Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[05-04-05]
Нарушениях прав детей в Уральском федеральном округеПрограмму ведет Светлана Толмачева. В программе принимает участие Борис Алмазов, профессор кафедры правовой психологии и судебной экспертизы Уральской государственной юридической академии. Светлана Толмачева: Сотрудники отдела Генеральной прокуратуры в Уральском федеральном округе распространили информацию о нарушениях прав детей. К административной ответственности привлечены руководители администрации детского дома-школы номер 1 города Нижнего Тагила. Как показала прокурорская проверка, в интернате не принимались меры материального обеспечения сирот. В Курганской области подобные проверки закончились возбуждением уголовных дел. С подробностями екатеринбургский корреспондент Радио Свобода Денис Каменщиков. Денис Каменщиков: Еще четыре года назад уголовные дела по 156 статье Уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за жестокое обращение с детьми, в Курганской области не возбуждались вовсе. В 2002 году ситуация изменилась. Рассказывает старший помощник прокурора Курганской области Оксана Рудаковская. Оксана Рудаковская: В 2004 году у нас таких было 63 дела. Это в подавляющей массе родители. В 2003 году – 58. Это благодаря тому, что в течение двух лет последних мы очень много этой проблеме внимания уделяем. А если взять 2002 год, то таких дел у нас всего было 19, а ранее вообще не возбуждались. Хотя эти факты, конечно, имели место, просто не выявляли, или не занимались этой проблемой достаточно жестко. Денис Каменщиков: Особую озабоченность, по словам Оксаны Рудаковской, у прокуратуры вызывают факты жестокого отношения к детям, переданным под опеку государственных учреждений. Проверки прошли в Куртамышском специализированном доме ребенка и Введенском центре образования Кетовского района Курганской области. В обоих случаях воспитатели издевались над несовершеннолетними. Педагог Куртамышского специализированного дома ребенка была признана судом виновной. Говорит старший помощник прокурора Курганской области Оксана Рудаковская. Оксана Рудаковская: Она их била палками, где малыши до трех лет содержатся, в постель и одежду подкладывала крапиву. И были факты, что окунала их в унитаз. Вот ее осудили на два года условно. Она отстранена от должности, сейчас дома сидит, нигде не работает. Введенский, там воспитатель-педагог, подозревая троих малолетних воспитанников в совершении кражи 50 рублей, заставила мальчиков полностью раздеться и закрыла в подсобном помещении. После этого старшим воспитанникам даны указания к этим детям применить физическое воздействие. То есть они их избили, нанесли термические ожоги - спичками жгли. Денис Каменщиков: В настоящий момент рассмотрение уголовного дела воспитателя Введенского центра образования приостановлено. Женщина уже четыре месяца находится в больнице после сердечного приступа. В прокуратуре Курганской области не исключают, что судебный процесс может затянуться еще на пару месяцев. Обвиняемой грозит ограничение свободы на срок до трех лет. Светлана Толмачева: Тема нашего разговора – жестокое отношение к детям в семье и системе государственных учреждений. Соблюдаются ли на самом деле права несовершеннолетних, существует ли альтернатива карательным мерам для изменения ситуации к лучшему. Об этом мы будем говорить сегодня с гостем студии - профессором Борисом Алмазовым, руководителем Клиники правовой и психологической помощи Уральской государственной юридической академии. Доброе утро, Борис Николаевич! Борис Алмазов: Доброе утро! Светлана Толмачева: Вы более 30 лет занимаетесь изучением психологии несовершеннолетних, а также правового статуса детей в Российском государстве. Что вы можете сказать по собственному опыту, как менялось отношение к ребенку, к самому понятию «детство» на протяжении последних 15-20 лет? Борис Алмазов: В свете того, что вы только что сказали, над сиротами вообще-то всегда издевались недобросовестные воспитатели. И в свое время, в 80-е годы я лично довел до уголовного суда одно дело в детском доме, когда воспитатель избил учащегося. Сиротское дело сложное, это понятно, и здесь проблем много. Я думаю, что радиослушателей больше интересуют их собственные дети. Сирот немного, они живут в отдельных домах за психологическим барьером. Это узкоспециальная, ведомственная тема. А каждый из нас боится чего? Что обидят их ребенка. Причем везде: обидят в семье, обидят на улице, обидят в школе. И встает вопрос: почему дети беззащитны и кто за детей, на кого можно положиться? В этом отношении мы должны четко представлять себе, что изменилось за это время. А за это время изменилось очень многое. Почему в мои годы можно было детям ходить в лес, не боясь, никто не волновался, когда ребенок шел в центр города на пионерскую елку пешочком через весь город, и никто не сомневался, что у него никто ничего не отберет. Светлана Толмачева: Мы сейчас начнем говорить об уровне преступности. Но если говорить об отношении? Борис Алмазов: Почему дети так уязвимы, почему все обижают, нет никого, кто бы защитил, заступился? И вот здесь у нас можно четко представлять, что изменилось в принципе, в чем изменилась почва, на которой вырастает это дерево насилия по отношению к детям. И на этом дереве уже вырастают конкретные плоды, то есть то, что огорчает каждого из нас, заставляет бояться провожать детей в школу, встречать их. Что изменилось в основном? Давайте посмотрим глубже, мы увидим, что в течение 70 лет советская власть четко и ясно определила позицию и последовательно и упорно ее защищала: общественное воспитание – главное, воспитывает коллектив. Семья рожает детей и отдает их куда? В школу, в училище, учебные заведения, в армию. Светлана Толмачева: И дальше рабочий коллектив. Борис Алмазов: Армия готовила к трудовой деятельности, а не к боевой, откровенно говоря. Потому что главное было – воспитать человека, а не научить его пользоваться техникой. И армия решала эту задачу. Но кончилось время, стало понятно, что Россия, Советский Союз не выдержали коммунистических идеалов, не хватило ни денег, ни энергии, ни человеческого материала. Если человека от эксплуатации освободить, все остальное не само собой делается. И получилось, что общественное воспитание ушло из нашей жизни. И когда стало ясно, что школа не справляется с воспитанием, что на армию, которая бы занималась воспитанием, денег нет, что на профессионально-технические училища, которые, естественно, учили не столько работе, сколько отношению к труду, средств не хватает, стала проблема: если денег нет, если нет сил, то что делать? Светлана Толмачева: Все на плечи родителей, все на семью. Борис Алмазов: И государство провозгласило четкий лозунг, оно же наше советское, коммунистическое: если не получается, кто виноват? Народ. Итак, школа воспитывать не обязана, не хочет ходить в школу, пусть в миру приживется. Массовый исход детей из школ в конце 80-х – начале 90-х. Чувство потерянности у детей. И, что самое главное, изменение отношения к детям внутри самой семьи. Те семьи, которые по традиции во имя детей, собственно говоря, создавались, во имя воспитания детей они и существовали и подражали своим далеким предкам, не слушая коммунистическую пропаганду или не принимая ее всерьез, а занимались настоящим делом, они остались, сохраняя традицию. А те, кто поверил и пошел по этому пути, они утратили это чувство детскости, чувство ответственности взрослого за любого ребенка. Ребенок в их глазах становится мелким взрослым, который должен сопровождать своих родителей по жизни, понимать, что родители понимают, поддерживать диалог теми словами, которые не говорят. Вот этот ребенок как сопровождающий по жизни, он становится нормальным явлением в кругу образованных людей. Когда я преподаю педагогическим психологам, я сталкиваюсь с тем, что людям и в голову не приходит, что если ты воспитываешь ребенка, у тебя перед ним такие колоссальные обязанности. Это почва. На этой почве стали вырастать ядовитые растения, от которых пойдут ядовитые плоды. Это те, кто раньше воспринимал рождение ребенка как опору... Светлана Толмачева: …для себя в старости. Борис Алмазов: Нет, зачем? В жизни, сегодня. Вот эти самые безответственные социальные люди, воспитанные на обочине жизни, наша публика трудновоспитуемая, с которыми я работаю не один десяток лет. Вот девчонка подрастает, она ничего не знает, не умеет, для нее это цветочек на асфальте, для которой счастье – сытый желудок, а любовь – это раздражение нервных окончаний. Рожая ребенка, она становится членом общества, она получает привилегии, она получает право на жилье, потому что женщину с ребенком не выгонят, значит, женщину с ребенком прокормят. Светлана Толмачева: Но так было в советское время. Борис Алмазов: Но ребенка же будут учить, лечить, кормить – все же бесплатно. А если повезет, что ребенок умственно отсталый, значит, и одевать будут, потому что это интернат. Итак, ребенок – это опора, но социально нежелательной, неприспособленной, не готовой к самостоятельной жизни части общества. Причем опора женского общества. Какой у нас лозунг официальный? Все для ребенка, для матери, мать – главная. Ну, а на бытовом языке все это начинает воплощаться в более простые лозунги: отцов как псов, а мать одна. Отец – никакая не фигура, ребенок – поддержка матери, матери социально неблагополучной. И соответственно, когда ребенок превратился в обузу, но теперь не только матери, но и бабушки, которая точно так же воспитывала эту мать, и даже прабабушки, которые привыкли, что ребенок – их защита, их опора, с его помощью легче выплыть в жизненной ситуации. И вдруг оказывается, за все плати, детские вещи дорого, еда детская дороже взрослой, в школе так просто никто работать не будет. И возникла проблема, как относиться к ребенку, который из опоры стал обузой? Если у тебя нет ни чувства долга, ни ответственности, если ты в принципе не понимаешь, что такое любовь как таковая. Светлана Толмачева: То есть жестокость – это вымещение на детях отношения к ним как обузе. Борис Алмазов: Ничего вымещать не надо. Просто не понятно, зачем это нужно. Это же люди природе сообразно ориентированы, они целесообразны и жестоки, как все в природе. Светлана Толмачева: Первый звонок в нашем эфире. Слушатель: Это Петр Алексеевич из Екатеринбурга. Раньше женщина смотрела на детей своих как на источник своего существования в старости, не била их, воспитывала получше, чтобы зарабатывали побольше, рожала побольше, так как это была ее пенсия в старости. Сейчас государство сказало: мы будем кормить тебя из общего котла, отберем у чужих детей, так что можешь не рожать, коммунизм, в общем, пенсионный. Если отменить пенсию женщинам, то бум рождаемости будет, и никакой жестокости в будущем своим кормильцам не будет со стороны женщин. Светлана Толмачева: Борис Николаевич, как вы относитесь к такому предложению? Борис Алмазов: Вопрос о том, как поддерживать стремление женщин рожать, а мужчин воспитывать детей – это был лейтмотив начала «перестройки», когда принимались законы, они обсуждались Верховным Советом и Думами - и Государственной, и региональными. Все никак не могли понять, как бы лучше сделать, чтобы женщина, которая имеет детей, имела бы преимущество перед женщинами, не имеющими детей. Что Партия женщин – это должна быть не партия юбок, а партия матерей, выполняющих долг. И сейчас в законах уже есть кое-что. Например, брались модели: чем больше детей, тем больше государственные выплаты за воспитание. У многодетных семей преимущества. При определенном количестве детей воспитание засчитывается в трудовой стаж. Одним словом, этот вопрос не прошел мимо законодателей. И на сегодняшний день, может быть, все не решено до конца, но то, что стремление есть – безусловно. Светлана Толмачева: Вы принимали участие в разработке законопроектов «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» и также разрабатывали законопроект по защите прав ребенка для Свердловской области. Насколько жизнеспособными оказались эти законопроекты, как вы их можете сейчас оценить? Борис Алмазов: Дело в том, что здесь мы поднимаем с вами второй вопрос. Первый был вопрос – семья. Второй вопрос – государство. У нас было четко и понятно при советской власти: общественное воспитание защищает государство, и тут ребенок всегда был под контролем и защитой. В школе никто никого не обижал, старшие младших не били. Никаких конвоев не предусматривалось, все учились примерно в одних и тех же школах. Светлана Толмачева: Борис Николаевич, но все-таки всегда были хулиганы, которые трясли мелочь у младших. Борис Алмазов: У младших не трясли. Это в вашем возрасте трясли, в моем – нет. Мелочи было меньше. А в азартные игры мы тоже играли, но если младший вступал в игру, то он играл вместе со всеми, никто у него выигранного не отбирал. А то, чтобы вообще залезть в карман, ну что вы! Этого не было. Дедовщины в школе не было, она появилась в армии, но армия быстрее отреагировала, а потом перекочевала в школы. Теперь она в обычном коллективе, взрослые люди не лишены этого. Вопрос в другом. Государство сегодня – не основной гарант, основной гарант – семья. А что государство-то делает? Почему оно так отключилось? Мы должны четко представлять. Человек, который отправляет ребенка в школу, он вообще на что рассчитывает? Светлана Толмачева: На образование и воспитание. Борис Алмазов: Теперь вопрос – кто будет воспитывать, зачем будет воспитывать и кого воспитывать? Ведь раньше было ясно совершенно: государство воспитывает человека, нужного для диктатуры пролетариата. Формируются трудовые качества. Как человек говорил? Что если он что-то нарушит, на него падет суровая кара советского закона, гнев и презрение всех трудящихся. Итак, общий лозунг такой, что «медаль за бой, медаль за труд из одного металла льют». И вдруг оказалось, что сильно повезет, если тебе дадут потрудиться, что, оказывается, никто принуждать к труду не будет. И так называемая свобода подыхать под забором, не хочешь трудиться – пожалуйста. Но за что критиковали зарубежную демократию наши идеологи? Светлана Толмачева: Борис Николаевич, давайте вернемся к теме. Если сейчас у государства нет осмысленной политики, направленной на воспитание… Борис Алмазов: Для чего учить-то? Итак, школа, теперь вопрос: эта школа реализует сегодня интересы родителей, это школа для общины или это школа для государства? Светлана Толмачева: Это конвейер для того, чтобы те, кто туда приходит, получали уровень образования для того, чтобы затем поступить или в вуз, или в профессионально-техническое училище. Борис Алмазов: Это государству надо или семье надо? Светлана Толмачева: Здесь, по-моему, обоюдный интерес. Борис Алмазов: Извините. Вот обратите внимание, что если мы переходим на новые рельсы в отношениях, берем западные модели, значит, мы ориентируемся на то, что человек отвечает сам за себя, то государство не формирует человека для своих целей, оно ему просто предоставляет услуги. Теперь вопрос: школа – представитель государства или представитель народа? Школа повисла между народом и государством, и поэтому встает вопрос: зачем школе тянуть несчастного неспособного, невоспитанного, уклоняющегося от учебы? Кому она его потом предъявит? Раньше она государству должна была предъявить сто процентов. Светлана Толмачева: Вся проблема в контроле? Борис Алмазов: Да не в этом дело. Система вся работала: и государство, и закон, и мораль, и народ. Нужен был трудящийся человек. А теперь кто нужен? И встал вопрос: кто больше заинтересован в школе? Государство или родители? Школа, в конце концов, работает так, как родители хотят, или так, как государство указывает? Светлана Толмачева: Вопрос открытым остается? Борис Алмазов: Почему вопрос-то открытым остается и повис в воздухе? Потому что так просто психологию не перестроишь. Как известно, психология напоминает корону, которая, в отличие от шляпы, снимается вместе с головой. Поэтому если психология школы всегда была получить задание начальства и сформировать из подрастающего поколения, слепить из него, как в свое время композитор Мусоргский, комментируя свою пьесу «Быдло», говорил: «Власть лепит, власть старается сделать то, что ей нужно, из народа». Это была позиция школы, все было понятно. Теперь встает вопрос: если власть не хочет лепить, у нее нет на это сил, она старается выжить, у нее больше ни на что сил нет, а народ выживает сам по себе. И теперь если государство и народ живут, стараясь выжить каждый по-своему, школа между ними попадает в эту трещину. И остается совершенно непонятным, а для чего учителю работать, какой смысл? Светлана Толмачева: На этот вопрос каждый учитель сам себе должен ответить, или должна быть осмысленная политика государства в этом вопросе? Борис Алмазов: Если учитель работает из спортивного интереса, чувства долга – это понятно. Теперь вопрос: государству это надо? Что вы все с государством? Светлана Толмачева: Мы же говорим о том, что система разрушена. Кто будет строить систему? Борис Алмазов: Школа нужна государству или школа нужна семье, среде, общине? Кто нанимает учителя? Государство присылает учителя, чтобы он работал с детьми, как ему сказано? Или община нанимает учителя, чтобы он учил тому, что нужно родителям? Кардинальнейший переход. Это легко сделать экономически - банки ввести, еще чего-нибудь. А попробуйте сделать психологически, взять отношение к детям, которое свойственно обществу, где семья главнее государства. И мы повисли между этими проблемами, потому что если государство отдаст семье приоритет, то встает вопрос: а тогда ведь семья скажет, а на что мне государство? Ведь обратите внимание, учителя ходят, протестуют, хотят, чтобы им больше платили, и ни одного родителя в их демонстрациях нет. Светлана Толмачева: Есть вопрос от слушателя. Слушатель: Я хочу сказать, что безысходность, которая появилась с «перестройкой», когда появился бартер, стали закрываться предприятия, когда родители по полгода не получали зарплаты – это одна из причин, которая привела к беспризорности. У нас два раза была беспризорность - когда пришли к власти Бронштейн и Троцкий утопить в крови Россию и когда пришли к власти фридманы утопить в нищете Россию, обворовав ее полностью. Сталин-христианин, который понял роль троцких, он привлек Макаренко и беспризорщину уничтожил. Он понял, что троцких невозможно остановить в их грабеже России, их остановить можно только ГУЛАГом. Светлана Толмачева: Ваше мнение понятно. Вы призываете бороться с беспризорностью сегодня, прежде всего. Борис Николаевич, получается, что институт семьи находится в глубоком кризисе сегодня, но после каждого кризиса следует относительное улучшение ситуации. Вот вы как специалист в этой области как считаете, общество будет как-то саморегулироваться или все-таки, возвращаясь к своему вопросу насчет политики государства, должна ли каким-то образом она декларироваться, должна ли она каким-то образом проводиться в отношении семьи? Борис Алмазов: Итак, мы с вами взяли две темы: семья, затем государство. Встает вопрос: если государство на сегодняшний день решит что-то сделать, то вопрос: может ли оно что-то сделать? И пришли к одному мнению, что государству в принципе это не надо. Потому что власти выживают, у них нет сил на то, чтобы руководить, делать что-то. Главная их задача – выжить, поэтому они реагируют очень просто, административными рефлексами: возникла ситуация – надо что-то сделать. Долгосрочные программы только на бумаге, а так ни у кого нет сегодня. Теперь вопрос: а если выживать будет общество, то у него какие перспективы на сегодня? Вся демократическая модель жизни, устройства основана на чем? Люди живут сами, они сами о себе заботятся, о них никто не побеспокоится. И вот встает вопрос: общество у нас может принять заботу о детях на себя, стремится оно к этому, получается у него чего-нибудь? И вот здесь что сказать?.. Каждый живет там, где он живет, вокруг него живут живые люди. И, наверное, если каждый сам себе задаст вопрос, присмотрится и увидит, и сам решит: итак, отвечаем ли мы все вместе за судьбу подрастающего поколения? Когда он может, хочет и ему это доступно вмешаться в судьбу чужого ребенка, кого он возьмет под защиту? Когда мы между собой можем договориться во дворе, в подъезде? Мы вообще – воспитывающее общество? Или пока воспитывает семья и государство, и общество – еще нет как педагогическое сообщество людей, которое отвечает за всех маленьких? В чем ответственность за всех маленьких? Что ты делаешь для них? Не сорвешь на них зло, поучишь, как надо себя вести, а что-то сделаешь, чтобы ребенок подошел к тебе и сам бы попросил, чтобы ты ему сделала что-то такое, от чего бы он улыбнулся. Потому что мы ему пока только замечания делаем. Ну, нам не нравится, а старикам вообще дети не нравятся. Это ясно совершенно. Они живут другой жизнью. Ну, и дети тоже понимают, что взрослые их не поймут. Так вот, где сегодня педагогическое сообщество, как оно себя проявляет? В какой мере мы как люди, живущие вот здесь, сейчас, в этой стране и в этой истории, думаем о воспитании детей вообще, готовы включиться в воспитание чужих детей, готовы пустить в квартиру приятелей наших детей, чтобы вместе с ними пойти куда-то? Это общий долг, общая культура, и о ней, конечно, надо все время говорить. То есть люди, которые видят семью и служат семье на сегодня, они как-то выпали у нас из поля зрения. Наверное, в почве где-то зреет новое, на чем должен дубок вырасти, а не лопух. Светлана Толмачева: То есть вы основную надежду свою возлагаете все-таки на общество. Борис Алмазов: На самовоспроизводящие силы общества, потому что люди есть люди, у них же нормальные человеческие потребности. Мне бы хотелось сказать о детях на обочине. Кто жертвы обычно всех этих преступлений: проституции, наркомании? Это что, дети хороших родителей? Хорошие родители никогда не теряют контроль. Это, как правило, беззащитные дети. Почему? Потому что школе наплевать, семья еще из примитивных людей, которые не прошли вот эту стадию роста духовного, которые еще верят по наивности, по глупости, по неразвитости тому, что государство сделает. Да не сделает оно. И вот эти дети болтаются во дворе. Светлана Толмачева: Борис Николаевич, не во всем я смогу с вами согласиться насчет того, кто становится жертвами преступлений. Борис Алмазов: Но чаще всего неблагополучные дети. Светлана Толмачева: Мне бы хотелось задать последний вопрос, который напрямую касается этой темы. Как вы думаете, способны ли те правозащитники, общественные деятели, профессионалы в сфере образования и социальной защиты обратить внимание государства и правительства на эту проблему - на проблему кризиса семейных отношений? Борис Алмазов: Видите, Светлана, государство, государство, государство... Ориентируйтесь на народ, вы же – Свобода, раз у вас так передача называется. Она же государству не нужна, у государства свои задачи. Если государство провозгласило, что ему это не надо, чего вы к нему пристаете? Светлана Толмачева: Дети нужны только обществу. Борис Алмазов: Конечно. Светлана Толмачева: Таков ваш основной девиз, и к этому мнению мы пришли. Борис Алмазов: Да не девиз, а это нормальная точка зрения. Последние материалы по теме:
См. также:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
