Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
22.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[03-10-01]
Страшная "разборка" действительности и культурыО последствиях трагедии 11 сентября для искусства Петр Вайль беседует с кинокритиком и кинематографистом Михаилом Брашинским. Петр Вайль: Прошло уже достаточно много времени, чтобы можно было обсуждать проблему последствий 11 сентября в самых разных аспектах. Естественно, на следующий день или даже через несколько дней неуместно было бы говорить о том, о чем я хочу поговорить сейчас. А именно - об искусстве, в первую очередь - о киноискусстве. Дело в том, что за последние годы, и это знает каждый, кто смотрит кино или телевидение, сильно развился жанр катастроф. В первую очередь, разумеется, в американском кино, но и по всему миру тоже. Вспомним, что родоначальником этого жанра в России был Александр Митта с его фильмом "Экипаж". Но по понятным соображениям в России этот жанр не слишком получил развитие. (По понятным, в первую очередь - по финансовым. Для фильмов-катастроф нужны большие деньги). И вот теперь то, что кинематографисты так старательно монтировали на экране, весь мир мог наблюдать впрямую в качестве телехроники, незапланированной, незадуманной и тем более потрясающей. Как быть теперь, что теперь делать с этими катастрофами, когда мы наблюдали самую страшную катастрофу, которую только можно было себе вообразить, когда обрушились две 110-этажные башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке - как теперь делать и смотреть такое кино? Это проблема и авторов и зрителей. Чтобы поговорить об этом я пригласил в студию известного кинокритика и кинематографиста Михаила Брашинского. Миша - ваши соображения на эту тему? Михаил Брашинский: Для меня это очень актуальная тема, не только потому, что я занимаюсь кино, но и потому, что я долго жил в Нью-Йорке, в Нью-Йорке живут моя мама, сестра, это родной город, я отношусь к нему в высшей степени интимно, люблю его очень сильно и, конечно, переживаю... Петр Вайль: Я бы хотел к вам присоединиться, поскольку я тоже прожил 17 лет в Нью-Йорке и у меня там полно друзей, и родни, и это тоже мой город, так что это вопрос особый... Михаил Брашинский: Да, тут, конечно, очень тяжело рассуждать на отвлеченные темы. Между тем, я считаю, что это необходимо делать, потому что произошло событие такой невероятной, мне кажется, важности, что его нужно начинать осмыслять со всех возможных сторон. Мне кажется - это вообще первый такой вывод, который можно сделать из всего произошедшего - мы получили совершенно уникальную возможность пережить эмоционально событие невероятного глобального масштаба, и вот соотношение эмоциональности и, мне кажется, интеллектуального подхода, который необходим в осмыслении всего, что произошло - такая уникальная возможность... Вообще, все, что происходит, совершенно уникально, я считаю, во всех смыслах этого слова. Событий такого масштаба не происходило на земле очень давно. Заканчиваются какие-то глобальные процессы. Начинаются какие-то новые. Даже падение Берлинской стены, которое как мне кажется, необычайно важно в истории человечества, все равно - событие меньшего масштаба, чем то, что произошло в Америке. Что касается искусства - да, об этом нужно говорить. Недавно весь мир облетела новость о том, что остракизму подвергся известный немецкий композитор Штокхаузен, который сравнил события в Нью-Йорке с искусством, сказал, что ни одному художнику не снится такой эффект, который произвели террористы. На него сразу зашикали. Ему пришлось срочно уехать их Мюнхена, там какая-то началась сразу жуткая заваруха... Я в данном случае нахожусь совершенно на стороне композитора, и один из уроков, которые мы должны, по крайней мере, в сознании вынести - тот, что все, что произошло, не должно стать поводом для создания полицейского мира, речь идет даже не о полицейских странах, а о полицейском мире, какой-то структуре, которая будет полностью контролировать наши мысли, наши слова, и, разумеется, террористы, к сожалению, дают такой предлог власти любой власти - организовать такой мир. Мне не хотелось бы, разумеется, в нем жить, думаю, что никому из нас не хотелось бы... А кино, разумеется, сразу пришло на ум. Мне лично не очень интересно говорить на эту тему, потому что в ней слишком много очевидного. Да, очевидно, что жизнь имитирует искусство. Мы видели уже эти кадры в фильме "Армагеддон" и еще в массе других фильмов, и как-то смотреть на это довольно неловко. Петр Вайль: Вспомним, что уже в 1933-м - вы меня поправите, если я ошибаюсь, году в фильме "Кинг Конг" огромная обезьяна взбиралась на тогда самое высокое здание -"Empire State Building" - к сожалению, это здание снова самое высокое в Нью-Йорке, то есть, небоскребы всегда обыгрывались. Как вот быть действительно кинематографистам, которые сделали себе имя, сделали огромные деньги, сделали колоссальные зрительские аудитории - что, убит жанр? Михаил Брашинский: Ну, это сложный вопрос. Мне кажется, его следует поместить в более широкий контекст. Прежде всего, сказать, что, несомненно, момент зрелища был заключен в атаке, несомненно, вот эти 18 минут, которые прошли между первым и вторым самолетом и двумя башнями, были отпущены человечеству для того, чтобы оно успело включить свои видеокамеры. Разумеется, мы понимаем, что люди, которые готовят эти планы, как и те, кто в них погибает, смотрят эти фильмы, и понятно, что все это входит в коллективную память человечества, и, кажется, не нужно переоценивать, не нужно недооценивать, но не нужно и переоценивать значение кино. Тут следует вот в какой контекст поместить эту трагедию. Уже который год - трудно определять здесь календарные даты, но лет 5 уже кино и, мне кажется, искусство в целом находятся в очень болезненном процессе переустройства своих отношений с действительностью. В этот поток вливаются все самые актуальные искания в кинематографе, в киноязыке. Например, "Датская догма", которая попыталась приблизить к жизни, разрушить какие-то условности жизни, какую-то совершенную неприглядность фактуры жизненной обнажить. К этому же относится необычайно повысившаяся в последние годы роль секса в кино и откровенность, с которой он показывается на экране. Мне кажется, что вот это событие относится к тому же ряду, отчасти... Я не хочу звучать как бы аморально, говоря это, но мы присутствуем при какой-то страшной "разборке" действительности и культуры. Мне кажется, они дошли до такой степени поножовщины, что вот начинают гибнуть люди. Мне кажется, что мы присутствуем, кроме всего прочего, не только при такой цивилизационной переделке мира сейчас, но и также при совершенно как бы новом, рождающемся, еще не родившемся, еще неизвестно, какой крови потребуют отношения культуры и жизни... Каждый делает для себя выводы сам. Я вот в этом году тоже снял фильм, тоже стал кинематографистом, правда, это не фильм катастроф, там никто не гибнет, но все равно, вы знаете, глядя на телеэкран 11 сентября я думал и о том, что мне делать завтра, какое кино снимать, вообще, зачем его снимать, надо ли все это делать... Разумеется, то, что происходит в медийном пространстве в реальности в Нью-Йорке несколько обессмысливает вымысел, начинает как-то становиться пошло выдумывать, в частности, фильмы катастроф. Всегда вымысел меркнет перед таким, становится фальшивым как бы. Петр Вайль: Что происходит: сначала были скомпрометированы слова, поскольку ХХ век прокрутил все возможные идеологии, во всех разочаровался, все отбросил, идеологическое слово было скомпрометировано, в первую очередь - нацизмом и коммунизмом. И я думаю, что именно этим объясняется вот эта победа визуальности, победа видеообраза, то, что мир сталь смотреть картинки, а не слушать и читать слова. То есть теперь то же самое начинает происходить и с картинками. Скомпрометированное слово и рядом с ним становится скомпрометированный видеообраз, потому что после того, что мы видели 11 сентября на экране - ничего равного по эмоциональному воздействию никакому художнику не придумать, и самое главное - не произвести. Михаил Брашинский: Конечно, это очень большая проблема. Вообще, подвергаются сомнению, или мы вынуждены подвергнуть сомнению собственное видение, собственное зрение. Я сразу естественно связался со своими друзьями в Нью-Йорке, и мой близкий друг рассказал мне, что в этот момент он ехал из аэропорта, который находится недалеко, в Куинсе, в Манхэттен, и он увидел горящий небоскреб, и он сказал мне такую фразу, которую очень трудно было понять, не пережив. Он сказал мне, что было, во-первых, совершенно очевидно, что там гибнут люди, хотя их было не видно. И второе, он сказал: впервые в жизни он вынужден был не поверить собственным глазам, хотя понимал, что не сделать это невозможно. То же самое, конечно, относится вообще к природе образа. Кино в силу своей безусловности всегда как бы убеждает нас в том, что то, что происходит на экране - и есть реальность. На этом, собственно, основана вся идея научно-фантастического кино и фильмов катастроф, конечно, тоже. Мы должны пережить этот ужас в фильме - горящий небоскреб, как будто бы он реален, потому что киноизображение по природе своей документально. Петр Вайль: Но вы все-таки кинематографист, вы можете это вообразить проще, чем, скажем, я - если бы вы задумали снимать такой фильм, или даже бы начали снимать фильм похожий - вы бы прекратили эти съемки сейчас? Михаил Брашинский: Я бы их приостановил. Вы знаете, что отменены все прокаты фильмов, имеющих хоть какое-то отношение к самолетам, к чемоданчикам со взрывчаткой, к небоскребам, все это отменено. Миллиардные потери несет Голливуд. Это я не про себя говорю, разумеется, а вообще про контекст - стомиллионный триллер со Шварценеггером отменен, фильм Барри Зонненфельда, где действует некий чемоданчик с кнопочками, отменен, все летит в тартарары... Мы сейчас немножко успокоились, но мы еще и не начинали переживать последствия, я думаю, всего, что произошло. Я бы, конечно, остановился, как всякий нормальный человек, и как все и сделали собственно. Мне, на самом деле, честно говоря, не очень было бы интересно начинать снимать такой фильм, это не в природе моего воображения, наверное... Да, наверное, я бы стал снимать что-нибудь другое. Другие материалы за ближайшие дни:
См. также:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
