Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
21.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[04-11-02]

Атлантический дневник


Автор и ведущий Алексей Цветков

Все критяне лжецы

Разжалованный основоположник ошибся ровно на 180 градусов. Хотя история не имеет твердых правил, она, тем не менее, куда чаще начинается как фарс, а повторяется как трагедия, чем наоборот.

Несомненным фарсом была в 1994 году попытка сместить президента Чечни Джохара Дудаева силами наспех сколоченной марионеточной оппозиции. В каком-то узком смысле таким же фарсом был и знаменитый предновогодний штурм Грозного в соответствии с планом, который сложился в небольшом мозгу невежественного и насквозь коррумпированного министра обороны. Да и вся так называемая "первая чеченская война", завершившаяся почти нечаянным захватом Грозного силами чеченского сопротивления, могла бы сохранить в истории некоторый оттенок комизма, остаться эпизодом из Салтыкова-Щедрина. Но теперь идет вторая, и говорить о фарсе уже давно не приходится.

В действительности в фарсе часто присутствует элемент трагического, и наоборот. Все зависит от угла зрения, а он у российского новобранца в танке на улице Грозного и у чеченца, взрывающего этот танк, был по необходимости разным. В трагедии обязателен элемент искупления и очищения, которого до сих пор нет в помине. Что же касается фарса, то он может быть и кровавым. В конце концов, фарс - это не обязательно смешно, это скорее нелепо и абсурдно.

Историю кровавого фарса, нескончаемой чеченской войны, мы прослеживаем сегодня урывками по периодическим изданиям: в России до сих пор не вышло ни одной заслуживающей внимания книги на эту тему, и удивляться этому по меньшей мере наивно. В свою очередь, газетные и электронные репортажи на эту тему могут послужить точным барометром состояния свободы слова в стране. После штурма Дома культуры на Дубровке ртутный столбик упал как никогда низко.

Спору нет, российские средства массовой информации так или иначе указали на большинство проблем, порождаемых официальной версией штурма и освобождения заложников. Попробую, не впадая в многословие, перечислить хотя бы главные.

Каким образом террористам удалось спланировать и осуществить столь масштабную операцию в самом центре Москвы, которая давно и интенсивно патрулируется силами безопасности?

Почему не велись переговоры с террористами с целью спасения жизни заложников, в соответствии с общепринятой практикой?

Почему не была организована своевременная помощь освобожденным заложникам, не объявлен состав примененного газа и не приняты превентивные меры для сохранения жизни пострадавших?

Почему практически все террористы, в том числе находившиеся в бессознательном состоянии, были расстреляны?

Почему на протяжении многих дней нет никаких сведений о судьбе многих десятков заложников?

Это, конечно же, лишь вершина айсберга, потому что вопросов без ответов гораздо больше. Но уже из приведенных очевидно, что правительство практически захлебнулось в собственной лжи, и что совокупность этой лжи складывается в обвинительный акт против правительства. Но именно этого акта мы не найдем на страницах российской прессы, да и вчерашние разрозненные обвинения постепенно затихают.

Более того, сама пресса охотно вносила свои подобострастные кирпичи в строительство этого дворца лжи. Невесть откуда понадергали экспертов, утверждавших, что какие-то немыслимые международные нормы допускают убийство от десяти до 30 процентов заложников в ходе операции освобождения. Те же эксперты наперебой и вопреки ослепительной очевидности заявляли, что переговоров с террористами никогда вести не следует. Газеты и электронные средства массовой информации наперебой цитировали дипломатически обтекаемые отзывы зарубежных политиков, выдавая их за мировое общественное мнение.

Но самая главная ложь была умолчанием - все наперебой молчали о самой Чечне, откуда пришла беда, а многие охотно повторяли официальную версию об Аль-Кайде и ближневосточных истоках нового акта терроризма.

Разрубить все эти путы лжи рядовому российскому читателю сегодня практически невозможно. Для этого надо как минимум выйти за пределы России, хотя бы информационные.

Корреспонденты из России давно не попадали в Чечню, а в последнее время практически и не пытаются. Информация оттуда в любом случае нежеланна, а пребывание там крайне опасно. Это, однако, не останавливает их западных коллег. Одна из них - европейская журналистка Эликс де Грейндж. Вот как описываются будни Грозного, переименованного сегодняшними жителями в "Путинград", в ее недавнем репортаже в газете Asia Times.

"Наконец, мы подъезжаем к центральному рынку. Его палатки, которые регулярно грабят солдаты, сегодня на диво опрятны: выложены фрукты, овощи, одежда, бумага, компакт-диски, самые современные стереосистемы. Но взгляд в зеркало заднего вида омрачает картину. Федеральные войска занимают позиции вокруг рынка, устанавливают БТР-ы. Начинается "зачистка". Это - одна из сегодняшних практик российской армии. Ее официальная цель - проверка личных документов. Но поскольку весь квартал окружен, люди оказываются в ловушке. Любая робкая попытка скрыться означает смерть. Не стесненные внешним контролем, "федералы", зачастую в масках, позволяют себе все, что хотят: пытки, грабеж, произвольные аресты, расстрелы на месте. Когда процедура заканчивается, периметр открывается: Подобные операции можно охарактеризовать как военные преступления. В России их называют рутинным контролем".

В эти трагические дни внимание и сочувствие всего мира было приковано к Москве. А поскольку Чечня уже давно практически исчезла с газетных страниц и телеэкранов, много времени уделялось тому, чтобы ввести зрителя в курс событий и дать ему возможность самостоятельно судить о смысле происходящего.

О связях чеченского сопротивления и группы бандитов на Дубровке с международным терроризмом в России говорят много и охотно, но, как всегда, без ссылки на факты. Нельзя сказать, чтобы такие факты отсутствовали, но на поверку они оказываются довольно скромными. Вот некоторые сведения, собранные корреспондентом балтиморской газеты Sun Дагласом Берчем. Закариас Мусауи, которого сегодня судят в США как так называемого "20 угонщика" по делу о теракте 11 сентября, воевал в Чечне в 1996 году. Один из ближайших соратников Усамы бин Ладена Айман Аль-Завахири в том же году пытался пробраться в Чечню, чтобы попытаться создать там базу для своей организации Исламский Джихад. Но в место назначения он не попал и провел полгода в российской тюрьме за безвизовый въезд. Судя по всему, российские органы правопорядка плохо понимали, с кем имеют дело.

Время от времени в Чечне ловят иностранных граждан, в основном арабского происхождения, но нередко с европейскими паспортами, которые сражаются на стороне сепаратистов. Этих людей российское командование упорно и вопреки всякой логике именует "наемниками", хотя совершенно очевидно, что речь идет о добровольцах, часто фанатиках ислама, которые уповают на воздаяние в раю.

Таким образом, хотя интерес к Чечне в так называемых "международных террористических кругах" явно присутствует, о прямых связях пока говорить рано. Не исключено, однако, что они рано или поздно появятся, и вряд ли Россия будет вправе упрекнуть кого бы то ни было, кроме самой себя. Вот, к примеру, точка зрения Дэйвида Саттера, чья статья "Смерть в Москве" опубликована в журнале National Review.

"Во время кризиса в московском концертном зале Путин продемонстрировал свое неоднократно высказанное намерение "мочить террористов в сортирах". Однако, последствия этого театрального кризиса для России и всего мира могут быть очень серьезными. Этот кризис стал примером пугающего потенциала современного терроризма. Но он, может быть, был также последним шансом разрешения чеченского кризиса. Чеченцы брали заложников и в прошлом, но они делали это затем, чтобы предъявлять преимущественно политические требования. Теперь, потеряв надежду на политическое решение и имея доступ к деньгам с Ближнего Востока, они вполне могут отказаться от политических целей в пользу кампании тотального террора".

Что такое тотальный террор, очевидно из эпизода 11 сентября, когда террористы убили до трех тысяч человек, не выдвигая никаких предварительных требований и не ставя никаких условий. Группа, захватившая Дом культуры на Дубровке, была, судя по всему, настолько плохо подготовлена, что о руке Аль-Кайды говорить не приходится. Ее требования, даже с учетом формы, в какой они были выдвинуты, не были принципиально невыполнимыми - могу призвать в свидетели генерала Шаманова, который в первые часы после захвата говорил о неизбежности уступок.

В следующий раз для уступок, скорее всего, просто не будет шанса.

"С террористами не вступают в переговоры" - этот принцип в дни кризиса на Дубровке преподносился и властями, и послушной прессой в качестве некоего незыблемого закона, одиннадцатой заповеди, а пресса послушно его подхватывала.

Эту несомненную ложь можно разделить на два пункта. С террористами, имеющими в своей власти заложников, практически всегда вступают в переговоры с тактической целью, ради спасения жизни невинных людей. Обычно такие переговоры ведутся специалистами-психологами, чья задача - пробить барьер фанатизма, как минимум добиться добровольного освобождения части заложников, а в лучшем случае ослабить бдительность террористов и упростить задачу для штурма, если таковой окажется неизбежным.

Но даже в широком, стратегическом смысле переговоры с террористами ведутся, когда очевидно, что террору можно положить конец только путем взаимного компромисса. Примеров можно привести множество, и хотя ближневосточные или североирландские трудно назвать образцом для подражания, они по-прежнему остаются единственным выходом из тамошних тупиков, как бы ни бряцали оружием ястребы. Самый разительный пример можно почерпнуть из сегодняшних газет, сообщающих об успешном завершении мирных переговоров между правительством Шри-Ланки и так называемыми "тамильскими тиграми", партизанами из северных провинций страны. "Тамильские тигры" имеют репутацию беспрецедентной жестокости - именно они, индуисты, а не мусульмане, изобрели тактику террора путем самоубийства, они многократно сотрясали кровавыми взрывами Коломбо, они пустили свои методы на экспорт, организовав успешное покушение на индийского премьер-министра Раджива Ганди. Сегодня жуткой гражданской войне, продолжавшейся 19 лет, положен конец. Неужели и России надо выдержать все 19?

Впрочем, шриланкийскую прессу с ее британскими традициями не сумели, да и не пытались превратить в придворную, и жители страны на протяжении всех этих кровавых лет понимали, что происходит. О том, что в России это не так, свидетельствует статья Маши Гессен в газете New York Times, где она пересказывает свою беседу со студентами факультета журналистики. Эти молодые люди, вся сознательная жизнь которых прошла уже на фоне этой войны, практически ничего о ней не знают. Они не понимают, что методы, примененные Мовсаром Бараевым в Москве - зеркальное отражение тактики российских войск в Чечне, где ежедневно с целью выкупа и шантажа похищаются жители чеченских сел, где в обмен на уплату выкупа нередко возвращают садистски изуродованные трупы, где любая женщина - законная добыча для насильника, а число убитых и замученных гражданских лиц за обе войны приближается к сотне тысяч. Если Владимир Путин оставляет за собой право убить 200 или 300 собственных граждан ради спасения других, разве он не оправдывает этим Мовсара Бараева и ему подобных?

Маша Гессен, российская журналистка, сегодня публикуется преимущественно за рубежом, а в самой России спрос на информацию удовлетворяется пропагандой. Версию о том, что теракт Бараева - не порождение собственной бездарной политики, а злодейство Аль-Каиды, практически никто внутри страны не подверг сомнению. Но Фарид Закария из журнала Newsweek, один из самых авторитетных в США обозревателей внешней политики, не связан этим заговором добровольной глупости.

"Чеченцы - не ангелы. Они - беспощадные воины, которые сражаются за свое дело, начисто лишенные способности сформировать стабильное правительство, и они действительно прибегают к террору. Но действия России помогают превращать их в террористов. Россия разрушила Чечню как географическую реальность, как политическую единицу и как общество. Сегодня Чечня - это место запустения, где рыщут банды мародеров. Никакой лидер не способен контролировать радикализованную и беззаконную молодежь вроде той, которая захватила московский театр. Путин говорит о присутствии в Чечне Аль-Каиды, но ничего подобного не было до недавнего времени, когда чеченцы, рассеянные российским натиском, приняли помощь от тех, кто ее предлагал. По мере ухудшения ситуации чеченцы становятся все отчаяннее, и их политический конфликт все больше обретает религиозное измерение".

Закария, подобно многим журналистам в США, Великобритании и других западных странах, не дает спуску собственному правительству за кротость его реакции на московскую бойню. Он напоминает президенту Бушу, что в период предвыборной кампании он обещал прекратить помощь России за ее поведение в отношении мирных жителей Чечни. Но сегодня все забыто, и неожиданно оказывается, что единственный террорист в России - это Бараев. В политической кухне слишком много цинизма, и полагать, что пресс-секретарь Белого Дома Ари Флайшер выступает от лица общественного мнения Америки - все равно, что провозгласить Сергея Ястржембского совестью России.

Можно продолжить деконструкцию этого потока лжи: о газе, который был в конечном счете объявлен фентанилом вопреки мнениям большинства западных экспертов, о числе жертв, которому, видимо, уже не позволят намного превысить отметку 120, о поясах женщин, которые были сперва объявлены муляжами, а затем настоящими. Можно вспомнить сообщение радио BBC о прошедшей в Москве волне арестов сотрудников сил безопасности, помогавших террористам - о них больше не было ни слова.

Но пришло время поговорить о России, потому что ее затянувшееся топтание на распутье судя во всему подходит к концу, а путь, который она в конечном счете избирает, радовать не может. Вопреки нашему намеренно или добровольно зашоренному взгляду сегодняшний период российской истории войдет в завтрашние учебники как эпоха чеченской войны.

О том, что эта война сделала с Чечней, говорилось неоднократно, и Маша Гессен в уже упомянутой статье пишет о поколении Мовсара Бараева, выраставшем без школы и даже телевизора, с неизменным автоматом в руках. Именно это поколение подало голос на Дубровке, а приложенные там спасательные усилия практически гарантируют, что голос был подан не в последний раз.

Но есть вещи пострашнее, чем чеченский террор. Контингент российских войск в Чечне даже по официальным данным составляет около 80 тысяч, а в действительности он, возможно, наполовину больше. С учетом их ротации легко понять, что на российские улицы выходят сотни тысяч молодых людей, для которых произвольное и безнаказанное ограбление, изнасилование или убийство, отрезание ушей и другие садистские художества стали предметом будничной практики, без всякого налета криминальной экзотики. Как показывает опыт, демобилизация не гасит такие инстинкты.

Но самое страшное - даже не это, а привычное молчание, которым мы покрываем этот кошмар. И здесь наступает время поговорить об ответственности журналиста.

Владимир Познер, который на протяжении 80-х годов скармливал американской телевизионной аудитории позорную ложь о жизни в Советском Союзе, впоследствии принес американцам извинения, сославшись на то, что ему, дескать, надо было кормить семью. Это, конечно, была еще одна ложь. Я знал тысячи людей, которые лгали минимально, и в то же время их семьи не голодали. К ним не приходили из КГБ и не волокли на телевидение лгать американцам. Но если они шли в журналисты, у многих другого выхода не оставалось.

Бывают времена, когда приходится выбирать между совестью и любимой профессией - если вы, к примеру, врач, и вас настоятельно приглашают на работу в нацистский концлагерь. Сегодня для российских журналистов эта проблема стоит еще не так остро, хотя все острее с каждым днем, в особенности после штурма на Дубровке. Фигура умолчания, к которой они при этом прибегают, в чем-то опаснее прямой лжи, которую все-таки можно попытаться сверить с действительностью. Когда нам день за днем ничего не рассказывают о Чечне, легко и даже удобно согласиться с тем, что в Чечне больше ничего не происходит, что она уже почти ввергнута в тотальный конституционный правопорядок. Легко и удобно поверить, что Бараев на сцене "Норд-Оста" - мерзкий сюрприз от какой-нибудь Аль-Каиды.

Апостол Павел, напутствуя своего ученика-миссионера на Крите, советовал ему быть настороже.

"Ибо есть много: пустословов и обманщиков,.. каковым должно заграждать уста: они развращают целые домы, уча, чему не должно, из постыдной корысти. Из них же самих один стихотворец сказал: "Критяне всегда лжецы:" Свидетельство это справедливо. По сей причине обличай их строго:"

Но критяне - это все-таки национальность, а журналист - всего лишь профессия.

По наивности или особому складу ума апостол не понял, что имеет дело с классическим логическим парадоксом. Ведь если поэт, чье свидетельство Павел принимает как правдивое, тоже критянин, то он лжет, и, стало быть, остальные критяне совсем не так плохи, как он их изображает.

А коли так, то может быть, достаточно лишь немногим из нас выйти из этого заговора лжи, чтобы дар правдивой речи обрели многие - все остальные.

Пока не поздно, пока это не грозит голодной смертью ни нашим женам, ни нашим детям.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены