Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
29.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Liberty Live
[23-01-04]

Мир отмечает 100-летие со дня рождения великого хореографа Джорджа Баланчина

Программу ведет Андрей Шароградский. Принимает участие музыковед и культуролог Соломон Волков.

Андрей Шароградский: Сегодня исполнилось сто лет со дня рождения великого хореографа Джорджа Баланчина. "Ведущие американские газеты, которые редко между собой в чем-либо соглашаются, единодушно причисляют Баланчина к трем величайшим творческим гениям ХХ века (двое других - это Пикассо и Стравинский)". Последнюю фразу я процитировал из книги, которая называется "Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным". Автор этой книги - музыковед, культуролог Соломон Волков сейчас в прямом эфире Радио Свобода.

Название вашей книги - "Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным" - подразумевает, что вы лично были с ним знакомы. Какое впечатление произвел на вас этот человек?

Соломон Волков: Самое необыкновенное. Мне действительно посчастливилось быть с ним знакомым в последние годы его жизни, и мы с ним работали совместно над этой книгой, о которой вы упомянули. Знакомство с Баланчиным было одним из подарков моей судьбы во всех смыслах этого слова. С творчеством его, конечно, я был знаком и до того, и считал его одной из вершин не только хореографического искусства, что само собой разумеется, но одной из вершин культуры ХХ века по многим соображениям. Конечно, мне было страшно интересно узнать, каков он в быту. И это общение с Баланчиным тоже для меня было определенным уроком, потому что более непретенциозного человека я в своей жизни не встречал. При том, что в нем не было фальшивой скромности, при которой бы он говорил: "Я человек неизвестный, никому не нужный", нет, он отлично понимал, в чем его значение, он отлично понимал размеры своего гения. Но у него была принципиальная творческая позиция, которая заключалась в том, что высоких слов он не терпел ни вообще, ни в отношении к своей работе, ни в отношении к своей личности. Когда с ним затевали иногда такие высоколобые разговоры, спрашивали о его творчестве, то он всегда отвечал, что, "творит только Господь Бог, а мы, смертные, пытаемся что-то сделать для того, чтобы развлечь почтеннейшую публику".

Андрей Шароградский: Баланчин - автор несчетного количества балетов. Чем вы объясняете такую плодовитость, как ему удавалось создавать такое количество балетов?

Соломон Волков: Именно тем, что у него был подход к своему творчеству не как к созданию "нетленки", а как к чему-то, что должно удовлетворить ежедневные запросы и потребности публики. У него публика в этом смысле всегда была на первом месте, при том, что он вовсе не был коммерчески ориентированным артистом. Парадокс заключается в том, что он, действительно в итоге создав несколько сотен балетов, оставил нам огромное количество "нетленки". И сейчас, спустя 20 с лишним лет после его смерти, балеты эти продолжают идти, и конца-края как бы этому нет. Мы понимаем, что эти балеты будут в обозримом будущем идти и собирать аудитории. И здесь в Нью-Йорке, где есть театр, сохранился его театр, я тому свидетель - каждый вечер переполненные залы, и показывают на сцене все те же самые балеты Баланчина, варьируя их бесконечно, именно потому, что их так много. Но при этом у него было к этому отношение такое: новый сезон, значит должна быть новая программа, потому что публике должно быть интересно. Для него не было таких вещей, как вдохновение, он приходил в студию, собирал танцовщиков и начинал с ними работать, начинал придумывать для них движения какие-то, и из этого получался балет. Причем, лучше, хуже, есть у него какие-то пики, шедевры, есть балеты более проходные, и он все это отлично понимал, что на одном уровне он работать не может, и никто не может, но он старался делать свое дело как можно лучше. И был абсолютно всегда, это интересная деталь - он всегда был абсолютно спокоен, его никогда ничего не могло сбить с толку. В этом смысле он был, между прочим, чрезвычайно российским человеком. На самом деле ведь Джордж Баланчин - это Георгий Баланчивадзе, по происхождению грузин, но Грузию впервые он увидел только в 1962-м году, когда приехал из Америки с гастролями. Родился он в Петербурге, так что по воспитанию он русский человек. Он был совершеннейшим фаталистом, в духе произведений Лермонтова, если угодно, очень религиозным человеком, православным, и он считал, что все, что ни делается, так Бог решил, так оно и не будет, волноваться тут особо нечего, а нужно делать свое дело.

Андрей Шароградский: Соломон, я вновь обращаюсь к вашей книге, вы пишете: "Эта книга о трех великих петербуржцах - Чайковском, Стравинском и Баланчине". Означает ли это, что Чайковский и Стравинский - главные музыкальные пристрастия Баланчина?

Соломон Волков: Безусловно, вы совершенно правы. Они были мощными, основополагающими фигурами в его жизни. Чайковский для него был как бы его покровителем на небесах, если угодно. Причем, что интересно, он присутствие Чайковского ощущал как присутствие живого человека. Бывало, он приходил в студию, где танцовщики собирались, ожидая от Баланчина каких-то новых идей, и вот он репетировал что-то на музыку Чайковского, он, обращаясь к молоденьким танцовщицам, говорил: "Вы знаете, я сегодня говорил с Чайковским по телефону, и он сказал, что надо делать так-то и так-то". Причем, я сначала не понимал, я думал, что у него мистические какие-то контакты с Чайковским. А потом я понял: да, это действительно мистический контакт с Чайковским, и он ощущал это как мистический контакт, но он не мог прийти к этим молоденьким девочкам и сказать: "Вы знаете, у меня было мистическое озарение, я мысленно разговаривал с Чайковским и решил, что надо делать так и так". У него была стенографическая, условно, запись для общения со своими танцовщицами, многие из которых, может быть, даже и не догадывались, что Чайковский умер. Приходил их босс, их хозяин и говорил, что он разговаривал с автором музыки и нужно двигаться в соответствии с авторскими идеями так и так. Это что касается Чайковского. Я просто хочу подчеркнуть, что у Баланчина контакт с Чайковским был как контакт с живым человеком во многом.

А Стравинский, на самом деле, был настоящим ментором Баланчина долгие годы в Америке, в повседневной даже жизни. Он у Стравинского очень многому научился и в плане эстетики, и в плане методов творческой работы, быть всегда точным, точно, вовремя, в срок исполнять заказанную работу, воспринимать заказ не как ограничение, а как возможность себя проявить в творческих узких рамках, блеснуть, может быть, в узких творческих рамках. И как человек Стравинский тоже был русским, православным, очень консервативным в своих политических воззрениях, и Баланчин тоже был человек чрезвычайно консервативный, по-моему, даже ближе к концу жизни сделался монархистом. И именно поэтому Стравинский был для него очень важным человеком. Что еще существенно - он мог со Стравинским встретиться, выпить и закусить. Потому что Стравинский обожал хорошую еду, а Баланчин был большой мастер эту еду приготовить. Вот собираются два человека из России, два человека из Петербурга, который для обоих так и остался на всю жизнь родным городом, немножко выпивали, немножко закусывали и разговаривали о своих общих делах. Потому что Баланчин ставил на музыку Стравинского, как и на музыку Чайковского один балет за другим всю свою жизнь.

Андрей Шароградский: Итак, Джордж Баланчин, Георгий Баланчивадзе, который родился в Петербурге, умер в Нью-Йорке, все-таки вы его назвали русским человеком. В чем его значение для современной российской культуры?

Соломон Волков: Мне кажется, что Баланчин мог бы служить одним из ориентиров для современной российской культуры. Именно потому, что российская культура как бы находится в таком срединном положении, она движется к культуре, ориентированной на рынок, но еще себя в этом процессе чувствует крайне неуютно. Баланчин начинал свою творческую работу в России в годы НЭПа, когда ситуация была в чем-то схожей, когда культура была брошена в этот поток рыночный, и должна была сама, барахтаясь в этом потоке, находить какие-то новые формы взаимодействия и с аудиторией, и со спонсорами. Все те же самые проблемы, которые стоят перед российской культурой сейчас. И Баланчин тогда еще получил те же самые уроки работы в рамках рыночной культуры и научился тому, как функционировать в этих рамках успешно, одновременно не компрометируя высоких идей, высокого качества. То есть он доказал то, что очень важно сейчас для российской культуры: можно работать в условиях рынка, можно выполнять эти условия, но при этом продолжать создавать величайшие произведения культуры.


Последние материалы по теме:


См. также:

  • Последние новости на тему "Культура"
  • Программы, посвященные событиям культуры


  • c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены