Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
3.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[18-05-04]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомНовый блокбастер на античный сюжет. Слёт парикмахеров в Нью-Йорке. 2000 неизвестных страниц Скота Фицджеральда. Роман о Леонардо да ВинчиВедущий Александр Генис
Александр Генис: Скандал, вызванный жестоким обращением с иракскими заключенными, подтвердил худшие опасения военных психологов. Проступки немногих волей-неволей бросают тень на всю армию. И это значит, что, как во времена Вьетнама, американских солдат могут ожидать послевоенные стрессы, которые угрожают ветеранам по возвращении домой. Ведь война, всякая война, опасна еще и потому, что она часто оставляет после себя "потерянное поколение", людей не сумевших забыть пережитое. Помочь им неожиданно взялась наука, точнее - фармацевтика, усиленно работающая в последнее время над уникальным, почти фантастическим "лекарством от памяти". Но как всегда это бывает с такими радикальными прорывами главным становится этический вопрос - можем ли мы, общество в целом, позволить себе искусство забывать? Этой проблеме посвящена пространная статья Робина Хэнига "В поисках забвения", опубликованная в недавнем выпуске "Нью-Йорк Таймс Мэгэзин". Познакомить наших слушателей с этим жгуче актуальным материалом я попросил Владимира Гандельсмана. Владимир Гандельсман: Речь в статье идет о посттравматическом стрессовом расстройстве, о путях его преодоления и о нравственной стороне вопроса. Автор начинает со случая некой женщины Катрин, которая долгие годы не могла забыть, как подверглась нападению и насилию со стороны наркомана. Всякий раз, когда с ней случается что-то неординарное, пусть даже незначительное, она вновь и вновь переживает тот случай. Что делать? Есть два подхода. Известный нам подход - это подход психотерапевтов, а именно: необходимо как можно подробней вспомнить стрессовую ситуацию, прожить ее до конца, и таким образом избавиться от наваждения. Другая идея, и ей как раз посвящена статья, заключается в том, чтобы все забыть. Терапия забвения. Диктор: Спустя 8 лет после изнасилования, Катрин получила небольшую травму: ее сбил велосипедист, - и, зная свою предрасположенность к посттравматическому синдрому, она согласилась на стационарный эксперимент. Ей давали лекарство (пранолол), которое якобы ограничивает воздействие разрушительных воспоминаний. Разработчик этого средства - доктор Питман. Его гипотеза может привести к перевороту в понимании самой сути памяти, позволяя нам манипулировать составом человека. Не лучше ли было бы для Катрин, хочет сказать ученый, забыть травму, чем непрерывно к ней возвращаться с помощью психотерапевтов. Если мы можем облегчить боль таких, как она, то что нас останавливает? Но эксперты по этике считают, что нельзя лишать человека того, чем он является со всеми своими психологическими травмами, - ибо лишить его, пусть трагического, но опыта, - значит упростить и преуменьшить его личность. Болезненные воспоминания - тоже человек, и человек - обогащенный опытом. И вообще - как наше общество может принять такой метод лечения: избавление от памяти, - когда мы так боимся склероза? Чем больше память, тем успешнее человек: во всем: в учебе, бизнесе и т. д. Однако когда речь заходит о памяти, - больше не значит лучше. Примером тому может служить один из рассказов Борхеса: Диктор: Герой после падения с лошади становится паралитиком и одновременно обретает феноменально подробную и бесполезную память: он помнит форму облаков определенного дня и может сравнить их с прожилками мрамора, увиденными однажды и т. д. и т. п. Это память, похожая на кучу мусора. Воспроизведение мельчайших деталей отнюдь не свидетельствует об уме человека. Способность мыслить связана как раз со способностью абстрагироваться. И нормальный человек обладает этой счастливой способностью: забывать все, что не связано с эмоциональным подъемом. Владимир Гандельсман: Но вернемся к экспериментам ученых. Они доказали эффективность своего лекарства "забвения" рядом экспериментов, в частности, с ветеранами вьетнамской войны. Стрессовое состояние, то есть состояние больного, отличается от просто эмоционального состояния тем, что больной психически полностью возвращается в ситуацию стресса: бывшие солдаты досконально помнят каждую деталь вьетнамского сражения: запах, температуру, звуки и т. д. Когда ученый спросил пациентов, думают ли они, что воспоминания дурно влияли на их жизнь, те отвечали положительно: да, дурно. Вот тут-то и пора задать центральный вопрос: что может повлечь за собой подобное открытие? Если мы в состоянии изменить содержание собственных воспоминаний, их эмоциональную окраску, как бы нам ни хотелось облегчить те страдания, которые они вызывают, мы перестраиваем человека. Душевное страдание, тревога, печаль имеют право на существование как ответ на непрочность (хрупкость) человеческого существования. Учёные научились разобщать наше прошлое с воспоминанием о нём, но не подвергается ли при этом опасности наша способность достойно встречать экзистенциальные проблемы? Кроме того, чувство боли способствует развитию чувства сострадания. Неспособность страдать может повлечь за собой обманчивую уверенность в окружающем, неприятие страданий других - равнодушие к насилию и жестокости. Возможно, то, что чрезвычайно болезненно для человеческой психики, тем не менее, необходимо обществу, так как поддерживает нравственность. Может быть, не так уж и хорошо чувствовать себя в этом мире слишком уютно, особенно учитывая реальность зла? И, как знать, не потеряем ли мы способность переживать и радостные эмоции, заодно с тяжёлыми? Но как узнать где проходят границы между нормальной и нездоровой реакцией? Что может быть полезного, спрашивают учёные, для кого бы то ни было, в воспоминаниях о военных сражениях, насилии, террористических нападениях? Конечно, жизненный опыт не должен и не может быть целиком положительным, но некоторые жизненные проблемы категорически отличаются от остальных. Если, например, общество посылает солдата в бой, не несёт ли оно потом ответственность за его психическое здоровье? Угрызения совести, испытываемые солдатами по возвращении с фронта, возможно, тормозят наши милитаристские поползновения. Известно, например, что, вернувшись домой, ветераны вьетнамской войны особенно резко высказывались против неё. Но имеем ли мы право покупать общественную совесть тысячами сломанных жизней? Мы вылечиваем, по мере возможностей, телесные раны, так почему же не хотим лечить раны психологические? Какой смысл заново безрезультатно переживать одну и ту же трагедию, безвыходно оставаясь в прошлом, и не столь же это опасно, сколь уничтожение памяти? Легко разглагольствовать о пользе страданий, но бывает, что человека порабощает собственная память, и в этом нет ничего, что добавляло бы человеку достоинства. Если наше общество наделяет себя правом оставлять человека в состоянии глубокой травмы только благодаря некоему идеализированному определению личности, то, возможно, само понятие личности извращено в сознании нашего общества. Александр Генис: Наша следующая рубрика - "Экран недели" - сегодня тоже связана с военными заботами. Но это - совсем другая война: "Бессоница, Гомер, тугие паруса, я список кораблей прочел до середины:" Итак - "Троя", голливудская версия "Илиады". Своими впечатлениями от этого фильма делится со слушателями кинокритик "Американского часа" Андрей Загданский. Андрей Загданский: В Америке началось жаркое лето. Первый блокбастер, который должен по замыслу продюсеров поглотить в прохладных залах кинотеатров всех студентов и школьников, вышел 14 мая в прокат по всей стране, и - заодно - во всем мире, после не слишком успешного премьерного показа на Каннском фестивале. Речь, конечно, идет о "Трое" режиссера Вольфганга Петерсона. Бюджет фильма составляет по разным оценкам от 170 до 250 миллионов долларов. Вольная адаптация Гомера принесла в первый же уик-энд свыше 45 миллионов долларов. Это очень хороший финансовый показатель, но я не думаю, что Троя установит новые рекорды. Скорее всего, фильм ждет забвение уже через несколько недель. Новым "Титаником" фильму стать не суждено - ни по Оскаровским номинациям, ни по кассовому сбору. Всякому зрителю, который прочел в детстве "Легенды и мифы древней Греции" Куна, или же - в старшем возрасте - "Илиаду" Гомера, критиковать фильм не составит никакого труда. Опять наврали, скажет недоброжелательный критик, и будет прав. Гектор не убивает Менелая и Елена не прячется после падения Трои в некоем туннеле. Оба они возвращаются в Спарту и живут с Менелаем до старости. Вольность, пожалуй, непростительная при адаптации классических мифов. Брад Питт, который играет Ахилла, выглядит уж слишком англосаксом, чтобы походить на ахейского воина. Безупречно накаченное тело актера явно не компенсирует одинаково пустые голубые глаза, которые никак не вяжутся с рефлексирующей риторикой печального героя. Батальные сцены должны волновать и они действительно волнуют, но не очень. Вероятно потому, что зритель, вслед за авторами, не знает, кому отдать свои симпатии - грекам или троянцам. И те, и другие вовлечены в эту войну против своей воли, все герои выполняют свой долг, в сущности, не желая того. Попав в безупречное благородство греческой трагедии, мы не в состоянии разделить мир на плохих и хороших. Мы не знаем, кому отдать свои симпатии. Впрочем, все это мнение неблагосклонного критика. Каждая эпоха трактует предыдущую культуру на свой манер. Уже римляне прочли по-своему греков и даже переименовали олимпийских богов. Голливуд переписывает греческую мифологию по своим собственным законам, по правилам собственного мифотворчества. Вот почему Елена сама бежит с Парисом, а не похищена из дома Менелая, вот почему Менелай убит в схватке с Гектором, а не возвращается в Грецию с беглой женой. Драматургическое клише любовного треугольника - куда более современный и понятный зрителю миф. Когда греки врываются в Трою и поспешно опрокидывают мраморного Аполлона, их действия напоминают знакомую телезрителям сцену - американских солдат, опрокинувших статую Саддама Хуссейна в Багдаде, чуть более года назад. Впрочем, никто не знает, как на самом деле обошлись ахейцы с троянским богом, когда они взяли город. Известно другое: съемки фильма начались в апреле прошлого года, поэтому вполне вероятно, что падение каменного кумира в фильме копирует, напоминает, рифмуется с событиями другой, куда более близкой нам войны. Александр Генис: В непомерно огромном Центре Джавица, который занимает сразу несколько нью-йоркских кварталов, прошел всемирный слет парикмахеров. Надо сказать, что этот вид искусства в Америке соединил в себе самые архаические и самые современные, я бы сказал, постмодернистские черты. С одной стороны парикмахерскую здесь все еще отмечают традиционной вывеской, которая древней самой Америки: полосатый красно-белый жезл, имитирующий руку, кровь и бинты, которыми перевязывали после кровопускания вену средневековые шарлатаны-цирюльники. Но и без того репутация у парикмахеров сомнительная. Фронтирский фольклор изображал их болтунами, сплетниками и балагурами. Вроде бы в такой патриархальной цирюльне овладевал ремеслом юмориста будущий О. Генри. Когда-то парикмахер - слуга всякому - считался единственной роскошью, доступной бедняку. Свидетели тех времен - обитые кожей дубовые парикмахерские кресла, украшают ныне антикварные магазины. В сегодняшней Америке парикмахерское ремесло не только сохранило старые, но и обросло новыми легендами. Стейнбек, посвятивший этой теме несколько неожиданно пламенных абзацев, писал: Диктор: Мне приходилось слышать, как на мнения парикмахеров в вопросах искусства, литературы, политики, экономики, ухода за детьми, а также по вопросам морали ссылались как на нечто непререкаемое. Умный, вдумчивый, деятельный парикмахер обладает властью, которая кажется непостижимой. Александр Генис: Сгустки этой "непостижимой власти" сосредоточились сегодня в салонах красоты. Тут создаются уже не прически, а имиджи. Парикмахерские считываются в целые послания, написанные той видеоазбукой, которую страна телезрителей понимает лучше обычного алфавита. Так парикмахеры превращаются в чеканщиков личин. Сегодняшние куафюры играют при "богатых и знаменитых" роль приближенных наперсников и тайных советников, они умело готовят своих клиентов к победам на всех фронтах - от любовного до политического. Понятно, что в демократической стране, где любая нелегитимная власть внушает страх и недоверие, к могуществу парикмахеров относятся с подозрением. Так, Клинтону долго не могли простить двухсотдолларовую стрижку у модного парикмахера. А нынешнему претенденту-демократу Джону Керри газеты уже поставили в счет слишком тесную зависимость от его парикмахера, который на днях пересек на самолете полстраны, чтобы поправить прическу кандидата. Чтобы познакомиться с мастерами, владеющими такой властью, мы отправили на выставку корреспондента "Американского часа" Раю Вайль. Рая Вайль: Со всего мира съехались в Джавиц-центр представители индустрии красоты. Шум стоит невообразимый. Везде что-то демонстрируют... рекламируют, продают... Всего два дня проходила выставка. Но, несмотря на то, что билет стоил недешево - 80 долларов за день, - посетить ее успели тысячи нью-йоркских мастеров... тут и косметологи, и массажисты, и специалисты по стрижке, краске, прическам, маникюру, педикюру, наращиванию ногтей и кудрей. Короче, все те, кто помогает нам оставаться как можно дольше молодыми и красивыми... Джордж Вайсен, специалист по удалению ненужных волос на лице и теле... так называемый ваксинг... Усаживая меня в кресло, чтобы подправить брови, а это всегда болезненный процесс, он рассказывает о том, чего добилась в этой области его компания... Голос: Мы разработали формулу, при которой удаление волос стало более простым и безболезненным процессом. Как и в красках для волос, у нас теперь тоже есть ваксинг для разного типа кожи и волос... Причем наш ваксинг никогда не превышает температуру тела.... Восемь видов различного ваксинга - для бровей, для губ, для носа, для лица, для подмышек и прочих интимных частей тела.... вместо одного для всего тела... Именно поэтому у нас никогда не бывает аллергических реакций - То есть, больно не будет? - с надеждой спросила я Джорджа, все еще не веря, что такое бывает... Голос: Нет... Это очень хороший продукт. Вы будете чувствовать себя комфортно, - улыбается он, накладывая липкий и теплый раствор на мои брови. Пригладил тряпочку... рванул... засмеялся: - Вот и все... Не надо больше выщипывать брови пинцетом или, что еще больнее, удалять ненужные волоски ниткой... Наш раствор сам делает всю работу... - Действительно, больно не было... - Согласитесь, что наш ваксинг самый лучший из всех имеющихся сегодня на рынке... ... Посмотрев в зеркало на свои подправленные брови и оставшись довольной, я решила кинуться во все тяжкие и попросила сделать мне еще и омолаживающие парафиновые процедуры... Пока руки мои находились в парафиновом растворе, как в перчатках, Джордж рассказывал об эффекте этих процедур... Голос: Парафин смягчает, увлажняет и питает кожу... делает ее более упругой... Ведь руки стареют в первую очередь. ... Выставка расположилась в трех гигантских залах Джавиц-Центра, где обычно устраивается Автошоу. Чтобы все тут посмотреть, и недели не хватит... В одном месте показывают, как укладывать локоны, в другом - как их распрямлять... Я беседую с мастером этого делам из Испании Мигелем Пелопесом... Голос: Мы специализируемся на распрямлении любых волос, - говорит он, - от жестких до мягких... для чего нужно иметь специальный диплом... Мы также продаем оборудование, при помощи которого женщины сами могут дома распрямлять свои кудри, или, наоборот, если им надоели прямые волосы, завить их так, как им хочется. Женщины любят менять свой облик... Сегодня с прямыми волосами, завтра с мелкими кудрями, а послезавтра - с пушистыми локонами... ... Все понимаю, но зачем все-таки распрямлять волнистые от природы волосы? Голос: А зачем женщины, да сегодня уже не только женщины, делают завивки? - вопросом на вопрос отвечает Мигель. - Почему одни хотят стать блондинками, а другие брюнетками... Люди часто недовольны тем, какими они родились... им хочется изменить свою внешность... и мы готовы им в этом помочь... ... Моя приятельница Юля Валевич, с которой мы вместе отправились на эту выставку красоты, сказала, что все это напоминает ей Женский день... 8 Марта... Самое сильное впечатление на нас обеих произвело новое оборудование для маникюра и педикюра. Садишься в шикарное кресло, и пока твои руки и ноги приводят в порядок, кресло осуществляет массаж. Причем хороший массаж... Мы попробовали... Ну а напоследок мы сделали себе полный макияж лица... Новую итальянскую косметику опробовали на нас мастерицы этого дела из Милана. Выйдя на улицу, мы друг друга не узнали. Так сильно мы еще никогда не красились. "Утрись, - сказала мне Юля, - а то она веки тебе изнутри накрасила... такое впечатление, что в глазу кровоизлияние... Александр Генис: Недавно историю американской литературы обогатила нежданная находка, которая произвела сенсационное впечатление на всех бесчисленных поклонников крупнейшего прозаика ХХ века Скота Фицджеральда. На аукционе Сотби появился архив писателя, о существовании которого никто не догадывался. Это гора рукописей - в ней более двух тысяч страниц - написанных Фицджеральдом в Голливуде, куда он отправился на заработки в 1937-м году. Самое первое знакомство с материалом поражает тем, какой титанический труд писатель вкладывал в свои сценарии. Его наняли писать диалоги. Но прежде, чем сочинять их, Фицджеральд писал десятки страниц, подробно объясняющих предысторию своих героев. В сущности, он предпосылал каждой сцене рассказ, который был лишним для сценария, но необходимым для его автора. Результаты этих сизифовых трудов были ничтожны. Друг и ментор Фицджеральда в Голливуде, замечательный мастер кино Билли Уайлдер (это он оставил нам "В джазе только девушки") считал, что вся затея обречена на провал. "Нельзя, - говорил Уайлдер, - нанять гениального скульптура водопроводчиком. Он просто не знает, как сделать, чтобы вода текла по трубам". Провал Фицджеральда в Голливуде (далеко не единственный в истории американского кино) кажется особенно драматичным. Дело в том, что новаторство его стиля заключалось как раз в том, что автор "Великого Гэтсби" произвел кинематографический переворот в прозе. Он писал так, что читателю действительно было видно описанное. Сравните Фитжеральда с предшествующими американскими классиками, скажем, с Генри Джеймсом и вы сразу заметите разницу в степени, так сказать, "выпуклости" письма. Тем не менее, опыт сотрудничества Фицджеральда с Голливудом оказался бесплодным, но, как всякий, опыт не бесполезным. Эта история приоткрывает нам секрет двух муз, которые уже сто лет учатся жить друг с другом. Об их отношениях я попросил рассказать Бориса Михайловича Парамонова. Борис Парамонов: Считается, что писание сценариев - очень выгодная халтура для писателей-беллетристов. Подчас это занятие становится выходом для писателей, испытывающих трудности с публикацией своих работ. Советский пример очень выразительный - Фридрих Горенштейн, напечатавший в СССР одну небольшую повесть и живший сценариями; он, в частности, написал сценарий для Тарковского - "Солярис". Правда, это не оригинальная работа, а экранизация известного романа Станислава Лема. Но бывший Советский Союз, конечно, не может считаться примером, исчерпывающим проблему. В Америке, в Голливуде, говорят, дело обстоит по-иному. Случай Скотта Фицжералда - самый типичный: выдающийся писатель не мог выжать из себя сценария, хотя и написал две тысячи страниц разных вариантов. Это была самая настоящая трагедия. Есть и комические скорее случаи. Известного писателя Уильяма Сарояна мобилизовали во время войны, но не в действующую армию направили, а в отдел военной информации и пропаганды с задачей писать сценарии учебных фильмов для солдат. Первое и, кажется, последнее его задание было - написать сценарий "Как разгружать вагоны". Сароян без труда написал первую фразу: "Разгружать вагоны очень легко" - и больше ничего не мог из себя выжать. Есть, кажется, только одно исключение, когда выдающийся писатель сделал сценарий успешного и запомнившегося, ставшего классическим фильма: это Уильям Фолкнер, сценарий "Биг Слип", да ведь Фолкнер не один его написал, а в группе сценаристов. Тем не менее, в каталогах Публичной библиотеки под именем Фолкнера числится этот сценарий, удостоившийся - редкий случай - типографского издания. Стоит по этому поводу вспомнить, пожалуй, одно письмо Достоевского - в ответ корреспондентке, высказавшей желание переделать один его роман в пьесу. Достоевский очень упорно настаивал на том, что художественное произведение не подлежит жанровой мутации: то, что сделано романом, не может стать пьесой. Он имел в виду нечто подобное тому, что потом Юрий Тынянов написал в одной своей статье под названием "Иллюстрации": художественная литература не нуждается в иллюстрациях - таков был тезис Тынянова, очень убедительно аргументированный. Тем не менее, потребности всё растущей киноиндустрии постоянно утилизируют романы. При этом замечено: лучшие экранизации получаются из посредственных книг, а не из хороших. Вот очень интересный случай: Набоков, получив предложение экранизировать "Лолиту", настоял на участии в писании сценария. Писал, правда, не один, а с режиссером Стэнли Кубриком. Это первая, 1962 года, кино-Лолита много лучше недавней второй, сделанной вдоль текста, прямым его воспроизведением: фильм никакой, хотя Джереми Айронс куда больше соответствует роли Гумберта Гумберта, чем Джеймс Мэйсон. Набоковский сценарий был не воспроизведением книги, а новым ее вариантом. Тут, видимо, тот же случай, что соотношение танцора и балетмейстера. Совпадение их в одном лице на одном уровне не очень частое явление. Тот же Набоков говорил, что честолюбивая цель настоящего писателя - сделать написанное зримым. Так-то оно так, и Лев Толстой, к примеру, делает своих героев чрезвычайно живыми: их не только видишь, но и чуть ли не щупаешь. Но всё-таки тут что-то другое. Писатель, желающий сделать из своей книги зрелище, должен обладать способностью пространственного представления: вот как это описано в "Театральном романе" Михаила Булгакова. Автор перечитывал свой роман - и вдруг увидел некую коробочку, внутри которой зашевелились его герои. Совсем другое дело - многосерийные телефильмы по знаменитым романам. Тут, по-моему, закон такой: хорошо сериализируются романы реалистические, бытовые. Вспомним знаменитый сериал по "Саге о Форсайтах" 60-х годов. "Анна Каренина" ждет-не дождется телеэкранизации: это, помнится, Ваша мысль, Александр Александрович. А вот "Идиот" явно не получился; вернее, не то что не получился, а - никакой. Роман выпустил пары при многосерийной экранизации. Тут то же, что и в литературе: вещь стилистически острую нельзя делать длинной. Исключение знаю только одно: "Улисс" Джойса, - да и то каждая его глава написана иным стилем. А вот Пруст к какому-то тому становится скучноват. Вообще тяжело читать книгу, все герои и героини которой становятся гомосексуалистами. Даже Сен Лу. Александр Генис: Голливудский архив Фицджеральда попал на аукцион от анонима, который спас рукописи писателя, когда в 70-м году студия избавлялась от накопившейся макулатуры. Узнав о всплывших на поверхность сокровищах, на охоту отправился крупный коллекционер, известный архивист и плодовитый исследователь профессор университета Южной Калифорнии Мэтью Бруккели. Знаток литературы "потерянного поколения", автор дюжины книг о Фицджеральде, Хемингуэе и их окружении, он приобрести для библиотеки своего университета манускрипты своего кумира. Прочитав их, профессор сказал: "Мое сердце разрывается, когда я вижу, сколько он потратил на это сил". С профессором Мэтью Бруккели, счастливым обладателем только что найденного архива, связалась корреспондент "Американского часа" Ирина Савинова. Ирина Савинова: Мэтью, что привело Фицджеральда в Голливуд кроме необходимости зарабатывать деньги? Мэтью Бруккели: Именно она и привела его в Голливуд! В 1937 году писатель был кругом в долгах. Он не написал ничего нового с 1934 года, его основной источник доходов - короткие рассказы в журналах - иссяк. И та тысяча долларов, которую студия "Метро Голдвин Майер" платила ему, спасла положение. Тысяча долларов в неделю в 1937 году - это десять тысяч долларов сегодня. Из этих денег он отдавал долги, оплачивал огромные медицинские счета жены, платил за образование дочери, но что важнее всего - у него появилось время для творческой работы: он начал писать, роман, который, увы, не закончил: "Любовь последнего магната". Ирина Савинова: Что студия рассчитывала получить от него за эти немалые деньги? Мэтью Бруккели: Они наняли его из-за умения сочинять диалоги. Надеялись, что Фицджеральд будет оживлять чужие киносценарии гениальными, живыми, язвительными разговорами. Что он это делал. Правда, его имя появилось в титрах лишь однажды. Сперва он просто переписывал чужие сценарии в форме диалогов. Первым, полностью законченным им в одиночку киносценарием стала инсценировка романа Ремарка "Три товарища". Потом он работал над другими фильмами, но они уже не были сольной авторской работой. Если вы хотите спросить, выгодной ли была сделка между Голливудом и Фицджеральдом? Да. Об этом с уверенностью свидетельствую архивы, приобретённые библиотекой нашего университета у Голливуда. Это более 2 тысяч страниц рукописей с авторскими пометками, часто переписанные заново, поверх существующего текста. Все говорят о том, с какой ответственностью и как старательно Фицджеральд работал. Ирина Савинова: Как архивы попали к вам? Мэтью Бруккели: С аукциона, куда их отправил служащий студии "Метро Голдвин Майер", случайно наткнувшийся на них среди документов студии. Адвокаты университета потратили полтора года, чтобы юридически оформить наше полноправное владение архивом, и сегодня он принадлежат только нам. Ирина Савинова: Наши поздравления. Зная вашу любовь к Фицджеральду, представляю, в каком вы восторге... И все же, несмотря на редкий талант Фицджеральда, он не преуспел в Голливуде. Почему? Мэтью Бруккели: Я думаю, основная проблема в том, что ему был чужд метод группового творческого процесса, коллаборационизма. В писательском цехе студии существовала такая система: над одним сценарием работали сразу два-три писателя. Потом приходили другие люди, уже после того, как сценарий был закончен, и дорабатывали его. Затем свои замечания или добавления вносили режиссер и продюсер, то есть, изменения вносились уже после того, как писатель считал, что закончил работу. Фицджеральд не мог заставить себя работать таким образом. Он знал, что он - великий писатель, и не мог согласиться с тем, что другие люди переписывают или изменяют его текст. Он не стал успешным киносценаристом потому, что не мог и не хотел работать в команде. Ирина Савинова: Возможно ли, что причина неуспеха еще и в том, что писатель не мог оторваться от бумаги, чтобы мыслить категориями экрана? Мэтью Бруккели: Да, вы правы, но я бы выразил это по-другому: Фицджеральд родился писателем с талантом писать рассказы словами на бумаге. Он не родился автором кинообразов. Нет такой кинокамеры, которая могла бы передать на экране писательский стиль. Вот поэтому стиль Фицджеральда на экране и не прижился. Ирина Савинова: Мэтью, что Вы скажете о фильмах, снятых по книгам Фицджеральда после его смерти. Думаете, они могли бы ему понравиться? Мэтью Бруккели: Как и меня, они привели бы его в ужас. Они все кошмарные, может, за исключением "Великого Гэтсби", снятого в 1949 году, в нем есть неплохие места. Но "Великий Гэтсби" с Робертом Редфордом ужасен. Как и "Последний магнат" Роберта де Ниро. Фильм с Джейсоном Робертсом и Дженнифер Джоунс "Ночь нежна" был... какой бы найти синоним слову ужасный? Кроме некоторых мест из фильма "Великий Гэтсби" 49-го года, смотреть не на что. Ирина Савинова: Могли бы вы сравнить отношения между известными американскими писателями и киноиндустрией сегодня со временами Фицджеральда? Мэтью Бруккели: Раньше было проще. Фицджеральд пришел в Голливуд, когда там существовала ныне исчезнувшее созвездие огромных студий: Парамаунт, Метро Голдвин Майер, Фокс 20-й век, Уорнер Бразэрс. Каждая держала целую конюшню писателей и платила им зарплату. Сегодня студии нанимают писателя для работы над сценарием только на один раз. Такой удобной системы зарабатывать деньги, как во времена Фицджеральда, больше нет. Александр Генис: Наш разговор о сложных и болезненных взаимоотношениях двух видов искусства - кино и литературы, я хотел бы дополнить одним соображением, которое говорит о радикальном повороте. Если в ранней своей молодости кинематограф смотрел на писателя уважительно, как на старшего брата, то теперь литература часто становится всего лишь первым черновиком фильма. Скажем, секрет успеха автора ловких и дельных бестселлеров Джона Гришема заключается в том, что у него что-то происходит буквально в каждом абзаце. Желая досмотреть, чем завершится эпизод, мы невольно переворачиваем страницу очередной книги (по-английски она так и называется - "pageturner"). При этом описательная активность не имеет прямого отношения к развитию сюжета. Это - пляска на месте. Она не приближает нас к финалу и не задерживает перед ним, она важна сама по себе. Как факир кобру, писатель гипнотизирует читателя непрестанным движением. В сущности, это уже не совсем литература. Такие книги вываливаются из словесности в смежные искусства, связанные с видеообразами. Собственно, они и были созданы под влиянием кинематографа, который по самой своей природе оправдывает все, что движется. В этой ситуации литературная ткань становится сугубо функциональной. Такие книги пишут простым и удобным языком, который, как джип, надежно и без претензий перевозит читателя от одного действия к другому. Такую книгу можно считать "сюжетоносителем" точно также как называют "энергоносителем" бензин и "рекламоносителем" глянцевые журналы. Зависимость книги от фильма сегодня достигла такого уровня, что первая стала полуфабрикатом второго. В Америке крупнейшие мастера жанра - Джон Гришем, Стивен Кинг, Том Клэнси - пишут романы сразу и для читателя, и для продюсера. Даже герои их рассчитаны на конкретных голливудских звезд. В правильном бестселлере всегда есть роль для Гаррисона Форда или Брюса Виллиса. Во всем этом я не вижу никакого ущерба для литературы. В елизаветинские времена из хороших историй делали трагедии, в Х1Х веке - романы, сегодня - фильмы. Добравшись до экрана - что малого, что большого - беллетристика много приобретает. Прежде всего - лаконичность и интенсивность. Причем, это относится отнюдь не только к непритязательным боевикам. Все больше писателей, включая и таких маститых, как Доктороу и Апдайк, примиряются с тем, что кинематограф и телесериал лучше справляются с их ремеслом. Сегодня, а на самом деле, уже вчера, функцию романа, "упаковывающего" жизнь в сюжет, взяло на себя кино. Книга же, даже крайне успешная, служит ему первичным сырьем. Об одном их таких романов я сейчас и хочу рассказать. Голос: Я бы рад сказать, что своему успеху книга обязана стилю, искусству рассказчика, но должен признаться, что настоящая причина в другом - в самом предмете повествования. Роман построен вокруг произведений всеми любимого Леонардо да Винчи, вокруг расшифровки секретного кода, но, прежде всего, тут есть скрытые в древней истории тайны, которые интригуют и захватывают нас всех. Александр Генис: Вы слышали голос самого популярного сегодня писателя в Америке. Дэн Браун, скромный учитель литературы из Новой Англии, - автор романа "Код да Винчи", который занимает первую строчку в списке бестселлеров всех газет Америке. Книгу, которая еще даже не успела выйти в мягкой обложке, купили более шести миллионов человек. Скоро ее перевод выйдет и в России, и тогда наши слушатели смогут убедиться в том, что этот толстый том нельзя отложить. Наоборот, ради него приходится откладывать, как это случилось со мной, все дела. Дэн Браун работает в наиболее эффектном сейчас во всей мировой литературе жанре интеллектуального детектива, ученого триллера. Моду на такой род словесности открыл замечательный роман Умберто Эко "Имя розы". В сущности, это - гибрид увлекательного сюжета с не менее увлекательной информации, которая имеет весьма отдаленное отношение к фабуле. Среди мастеров такого жанра авторы самых разных стран. Это - и турецкий писатель Орхан Памук, ставший лауреатом наиболее престижных премий Европы, и серб Владислав Баяц, чей потрясающий дзен-буддийский боевик "Книга о бамбуке" вот-вот появится в русском переводе, и, конечно, наш Акунин, который в свой последний роман "Алмазная колесница" вставил все, что знал о Японии его альтер-его Григорий Чхартишвили. Несмотря на то, что родоначальника такого вида словесности, Умберто Эко, считают классиком постмодернизма, я бы искал источник этой литературной традиции у других классиков. По-моему, современный интеллектуальный триллер происходит от слияния Конан-Дойля с Жюля Верном. Первый дает безошибочную схему детектива с постоянным разоблачением ложных версий, второй - учит нагружать прозу любопытным научно-популярным содержанием. Пока этот самый условный "Конан-Дойль" держит читателя заложником у развязки, не менее условный "Жюль Верн" втолковывает нам все, что мы хотели знать, но не догадались спросить. Архетипическое для всех таких книг ситуацию можно найти в романе того же Жюля Верна "20 тысяч лье под водой". Зловещий капитан Немо только что объявил своему пленнику Аранкасу, что тот никогда больше не увидит ни друзей, ни родины, ни твердой земли. В ответ французский профессор задает удивительный в его положении вопрос: "А какова глубина всемирного океана?", и получает ответ, занимающий 40 страниц убористым шрифтом. Именно так построен бестселлер Дэна Брауна. С той существенной разницей, что информацию автор нарезает на гораздо меньшие порции - примерно по странице за раз. Эта своего рода обучающая программа позволяет нам незаметно усваивать факты. Техника такого письма идет от компьютерного экрана, который приучил нас к быстрому мельканию знаний. Чтобы не задерживать читателя, автор не тратит сил на литературу. Первую метафору я в его книги нашел на 125-й странице и тут же забыл. Дело, однако, не в словесности, а в потрясающей воображение теории, которую Дэн Браун три года разыскивал, чтобы положить в основу книги. (Замечу в скобках, что в мае на американский книжный рынок выходит сразу 10 книг, опровергающих эту теорию с позиции ортодоксального христианства.) Сюжет "Кода да Винчи" построен вокруг величайшего заговора всех времен, связанного с тайной чаши святого Грааля и личной жизнью Иисуса Христа. Я не хочу раскрывать интригу книги и портить удовольствие тем, кому предстоит ее прочесть. Но чтобы подвигнуть к этому, приведу лишь одну деталь. Она рассказывает о секрете, спрятанной на фреске Леонардо да Винчи "Тайная вечеря". Дэн Браун утверждает, опираясь, кстати, сказать, на весьма солидные искусствоведческие работы, что фигура, сидящая по правую руку от Христа - женщина. Если вы теперь, зная об этом, посмотрите на любую репродукцию с этой фрески, вам уже никогда не придется сомневаться в том, что Леонардо под видом ученика Христа изобразил его ученицу. Другой вопрос, как Дэн Браун, готовя сенсацию, интерпретирует это обстоятельство. Не желая выдавать развязку, скажу лишь одно. Когда в следующем году на экраны выйдет фильм "Код да Винчи", который сейчас снимается в Голливуде, вокруг него может разразиться скандал, не меньше того, что подняла картина Мела Гибсона "Страсти Христовы". |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
