Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[11-01-05]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомБудущее виртуальных библиотек. Бокс в Америке. Песня недели. Фильм недели - "Авиатор" Скорсезе. Книга недели - Письма Трумэна Капоте. Русский камерный хор Нью-ЙоркаВедущий Александр Генис Александр Генис: Я всегда любил одну из самых симпатичных примет американского пейзажа - библиотеку. Обычно она дружелюбна, приветлива и незатейлива. Занимая в американском варианте мироздания лишь небольшой уголок, она норовит его собой украсить. Провинциальные библиотеки, лучше других сохраняющие чистоту породы, невелики, зато всегда нарядны и часто кокетливы. Они располагаются в основательных колониальных особняках, в викторианских, по-курортному легкомысленных коттеджах, в прозрачных домиках-аквариумах, а иногда и в патриотических железобетонных вигвамах. В любом из этих обличий библиотека универсальна, как сельпо: здесь вывешивают объявления о продаже щенков и велосипедов, тут устраивают выставки вязанья и конкурсы варенья, по вечерам здесь собираются анонимные алкоголики, садоводы, двоечники, филателисты, домашние хозяйки и пенсионеры (среди двух последних категорий встречаются и запойные читатели). Собственно, библиотека ограничивает заботу об абонентах их развлечением и просвещением. В первом случае библиотекарь предлагает читателям только новые книги, во втором - только вечные. Но очень скоро и те, и другие нам проще будет найти не в настоящей, а в электронной библиотеке. Недавно Гугл, самая популярных в мире поисковая система Интернета, несколько ведущих американских библиотек и Оксфордский университет объявили о начале работ по созданию легко доступной каждому цифровой библиотеки в Сети. Участвовать в проекте уже вызвались обладатели таких важных книгохранилищ, как Гарвардский университет, университет штата Мичиган, публичная библиотека города Нью-Йорка и Стэнфордский университет. Комментируя эту новость для журналистов главный библиотекарь Стэнфордского университета Майкл Келлер сказал: Диктор: "Через двадцать лет почти все накопленные человечеством знания будут доступны в цифровом формате на Интернете, надеюсь, что бесплатно, так же, как сегодня можно бесплатно пользоваться книгами в библиотеке". Александр Генис: Корреспондент "Американского часа" Ирина Савинова связалась с Майклом Келлером, чтобы расспросить его о плюсах и минусах виртуального книгохранилища. Ирина Савинова: Какие преимущества виртуальной библиотеки? Майкл Келлер: Первое преимущество то, что глобальная виртуальная библиотека будет предназначена для общего, неспециализированного, пользования. И в ней будет не просто библиографическая информация, а и само содержание книг, статей и всяких других видов печатного слова, все, что мы накопили за последние несколько веков. Информация будет преподноситься большему числу читателей, и будет это происходить при помощи очень тонко настроенной поисковой системы. Ирина Савинова: Чем посещение виртуальной библиотеки отличается от посещения обыкновенной? Майкл Келлер: Разница в том, что если индексация сделана правильно, то в виртуальной библиотеке механизм компьютерного поиска найдет, соберет и сам доставит вам нужную информацию, в то время как в обычной вы сперва ищете нужные по теме книги, потом просматриваете страницы за страницами, выбирая и собирая необходимую информацию. Виртуальная библиотека - незаменимый помощник в исследовательской работе, она также прекрасное средство обучения. Мы сможем докопаться до внутренней структуры частей, из которых составлена культура и выявить взаимосвязь между разными частями. Ирина Савинова: Есть ли у виртуальной библиотеки минусы, недостатки? Майкл Келлер: Похоже, что нет. Хотя одним недостатком может стать то, что легкость, с какой информацию можно извлечь из компьютера, полностью отучит людей от усердия. В виртуальной библиотеке, в конце концов, будет такое количество легкодоступных сведений, что мы отвыкнем от тщательного поиска. Важно ведь не столько охватить предмет как можно шире, сколько внедриться в глубину его природы. Впрочем, это мы наблюдаем и в работе с обычной библиотекой. Ирина Савинова: Как библиотекарь, вы не боитесь за судьбу книг? Майкл Келлер: Книгам ничто не угрожает. Во-первых, мы тщательно контролируем технологию перевода книг в цифровой формат, и каким бы способом это не делалось, их не повредят. Во-вторых, я знаю, что мировые издательства и наше издательство, Стэнфорд-пресс, планируют печатать книги вперед на многие годы. В-третьих, книга очень удобна, я имею в виду ее физическую форму. Я думаю, что с возникновением виртуальной библиотеки книг будут покупать не меньше, а гораздо больше. То же произошло, когда мы перевели в цифровой формат какую-то часть книг нашей библиотеки: книги стали брать гораздо чаще. До той поры, пока не создана легкая в пользовании виртуальная библиотека, люди будут читать книги. Так что за книги я не боюсь. И за судьбу библиотек тоже, да и за профессию библиотекаря. Ирина Савинова: Как компьютеризация изменила навыки интеллектуального труда? Майкл Келлер: Мы уже увидели свидетельство влияния компьютеризации на умственную работу и продолжаем проникать в суть этого процесса по мере того, как приспосабливаются читатели электронных текстов. Мы знаем, что для ученых, читающих статьи на Интернете - со множеством видов сервиса, с гипертекстовыми линками, с подробнейшей индексацией - работа по сбору информации стала гораздо быстрее, глубже и легче. В гуманитарной и социальной областях исследовательская работа тоже изменилась - не только по сбору информации, но по ее анализу и оценке. Результат стал более образным, ощутимым, графичным. Ирина Савинова: Как компьютер меняет книгу? Майкл Келлер: Здесь есть два явления. В жанре художественной литературы компьютер провоцирует создание гипертекстовой интерактивной литературы. Автор использует множественные сюжеты, ведя развитие действия во многих направлениях, одно из которых по своему вкусу выбирает читатель. Этот вид электронной цифровой литературы еще не набрал силу, он проходит экспериментальную стадию, но уже есть немало писателей, работающих в этом жанре. В области научной литературы компьютер позволяет собрать исчерпывающую информацию по теме и сделать более глубокий ее анализ только потому, что сделать это легко. Но, как я говорил ранее, хороший исследователь понимает, что только от его таланта и усердия зависит качество информации. Делать кропотливую работу по сбору сведений приходится все равно: что с компьютером, что без него. Александр Генис: Разделяя энтузиазм нашего гостя, я все же не могу не поделиться и своими сомнениями. Мне тоже нравится Интернет, особенно, когда он обещает уравнять нас с привилегированными абонентами роскошных университетских библиотек. Для справок нет ничего удобнее Паутины знаний, уже приближающейся к тому идеалу перечисленной Вселенной, о котором мечтали еще великие французские энциклопедисты. Смущает меня другое. Интернет вкрадчиво, но неумолимо уничтожает книгу как ЛИНЕЙНУЮ медию. Доступ к электронной версии текста, снабженной подробным именным и предметным указателем, упраздняет необходимость читать любую книгу подряд. В поисках нужного мы быстро учимся обходиться только необходимым - фрагментом вместо целого. В сущности, цифровая библиотека - это уже не хранилище книг, а бескрайнее поле ссылок, бесформенный океан информации, лишенный надежных берегов переплета. И это значит, что бесспорно удобная виртуальная библиотека угрожает самому существованию книги с началом и концом, угрожает самой идеи организованного в книгу текста. В самом деле, зачем нужна продуманная, тщательно выстроенная композиция, если читатель все равно будет читать текст в произвольном порядке? Понятно, что со временем эта перемена в читательском поведении вызовет изменения и в авторской стратегии. Какие - предсказать пока трудно, но, думаю, в ответ на вызов виртуальной библиотеки многие писатели возьмут за образец жанр словаря, который только чудаки, вроде меня, способны читать подряд. Как старожил русского Нью-Йорка с 25-летним стажем, я привык к тому, что самый известный эмигрантский анклав нашего города, знаменитый Брайтон-Бич, ни в чем не признает американского прейскуранта. Ладно бы там черный хлеб, кефир, чесночная колбаса. Но ведь абсолютно все - сок, ванилин, сухари, валидол, пиво. Здесь - и, подозреваю, что теперь уже только здесь - можно раздобыть узбекские ковры с социалистическим узором, бюстгальтеры на четыре пуговицы, чугунные мясорубки, бязевые носки, нитки мулине и зубную пасту "Зорьку". Есть здесь, конечно, и собственная пресса. На ее страницах эмиграция продолжает общение на языке, раньше считавшимся пригодным лишь для приватного общения. Лишь на Брайтоне никто не вздрогнет, прочитав в газете, что "Жорика и Беаточку поздравляют с золотой свадьбой". Развлечения на Брайтоне тоже эндемичные - свой юмор, своя баня, свои застольные ритуалы, свои лауреаты еще всесоюзных конкурсов... Однако сегодня многие мои закоренелые представления устарели. Брайтон меняется не только вместе с Америкой, но и вместе с породившей его одной шестой суши. Что говорить, когда я сам видел, как в ресторане "Одесский" подавали суши, правда - с вареной картошкой. Среди более решительных новаций - быстро развивающаяся субкультура профессионального бокса, сделавшая, с помощью выросших в бывшем СССР спортсменов, Брайтон-Бич своей локальной столицей. С этим бесспорно своеобразным феноменом русско-американского культурного скрещивания наших слушателей знакомит корреспондент "Американского часа" Виктория Купчинецкая. Виктория Купчинецкая: Всего на один вечер помещение Театра "Миллениум" на Брайтон Бич в Бруклине изменилось до неузнаваемости: здесь проходят боксерские матчи. Современные гладиаторы - боксеры - вот-вот выйдут на ринг. Через несколько минут собравшиеся зрители - русские, евреи, ирландцы, итальянцы, чернокожие и латиноамериканцы - будут с наслаждением следить за легализованной дракой. Бокс в Америке называют "сладкой наукой наставления синяков". А еще - "трагическим театром", драмой жизни, выраженной в физической борьбе двух тел. И ни в одной стране мира не относятся так серьезно и страстно к этому виду спорта. Борис Гринберг: Школа американская - лучшая школа в мире. Нигде - ни в Германии, ни в России - никто не может научить профессиональному боксу, только в Америке. Виктория Купчинецкая: Рассказывает Борис Гринберг, менеджер двоюродных братьев Тимура и Султана Ибрагимовых - российского и узбекского боксеров, которые последние два года работают в американском профессиональном боксе. Борис Гринберг: И в Англии, на родине бокса, тоже не могут научить этому, только здесь есть настоящие мастера, которые могут научить. Они выросли на ринге, они живут рингом. Мир бокса настолько разнообразен. То есть, это конечно культ, культура. Бокс здесь - как проявление мужественности. Я вот Вам простой пример приведу. Сколько людей помнят Олимпийских чемпионов каких-то там игр, две, три игры назад, даже в том же боксе? А спросите любого, кто такой Майк Тайсон, спросите любого, кто такой Бастер Дуглас, Роки Марчиано. 50 лет уже нет этого человека на свете, но все равно все помнят, кто такой Роки Марчиано. Потому что это тяжеловес, это культовая фигура, знаковая фигура. Виктория Купчинецкая: Зрители ждали жемчужины вечера - сражения Султана Ибрагимова и Джеймса Уолтона. Султан - боксер техничный и опытный, серебряный призер Олимпийских игр в Сиднее. Поэтому неслучайно Джеймс Уолтон, под градом метких ударов Султана, уже в самом начале матча стал терять равновесие. В четвертом раунде он повис на неплотно натянутых канатах и вдруг, как в замедленном кино, проскользнув сквозь них, перевернулся через голову и вывалился из ринга на пол, к ногам пораженных зрителей. Однако боксер приучен драться до конца. Джеймс Уолтон, хромая и покачиваясь, вернулся на ринг и продолжал бой. Он опять принимал от Султана удары в голову. Из его рассеченной брови текла кровь. Он с трудом вышел из очередного нокдауна. В конце шестого раунда врач прекратил матч, опасаясь за его здоровье. Султан Ибрагимов опять победил. Султана Ибрагимова и его двоюродного брата Тимура тренирует Панама Люис. Огромный афро-американец, как елка, увешанный золотыми цепями и бриллиантовыми украшениями, в профессиональном американском боксе Люис считается великим. Он воспитал самого Майка Тайсона. Знаменитый тренер убежден, что скоро о братьях Ибрагимовых услышит весь мир. Панама Люис: Султан Ибрагимов будет первым русским чемпионом мира в тяжелом весе. А Тимур будет первым из Узбекистана. Так что у меня очень важная миссия. Настанет день, когда я пойду по ковру рядом с президентом России Путиным, потому что эти ребята победят. Чему я их учу? Двигаться, двигаться, и собранно бить, в точку. И думать, думать. Если тебя ударили - ни в коем случае не терять голову, а то проиграешь. Виктория Купчинецкая: В Англии в 17 веке кулачные бои среди низших классов назывались "благородным искусством". К 1890-му году в США были приняты современные правила профессионального бокса. А именно - бой в перчатках, 3-х минутные раунды и 1-минутные перерывы между ними. В Америке в зависимости от квалификации боксеров бои продолжаются до 12 раундов. Рассказывает Тимур Ибрагимов, узбекский боксер, ставший профессионалом в США: Тимур Ибрагимов: Перед каждым боем в принципе есть немножко волнения. Это не от того, что ты боишься соперника - нет, это свойственно всем артистам и спортсменам. Но когда уже выходишь и просто видишь глаза своего соперника - об этом забываешь и просто делаешь свою работу. Бокс - это как шахматы. Вот все говорят, женщины говорят, - это мордобой. Но понимаете, если мордобой - ты встал и стучи. Но он же тоже такой, как ты, он же тоже хочет бить. И он видит, что ты бьешь. То есть ты должен нанести комбинацию и в то же время не пропустить удар, уйти, потом обратно нанести. Так что мне из 12 раундов все 12 раундов приходится думать головой. Виктория Купчинецкая: В период с 1945-го по 85-й годы около 370 американских профессиональных боксеров умерли в результате травм, полученных на ринге. Обществу трудно смириться с культивированной дракой. Однако на боксерском матче мы становимся частью некой брутальной церемонии, коллективной агрессии - чего-то, что намного древнее понятия "цивилизации". Артур Мерканти: Меня зовут Артур Мерканти. Я был судьей во время очень известных боксерских боев в 60-х, 70-х и 80-х годах. Например, первого матча между Мухаммедом Али и Джоу Фрэйзером, когда Али в первый раз потерпел поражение. Я вот что скажу - в прошлом боксеры были лучше, чем сегодня. Им приходилось больше работать - у них бои были каждую неделю. Сегодня у боксеров и медицинская страховка есть, и зарабатывают они порой миллионы долларов. Но бокс и тогда, и сегодня - воспитывает характер. Боксер на ринге - совсем один, помощи ему ждать неоткуда. Так что он должен драться до последнего. Виктория Купчинецкая: На ринге американский национальный характер, а именно - американский индивидуализм - достигает апогея. В руках боксера - в его кулаках - американская мечта. Выходец из низших слоев общества может стать богачом и кумиром. Рассказывает Тимур Ибрагимов: Тимур Ибрагимов: Бокс в Америке - это совершенно не то, что бокс в Европе или в России или в Узбекистане. Бокс в Узбекистане - это популярность, и все. А здесь бокс - это большие деньги. Все рвутся в бокс, боксировать. Почему все хотят боксировать с Тайсоном? Потому что Тайсон - самый высокооплачиваемый боксер. Если будешь его оппонентом, проиграешь или выиграешь - получишь несколько сотен тысяч долларов. Поэтому здесь в принципе, я думаю, интерес к боксу будет всегда Виктория Купчинецкая: Один тренер признался, что бокс для него - это как вирус. Излечиться от него невозможно. Эту вредную для здоровья страсть можно только обуздать, продолжая выходить на ринг, пока хватает сил и здоровья. Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: Королю рок-н-ролла Элвису Пресли исполнилось 70 лет. Это не важно, умер ли Элвис от инфаркта в 1977-м году или, во что до сих пор верят многие из его неиссякаемой армии поклонников, инсценировал свою смерть, чтобы скрытно жить вдали от всепоглощающих лучей славы: Начав свою музыкальную карьеру в 54-м году, за 20 лет Элвис из скромного водителя грузовика вырос в самую, возможно, важную музыкального фигуру века. Отец рок-н-ролла, он создал и всемирный язык поп-культуры. Но главное - Пресли продолжает оказывать своё влияние на музыку. Вырастает новое поколение поклонников. На спутниковом радио существует радиостанция, 24 часа играющая исключительно Элвиса. Уже много лет он возглавляет список самых продуктивных усопших, умудрившись заработать, только в 2003-м году 40 миллионов долларов. И, конечно, песни в его исполнении продолжают занимать первые места в хит-парадах мира. Как, например, эта композиция голландского диджея ДжиЭксЭл, смешавшего песню Элвиса с современными танцевальными ритмами. Живее всех живых, Элвис Пресли - заслуженный монарх своего невероятно разросшегося, королевства. "Чуть меньше слов, чуть больше дела, пожалуйста" поёт на новый лад Король рок-н-ролла: "A Little Less Conversation". Александр Генис: Новая картина Мартина Скорсезе "Авиатор" вышла в самом конце ушедшего года и мгновенно получила наибольшее число номинаций на награды иностранной прессы, Glob Awards. Не трудно предсказать, что "Авиатор" будет лидировать и в списке оскаровских номинаций. О новой работе одного из крупнейших американских режиссеров рассказывает кино-обозреватель "Американского часа" Андрей Загданский. ('The Aviator' by Martin Scorsese) Андрей Загданский: Картина Скорсезе сделана твердой и очень профессиональной рукой. Режиссер прекрасно знает, как поддерживать энергию фильма на высоком уровне, как не дать зрителю заскучать, как дозировано точно впрыскивать кино-адреналин. Он знает, как соблазнить нас заманчивым жизненным стилем избранных, их любовными похождениями и их причудами. Но, главное, он знает, как ритмически удержать такой большой фильм - 166 минут, почти три часа. Правда, материал для выполнения всех этих задач у Скорсезе исключительно благодатный. "Авиатор" - фильм об одном из самых эксцентричных американских предпринимателей, миллионеров и плейбоев - о Ховарде Хьюзе. Хьюз получил после смерти своих родителей огромное состояние, значительную часть которого он инвестировал в кино и в авиацию. Его первый фильм "Hell's Angels", "Ангелы Ада" - о пилотах времен первой мировой войны стал абсолютным бюджетным рекордом для 1930-го года и по сей день впечатляет любителей кино замечательным воздушными схватками. Понятно, что в те времена искусство специальных эффектов было в зачаточном состоянии. Потому пилотам пришлось по-настоящему летать, и трое из нанятых Хьюзом ассов погибли на съемках. Если я не ошибаюсь, это - единственная картина, поставленная Хьюзом-режиссером, после этого он лишь продюсировал фильмы. Вся творческая энергия Хьюза ушла в авиацию. Строительство самолетов было его подлинной страстью. Несколько сконструированных им самолетов побили рекорды скорости и высоты. Второй страстью, а, может быть, все же, и первой, были женщины. Широко известны его романы с суперзвездами американского кино - Кэтрин Хэпберн и Авой Гарднер, и многочисленными старлетками, чьи имена не сохранила история кино. Третья - и самая пагубная - страсть объяснялась безумием. Существуют разные версии диагноза - шизофрения, "байполар дисордер", травмы головы, после нескольких критических авиационных катастроф (Хьюз любил сам испытывать построенные им самолеты). Так или иначе, в последние годы своей жизни он не выходил из номера гостиницы, не стриг ногтей и волос, и стал в американском сознании символом сумасшедшего затворника. Умер Хьюз в 1976 году в возрасте семидесяти одного года. Скорсезе, однако, ограничивает повествование строгими временными рамками - от начала работы над фильмом "Ангелы Ада" до успеха самого амбициозного проекта Хьюза - взлета гигантского самолета "Геркулес" в конце сороковых годов. Александр Генис: Как же Скорсезе обошелся с самой шокирующей частью в биографии своего героя - с его безумием? Андрей Загданский: Конечно, это - слишком интересный и драматургически благодатный материал, чтобы такой режиссер, как Скорсезе (помните "Таксиста" с Робертом де Ниро?), прошел мимо. Начиная со второй половины фильма Хьюз соскальзывает в безумие, и это постепенное падение рассудка, это раздвоение, гораздо интереснее, чем полномасштабные приступы - которые сильно тормозят действие, и не добавляют ничего нового в наше понимание главного героя. Фильм заканчивается триумфом героя - испытание Геркулеса прошло удачно - и мгновенно наступающим вслед за этим очередным приступом безумия. Александр Генис: Андрей, главную роль в фильме играет Ди Каприо, который после "Титаника" сам заработал себе репутацию экстравагантного миллионера-плейбоя, которого из-за учиненных им дебошей не пускают в приличные отели. Удалось ли актеру вернуться в большое кино? Андрей Загданский: Пока трудно сказать. Игра Леонардо Ди Каприо оставляет вполне благоприятное впечатление. Это - хорошая актерская работа. Но и не более того. Самая интересная в фильме роль Кейт Бланшет, которая играет Кэтрин Хэпбер. Не обладая даже отдаленным физическим сходством, она создает абсолютно убедительный образ знаменитой актрисы. Александр Генис: Какие, по Вашему, перспективы у "Авиатора" в гонке за "Оскарами"? Андрей Загданский: Полагаю, что Ди Каприо получит номинацию на "Оскар" за лучшую мужскую роль. А там - кто знает? Я думаю, "Оскар" достанется либо Джеми Фоксу за исполнение роли Рэя Чарльза, либо Ди Каприо за исполнение роли Ховарда Хьюза. Третьего, на мой взгляд - не дано. Александр Генис: Любопытно, что вперед вырвались биографические ленты. Что между ними общего? Андрей Загданский: Дело не только в том, что оба фильма построены на документальном биографическом материале. Важнее, что и "Рэй", и "Авиатор" рассказывают любимую американскую историю: путь наверх - и жизнь наверху. Впрочем, Ховард Хьюз начал свой жизненный путь уже "наверху" - в отличие от Рэя Чарльза. И в этом смысле "Авиатор" напоминает другой американский миф - великий фильм Орсона Уэллса "Гражданин Кейн". Это, кстати, отлично понимает сам Скорсезе. Фильм заканчивается и начинается почти цитатой из "Гражданина Кейна" - многозначительный эпизод из раннего детства героя. Александр Генис: Как для многих читателей моего поколения, проза Трумэна Капоте, появившаяся на русском в самом конце 60-х, стала открытием. Мы услышали еще один голос американской литературы, разительно отличавшийся от кумиров той эпохи - Хемингуэя и Фолкнера с их героической подчеркнуто мужской интонацией, литература Капоте звучала трогательными фальцетом со всеми оттенками мучительного переходного возраста. Эта была странная смесь чеховской тонкости со свойственной американскому Югу (Капоте - уроженец Нового Орлеана) сюрреалистической дымкой. Я бы сказал, что нам, молодым, но уже закоренелым поклонникам американской словесности, Капоте заменял еще ненаписанную к тому времени "Школу для дураков" Саши Соколова. В сегодняшней Америке, Капоте, которого, впрочем, никогда не забывали, всплыл на поверхность в связи с публикацией самого полного собрания переписки писателя. Об этой книге, создающий, я бы сказал, фасеточный эпистолярный портрет одного из самых обаятельных американских писателей со страшной биографией рассказывает обозреватель "Книжного обозрения" "Американского часа" Марина Ефимова. ("КОРОТКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ. ПИСЬМА ТРУМЭНА КАПОТЕ") Марина Ефимова: В предисловии к "Короткому удовольствию" - сборнику писем Трумэна Капоте - составитель Джералд Кларк предупреждает, что эксцентричный писатель был эксцентриком даже в правописании. Он, например, неверно писал слово "гений", genius, путая последовательность букв I и U. Ошибка эта была особенно пикантна потому, что карьера Капоте началась с объявления его "молодым гением". Так называл прозаика издатель его первого романа "Другие голоса, другие комнаты", так отрекомендовал его писатель Сесил Битон английской королеве-матери и таким его считали все знаменитые красавицы - от Глории Вандербильд до Уны О'Нил. Только литературные критики не могли решить, гений ли Трумэн Капоте. Кларк пишет: Диктор: Один из американских рецензентов романа "Другие голоса, другие комнаты" назвал роман "переперченной смесью из убийства, изнасилования, гомосексуальности, болезни и сумасшествия..." Критик Элизабет Хардвик в "Партизан Ревью" окрестила Капоте "второстепенным имитатором очень талантливой второстепенной писательницы Карсон Мак Каллерс"... Марина Ефимова: Только писатели и читатели оценили "почти Уайльдовский эстетизм" Капоте, изысканность и искусную выделку его фраз, его светлый романтизм. Американская писательница Цинтия Озик писала, что роман "Другие голоса..." был "знаменем, поднятым против уныния и неряшества послевоенной прозы". Благодаря Капоте встрепенулось целое поколение писателей, от имени которого Номан Майлер сказал: "Трумэн лучше всех нас пишет прозу - слово за словом, ритм за ритмом"... Однако даже писатели признавали, что ошеломительный успех его первого романа во многом определялся не текстом, а портретом автора на обложке. Рецензент сборника писем Капоте Дэниел Мендельсон в "Нью-Йорк Таймс Бук Ревью" пишет: Диктор: 23-летний Капоте лежал на диване, глядя в камеру прекрасными, голодными глазами мальчика, истосковавшегося по любви... Сам Капоте признавал, что эта экзотическая фотография создала ему дурную славу, которая преследовала его многие годы. С другой стороны, именно эта смесь лукавства эльфа и беззащитности ребенка очаровывала всех, кто его знал: "Так интеллигентен, так остроумен, так мудр... и весел, как ребенок", - писала в письме о нем королева-мать... А голливудский магнат Дэвид Селзник говорил о 28-летнем Капоте: "Чудесный, но скверный мальчик". Марина Ефимова: Любопытно, что этот полудетский статус Трумэна Капоте сопутствовал ему до 40 с лишним лет. Однако его литература буксовала. За 15 лет Капоте прибавил к первому роману только две новеллы (правда, очаровательные: "Лесная арфа" и "Завтрак у Тиффани"), несколько рассказов и эссе для "Нью-Йоркера", в том числе эссе "Там, где слышны музы" - о его путешествии в Советский Союз. И вдруг в 1966 году слово "гений" снова замелькало в отзывах на его прозу. В 40 лет Капоте написал документальный роман "Обыкновенное убийство". Это было зрелое, психологически точное, по-журналистски безжалостное описание бессмысленного убийства фермерской семьи двумя молодыми бродягами. Книга сама по себе был триумфом, но автор закрепил его внелитературным способом. Мендельсон пишет: Диктор: Его главным успехом 1966 года стал легендарный черно-белый бал, данный им в честь Кэтрин Грэм, владелицы газеты "Вашингтон Пост", дружбу с которой (равно как и с другими знаменитыми дамами), Капоте культивировал с таким искусством и терпением, с каким талантливый садовник культивирует экзотические растения. Марина Ефимова: Вторым словом, которое Капоте всегда писал неверно, было слово "разочарование". И опять, по иронии судьбы, оно стало главным в конце его жизни. Из писем Филис Кёрф, жены издателя Капоте: Диктор: Сразу после двойного успеха 1966 года что-то разладилось в жизни Трумэна, причем катастрофически. Работа над романом психологически надорвала его. Мягко выражаясь, он начал пить, а честно говоря, стал алкоголиком. Он писал все меньше, а обещал все больше. Он планировал серию статей об убийствах гомосексуалистов, он намекал на большой роман в духе Пруста. Он дошел до того, что врал, как школьник, уверяя, что потерял написанное, или даже, что у него украли рукопись. Марина Ефимова: Вместо романа в духе Пруста, в журнале "Эсквайр" появились неуклюже написанные главы, в которых он предавал всех богатых леди, баловавших его и доверявших ему свои секреты. Ему все отказали от дома. Уайат Купер, муж одной из описанных Капоте дам, Глории Вандербильд, писал в письме, что несчастный Капоте, лишившись друзей, проводит время со случайными любовниками - "с людьми без лиц", как выразился Купер. Один из таких временных партнеров, Джон О'Ши, пытавшийся устроить дела Капоте, жаловался: "У меня такое ощущение, будто я имею дело с маразматиком и с младенцем в одном лице". Капоте выглядел, как пародия на самого себя: пухлый немолодой человек с детским лицом, который в состоянии опьянения не успевал (да и не старался) дойти до уборной. Его детская шкодливость обернулась злобной мстительностью. Он даже нанимал людей, совершавших акты вандализма в квартирах изменивших ему любовников. "Трумэн Капоте, - пишет Дэниел Мендельсон, - явил собой пример жизненной неудачи художника, чей ранний успех был таким триумфальным, что и его жизнь, и его искусство потом постоянно сравнивались с этим триумфом. (То же самое случилось с Орсоном Уэллсом и Марлоном Брандо, которых так замечательно сам Капоте описал в своих эссе). Мендельсон дальше пишет: Диктор: Разбирая последние работы Капоте, безжалостный Гор Видал писал: "Трумэн думал, что Пруст собирал сплетни об аристократах и делал из них литературу". Не так просто, конечно. Капоте мечтал писать, как Пруст. Он не знал, что уже создал одну великую книгу. "Обыкновенное убийство" было написано, скорей, в духе Драйзера, чем Пруста, с бесстрашным реализмом (так же, как и его лучшие рассказы: "Дети в день рождения" или "Банка с серебром"). Но они не соответствовали представлению писателя о самом себе. Марина Ефимова: Соблазненный собственной репутацией, Трумэн Капоте проглядел путь, который мог привести его к величию. Александр Генис: Благодаря щедрой русской традиции, подарившей нашим соотечественникам двойной набор зимних праздников, елки у нас стоят на две недели дольше, чем в остальных американских домах. Я бы даже сказал, что в русском Нью-Йорке и Рождество, и особенно Новый год по старому стилю справляются с особой теплотой, подчеркивающей связь с корнями. Среди прочих традиций нью-йоркских святок - праздничные концерты русской духовной музыки. Об этом нам расскажет сегодняшний гость "Американского часа", основатель и бессменный руководитель Русского камерного хора Нью-Йорка Николай Качанов, отметивший в канун Нового года 20-летие своего коллектива, прославленного и на нашей - не бедной - музыкальной сцене. С Николаем Качановым беседует Майя Прицкер. Майя Прицкер: Николай, 20 лет тому назад вы создали русский камерный хор Нью-Йорка. У вас была какая-то концепция, какая-то сверхзадача или просто хотелось делать то, что вы уже знали и умели? Николай Качанов: Все вместе. Во-первых, я уже был сложившийся музыкант к тому времени, когда мы приехали в Америку. Мне не удалось перестроиться, хотя я старался. Так что я приложил все усилия к тому, чтобы продолжить свою музыкальную линию. И мне удалось создать хор. Но, главными источниками моего желания были не только мои собственные музыкантские, но и тот факт, что я обнаружил, что здесь, в Нью-Йорке, недостаточно знакомы с настоящей русской хоровой культурой. Это меня задело, и на таких началах я и создавал этот русский хор. Майя Прицкер: У вас в хоре есть и русские, и американцы и, насколько я знаю, поначалу были, в основном, как раз американцы. Каким образом они к вам приходили, как вы с ними занимались, как вы добились того, что некоторые из них, не так хорошо владевшие русским языком, так замечательно пели на русском языке русскую классику? Николай Качанов: Моей главной идеей было не просвещение русских, а создание хора, который поможет американцам понять русскую культуру. Поэтому с самого начала этот хор был американским. Он американским и остается. Но, конечно, никакой селекции нет. Я принимаю в хор любого, кто в состоянии пройти прослушивание и выдерживает наш режим. Поэтому у нас поют и люди, имеющие азиатские корни, и африканские, есть и русские, и украинцы. Русская часть сейчас занимает около трети состава хора. Майя Прицкер: Вы - человек, который вырос в русской хоровой культуре, который учился в консерватории, работал с хором Минина, знал, что там происходит, и очень глубоко врос в русскую хоровую культуру. С другой стороны, вы уже довольно много лет живете в атмосфере американской хоровой культуры. Что в ней другого? Я имею в виду не только музыкально-исполнительскую сторону, но и социальную, способ существования хоровой культуры в этой стране? Николай Качанов: Действительно, разница огромная. Дело в том, что когда я учился музыке в России, я учился профессионально, в консерватории. Но условия тогда были иные, потому что наша цель тогда была стать профессионалом. Здесь ситуация более натуральная. Она настолько натуральная, что приходится определенное количество хоров на определенное количество жителей. У меня в хоре поют любители. Но некоторые из этих любителей в состоянии сесть и сыграть себе с листа партитуру, и спеть свой голос. Это колоссально музыкально и интеллектуально развитые люди, которые просто не избрали когда-то музыку своей профессией. Майя Прицкер: Насколько много здесь любительских хоров? Или, все же, больше профессиональных? И есть ли у вас сейчас конкуренты в сфере русской музыки? Николай Качанов: Здесь больше любительских хоров. Иногда, когда я слушаю концерты моих коллег, я часто ловлю себя на мысли, что вот это сочинение можно прямо сейчас записывать на пластинку. Уровень любительских хоров практически профессионален и, в этом смысле, конечно, здесь не так просто выдержать конкуренцию. Многие певцы поют в нескольких разных хорах, и люди сравнивают. Каждый имеет свою характеристику и свой вес. Мы тоже имеем свой портрет. Мы давно уже приняты и, надо сказать, что петь у нас в хоре считается престижным, хотя, в то же время, специфика - русский язык - многих отпугивает. Но говоря в целом, конкуренции в русской сфере нет. Она должна быть. Здесь могли бы существовать совершенно спокойно 3-4-5 русских хоров. Я не знаю, почему это еще не произошло. Майя Прицкер: Вы хотите сказать, что они могли бы существовать потому, что есть спрос на русскую музыку? Николай Качанов: Конечно. Сам интерес американцев к русской культуре, такое благоволение к этому, по-моему, предполагает существование нескольких хоров. Майя Прицкер: Я знаю, что вы стараетесь исполнять не только русскую классику, но и современных композиторов из бывшего Советского Союза. Расскажите, как вы находите партитуры, имеют ли тут значение ваши старые связи? Николай Качанов: Надо сказать, что времена меняются, теперь стало легко находить партитуры. Я помню историю вначале, когда я просто метался, я так хотел исполнить Свиридова и не мог найти ни строчки его музыки. На "Голосе Америки" у меня была передача, я пожаловался в эфир, что здесь не знают Минина, Свиридова, корифеев современной русской хоровой культуры. Очень было интересно, потому что в этот день и Свиридов, и Минин слышали эту передачу, находясь в разных концах России. И Свиридов прислал мне свои ноты. Сейчас ситуация изменилась. Сейчас мы можем достать любые партитуры. Конечно, я люблю исполнять современную музыку. Мы исполняли музыку Ефрема Подгайца, его потрясающую мессу, посвященную трагедии 11 сентября в Нью-Йорке, мы пели не раз Владимира Рябова, Виктора Капытько из Белоруссии, Феликса Байораса и, конечно, моих друзей таких сибирских композиторов, как Брий Шибанов, Захар Бляхер. Всего не перечтешь. Мы поем и экспериментальные сочинения. В этом году пели даже мои сочинения, в которые я включил синтезаторы и использовал горловое пение. Невозможно передать всю сферу. Но, в целом, современная музыка меня интересует, этот вопрос меня волнует. Я считаю, что мало уделяется внимания возможностям молодых композиторов, я почти их не знаю, рад был бы помогать. Но есть какие-то пределы. Когда планируешь концерт, то план твой делится на две части: мечта и реальность. Публика нам очень доверяет. У нас замечательные слушатели, они всегда к нам приходят. Вся история от написания партитуры до ее исполнения очень громоздкая, очень сложная. Майя Прицкер: Не собираетесь ли вы в Россию? Николай Качанов: Конечно, собираюсь. Но, опять же, где реальность, где мечты? У нас есть план и есть практически приглашение из московской консерватории, где этой весной будет конференция по русской литургической музыке и нам есть что привезти. Я кое-что здесь раскопал. Например, Хайф, ученик Рахманинова и Стравинского, который писал изумительную духовную музыку. Но этот план приехать в Россию меня очень давно. Майя Прицкер: Будем надеяться, что и эту передачу услышит кто-нибудь в России, кто откликнется и поможет, как, в свое время Георгий Васильевич Свиридов помог вам с партитурой. Спасибо большое, Коля, поздравляю вас с юбилеем и всего доброго. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
