Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
13.10.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Liberty Live
[09-11-05]

Умер Михаил Гаспаров

Специально для сайта

Владимир Губайловский

7 ноября в Москве на 71 году жизни после продолжительной болезни скончался академик РАН филолог Михаил Леонович Гаспаров.

Юбилей

13 апреля 2005 года Михаилу Гаспарову исполнилось 70 лет, и каждый, кто хотел, получил возможность высказать ему свое восхищение. Почти каждый из говоривших (во всяком случае, все кто был знаком с Михаилом Леоновичем лично) знал, что он очень тяжело болен. Как будто Гаспаров устроил этот свой юбилей нарочно, как старый врач из фильма Георгия Данелия "Не горюй" устроил собственные поминки и сказал: "Я хочу сейчас услышать, что вы будете говорить, когда я умру".

Отношение Гаспарова к смерти было чем-то сходно с отношением врача или естествоиспытателя. Когда в одной из анкет его спросили: "Что сильнее жизнь или смерть?". Он ответил: "Не знаю: вопрос вне моей компетенции. Я хотел добавить: "Я и сам бы рад получит на него ответ", но почувствовал: пожалуй, нет, не так уж мне это интересно. Наверное, это нехорошо?"

Поздравляя Гаспарова с юбилеем академик Вячеслав Вс. Иванов писал: "Гаспаров всем своим видом, мелочами поведения, соединением сверхэрудита с озорником, ото всего отрешенного исхудавшего чудака и чуть ли не аскета с весельчаком и остроумцем показывает, каким может и должен быть настоящий интеллигент в переплетении всех противоречий, им воплощаемых и преодолеваемых. Если кто-нибудь посмеет усомниться в исполинских возможностях русской науки, словесности, всего духовного мира нынешней России, для опровержения слабоверных достаточно указать на наглядный противоречащий пример, явленный в личности и деятельности Михаила Гаспарова".

Гаспаров и Аверинцев

Ирина Роднянская, вспоминая о Михаиле Гаспарове и Сергее Аверинцеве, сказала: "Сережа говорил мне, что они договорились, что когда первый из них умрет, тот, кто останется, напишет о нем. Гаспаров так тяжело болел, что Сережа говорил, видимо, эта печальная роль достанется ему". Получилось иначе. Гаспаров сумел подняться после операции. Аверинцев умер раньше. Гаспаров выполнил свое обещание. Аверинцев написать о Гаспарове не сможет, а больше как будто и некому.

Сегодня с очевидной резкостью видно, что эти два человека во многом определяли то, что можно назвать общественно-значимой филологией. Той филологией, без которой страна превращается в пустыню Сахару.

Гаспаров о Гаспарове

Гаспаров писал в предисловии к "Записям и выпискам": "У меня плохая память. Поэтому когда мне хочется что-то запомнить, я стараюсь это записать". Это – не самоуничижение, это – предельно жесткая самооценка. Но эта автохарактеристика выглядит обескураживающе рядом с выдающимися достижениями Гаспарова. Эти достижение необыкновенны, в частности, по ширине охвата: вся русская поэзия, вся европейская поэзия – построчно, посложно перебранная цепкими пальцами неутомимого труженика; античность – не вычитанная из книг, а прожитая насквозь.

Гаспаров вовсе не умалял своих заслуг и талантов, когда говорил: "В анкете я обычно пишу, что активно не владею никаким языком, а пассивно владею восемью. В зависимости от эластичности совести я бы мог написать, что пятью или десятью - это уже несущественно. А существенно, что я очень неспособный к языкам человек. Поэтому там, где человек с нормальными способностями читает иностранный текст и не делает в уме перевода на родной язык, я обычно должен такой перевод делать - во всяком случае, перевод художественного текста. А когда делаешь такой перевод в уме, то понятно, что напрашивается потребность его записать. Я не имел намерения переводить Ариосто, я хотел его просто прочитать".

Совесть у Гаспарова была неэластичная. Но, видимо, только при такой предельной трезвости самооценки и ясности самоограничения была возможна та деятельность, которой Гаспаров посвятил свою жизнь – служение языку, и в первую очередь языку поэзии. От поэзии ведь нужно еще уметь отстраниться, дистанцироваться – только тогда можно отнестись к стихам как к материальному объекту, который, например, можно посчитать и взвесить.

Владимир Успенский о Гаспарове

Гаспаров отнесся к поэзии как математик – со всей формальной полнотой. У этого подхода есть свои ограничения, но он необходим и до Гаспарова статических оценок и количественного анализа поэзии в таком масштабе просто не существовало.

По просьбе Радио "Свобода" доктор физико-математических наук, профессор МГУ Владимир Андреевич Успенский, на протяжении многих лет знавший Михаила Гаспарова, написал о нем.

"Когда умер Пушкин, закатилось солнце русской поэзии, когда умер Колмогоров, закатилось солнце отечественной математики, когда умер Гаспаров - закатилось солнце российской филологии. Кстати, Колмогоров был официальным оппонентом по докторской диссертации Гаспарова.

Знаменитые строки Жуковского

"Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были"

применимы к Гаспарову более, чем к кому-либо. Причём благодарность за его существование появилась не только (как это, увы, нередко бывает) посмертно – нет, она была разлита в воздухе при его жизни (а вот это бывает редко). Сознание, что где-то, и даже сравнительно недалеко, существует Гаспаров, служило утешением. Обратиться же к Михаилу Леоновичу и получить ответ на заданный вопрос – это всегда было событием, тем более значительным, что его суждения воспринимались как истина в последней инстанции. Я не осмеливался часто его беспокоить, а теперь могу только жалеть, что о кое о чём его не спросил. Теперь уже спросить не у кого.

Гаспаров обладал редчайшим даром понятно объяснять сложные вещи, он взял на себя нелёгкую роль посредника между Истиной и нами, обыкновенными людьми. А по обилию интересов и умений его можно было бы назвать человеком Возрождения, а то и Античности (да ведь Возрождение и было задумано как возрождение Античности). Внешним проявлением его внутренней связи с Античностью было то, что он был блестящим переводчиком разнообразных античных текстов - и научных трактатов, и стихов.

Великий филолог, Гаспаров одновременно был и замечательным писателем. Его "Занимательная Греция" и "Записи и выписки" составили особый литературный жанр – это тексты исторического, философского и тому подобного содержания, но читаемые с тем же увлечением, как в детстве романы Дюма или Жюля Верна. Вызывало восхищение отношение Гаспарова к окружающей действительности. Он был наблюдатель мироустройства, сочетающий серьёзность, необходимую в процессе наблюдения, с иронией, необходимой в процессе осознания наблюдённого.

Михаил Леонович был человеком высоких этических норм и великой скромности. Общение с ним оставляло чувство собственного несовершенства. Поэтому всякая беседа с ним – даже и просто всякое слушание его выступлений – приводила не только к интеллектуальному, но и к нравственному обогащению.

В истории российской культуры было не так много фигур, подобных Гаспарову. Хотелось бы надеяться, что светлая память о нём сохранится надолго. Противное будет печально – не для Гаспарова, для России".

Из книги Михаила Гаспарова "Записи и выписки"

БЕЛЫЙ <…> И. Аксенов (в письме к С. Боброву) когда был у Пикассо, то сказал: Что ж вы меня не спрашиваете о белых медведях, вы ведь полагаете, что они у нас по улицам бегают? – Нет, не полагаю, тогда бы их шкуры дешевле стоили; а то я хотел подарить одной даме, но цена – не подступишься! – И, помолчав, с надеждой: Ну, а волки-то хоть бегают?

ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ. Текст ведь тоже точка пересечения социальных отношений, а мне хочется представлять его субстанцией и держаться за него, как за соломинку. Может быть, это в надежде, что и я, когда кончусь, перестану быть точкой пересечения и начну, наконец, существовать - по крупинкам (крупинка стиховедческая, крупинка переводческая...), но существующим?

Сон на заседании. Берег моря, олеографически голубое небо, пустой пляж, уходящий вдаль. Я иду по темной кромке песка, издали приближается девушка-подросток, босая, подвернутые брюки, клетчатая рубашка. Она смотрит в меня, и я понимаю: она ждет, что я почувствую вожделение, а она поступит, как захочет. Но я не могу почувствовать вожделение, потому что я не знаю, какой я? Такой как есть? какой был в давнем возрасте? как представляю себя в фантазиях? И оттого, что я этого не знаю, я медленно исчезаю и перестаю существовать.

Леноре снится страшный сон –
Леноре ничего не снится.

Последние материалы по теме:


См. также:

  • Последние новости на тему "Культура"
  • Программы, посвященные событиям культуры


  • c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены