Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[08-08-02]
Кинорежиссер Алексей Герман о предвоенной атмосфере в сегодняшней России, об одновременной слабости и мудрости нынешней власти, о том, что происходит в российском кино и какую роль играет Никита МихалковПетр Вайль: В еженедельнике "Аргументы и факты", самом тиражном в России, опубликовано большое интервью с кинорежиссером Алексеем Германом. В нем крупнейший российский художник поднимает целый ряд важных проблем общественной жизни страны. И, как часто случается с интервью, остается много недоговоренного, не попавшего в печатный текст, возникают новые вопросы. Вот почему мы решили связаться с Алексеем Германом, позвонив в Петербург, и побеседовать с ним. Буквально в первом же абзаце вашего интервью содержится такая фраза: "канун великих репрессий и потрясений". Это вы передаете свое ощущение от того, что происходит в России. Вопрос простой - не слишком ли? На чем вы основываетесь? Алексей Герман: Понимаете, я не социолог, я не представитель всех институтов, которые занимаются опросом общественного мнения, причем, институтам этим я не очень верю, потому что они не учитывают менталитет русского человека. Русский человек, в принципе, имея дело с очкариком, а еще очень часто и с евреем, никогда правды не скажет, собственно, он и не очкарику, и такому же как он не скажет, но тут уж точно, на всякий случай похвалит правительство, на всякий случай скажет одно и сделает абсолютно другое. Так же как казаки прокричали "любо!" Ельцину и проголосовали за коммунистов. Поэтому я могу доверяться только своему ощущению - это ощущение предвоенности, ощущение 41-го года или 35-го года, я бы сказал. Мне кажется, разным объясняется. В частности, это объясняется и положением населения, и ситуацией в стране, и крушением многих надежд. И удерживается пока авторитетом Путина. Потому что иначе как-то не очень себе представляем. Борис Николаевич был фигурой сложной, противоречивой, но тяжеловесом, и было понятно, что он, что называться, пульнет по Белому дому. Здесь этого ощущения нет, здесь просто пришли к власти работники соответствующих ведомств. И у меня это в душе, меня это практически никогда не обманывало. Когда-то, когда нас в очередной раз пригласил тогдашний генеральный секретарь и президент Горбачев, это у него называлось "поработать", по сути дела это собирались люди и доносили друг на друга. Сидел президиум, который все это слушал. Объявлялся перерыв, мы шли обедать, сначала это были какие-то обеды, потом это был буфет, было голодновато в стране, поэтому все как-то так ели усиленно. И в один прекрасный день распахнулись двери, и в этот буфет, уже демократия дошла Бог знает до каких глубин в России, и в этот буфет вошел Горбачев. А к этому времени все смели, и возникла страшная пауза, потому что все стали с ужасом смотреть на столы, потому что все съели, ничего не оставили генеральному секретарю. И я видел как пожилой Михалков и, по-моему артист Лавров Кирилл осторожно стали вынимать вставленные в рот, но еще не надкусанные бутерброды. Я ничего не сочиняю. Горбачев сказал - "ничего, все порядке, товарищи, продолжайте". И ушел. Естественно, его накормили. Но когда я пришел домой, я сказал Светлане: Светлана, этой власти в России конец. Россия не та страна, где царю могут не оставить бутерброд. И я оказался прав, буквально через год все это дело смело. Петр Вайль: В своем фильме "Мой друг Иван Лапшин" вы очень точно передаете предощущение наступающего ужаса, это как раз и есть 35-й год, не зря же вы его сейчас упомянули. Но даже те, кто резко критически относится к нынешней власти в России, говорят больше не о каком-то таком возможном или реальном кошмаре, а о том, что возобновляется спокойствие, вот то самое спокойствие, которое потом назвали застоем. У вас этого ощущения нет? Алексей Герман: Этого застоя не может быть, потому что этот застой среди элиты и среди подмятых средств массовой информации. Вот там образовался застой. Допустим, "6-й канал", от которого ожидали, из-за которого все хлопотали, даже я, хотя я терпеть не могу Киселева, считаю его жуликом, даже там ничего не происходит, даже там, что называется, застенчиво рапортуют и пережевывают. Поэтому застой это не состояние общества, а состояние выплеска общества в виде газет и журналов, а в обществе никакого застоя нет. Поговорите с сержантом милиции, которому нечего делать, он на совершенно другом языке начнет с тобой объясняться. Кроме того, когда-то у нас были такие фильмы, Мащенко их снимал в Киеве, "Как закалялась сталь" и так далее, в них все плохо играли, но как-то странно, это все было на что-то похоже. И мы с оператором специально заказали этот фильм и стали вглядываться в него. И мы поняли, что там все актерское мастерство, вся профессия поставлено на том, что люди революционной эпохи и начала 20-х годов не моргают, у них не моргающее лицо. Метр, два, три, но люди же моргают в жизни, они не моргают. Там белые какие-то, спекулянты какие-то, материал для истребления, те моргают сколько хочешь, а наши не моргают, особенно сам Островский. И у нас сейчас такой образовался класс начальников, который появляется в телевидении, которые не моргают, от этого они убедительны и странны. Но это не означает народного покоя, который смотрит по телевидению рекламу товаров, которые он не может купить. По-моему, ни одна страна не может себе позволить рекламировать "Ролс Ройсы". Петр Вайль: А вот тот термин, который вы отстаиваете или, по крайней мере, предлагаете в своем интервью, о том, что власть в конечном счете боится собственного населения. Вы говорите о том, что этот случай беспрецедентный и что такая власть, такое государство не уцелеет, как вы говорите, та, которая позволяет избивать собственную милицию. Алексей Герман: Я не говорю о том, что власть боится собственного населения, я говорю о том, что власть в какой-то степени ведет себя мудро. Потому что, очевидно, предыдущая профессия нашего президента дает ему возможность трезво оценивать напряженность в обществе, напряженность в армии, где офицеры должны вагоны разгружать. Прибавили ему чуть-чуть зарплату, но это все равно не ставит его в положение защитника родины полноценного. Вот только что вчера передали по телевидению о том, как пьяные солдаты убили офицера за то, что он сделал им замечание. Мне кажется, что оно чувствует это напряжение и поэтому оно боится вторгаться в эту сферу. Эти немигающие люди совсем недавно объяснили мне по телевидению, что у нас нет заговорщеских и экстремистских организаций, хотя при этом я вижу марширующих фашистов, фашистов, которые со своими эмблемами приходят на суд, скинхедов, которые избивают насмерть какого-то несчастного таджика, который приехал сюда заработать, железной арматурой, которая случайно оказывается где-то складирована. То есть понятно, что мы напичканы, как мне кажется, экстремистскими организациями. Дай Бог, чтобы они не задевали армию, ФСБ, КГБ и так далее. Потому что в принципе этого просто не может быть в стране, где достаточное количество недовольных. Поэтому власть пытается лавировать между банкирами, от которых очень много зависит, армией, от которой очень много зависит, и делает это довольно умело, но, тем не менее, побаиваясь всех их. И действительно, что называется, полицию нельзя трогать руками. При мне, допустим, избили милиционеров, и где бы я это ни указывал, ну в паре газет это напечатали, а так это исчезало в протоколах самой милиции. Действительно, государство, где полиция избивает своих граждан, или пытает их, омерзительно. Я не политический деятель, я не выступаю ни против чего, у меня нет никакой положительной идеи. У меня нет, например, идеи - давайте царя выберем или давайте шведов позовем нами править. У меня нет положительной идеи. У меня есть, как говорили критические реалисты, мы не врачи, мы боль. Я, что называется, не гуру, я - испуг, я бы сказал так. Петр Вайль: А ситуация в российском кино отражает то, что происходит в целом в стране, по-вашему? Алексей Герман: Ситуация в российском кино это небольно-то отражает. Потому что, в отличие от театра, где люди вели свое происхождение от скоморохов, которым вырывали языки, которые за копейки играли и работали, в принципе кинематограф это партийное искусство, это номенклатура партии целиком была, хотя и театр тоже, но это было целиком. Кому-то разрешали быть талантливым, кому-то не разрешали по разным признакам. Поэтому в нашей профессии больше официантов-художников, чем в какой бы то ни было другой, как мне кажется. Поэтому мы - профессия официантов. Среди них тех, кто отказывались так уж лебезить и салфеточку на локоть, тех просто вышибали из процесса. Поэтому моральный облик вообще кинематографистов, я исключаю молодых, потому что там, мне кажется, что-то зреет интересное, он не очень высок. Петр Вайль: Вы довольно резко критикуете Никиту Михалкова и говорите о том, что он "приподнять", как вы выражаетесь, отечественный кинематограф не может. А вообще можно, здесь у вас есть какая-то положительная идея? Алексей Герман: Можно, но для этого надо, чтобы государство было менее коррумпировано. Допустим, во Франции известно, что 15%, которые накидывают на просмотр, простите, вашего американского кино, оно идет на кинематограф французский. У нас этого не сделано, потому что какие-то лоббисты, кто-то лоббирует, кто-то крутит, кто-то вертит этим процессом. Это первый момент. Второй момент: я не хотел бы быть специалистом по истреблению или борьбы с Михалковым. Михалков для меня фигура скорее забавная, чем роковая. Потому что, как художник он для меня давно кончился, он очень интересно начинал, но как художник он для меня давно кончился, гораздо раньше, чем для Вас, потому что, насколько я помню, вам "Урга" нравилась, а мне это было уже смешно. Мы ушли с "Урги" на картину Годара, там были разные зальчики. И поэтому, как написано у Ильфа и Петрова, "утки называли друг друга собратьями по перу", он мне не собрат по перу, я его художником не считаю, я его считаю интересным деловым человеком, интересным предпринимателем, интересным политиком, интересным плутом. Все эти качества в нем существуют. Интересным игроком, политическим игроком. Но как художник он для меня не существует. Все эти его выкрики по поводу русского народа, непрерывных объяснений в любви, я в это не верю, великий писал "люблю Россию я, но странною любовью", это просто кричит повсюду - "люблю Россию, люблю Россию!" Это очень выгодно, живя в России, любить Россию. Кроме того, они вообще, его заместитель тоже человек обаятельный и симпатичный. Я ему как-то сказал: Игорь, а вот как так получилось, ты был пламенный коммунист, потом пламенный демократ, оставаясь в душе человеком коммунистических убеждений (то есть убеждений там никаких нет, на самом деле, у него высокие покровители были и есть). Потом ты стал пламенным демократом, теперь ты опять пламенный коммунист. А через пять минут ты будешь опять пламенный демократ. Он на меня посмотрел, улыбнулся, человек он обаятельный, и абсолютно серьезно мне сказал: "Погоди, еще придут талибы, я у вас муфтием буду". И стал, самое интересное, вот сейчас он наш муфтий и, кстати, и талибы пришли в управление кино. Ну почему не может быть такой академии или такой академии, почему надо непрерывно говорить академия Гусмана. Потому что Гусман еврей? Потому что это академия Рязанова и тоже любимца народа. Но Рязанов не дружит с президентом, то есть, может быть, хорошо к нему относится, но президент в гости к нему не приезжает. А на приезде в гости к Михалкову было сделано целое шоу и теперь Михалков вроде неприкасаем в силу того, что у него был сам президент. Кстати, он стал председателем нефтяной компании, и если бы он увлекся нефтью, какой бы это был выигрыш для кино, как бы было хорошо. Он бы занимался нефтью, при его связях, при том, что он дает оценки адмиралам, генералам, политикам. Эйнштейн сказал, что мысли приходят так редко. Я их не записываю, мне не нужно их передавать секретарю, я их все помню. Никите Сергеевичу приходит до 190 мыслей в день с утра, он просыпается, и обуреваем мыслями. Тянет трубку к себе и сообщает это всем средствам массовой информации, которые это с восторгом подхватывают. Мысли противоречат друг другу, поэтому в голове творится что-то несусветное. Тут он попытался выпороть Сокурова, выпороть меня, выпороть еще кого-то. Он ставит отметки, они непрерывно кого-то собираются исключать, то собирались исключать Лотяна, то Мережко из Союза кинематографистов, потому что они не соответствовали взглядам великого. Мне-то наплевать. Говорят, ЦРУ ваше готово отдать миллион долларов тому, кто объяснит, что такое Союз кинематографистов. На самом деле он бы давно развалился, но со сталинских времен в Союзе кинематографистов остались какие-то льготы - на квартирное жилье чуть-чуть меньше платить надо, можно иметь дополнительную комнату. Поэтому люди боятся расползтись. Центром был Дом кино. Заберут они Дом кино, выгонят они Гусмана. Как сказал Мережко по телевидению, абсолютно достойный человек: старая русская игра - заломить шею еврею. Заломят. У меня ощущение такое, в этих же "Аргументах и Фактах", где было опубликовано интервью, тут анекдот очень хороший, который абсолютно передает мое ощущение. Сидит мужик над водой и ловит рыбу. И выглядывает крокодил здоровый и говорит: что, жарко? - Мужик: Ой, жарко. - И комары? - Ой, комары. - И душно? - Душно. - Слушай, может искупаешься? Вот у меня ощущение, что меня все время призывают искупаться. Последние материалы по теме:
См. также:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
