Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
27.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[22-03-05]
История и современное состояние цензуры в РоссииПрограмму ведет Виктор Резунков. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Татьяна Вольтская. Гость студии - профессор Арлен Блюм. Виктор Резунков: В Петербурге только что закончилась научно-практическая международная конференция "Цензура и доступ к информации - история и современность". Наш корреспондент побывала на этой конференции и узнала, о чем размышляли ученые. Татьяна Вольтская: На протяжении всей истории человечества цензура следует тенью за распространением информации. Очень много внимания было уделено роли цензуры в библиотеках разных стран, истории цензуры в России, например - цензурированию театрального репертуара, книгам, изымавшимся на таможнях, цензуры в учебных заведениях, военной цензуре в начале XX века, во время Первой мировой войны, свободе слова в период первой русской революции. Отдельная тема - советская цензура. Как, например, во время Второй мировой войны в СССР готовили информацию о военных преступлениях, каковы были памятные многим запреты на чтение. Что касается современности, то свобода печати, свобода выражения - важнейшая часть построения демократического общества, считает председатель Комитета по свободе доступа к информации и свободе выражения, профессор университета Лавборо в Великобритании Пол Старжес. Но будет ли в России в ближайшем будущем свобода слова - об этом он судить затрудняется. Пол Старжес: Не могу сказать, поскольку не знаю всех подробностей. Мы получаем тревожные сообщения о контроле над печатью во многих странах мира через приватизацию больших групп печатных изданий, радиостанций и телеканалов. Я думаю, что полная свобода предполагает разнообразие средств массовой информации, но этого разнообразия нет в России и некоторых других странах тоже. Татьяна Вольтская: Особое внимание следует обратить на Интернет, считает Пол Старжес. Пол Старжес: Цензура действует множеством разных способов. Государства могут иметь статьи в конституциях о свободе слова, законы, приветствующие свободу информации - и одновременно могут существовать неформальные исполнители цензуры. Пример - Интернет, где применяется фильтрование и блокирование информации на уровне программного обеспечения. Такая цензура очень распространена и очень опасна. Татьяна Вольтская: Чаще всего в качестве примера приводят Китай. Но, может быть, еще опаснее самоцензура, которую люди приносят с собой всюду - и в библиотеку, и в редакцию газеты. Виктор Резунков: У нас в гостях известный исследователь истории российской цензуры, профессор Арлен Блюм. Арлен Викторович, когда вообще в России и в связи с чем появилась цензура и самое это понятие как образовалось?
Арлен Блюм: Этот вопрос до конца еще не решен, исследователи расходятся во мнениях по этому поводу. Одни полагают, что возникла цензура в эпоху Петра Первого, который ограничил доступ книг церковного характера, поступающих из Киева и Чернигова. Другие - и я в том числе - считают, что цензура все-таки возникла в тот момент, когда наконец, спустя 200 лет после появления книгопечатания в России в XVI веке, уже в конце XVIII века Екатерина Вторая наконец-то милостиво соизволила выпустить указ, дозволяющий заводить вольные типографии, то есть частные типографии. Одновременно она озаботилась - кстати, неосмотрительно - тем, чтобы ввести и цензуру, но она возложила ее на урядников благочиния, то есть, попросту говоря, полицейских чиновников. Ну, это все равно что, если бы в наше время, в советское время цензура была возложена на участковых милиционеров. Поэтому за все время действия этого указа, до смерти Екатерины Второй в 1796, не было запрещено ни одно произведение, если не считать книг, запрещенных ею лично. Это известная история с Радищевым, "Путешествием..." - сожженной книгой, и книги великого русского просветителя Николая Ивановича Новикова - вот, собственно, этим и ограничиваются факты цензуры. А потом история прошла такой извилистый путь, и главным образом он связан с борьбой писателей, и не только писателей, интеллигенции за свободу слова, печати и освобождение печатного слова от самого главного и безусловного зла - ига превентивной (предварительной) цензуры. Она была отменена только 100 лет назад, в 1906 году точнее, в результате событий 1905 года, когда выпущен был известный Манифест Николая Второго, даровавший свободу слова и печати. И до 1917 года, в общем-то, можно сказать, что это были довольно бластные времена. Сравнительно, конечно, там тоже были всякие истории. Ну, а большевики, придя к власти в 1917 году, установили предварительную и карательную цензуру в самом жестком выражении, в каком-то смысле напоминающую цензурную политику Николая Первое, что-то общее здесь есть. Виктор Резунков: Арлен Викторович, вы очень хорошо известны не только в ученых кругах своими публикациями о деятельности главного органа цензуры в России в советские времена - Главлита. Вы сейчас свободно имеете доступ к архивам Главлита, получаете спокойно документы? Арлен Блюм: Это проблема, надо сказать. Как это ни странно покажется, но наиболее приемлемый период мы найдем в эти вот годы перехода от перестройки, конец 80-х годов - начало 90-х, когда архивисты и власти вообще, напуганные и не знающие, куда подует ветер, не дай бог, их обвинят бог знает в чем, они на всякий случай создавали режим такого благоприятствования для исследователей. А вот ситуация спустя лет 10 изменилась коренным образом. Правда, все зависит, как всегда, от людей - кто работает в архивах, от уровня их компетентности и тому подобное. В нашем бывшем партийном архиве (он, опять-таки неслучайно, в Смольном находится), по моим личным наблюдениям, создалась крайне сложная ситуация, когда, скажем, засекречиваются заново материалы, к которым я и мои коллеги имели свободный доступ в начале 90-х годов. Теперь под разными марками, доводами, что это якобы персональная информация и так далее, закрываются многие дела - и это очень тревожный симптом, как и многие другие симптомы. Виктор Резунков: Это только в последнее время, да? Арлен Блюм: Да, последние, я думаю, года три. Виктор Резунков: То есть уже при Владимире Путине? Арлен Блюм: Да. Понимаете, многие чиновники идут "впереди прогресса". Не все, но некоторые. Они как-то чувствуют, откуда дует ветер и в каком направлении, поэтому происходит такая перестраховка и под разными предлогами ограничивается доступ. Это очень тревожно. Виктор Резунков: Арлен Викторович, по вашему мнению, в какой степени средства массовой информации влияют на саму власть сейчас? Арлен Блюм: Я думаю, что сейчас в очень небольшой. У Герцена есть замечательное выражение. Он - основатель вольной русский печати, без цензуры, в Лондоне 150 лет назад примерно это произошло. Он сказал однажды: "Недостаточно свободы слова, необходима свобода слуха". Это замечательный такой афоризм, который обнаруживает некую способность власти не слышать, затыкать уши. Можно говорить все что угодно - а мы будем идти своим путем и не обращать на это внимание. Вот то, что в советское время называлось обратной связью партийной печати, когда любой сигнал в "Правде" означал... правда, часто означал погромы, но иногда это давало какие-то положительные результаты, когда публиковались сведения о каких-нибудь чиновниках. Не высших, правда, но, тем не менее, сразу принимались меры, в общем, гром и молния. А сейчас, по-моему, довольно равнодушно они взирают на это. И тут такая еще особенность: позволено это только некоторым средствам массовой коммуникации, и их остается все меньше и меньше. И вот для показа, может быть, чтобы продемонстрировать свою толерантность, для утехи интеллигентов рафинированных, которые наслаждаются чтением такого рода изданий, по другим причинам дозволено - бумажным. А вот что касается более массовых средств коммуникации, телевидения, то здесь уже политика меняется резким образом, поскольку аудитория меняется так же. Говорят иногда, что тот, кто владеет телевидением, владеет человеческой глупостью. Не только глупостью, конечно, но, тем не менее, в этом что-то есть. Поэтому современная политика направлена не на ограничение... хотя и на ограничение бумажных средств тоже, но больше на такие электронные средства коммуникации, телевидение в особенности. Ну, известные факты - закрытие некоторых каналов, об этом всем известно. Виктор Резунков: Значит, обратной связи нет. Если рассматривать начало перестройки, тогда обратная связь была более-менее. Я считаю, что сейчас очень жесткая цензура существует. Мы можем с вами тут поспорить. Арлен Блюм: Я не думаю так. Пока не существует. Виктор Резунков: Когда вводится цензура, определенные программы закрываются, и вместо них начинают появляться другие программы. Как вы считает, цензура влияет на качество журналистики? Арлен Блюм: Несомненно. Прежде всего - ограничение информации: некоторые темы объявляются закрытыми, полузапретными, не рекомендуется об этом говорить - мягко, не прямо. Не как раньше из Главлита поступал циркуляр, что запрещается говорить о том-то и о том-то, а более мягко, намеки различные, создание режима особого для средств коммуникации, благоприятного или наоборот. Тут есть очень много ухищрений, мы не все их знаем, это особая внутренняя "кухня". У власти есть особые способы влияния на средства коммуникации. Виктор Резунков: Арлен Викторович, вы долго занимались изучением истории советской цензуры. Чем обогатило это вас? Что вы теперь думаете, насколько правомерно было существование цензуры? Мы живем в очень странной стране, на самом деле. Если посмотреть результаты опросов общественного мнения, в стране растет число людей, которые считают необходимым введение цензуры; вы в своем докладе на конференции, что их было до 70 процентов в 2004 году. С другой стороны, те же социологи заявляют о том, что самой главной ценностью 40 процентов опрошенных считают полученную в результате перестройки свободу изложения мнений, свободу информации. Как вы можете это объяснить? Арлен Блюм: Ну, это каков вопрос, таков и ответ. Социологи часто некорректно ставят вопрос. Когда они спрашивают, нужно ли восстановить цензуру, в воображении отвечающего сразу же вырастает телевизионная картинка с какими-то полупорнографическими сюжетами или реклама, которая раздражает, - и человек, конечно, говорит: "Нужна конечно же, о чем тут говорить! Давно пора". А с другой стороны, вы правильно заметили, если поставить вопрос по-другому: "Согласны ли вы на ограничение свободы высказываний и получения информации?" - я думаю, даже не 40 процентов, а еще меньше ответили бы утвердительно. Потому что свобода - священное право человека. Недаром во Всеобщей Декларации ООН по правам человека, статья 19-ая (мы ее подписали), говорится, что каждый человек имеет право на свободу убеждений, на свободное выражение. И это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию любыми средствами и независимо от государственных границ. Вообще, цензура - это наше все, как Пушкин, а может быть, даже и больше, потому что Пушкин был сам жертвой, объектом цензурного наблюдения. У Набокова в романе "Дар" его главный герой - такое альтер-эго автора - поэт даже такую высказывает парадоксальную вещь, что цензура в России возникла раньше, чем литература. Это парадокс, но он, кстати, имеет под собой какие-то основания, потому что если считать, что "Слово о полку Игореве" появилось позже, чем Изборник Святослава XI века, в котором опубликован первый список ложных или отреченных книг, которые нельзя читать никогда православному человеку, то действительно это так. Понятно, что эти данные нуждаются в большой коррекции, и они не отражают на самом деле общественное мнение. Вот когда свободы не будет, когда лишатся люди свободы получения информации, вот тогда они запоют совершенно другую песню. Что же касается вопроса о том, каков опыт советской цензуры, сейчас нередко раздаются ностальгические голоса по поводу того, какая была замечательная советская цензура, она не давала возможные непристойности и прочее. Я решительным образом не согласен с этим, и я считаю, что в опыте советской цензуры нет ничего положительного. Как нет, скажем, в опыте лагерной жизни, по словам Варлама Шаламова, который резко протестовал против того, чтобы найти хоть что-то положительное в лагерной жизни. Поэтому это связано, конечно, с какой-то тягой к порядку, к упорядочению, который вообще характерен для современного состояния умов. И цензура входит в этот реестр, в этот разряд мер, которые надо употребить для "обуздания" журналистов и так далее. Кстати, такого рода желания исходят не только от "простых" людей, но и даже порой от рафинированных литераторов, журналистов. Еще понятно, когда об этом говорят старые писатели, секретари Союза писателей, прикормленные советской властью, большими тиражами и прочими привилегиями, - понятно, почему они плачут по тогдашней цензуре. Но иногда даже сравнительно молодые люди, журналисты начинают высказывать такого рода вещи. Вспоминаются слова Булгакова в его самоубийственном письме правительству СССР 1930 года. Он сказал очень ехидно и справедливо: "Писатель, который утверждает, что ему необходима цензура, похож на рыбу, которая бы стала публично утверждать, что ей не нужна вода". Это среда, без которой не может существовать свободный человек. А потом пытаются найти в этом опыте что-то положительное: якобы советская цензура оттачивала метафорический стиль; прибегая к эзоповому языку, писатель достигал более художественного эффекта. Иосиф Бродский (правда, не в печати, по-моему, а устно) сказал однажды, весьма критически относясь к такого рода вещам - к эзоповому языку знаменитому, языку иносказаний. Он говорил: "Наши писатели научились ботать по эхоповой фене". Ну, сказано немножко грубовато, но в общем верно. На самом деле, говоря словами Генриха Гейне, настоящий писатель может придумать себе такую зубную боль в сердце, что никакой цензуре и не снилось. Виктор Резунков: Арлен Викторович, Ирина Трушина, ученый из Российской национальной библиотеки, прочла на этой конференции очень интересный доклад. Она нашла 10 парадоксов, которые так или иначе связаны с цензурой, они предложены в тезиса и антитезисах. Первый парадокс заключается в следующем: "Информационное общество создает возможности для всеобщего доступа к информации, с одной стороны; но, с другой стороны, информационное общество усугубляет информационное неравенство, усугубляет цифровое неравенство между информационно богатыми и информационно бедными". Вот второй парадокс: "Информационное общество создает возможности для роста культурного многообразия; информационное общество ведет к глобализации, одним из проявлений которой является унификация культуры, стирание культурных различий". Еще один парадокс: "Информационное общество создает условия для поддержки языкового разнообразия; с другой стороны, информационное общество все более утверждает монолингвизм и сокращает многоязычие". Арлен Блюм: Да, тут 10 тезисов и антитезисов. Их можно увеличить в несколько раз. Действительно, это проблема, с которой сталкивается современное общество. Помните, был фильм "Плата за страх". Вот плата за свободу - мы должны платить каждый день, каждую минуту расплачиваться за свободу. Это трагическое мироощущение современного человека, и тут есть свои "за" и "против". То есть это какая-то плата, которую человек вынужден выплачивать каждый день, и с этим надо смириться, к этому надо относиться спокойно. Но ограничения не сравнимы с теми, что были раньше. Дело в мере. Виктор Резунков: У нас звонок слушателя. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Николай Ломов, Санкт-Петербург. У нас нет понятий свободы слова, свободы печати, свободы средств массовой информации ни в Конституции, ни в Законе о средствах массовой информации. Вот слова "свобода" и "слово" нигде не соединяются. А о цензуре я могу сказать, что установите ее в Конституции или в законе - и ради бога, это все будет законно. Арлен Блюм: Благодарю господина Ломова за его мнение, хотя напрасно он думает, что в Конституции нет закона, который бы устанавливал свободу слова. Есть статья 19 Конституции, в которой цензура в России запрещена, все средства массовой информации свободны. Я не совсем понял, вы хотели бы, чтобы эта статья была отменена? Тогда надо менять многие другие статьи Конституции. Виктор Резунков: Как я понял, наш радиослушатель хотел предложить внести в Конституцию понятие "цензура" и тем самым как бы юридически регулировать это. Арлен Блюм: Не приведи Господь. Виктор Резунков: У нас звонок, пожалуйста, вы в эфире. Слушатель: Добрый день. У меня в качестве реплики и предложения есть такая вещь. Нужно людей натолкнуть на создание профсоюзов, прежде всего. Потому что они привыкли получать только готовое еще с советских времен. Сейчас все плачут, что вот советская власть была - все было. Профсоюзы развалились те, которые были, карманными, а создавать не хотят. Не хотят работать просто. Виктор Резунков: А какое это отношение имеет к нашей теме? Слушатель: Прямое отношение. Потому что плачут о цензуре, свободы наелись уже. Вот и прямое отношение. Арлен Блюм: Это все равно, что один раз позавтракать и на всю жизнь. Виктор Резунков: Вы очень сдержанно, как я понял из вашего доклада и из беседы с вами, оцениваете ту ситуацию, которая сейчас складывается в стране. У меня она вызывает очень крайнее беспокойство. Я подумал, что может быть вы, зная опыт, изучая опыт советской цензуры, знаете насколько была огромной машина, поэтому вы видите, что пока этого нет и поэтому у вас... Может я ошибаюсь? Арлен Блюм: Нет, конечно. Я более или менее спокоен. Конечно же, многие симптомы настораживают. Это вполне понятно. Если говорить о цензуре в таком строгом смысле слова, метафорическом таком, кто как употребляет этот термин, как целенаправленном систематическом контроле государства или церкви в теократических режимах над содержанием и распространением средств массовой информации, то в таком виде цензуры не существует, в таком классическом что ли, в классической ее форме. Другое дело, различного рода подспудные влияния, способы, метода, давление на печать, манипулирование печатью. Это все существует. Естественно, такого рода факты меня настораживают и все сообщество, потому что, если так пойдет дальше, усиливаться будут такого рода тенденции, то вполне понятно, что со свободой слова можно распрощаться, тем более, что некоторые факты свидетельствуют об этом. Вот недавняя история с "Московскими новостями". Сейчас осталось буквально два-три бумажных издания, газетных, в которых более или менее полно отражается существующий порядок вещей. Пока есть Радио Свобода, Эхо Москвы, может быть, еще есть надежда. Вот когда не будет, вот тогда можно говорить о существовании цензуры в таком классическом, академическом смысле этого слова, а не в таком размытом, метафорическом, когда говорят о самоцензуре, о семейной цензуре, когда жены поэтов запрещали публиковать любовные стихотворения, адресованные другим дамам. Спектр необъятен. Я говорю о том строгом определении, которое я принял для себя, но не только я, а многие другие исследователи. Виктор Резунков: У нас звонок, пожалуйста, вы в эфире. Слушатель: Добрый день. У хотел бы вот, что спросить. Сейчас идет разговор о свободе слова, о цензуре, но я думаю, что нельзя понять определение, понять, что такое цензура без определения, а что собственно такое "свобода". Как вы и ваш гость определяете это слово? Что такое свобода? Арлен Блюм: Мы говорим сейчас о свободе высказываний. Это беспрепятственная свобода высказывания, прежде всего, для меня, поскольку мы сейчас говорим не о свободе вообще, а о свободе высказываний, которая может быть ограничена в очень узких пределах - только какими-либо законными установлениями. Кстати, у нас в Уголовном кодексе есть статьи, предусматривающие наказание за пропаганду насилия и так далее и так далее, другое дело, что эти законы, как правило, не работают. Многие издания, исповедующие вот такого рода вещи, фашизм и прочее, абсолютно беспрепятственно распространяются. Но это уже дело судебных органов. Виктор Резунков: У нас еще звонок, пожалуйста, вы в эфире. Слушатель: Здравствуйте, Георгий из Санкт-Петербурга. Вот такой рассказ Лескова "Административная грация" он был запрещен в царской России, но почему он и в советское время был издан только в издании Карело-финской республики? Арлен Блюм: Да, действительно, у этого рассказа большие были цензурные приключения при всех режимах. Потому что власть узнает себя в этой "Административной грации". Она узнала саму себя. У Лескова, вообще, многие вещи "На ножах", "Некуда", поскольку они были направлены против радикальной молодежи 60-х годов, отчасти даже Чернышевского и его журнала "Современник", не публиковались. Поэтому в некоторых изданиях они все-таки появлялись, редко, правда. Виктор Резунков: Хочу задать вам один вопрос не по теме. Что вы ожидаете от сегодняшнего дня? Арлен Блюм: Я смотрю с надеждой. Один физик дореволюционный еще, академик, его переучивали на марксистский лад в 20-е годы, он как-то сказал: "Да, я согласен с тем, что развитие идет по спирали, но кто вам сказал, что последний виток будет обязательно сверху?". Я все-таки думаю, что с надеждой я смотрю в будущее. Все-таки последний виток не будет снизу. На такой положительной ноте я хотел бы закончить свою беседу. Виктор Резунков: Спасибо. Последние материалы по теме:См. также:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
