Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
3.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[15-02-05]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром Генисом"Ворота" Христо в Центральном Парке. К 100-летию со дня рождения Эйн Рэнд. Фильм недели: "Отель Руанда". День Валентина в Нью-Йорке. Неприрученные фасоны в Институте костюмаВедущий Александр Генис Александр Генис: Когда Христо был всего лишь Явашевым, скромным студентом Софийской академии художеств, он, во время летней практики, работал в бригаде художников, создававших разного рода камуфляжи по пути следования транс-европейского восточного экспресса, дабы его пассажиры-иностранцы не заметили ничего неприглядного. Добравшись в 56-м до Запада, а в 64-м до Нью-Йорка, художник не забыл своей художественной "родины" - потемкинской деревни. Став апостолом авангарда, демиургом постмодернизма и гением монументального (мягко говоря) хэппенинга, Христо признается, что вышел из советского пропагандистского искусства: Диктор: Мы многому научились у искусства, процветавшего в советском государстве до конца 20-х годов. Речь идет о временных инсталляциях, пропагандистском искусстве, транспарантах, экспериментальном театре и тому подобном. Александр Генис: Однако у Христо общее с агитпропом - только средство, но не цель. Собственно, политическое искусство тем и отличается от настоящего, что первое знает, зачем оно существует, тогда, как второе бесцельно. Изъяв прагматизм из пропаганды, Христо превратил утилитарное художество в абстрактное - ненужное и незаменимое. Труднее всего в его работе, - говорит Христо, - убедить скептиков, спрашивающих, зачем все это нужно. - Ни за чем, - терпеливо объясняет художник. Но если не помогает, Христо апеллирует к закату, от которого людям не больше пользы, чем от тех семи с половиной тысяч ворот, что в прихотливом порядке выстроились на дорожках Центрального парка. Нью-Йорк очень трудно удивить, но Христо пытается это сделать с 1979-го года, когда впервые был задуман этот самый амбициозный проект в городской истории. На посторонних больше всего действуют цифры: 21 миллион долларов, пять тысяч тонн стали, сто тысяч квадратных метров оранжевого нейлона. Однако статистика скорее извращает впечатление, чем передает его. В проекте Христо нет ничего маниакального, подавляющего, сенсационного. Напротив, это - тихий опыт эстетической утопии. "Воротам" свойственна органическая, а значит временная прелесть клумбы. Христо, его жена-соавтор Жан-Клод и 600 самоотверженных помощников на 16 дней преобразовали 37 километров самой дорогой - манхэттенской - земли в заповедник бесцельной красоты. "Ворота" Христо впускают в себя все вида искусства. Широко открытые не только толкованиям, но и стихиям, они меняют жанр в зависимости от погоды. В штиль пятна оранжевой ткани врываются в пейзаж, как полотна Матисса. В солнечный день, нейлон, словно витраж, ловит и преувеличивает свет. Раздувая завесы, ветер лепит из них мобильные скульптуры, напоминающие то оранжевые волны, то - песчаные дюны, то - просто сны. Но когда бы пешеход ни бродил под "Воротами", они всегда остаются архитектурой, организующей окружающее в священный союз натуры с умыслом. Беда в том, что опусы Христо трудно воспринять в репродукциях и пересказе. В любом описании теряется главное - магия присутствия, промывающая глаза и растягивающая время. Четверть века я гуляю по Централ-парку, но никогда не видел его таким красивым. Чувствуя быстротечную значительность происходящего, нью-йоркцы проходят под желтыми воротами, приглушая голоса, как будто участвуют в торжественной храмовой процессии. В сущности, так оно, и есть. Предмет творчества Христо - не объект, а ритуал. Он - не художник, а церемониймейстер, создающий из толпы зевак колонны паломников. Накануне открытия "Ворот", корреспондент "Американского часа" Ирина Савинова нашла чету художников, чтобы обсудить с ними этот проект. Ирина Савинова: Чем отличаются "Ворота" от других проектов, например, от упаковки здания Рейхстага в Берлине? Жан-Клод: Проект укутывания здания Рейхстага в Берлине мы завершили в 1995 году. А задумали в 1971-ом. Этот проект был ступенью в развитии одной и той же идеи - упаковывать огромные объекты. Но уже в 1972 году у нас появилась новая идея - проект "Занавес" для долины в Колорадо, где его повесили между двумя горами. И это уже не упаковка, это - огромный занавес. А в 1996 году мы закончили проект "Бегущий забор" в северной Калифорнии, длиной 44 километра и 6 метров высотой. Упаковывание мы придумали, когда были совсем молодыми. Последний раз идея упаковать что-нибудь пришла в наши две головы в 1975 году, и мы укутали мост в Париже. После этого такие проекты мы больше не осуществляли. Ирина Савинова: Почему вы выбрали именно такую тяжелую ткань и именно такой - шафранно-желтый - цвет для панелей на воротах в Центральном Парке? Христо: Каждый наш проект мы планируем для определенного времени года. В феврале деревья стоят без листьев, сквозь них видно очень далеко, и такой цвет, как шафранный, особенно выделяется. Жан-Клод: С эстетической точки зрения в этой ткани заложено очень много смыслов. Христо сейчас объяснит. Христо: Эта ткань не легкая, не такая, как флаг или парашют, она очень тяжелая, и даже если дует сильный ветер в 15 километров в час, она не очень колышется, в ней есть что-то от скульптуры, ее складки ведут себя как-то особенно. В феврале солнце в Нью-Йорке висит низко над горизонтом, и когда оно освещает ворота сзади, ткань становится просто золотой. Когда же она намокает или попадает в тень, цвет оказывается насыщенно ярко-красным. Другими словами, в снег, под дождем или в солнечных лучах цвет ткани меняется. Таким образом, она приобретает свойства живописи. Ирина Савинова: К какому направлению искусства относятся ваши проекты? Христо: Произведение искусства - всегда объект, с очень определенной структурой, такой, как у скульптуры, например, или у здания. Упакованное нами здание Рейхстага - как раз и есть такой объект. Наши объекты имеют характерные черты или скульптурного произведения, или живописного, или архитектурного, или градостроительского. "Ворота" - тоже объект: он состоит из семи с половиной тысяч ворот пяти метров высотой и с разной шириной - от двух до шесть метров. Это скульптурная форма, покрывающаяся 37 километров. Под такой гигантской скульптурой можно ходить, но ходят не актеры, не участники проекта, а прохожие - они ведут себя в парке как всегда: гуляют. Жан-Клод: И когда нам нужны 600 рабочих, они работают, а не участвуют в акции, они не исполняют роль рабочих, они - рабочие. Христо: Мы купили 5 тысяч тонн стали, по весу - одну треть Эйфелевой башни. Это не перформанс, сталь нам необходима. Ирина Савинова: И это значит, что вы помогаете экономике Нью-Йорка? Жан-Клод: Возможно, но я должна объяснить подробнее, чем, собственно, мы с Христо занимаемся. Мы, как все художники, создаем произведение искусства, несущее радость и красоту. Мы не творим символы, не продуцируем смыслы, месседжи, мы создаем произведение искусства, у которого нет никакой цели. Оно не годится ни для чего другого - оно, может быть, только собой: произведением искусства. Ирина Савинова: Ваши "Ворота" будут выставлены всего лишь две недели. Не хотели бы вы продлить этот срок? Жан-Клод: Нет, мы не хотим продлевать этот срок. Наша работа временная, это ее эстетическое качество: преходящесть. Как временна радуга, как и все, что мы любим больше всего в жизни. Мы с нежностью относимся к детям, потому что детство временно. Мы любим свою жизнь, потому она временна. Эти нежность и любовь мы передаем всем нашим работам. Ирина Савинова: Вы осуществили проекты в Европе, в Америке, в Азии, не хотели бы вы сделать какой-нибудь аналогичный проект в России? Христо: Поймите, наши проекты существуют в единственном числе. Мы никогда не повторяемся. Зонтики или завернутый парламент никогда не повторятся, как не повторятся Ворота. Ирина Савинова: Ну, может, что-нибудь другое... Христо: Мы делаем только то, что наверняка вызовет интерес. Ведь мы оплачиваем свои проекты сами и должны возмещать затраты, что мы и делаем, продавая связанные с проектами материалы - фотографии, рисунки, чертежи. Их можно повесить на стену. Коллекционеры, музеи их покупают. У нас есть коллекционеры по всему миру. В России у нас их нет. Так зачем нам ехать в Россию, если Россия не заинтересована в нашей работе? Мы сделали проект в Австралии, потому что там у нас есть коллекционеры. Мы осуществили проект в Германии, где есть много немецких коллекционеров. У нас остается мало времени, чтобы путешествовать по миру. Ирина Савинова: Христо, я знаю, вы говорите по-русски, может, скажете несколько слов нашим слушателям? Христо (По-русски): Я говорю очень плохо. (Продолжает по-английски): Я и болгарский уже забыл. Я не был в Болгарии много лет, с 56-го года. Жан-Клод: Его старший брат, Ананий, когда приезжает в Нью-Йорк из Болгарии, говорит с ним по-французски. (Говорит по-русски): Спасибо. Александр Генис: Америка отмечает столетие со дня рождения писательницы, публицистки и социального философа Эйн Рэнд (настоящее имя Алиса Розенбаум), эмигрировавшей из России после революции и ставшей в Америке 40-50-х годов самым популярным адвокатом капитализма. О юбилее Эйн Рэнд рассказывает Марина Ефимова. Марина Ефимова: Ее книги выходили тиражами в 15 миллионов экземпляров, и ее влияние на молодежь было огромным. Среди людей, чьи взгляды сформировала философия Эйн Рэнд, был даже Алан Гринспэн, нынешний финансовый гуру Соединенных Штатов, президент Федерального Резервного банка. В новой биографической статье "Эйн Рэнд" ее автор, Джефф Бриттинг, пишет, что еще и сейчас, через 20 лет после смерти писательницы, два ее романа ("Источник" 1943 года и "Атлант расправил плечи" 1957 года) продаются ежегодно в количестве 130-150 тысяч экземпляров. И интеллектуалы все еще спорят о том, кем является Эйн Рэнд: серьезным философом или автором бульварных романов с претензией на философский подтекст. Рецензент последних биографических статей о Рэнд, критик Эдвард Ротштейн, пишет в "Нью-Йорк Таймс": Диктор: Рэнд резко разделяла мир на то, что для нее приемлемо, и что - нет. Она не принимала посредственность, релятивизм, коллективизм и альтруизм. Она воспевала исключительность, индивидуализм, эгоизм, капитализм и творческую мощь. Ее герои - Джон Галт из "Атланта" и архитектор Говард Рорк из "Источника" (чьим прототипом был Фрэнк Ллойд Райт) следовали одному зову - зову собственного таланта. Они не поддавались ни традициям, ни вкусам большинства, ни соблазнам благополучия. Они устояли как перед заговором посредственностей, так и перед законами бизнеса. И даже промышленники, помогавшие творческим героям Рэнд, были не ординарными капиталистами, а дерзновенными мечтателями от бизнеса. Эйн Рэнд была последним романтиком капитализма. Марина Ефимова: Презрительное отношение Эйн Рэнд к культуре коллективизма имело реальную, вполне понятную причину: в 20-х годах она хлебнула её в Петрограде-Ленинграде (откуда в 1926 году уехала в Америку). Карикатуры на коллективизм являются самыми острыми ее сатирами. Но какую культуру она любила и ценила? Что создавали ее творческие герои? Главное здание, спроектированное архитектором Рорком в романе "Источник", было "анти-собором", посвященным не божеству, но победе человеческого духа. При этом, когда герой проектирует жилые дома, он с откровенным презрением относится к нуждам людей, которые должны будут жить в этих домах, потому что он строит не для обывателя, а для ценителя, для узкого круга знатоков. В романе "Атлант расправляет плечи" "Пятый концерт" композитора Ричарда Хэлли является, по выражению самой Рэнд, "симфонией триумфа", "песней созидания", чьи "солнечные вспышки звуков" воплощают "движение вверх". Оба романа читаются, как героико-романтические мелодрамы. Недаром любимым писателем Эйн Рэнд был Виктор Гюго. В свое время Рэнд сделала признание, ставшее знаменитым: "Главный мотив и главная цель моих писаний, - сказала она, - создать образ идеального человека". Однако ее персонажи стали лишь картонной реинкарнацией романтических героев 19-го века. А ее романы, как говорит Ротштейн, оказались - нео-романтической утопией, в которой автор не решает проблемы и противоречия демократического общества, а игнорирует их". По мнению Эйн Рэнд демократия часто подходила к тому краю, за которым уже начинался "советизм" - т.е. культура коллективизма с доминирующей идеей равенства. Эта культура угнетала положительных героев писательницы и мотивировала ее злодеев. Поэтому Эйн Рэнд так часто выглядела антидемократом. При всем своем таланте и социальном энтузиазме, она так и не смогла убедительно примирить высшие достижения индивидуального человеческого духа и таланта с демократической культурой и экономикой. И не она одна. Именно поэтому, наверное, так много людей все еще выбирают, на чьей они стороне... Александр Генис: Сперва короткая историческая справка. Население небольшой африканской страны Руанда состоит из двух племен - Хуту и Тутси. В 1994-м году вооруженные отряды племени Хуту за несколько недель убили свыше миллиона Тутси. Ни ООН, ни соседние страны не вмешались и не пытались остановить геноцид. Если вы забыли эти факты, то фильм "Отель "Руанада" напомнит вам о них. Так, что нам уже никогда не удастся выбросить из памяти эту черную главу новейшей истории. У микрофона - кино-обозреватель "Американского часа" Андрей Загданский. Андрей Загданский: "Hotel Rwanda" номинирован сразу на несколько премий "Оскар": лучшая мужская роль - актер Дон Чидл, лучшая женская роль второго плана Софи Оконедо, лучший оригинальный сценарий Кир Пиарсон и Терри Джордж. Сценарий фильма основан на подлинной истории. Менеждер бельгийской гостиницы Поль Русесабагина (Paul Rusesabagina) пережил в своей жизни то, что сыграл на экране Дон Чидл. "Отель Руанда" - драма выживания. Она рассказывает о том, как выживает человек в условиях ежедневного зла и ежедневной смерти. Александр Генис: То есть, этот фильм напоминает нам о картинах, посвященных Холокосту? Скажем, "Пианист" Романа Поланского? Андрей Загданский: Да, вы абсолютно правы, Саша. "Пианист" тоже, кстати, подлинная история - история Владислава Шпильмана, польского пианиста, еврея, который выжил в Варшаве во время второй мировой войны. Его семья и все близкие погибают в концлагере и в гетто. Но герой фильма выживает вопреки всем обстоятельствам. Иногда это просто слепой случай, слепая удача, иногда милосердие других людей, иногда спасение приносит когда-то выбранная профессия музыканта. Герой Дона Чидла не просто выживает в условиях геноцида, но и спасает свою семью и еще 1200 человек. Иногда ему помогает слепая удача, очень редко милосердие других, и очень часто когда-то выбранная профессия. Пол - менеджер отеля. Самой дорогой и фешенебельной гостиницы в Кигали, столице Руанды. Он любит свое дело. Он знает, как оказать маленькие услуги сильным мира сего, чтобы при случае можно было рассчитывать на их великодушие, или, по меньшей мере, снисхождение. Он умеет требовать дисциплины от своих подчиненных. Он воплощение порядка. Вот собственно все, что может противопоставить Пол бандам хуту. Вооруженные мачете и автоматами Калашникова, они методично убивают каждый день тысячи, десятки тысяч тутси. Дело в том, что сам Пол принадлежит к племени хуту. То есть, его жизни бандиты не угрожают. Но его жена, и, следовательно, их дети - тутси. Большинство работников его отеля - тоже тутси. Когда иностранные гости в панике покинули гостиницу, былой международной статус по-прежнему придает пятизвездочному отелю зыбкую ауру чужой территории, и этот призрачный статус удерживает убийц. Пол тщательно и умело поддерживает этот статус. Иногда - взятками, иногда - используя дружеские отношениями с канадским полковником, командующим крошечного подразделения миротворческих сил ООН. Полковника, кстати, замечательно играет Джек Нолти. Александр Генис: Кстати, Андрей, я слышал, что канадцы уже сняли фильм об этом полковнике? Андрей Загданский: Да, подлинный полковник, по-моему, его зовут Ромео Дерера, 10 лет спустя приехал в Руанду и был сделан документальный фильм о его визите и, более того, если я не ошибаюсь, именно этому фильму дали приз сейчас на фестивале Сан Дэнс. Возвращаясь к нашим героям. Спасая жизнь своих необычных постояльцев, он иногда звонит в штаб-квартиру владельцев компании в Бельгии, которые в свою очередь, могут позвонить высокопоставленным людям во Францию, а те, как главные поставщики оружия хуту, могут позвонить кому-то там в Руанде, и убийцы покинут территорию гостиницы. И так каждый день. Каждый день Пол обманывает смерть. Свою собственную и своей семьи. И еще тысячи с лишним запуганных несчастных людей, которые нашли приют в роскошных номерах заброшенной фешенебельной гостиницы. Здесь есть и трагическая ирония. Наверняка, тем, кто сегодня живет в отеле, в обычных условиях эта гостиница была не по карману. Дон Чидл создает абсолютно достоверный образ менеджера в безупречно отглаженной рубашке и галстуке. Он прекрасно понимает, что его деловой костюм - защитная форма, имитация порядка в стране, разрушенной хаосом войны и геноцида. В этом выдуманном, сыгранном, имитированном порядке - единственный шанс на спасение. Лишь однажды герой фильма срывается, теряет контроль. Ночью Пол и его водитель едут в поисках пропитания к контрабандистам. Когда они возвращаются домой, машина с выключенными фарами буксует и останавливается. Пол выходит из автомобиля и видит под колесами труп. А рядом еще один. И вся дорога, сколько видит глаз, засыпана телами. Пол берет слово с водителя машины, что тот ничего не скажет беженцам в гостинице. Когда же они возвращаются, Пол торопиться принять душ и сменить окровавленную рубашку. Но когда он пытается завязать галстук, узел никак не получается. Нервная система человека, который больше всего любит порядок, не выдерживает: Пол плачет. Эта сцена - эмоциональная кульминация фильма. Какие бы награды не получит 27 февраля этот фильм, любое признание Академии будет еще одним напоминанием о том, что тогда, в 1994-м году, всего лишь чуть больше десяти лет назад, цивилизованный мир безучастно наблюдал за тем, как одно африканское племя уничтожало другое... Александр Генис: Вторую часть сегодняшнего выпуска мы посвятим материалам, так или иначе связанным с самым интимным праздником календаря, Днем Валентина, который только что отметила Америка - вместе со всем остальным миром. Последнее обстоятельство заслуживает паузы для размышления. Одним из самых наглядных следствий глобализации стала торжество международных праздников. Ну, скажем, Рождество перебралось на такую окраину христианского мира, как Япония. Тамошняя молодежь обменивается подарками, не зная толком, что означает этот обычай. Я сам слышал, как две токийские девицы неуверенно объясняли, что это - день смерти бога. Еще решительней завоевывает себе новые ареалы языческий Халлоуин, заманивающий своими игрушечными кошмарами чуждые этой традиции народы. Даже такой локальный праздник, как День Патрика, празднуют, чему я сам свидетель, в Москве, где 17 марта пьют пиво "Гиннес" в честь ирландского святого. Конечно, во всех этих случаях можно увидать привычную агрессию культурных традиций Запада. Но глобализация - дорога в оба конца. Поэтому так заметно движение праздников и в обратном направлении. Об этом свидетельствуют тот энтузиазм, с которыми на прошлой неделе некитайская часть человечества отметила наступления нового года по дальневосточному лунному календарю. Американская почта даже марку выпустила в честь года Петуха. Конечно, размножение праздников, прежде всего, выгодно торговле, но и мы не остаемся в накладе. Чем больше праздников, тем меньше будней. Об этом особенно приятно было думать в День Валентина, пришедшийся в этом году на самый трудный день недели - понедельник. Наш специальный корреспондент Рая Вайль провела его на украшенных сердечками нью-йоркских улицах, где она беседовала с прохожими. Естественно - о любви. Рая Вайль: О том, с чего начался фестиваль св. Валентина и кто первым написал открытку с этим именем, большинство американцев не знает. У каждого об этом празднике свое представление. Вот идет по заснеженной набережной в Бруклине пара. Видно, что все у них в прядке. Глаза сияют, и ведут себя, как дети: в снежки играют, хохочут. Познакомились. Оказалось, наши соотечественники, Сергей и Инна из Одессы, в Америке живут 12 лет. Что для них значит этот самый романтический праздник в году? Инна: Наша любовь. 20 лет практически. Детей у нас нет, но любовь еще до сих пор есть. И для всех это как странность какая-то. Мы поженились, когда нам было 18 лет, мы отпраздновали наше 20-летие в прошлом году, в принципе, это все было, как в сказке. В школе познакомились, в пятом классе. Вот это вся романтика наша, в пятом классе мы познакомились. Как моя свекровь сейчас рассказывает, она говорит: "И я помню первое сентября, пришел мой сын со школы, говорю, ну, что Сереженька, нового?". "Мама, к нам пришла девочка с красными косичками..." Она говорит: "Я поняла, что эта девочка и будет та девочка". Рая Вайль: Похоже, действительно, так. Что делают они в День Валентина? Инна: Муж приносит цветы, жена готовит, а потом мы празднуем этот праздник прекрасно... просто... Сережа: Празднуем, лежа у камина... И не только лежа... потом, переходя в спальню... потом в ванную, потом обратно в спальню... это можно делать только по праздникам, потому что ты от этого получаешь больше удовольствия, чем в любой другой день... Больше романтизма. Рая Вайль: В Валентинов день цветы, особенно розы, стоят втридорога, и все рестораны забиты. Для остальных - в изобилии шоколадные конфеты, упакованные в коробочки в виде сердец, такие обычно подростки друг другу дарят. Хорошо, когда у тебя есть так называемый свой Валентайн. 50-летний бухгалтер по имени Ленард, с которым я познакомилась на той же набережной, несколько лет назад похоронил любимую жену... Ленард: С тех пор, этот праздник для меня утерял свою актуальность. Он перешел в разряд ностальгических... обменяться открытками, шоколадом... вспомнить старых друзей, школу, первое свидание, первую поездку на машине с девушкой, первый поцелуй на стоянке под луной... Это день воспоминаний... приятных воспоминаний... Я не умею знакомиться с женщинами, и самый романтический день в году провожу в одиночестве. Езжу на кладбище, пообщаться с Грэйс, так жену мою звали. Рассказываю ей про детей, про жизнь, про внучку, которую она не успела даже увидеть. А вечером смотрю по телевизору романтические фильмы, которые мы с ней вместе когда-то смотрели, или на какое-нибудь шоу иду. Если женщины там проявляют ко мне интерес, я отвечаю им тем же, но такое редко случается. Вот была бы жива Грэйс, я устроил бы ей в День Валентина путешествие по зимней Канаде, в Новую Шотландию, и мотели бы выбрал те, что высоко в горах, в самом лесу находятся. И чтоб с камином непременно. Она это любила, романтику всякую... Рая Вайль: Мастер и хозяин небольшой парикмахерской в Манхэттене по имени Майкл Энтони, ему уже под семьдесят, убежден, что Валентинов день - это еще один женский праздник. Майкл Энтони: Это день, когда мужчины выражают свою благодарность женщинам за то, что они у них есть. Цветы, конечно, ужин в ресторане, какой-нибудь сюрприз романтический. Это все хорошо, и я с удовольствием это делаю, понимая, что женщинам это нужно. Мужчины, которые этого не понимают, не знают женщин. У меня в семье сплошные женщины. Еще живы мама и теща, три сестры, свояченицы, две дочери и две внучки. И вот, что я за свою жизнь понял о женщинах. Женщина создает все правила. Причем, правила эти могут меняться без предупреждения... со стороны женщины. Ни один мужчина не способен знать всех правил. Если женщина подозревает, что мужчина знает все правила, она немедленно должна изменить часть из них или все сразу. Женщина никогда не бывает не права. Если женщина не права, то это только в связи с недоразумением. Мужчина должен немедленно извиниться за то, что стал причиной этого недоразумения. Женщина может изменить свое мнение в любое время. От мужчины ожидается, что он всегда должен догадываться, чего хочет женщина. Наконец, женщина готова, когда она готова. А мужчина должен быть готов всегда. Шутка-шуткой, но на самом деле, эти руководства здорово помогают в семейной жизни. И еще способность к компромиссу. Конечно, и у нас бывают ссоры, вспыхнем, накричим друг на друга, а потом самим смешно становится, и чего мы так разошлись, это темперамент наш итальянский... На самом деле, я свою жену люблю сейчас больше, чем 37 лет назад, когда мы поженились. Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: Отражая богатый событиями и новинками 2004-й год, 47-я по счёту церемония "Грэмми" была запоминающейся. Поочерёдно и вместе пели, получали и раздавали награды звезды всех музыкальных жанров. Некоторым, увы, "Грэмми" достались посмертно. Теперь уже окончательно прощаясь с Рэем Чарлзом, Академия Звукозаписи отдала покойному кумиру восемь "Грэмми", включая приз за лучший альбом года - собрание дуэтов под названием "Гений любит компанию". Многие из знаменитых музыкантов, певших с Рэем на этом альбоме, участвовали в церемонии. Так, другой легендарный слепец - Стиви Уандер - представил "Грэмми" за лучшую песню года. Раскрыв конверт, Вондер очень театрально сделал вид, что читает имя победителя. Когда хохот в зале поутих, он провёл пальцами по бумаге и объявил имя лауреата. Им стал молодой бард Джон Майер, получивший награду за столь уместную в праздник Валентина песню "Дочки" "("Daughters"): "Папы и мамы, обращайтесь получше с вашими дочерьми. Помните, что они вырастут и станут кому-то возлюбленными". Александр Генис: А сейчас - наша традиционная рубрика "Картинки с выставки". Сегодняшний, приуроченный к Валентинову дню выпуск "Картинок с выставки" мы проведем в уникальном Институте костюма, где развернулась крайне своеобразная экспозиция. Один из самых изобретательных кураторов Нью-Йорка Эндрю Болтон назвал свою выставку с игривой двусмысленностью: "Дикая мода: неприрученные фасоны". Полутемные, лишенные естественного освещения залы Института костюма, занимающего подвальный этаж музея Метрополитен, как нельзя лучше подходят для этого пряного, насыщенного изощренной эротикой зрелища. Понять его помогают подробные и замысловатые пояснения, сопровождающий самый необычный зверинец, который мне довелось посещать. С помощью ста умопомрачительных костюмов выставка рассказывает историю обратной эволюции, вернувшей женщину из культуры в природу. Попутно экспозиция демонстрирует эманацию того "животного магнетизима", что делает слабый пол сильным, вернее - неотразимым. Все началось, говорят кураторы, с первой нефункциональной одежды. Женщина всегда любили рядиться в чужие шкуры, пренебрегая не только пользой, но и здравым смыслом. Об этом свидетельствуют первые экспонаты выставки, переносящие нас в Древний Египет. Всем понятно, что меха там, в Африке, нужны были не для тепла, а для статуса. В наш враждебный скорнякам век эту часть экспозиции намеренно сделали самой короткой. Проигнорировав знаменитые русские шубы, кураторы быстро перебрались к максимально абсурдному меховому наряду: бикини из леопардовых шкур, в которых некогда щеголяли Марлен Дитрих и Ава Гарднер. С этих звезд начался самый большой раздел выставки, посвященный симбиозу дамы с кошкой. Тигриные, леопардовые, львиные черты костюма - постоянная черта моды. Мимо нее не прошел ни один из знаменитых модельеров. Тут и леопардовое платье из тончайшего шелка, которым поразил мир в 1964 году Ив Сен-Лоран, и тигровые расцветки, которые ввел в моду в 90-е годы Версачи, и совсем свежие образцы опять леопардовых одеяний, представленных Роберто Кавалли в этом сезоне. Сама настойчивость, с которой модельеры возвращаются к этим мотивам, говорит о том, каким соблазнительным кажется нашей культуре "вечно кошачье" в женской душе - и теле. Наряжая женщину хищником, предупреждают нас пояснительные таблички, общество выражает свой затаенный, подспудный страх перед ее вкрадчивой и потому еще более опасной сексуальностью. С беглой изящностью путешествуя по странам и эпохам, выставка тасует новые и старые маски этого вечного мифа: амазонка, Артемида, Диана, наконец, - Мишель Пфайфер, чей потрясающий чувства наряд "женщины-кошки" сразу дает понять, кому в этой роли приходится играть роль мыши. Ситуация несколько выравнивается в зале, посвященном не только женским, но и мужским нарядам садо-мазохистских фантазий. Не рискуя углубляться в этот затянутый черной кожей мир фетишей, я только с облегчением обнаружил, что для изготовленных из синтетических тканей костюмов не приходится обдирать наших меньших братьев. Этого, увы, не скажешь о птичьей моде. Перья придавали облику дамы воздушность, ветреность, позволяли ей парить по паркету, внушая окружающим легкомысленные надежды. Характерно, что расцвет этой разорительно дорогой моды пришелся на викторианские времена, когда фривольная птичья символика компенсировала чопорные нравы. Пышные шляпы с экзотическими перьями страусов и попугаев свели тогда с ума Европу. Лондонские модницы, например, выходили на улицу с чучелами райских птиц на голове. В конце концов, эта варварская мода возбудила негодование, что привело к образованию существующего до сих пор одюбоновского общества по охране пернатых. Уйдя на сто лет с поверхности, "периная" мода возвращается сегодня в еще более экстравагантном обличии. Свидетельство тому - самый знаменитый экспонат выставки: платье в виде лебедя, в котором исландская певица Бьорк дефилировала во время вручения премии "Оскар" в 2001-м году. Подводя итоги увиденному и пережитому, я пришел к такой мысли. Политически некорректный смысл этой "звериной" выставки в том, что, завоевав себе равное с мужчиной место под солнцем, женщина не удовлетворится им. Поэтому она, уже став венцом природы, по-прежнему носит на себе трофеи превзойденной фауны - чего бы той это ни стояло. Переходя к музыкальной части этого сегмента, я хочу напомнить, что возникновение Валентинова дня связано не с древним христианским мучеником, чей день отмечают 14 февраля, а с птицами. Именно в этот день, утверждают американские орнитологи, они начинают искать себе партнеров. И это, Соломон, позволяет сузить музыкальную часть сегодняшнего выпуска наших "Картинок", сведя Ваши иллюстрации к одной, уже вскользь упоминавшейся теме: любовь и птицы. Соломон Волков: Я решил подобрать музыку, которая бы говорила о птицах и о любви, и остановился на следующих нескольких записях. Первой будет песня Коула Портера. Это мой любимый американский песенный мастер. Потому что, во-первых, это всегда изысканная музыка. Он сам был и композитором и автором текстов. Это большая редкость. Таким же автором собственных текстов был и Ирвинг Берлин, но у него гораздо более прямолинейные и грубые тексты. А у Портера это всегда очень изысканно, с большим количеством внутренних перекличек. И потом, у Портера были знаменитые портеровские списки. Когда сразу идет остроумные перечисления разных вещей, так или иначе относящихся к данной теме. Александр Генис: Это напоминает Бродского и Борхеса. Соломон Волков: И у Портера есть песня, которая называется Let's do it, конечно же Портер подразумевал под этим давай займемся сексом. Но чтобы избежать обвинений в нескромности он добавил Let's fall in love - давай полюбим друг друга. Это один из портеровских списков. Он говорит Let's do it, потому что наступила весна, когда маленькая голубая птичка вдруг начинает петь, значит приходит время этим заняться. И он перечисляет огромное количество разных людей, животных и птиц, которые этим занимаются. Эта песня звучит в интерпретации Луи Армстронга, который вносит свое обаяние шарм, лишний раз доказывая, что Портера можно интерпретировать очень по-разному. Другая запись более раннего произведения, чем Портер, это произведение Стравинского "Песнь соловья" - на другом художественном полюсе, что называется. Это тоже посвящено птице. Сюжет всем хорошо известен - это андерсеновская сказка о том, как умирал китайский император и о том, как его от этой смерти спас соловей своей песней о любви. У Стравинского соловья олицетворяет флейта. И вот, как представлялась Стравинскому страстная любовная песня. Это, конечно же, любовь Стравинского. Третий, выбранный мной диск, это песня, которую я хотел посвятить памяти ее создателя Алексея Хвостенко. Он был замечательным лирическим автором, как и Портер, он автор музыки и стихов. У него бывают иронические, острые, циничные песни. Но и бывают такие чистые лирические шедевры. И вот здесь он поет: Спой мне, лебедь, птица белая, как я его люблю... Это настоящая, современная любовная песня. Александр Генис: Которая возвращает нас к выставке в институте костюма. Ведь на выставке было очень много нарядов с использованием лебединых перьев. Эта песня Хвостенко завершает наш разговор о весне, о любви и о выставке в Институте костюма. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|