Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
14.10.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

Театральный выпуск "Поверх барьеров"

"Эдип царь" Андрея Прикотенко

Ведущая Марина Тимашева

Марина Тимашева: Я продолжаю рассказ о тех спектаклях, которые вошли в афишу фестиваля "Золотая маска". В том, что в нее попадет спектакль "Эдип царь" по пьесе Софокла Театра на Литейном, особенных сомнений не было. Во-первых, когда я смотрела спектакль на фестивале "Балтийский дом", то видела настоящую охоту за ним европейских продюсеров. Каждый хотел залучить Эдипа к себе, и как можно раньше. Во-вторых, художественный руководитель Каунасского молодежного театра, весьма строгий режиссер Станисловас Рубиновас сразу же обратился к автору спектакля Андрею Прикотенко с предложением что-то поставить у него. А почему, объяснит сам Станисловас Рубиновас.

Станисловас Рубиновас: Мне очень понравился этот спектакль. "Эдип царь", по-моему, лучший спектакль фестиваля. Но я зачисляю этот спектакль еще и в другой список - в список тех хороших спектаклей, которые я видел за всю свою жизнь. Я не знаю, сколько их, может быть, их наберется тридцать. Действительно, этот спектакль туда входит по многим причинам. Во-первых, это изумительнейшие актерские работы. Внутренняя и внешняя техника - абсолютно все есть. То есть техника слова, техника голоса - они поют, техника движения. Замечательное режиссерское решение. С одной стороны это антика, с другой стороны это современный, иронический взгляд на это "старье" - причем, одно другому не мешает. Это идет параллельно, одно другое добавляет. Это виртуозно сделанный спектакль. Идет он "на одном дыхании". И что самое главное - это на самом деле оказалась трагедия.

Марина Тимашева: Для москвичей имя Андрея Прикотенко - новое. Выглядит режиссер очень молодо, но выясняется, что он закончил Петербургскую Академию театрального искусства еще в 1998 году. Артистов для спектакля режиссер собрал из разных театров. Но все они - Игорь Ботвин, Тарас Бибич и Ксения Раппопорт - ученики Ефима Фильштинского. Ксению Раппопорт знают и вне Петербурга, она работает в Малом драматическом театре и сыграла Нину Заречную в "Чайке" Льва Додина.

Андрей Прикотенко: Компания сама пришла ко мне с идеей чем-то заниматься. У меня возникла идея заниматься именно этим материалом. Ребята, которые играют в спектакле, окончили институт около двух лет назад. Мы были уже давно знакомы, и они пришли ко мне с желанием что-то сделать вместе.

Марина Тимашева: Не знаю, видел ли Андрей Прикотенко спектакль об Эдипе Римаса Туминаса в Литве, но влияние литовской школы тут очевидно. В первую очередь, оно сказывается в виртуозно разработанных пластической и музыкальной партитурах спектакля. Во вторую, - в иронической дистанции между актером и персонажем. Римас Туминас всеми средствами старался избежать пафоса, патетики и котурнов. Он показывал, как смешно выглядят старинные мифы при попытке их переложения на язык современного театра. С того же начинает и Андрей Прикотенко. На сцену, засыпанную песком, заваленную камнями и шинами, выскакивает трое красивых молодых людей. Ерничая и кривляясь, они беглой пантомимой иллюстрируют историю Эдипа. Особенно налегая при этом на фаллические символы - проще говоря, на увесистые тряпичные шланги. Не то площадной балаган, не то нынешние комиксы, но с опорой на Зигмунда Фрейда. Это - хор. За хор - те же самые артисты, что играют главные роли. Его функция в спектакле - пародийно оттенять серьезное драматическое действие. Хор состоит из обывателей, которые переводят все возвышенное то в фальшивые стенания, а то и вовсе в "Сиртаки". Увлекшись формой плача и производимым впечатлением, люди часто забывают о том, что случилось на самом деле. Поначалу такое радикальное решение ошарашивает, но режиссер и актеры не злоупотребляют модной иронией.

Андрей Прикотенко: Любой режиссер, когда берет некое произведение, думает о том, зачем это показывать людям сегодня. И разными средствами пытается приблизить это к какому-то созвучию с сегодняшним временем. В частности, в нашем спектакле звучит музыка, которая в какой-то момент делает эту древнюю, очень отдаленную от нас историю, достаточно сегодняшней и современной. Есть такой прием. Я думаю, что музыка людям, которые смотрят этот спектакль, более понятна и более доступна для восприятия.

Марина Тимашева: Эдип очень молод. Молод он был и в спектакле Римаса Туминаса. Но далее пути режиссеров расходятся. В литовском спектакле молодостью Эдипа определено развитие действия. Он - вздорный и нервный современный юноша. Дарованная ему власть умножает особенности буйного нрава, дает право глумиться над прорицателем, издеваться над Креонтом, карать и миловать подданных. Понятно, что он убил царя Лая не потому, что такова была воля Богов, и такую судьбу сплели ему всемогущие Мойры, но оттого, что в самом характере Эдипа - склонность к непредсказуемым вспышкам гнева. Человек сам несет ответственность за свои деяния - так было в спектакле Римаса Туминаса.

В петербургском спектакле Эдип - иной. Игорь Ботвин - молодой, атлетически сложенный красавец с длинными волнистыми волосами до плеч, играет трибуна, политика, отца народа. Возраст выдает разве что желание прихвастнуть даже в самое неподходящее для этого время.
И я лишь раз, пришедши в город Кадма,
Освободил вас от жестокой дани,
что вы певице ужасов несли.
Кто из вас тогда загадки не разъяснил.
Я божьим внушением ее постиг
и спас страну от бедствий.
Так говорит, так верует народ.
И вот теперь вы все с мольбой усердной
пришли просить:
"Найди для нас защиту.
От бога ли, услышав вещий глас,
От смертного ль, узнав секрет спасенья".

Марина Тимашева: В литовской постановке Эдип, проживший отпущенный ему срок в языческой культуре, раскаявшийся и смиренный, входил в новую христианскую эру. У Андрея Прикотенко речь идет о язычестве или о неоязычестве, и только о нем. Я попросила религиоведа Бориса Фаликова объяснить интерес, который проявляет нынешний театр к архаике.

Борис Фаликов: Обращение к архаике вообще характерно для модернизма. Обращение к архаике связано с поиском новой энергии, потому что сейчас здесь этой энергии нет, и идет обращение туда далеко-далеко. От слова "чувствовать" можно вернуться к настоящей ситуации, потому что, видимо, мы чувствуем уже немного не так. А мы хотим чувствовать. И вот, пожалуйста, появляется масса любопытных ходов, где мы думаем, что мы можем чувствовать и сочувствовать тому, что происходит. Архаика - это низ. Мировые религии - это аскетическая попытка этот низ вытеснить. И то, что он не вытесняется, а выскакивает сейчас, закономерно, по-моему. В общем, репрессия по Фрейду всегда порождает агрессию. И это работает. Мне кажется, что выплеск языческой энергии наружу сейчас во многом связан с тем, что: с одной стороны, попытка вытеснить все это ни к чему не привела; а с другой стороны - с тем, что вместо того, что мировые религии хотели и могли, видимо, дать. То есть - попытка такого метафизического осмысления этой аскезы уже сейчас не работает.

Марина Тимашева: Спектакль Андрея Прикотенко - мощный и очень чувственный. А возьмись он ставить трагедию рока, вышла бы, в лучшем случае - драма. В трагедии люди выясняют отношения с богами, а не друг с другом. Это не предусмотрено системой Станиславского, да и самим типом общественного сознания. Кто из современных зрителей поверит в родовое проклятие, кто поймет, в чем ужас столкновения человека с роком, если в душе человека нет священной веры.
-Пусть с молитвой не пойду я в величайший Храм земли,
Ни в Феба чертог дельфийский, ни к Олимпии холмам,
Пока не докажет чудом Бог власть свою над людьми.
Ибо люди уж не верят в прорицания Богов. Феба не чтут на земле.
И в душе у человека больше нет священной веры.
Боги, явите нам власть, или - конец благочестью

Марина Тимашева: Подлинные трагедии я видела в театре только в исполнении Эймунтаса Некрошюса. Только его поэтическому гению подвластна вертикаль: человек-небо. Но у Андрея Прикотенко трагедия тоже получилась - иного, простого человеческого свойства. Дело в том, что Креонта, прорицателя Тиресия и пастуха играет один и тот же актер - Тарас Бибич. Вот он самым неудобным образом выкатывается на сцену в плетеном большом кувшине. Добрую половину текста глаголет оттуда, никому невидимый, и лишь затем из сосуда вытягивается его тонкая шея. Нечто вроде оракула волшебной бутылки или Буратино в Харчевне "У трех пескарей".
"Узнаешь, что родительнице вместе и сын и муж.
Отцу же своему заложник и убийца" -,
Вот мой ответ. Теперь пойди и взвесь
И, если хоть каплю лжи ты в нем найдешь,
В вещаниях считай меня невеждой навсегда.
Теперь коль хочешь, поноси Креонта и речь мою,
Но скоро в целом мире не будет доли горестней твоей.

Марина Тимашева: Существует версия, что Тиресий превращался то в женщину, то в мужчину, был знаменитой гетерой или - по волшебству Афродиты - старухой. Вот это бесполое, внеполовое, безвозрастное, скользяще женоподобное играет Тарас Бибич. Тщедушный, вертлявый, хлипкий Тиресий выглядит анекдотично рядом с огромным мужественным Эдипом. Но вода, как известно, камень точит. Вослед Тиресию является пастух - старый, жалостливый, жалкий - он вторит Тиресию: Эдип - убийца отца Лая и муж матери Иокасты. В этой версии пьесы Софокла, не в последнюю очередь из-за того, что Тиресия, пастуха и Креонта играет один артист, и впрямь получается, будто Эдип невиновен, а пал жертвой заговора плаксивого, капризного, манерного брата супруги - Креонта. Кстати, некоторые источники гласят, что именно Креонт изгнал Эдипа из Фив.
- Иди домой, Эдип и ты, Креонт.
Зло малое великим да не станет.

- Сестра моя, супруг твой царь Эдип
Ужасную вменяя мне вину ,изгнанием грозит мне или казнью.

- Да, это так. В коварном покушении на жизнь мою я уличил его.

-Пусть пропаду. Пусть вечно буду проклят,
Если хоть в чем виновен пред тобой.

- Прости его, богами заклинаю. Прости, Эдип.
И клятв не презирай, и слов моих ,и голоса народа.

- Ты знаешь ли чего ты хочешь?

- Эдип, он от роду был честен, а ныне клятву дал. Прости его.

Марина Тимашева: "Несведущего Эдипа" обуревают сомнения. Если все станут твердить человеку одно и то же, он рано или поздно поверит. Известны современные тесты на конформизм, когда группе предлагают отличить черное от белого. И если 10 человек, ответы которых слышит испытуемый, назовут белое черным, то он (с большой степенью вероятности) согласится с мнением большинства. В этом смысле Эдип конформен более других, ибо тростник на ветру гнется, а дуб ломается. Его утешает и поддерживает одна только прекрасная Иокаста - женщину труднее сбить с толка.
Но прежде, чем увидим пастуха, мы не должны, Эдип, терять надежды.
Ведь рассказал он, что царя убили разбойники.
Так если подтвердится, что было много их, убил не ты.
Не может же один равняться многим.

- А если скажут, что один, то я - убийца.

- Нет. Слов своих он изменить не может. Не я одна, их слышал весь народ.
Но если даже от тогдашней речи он отречется, то вещаний этим не оправдает.
Феб отцу судил от сына моего погибнуть. Что же? Убил его малютка бедный? Нет.
И потому не мог мой сын несчастный убить отца, что раньше сам погиб.
Душа моя чиста. И никакие пророчества не устрашат меня.

Марина Тимашева: Слишком туго сплетена интрига, и вот уже Иокаста не может противиться свидетельствам очевидцев. В этот момент поп-музыка, на которую положены все выходы Хора в спектакле, сменяется народным и вполне русским плачем, а зрители тянутся к носовым платкам.

- Горе, горе!
О злосчастный! Тебе последний мой привет.
( Поет)
Кто тебе мать, малютка, ай баю-бай, баю-баю...

Марина Тимашева: "Эдип-царь" получился настоящей трагедией. Не трагедией рока - человеческой трагедией. Впервые зрителям дано право сочувствовать Эдипу, отождествлять себя с молодым, здоровым и простым человеком, который в одночасье потерял все, что любил и чему служил: родных и приемных родителей, жену и детей, власть и трон, доверие и любовь своего народа. Народ это - Хор.

И функция его в спектакле очень любопытна. Поначалу он жалуется на тяготы жизни, затем клянется в верности Эдипу, легко предает того, кто был Царем и спас город от Сфинкса, оплакивает горестную Иокасту, передает из уст в уста весть о смерти Эдипа. Этот народ упивается собственным страданием и чужим горем, он невежествен и доверчив, он охотно принимает навязанные ему извне правила игры.

Погибла великая царица Иокаста
Вы помните, как в исступленьи горя она умчалась?
К постели брачной ринулась она и волосы обеими руками рвала
И , дверь захлопнув, стала звать давно скончавшегося Лая,
Коря его: " Ты помнишь той старинной ночи тайну.
В ней ты сам себе родил убийцу, а меня, супругу,
На службу мерзкого деторожденья своей же плоти проклятой обрек".
Она и одр свой проклинала: " Ты мне от мужа и детей от сына
Родить судил".
И вслед за тем конец. Раздался крик. В чертог Эдип ворвался
Он видеть помешал нам смерть ее. За ним следили мы
Метался он повсюду: "Меч, дайте меч мне" - так взывал он к нам.
То снова: "Где жена моя, скажите? Нет не жена, а мать,
Носившая меня во чреве и от меня моих детей".
Сам Бог, не мы, конечно, в терем оскверненный его направил.
Страшно вскрикнул он и, точно силой неземной влекомый,
На дверь закрытую нагрянул . Петли гнезд глубоких вырвал
И вломился он внутрь покоя. Мы - за ним.
И вот мы видим: на крюке висит царица, еще качаясь в роковой петле,
Стоит он, смотрит. И из петли висячей снимает бережно ее
Вот на земле лежит несчастная. Тогда ужасное случилось
Эдип срывает пряжку золотую, что на плече одежду ей держала,
И, вверх поднявши острую иглу, ее в глазные впадины вонзает.

Марина Тимашева: Как стервятники, слетаются люди поглазеть на чужую беду. Строгий тон сбивается на хамский, развязный, фамильярный. Андрей Прикотенко, правда, кивает не на людей вообще, а на журналистов.

Андрей Прикотенко: Есть в спектакле такое место в финале, когда хор начинает рассказывать развязку событий. Этот момент родился в абсолютно конкретный день. Это было в сентябре месяце того года, когда в небоскребы врезались самолеты. Я помню: мы смотрели беспрестанные выпуски новостей, и вдруг стало возникать ощущение, что журналисты, которые передают материалы о человеческой трагедии, как коршуны какие-то, питаются бедой для того, чтобы реализовать какие-то свои задачи. И вот это сочетание было такое страшное. И вот нам хотелось этого ощущения в спектакле : когда человеческая трагедия в пересказе начинает звучать как какой-то холодный и страшный фарс.

Марина Тимашева: Я полагаю, что проблема не в одних только журналистах, она - в особенностях человеческой психологии вообще. Как бы то ни было, голос Хора становится все тише, будто сбита волна в радиоприемнике, а на это место накатывают валы новой информации, и никому уже нет дела до слепого, бредущего к своей смерти Эдипа. Трагедия оборачивается фарсом не сама по себе, а по нашей милости.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены