установилась переписка с родителями. В это время моя бывшая учительница французского языка из Шартра, с которой мы остались очень дружны, предложила свой дом моим родителям в Бур ла Рен, недалеко от Парижа, потому что она жила у своей матери, а ее муж был в Аргентине профессором филологии и не мог вернуться. Когда они переехали, они мне написали: приезжай, я бросила работу в Тулузе и приехала в Париж. Через два месяца началось немецкое наступление, потому что до этого la drole de guerre, как ее называли, никто не дрался. Один из папиных друзей, полковник Глотов, который был тоже шофером такси, предложил нас эвакуировать. Он был разведен, жил с дочерью. Они с дочерью, нас трое и кот - шесть человек влезли в его такси с минимумом багажа и поехали к тем друзьям на океане, в Мэмизане, которые меня приютили в Тулузе. Папа решил уехать в Америку, он поехал в Бордо, говорили, что еще уходят пароходы в Америку. Но когда он приехал в Бордо, последний пароход уже уплыл. Он вернулся, и в конце концов немцы дошли до Мэмизана и конечно ликвидировали наш дом на самом берегу океана. Так что нам пришлось переезжать в деревню в 10-ти километрах от моря. Там родители прожили, меняя квартиру 3 раза, всю оккупацию. А я решила выйти замуж и уехала в Париж к его родителям. Я приезжала к родителям, когда могла, хотя это была zone interdite (запретная зона), но я достала фальшивую carte d'identite, как будто я там родилась. Андрей Корляков: Марина Антоновна, немцы предлагали сотрудничество вашему отцу? Марина Деникина-Грей: Предлагали, приехали из Биаррицца две машины Ситроен, папу попросили приехать в Берлин, ему обьяснили, что весь его архив, который он сдал до войны на хранение в Чехословакию, перевезен в Берлин. Так что ему предлагают тоже переехать в Берлин, он будет жить лучше и будет работать над своим архивом. Переводчицей была мама, потому что она по-немецки с детства говорила. Так что она первые вопросы переводила, а когда она хотела переводить последние, насчет Берлина, папа уже все понял и сказал: "Нет, никогда!" После этого местная комендатура приходила раз в месяц. Он уже давно зарыл 2 револьвера в саду. Мама свой дневник тоже прятала (он теперь в архиве Российской Федерации) - они под матрасом смотрели, но особенно не обыскивали. Но родителям нельзя было выезжать из Мэмизана. Они смогли выехали уже после ухода немцев, чтобы хлопотать о визах в Америку. Андрей Корляков: Одновременно с Вам на Атлантическом побережье оказались Берберова, Тэффи. Марина Деникина-Грей: Не знаю, мы были между Бордо и Байон, это была маленькая деревня, последний раз, когда я была, это было что-то вроде морского курорта, но тогда это было захолустье. Андрей Корляков: И после войны вы уехали в Америку? Марина Деникина-Грей: Да, по двум причинам. Больше пенсию не могли получать, больше денег не было, и папе предложило русское Чеховское издательство в Нью-Йорке издать его воспоминания, личные, "Путь русского офицера". Ему обещали платить 100 долларов, что бы он давал столько-то страниц в месяц. А русский его знакомый, офицер, который стал американцем и разбогател в Нью-Йорке, предложил им 2 комнаты в своем доме. А второе, во Франции атмосфера была такая: Де Голь взял два министра коммунистов, первые выборы - коммунисты и социалисты вместе составили своих кандидатов, и чувствовалось, что недалеко до революции. И папа решил, что в свои годы вторую революцию переживать не может. Поэтому они решили уехать в Америку. Андрей Корляков: Вы были в Париже во время немцев? Марина Деникина-Грей: Не совсем так, потому что после двух лет замужества я решила разводиться. Муж был очень милый, но он был клептоман, то есть он воровал в больших магазинах. Это для меня было совершенно невозможно. Поэтому с моим маленьким сыном я вернулась к родителям и год прожила с ними. Развода я не могла пролучить: когда Петен управлял Францией, до исполнения трех лет замужества разводиться было нельзя. Андрей Корляков: Ваш муж был русский? Марина Деникина-Грей: Нет, француз, архитектор. Когда исполнилось три года, я решила вернуться в Париж начинать развод. А немцы тогда еще были в Мэмизане. И я поселилась с сыном у его крестного отца, Лебедевa. Лебедев был летчиком, кажется, первым летчиком, который вошел в Белую армию. Он работал в Гномерон, они делали моторы для самолетов. И у них был собственный домик совсем около Этуаль. Они пригласили у них остановиться, пока я разводилась. В это время вдруг узнали, что союзники высадились. И с тех пор я была в Париже. Так что когда вошли союзники в Париж, все это я видела, это я описываю, в своих личных, уже не исторических воспоминаниях. Не знаю, выйдет ли когда-нибудь книжка. Андрей Корляков: Ваш отец до самых последних дней сохранил твердое убеждение о том, что советская власть - это самый страшный враг для России? Марина Деникина-Грей: Да, но он всегда отделял советскую власть от русского народа. И когда, наконец, русская армия стала побеждать немцев, он булавками отмечал прогресс русской армии: у нас была большая карта на стене. Французы тоже не совсем понимали кругом, они говорили: Вы же против Советов, а радуетесь, что советская армия побеждает немцев. Папа отвечал: нет, это русская армия, русские солдаты, русские офицеры побеждают, а советская власть - это другое. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
