Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
29.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Евразия
[30-07-02]

Кавказ и Центральная Азия - Кавказские хроники

Десятилетие грузино-абхазского конфликта. Пресса в Чечне - правительственный рупор под оком Гантамирова

Редактор программы Олег Кусов

Юрий Багров: 2002-й год - юбилейный. Юбилей этот особый, печальный - исполнилось десять лет с начала грузино-абхазского конфликта. Военное противостояние центра и автономии в 92-м году закончилось тем, что Абхазия провозгласила себя независимой суверенной республикой. Однако самопровозглашенная республика не была признана ни мировым сообществом в целом, ни какой-либо одной страной. За прошедшие со времени трагических событий годы между грузинской и абхазской стороной постоянно велись переговоры о мирном урегулировании конфликта, о возвращении домой 250-ти тысяч беженцев, о будущем политическом статусе Абхазии. В течение десяти лет лет Россия пыталась играть роль посредника в урегулировании грузино-абхазского кризиса. О том, с чего начался затяжной конфликт и как менялась роль России в миротворческом процессе, я беседовал в московской студии Радио Свобода с сотрудником Института этнологии Российской Академии наук, кандидатом исторических наук Юрием Чумаловым.

Юрий Чумалов: На мой взгляд, нужно разделить причины этого конфликта, и те процессы, которые развивались в течение многих десятилетий в итоге привели к отчуждению между грузинами и абхазами и появлению этого конфликта. Одним из них была непрекращающаяся в течение многих десятилетий, фактически все годы советской власти такая внутрипарадная борьба элитных группировок абхазов и грузин, группировок, которые формировались по этническому признаку. Еще в 20-е годы нашего века, когда была создана Абхазская республика, абхазы заняли большинство руководящих постов. Затем они были потеснены очень серьезно грузинским кланом в 30-е годы, после смерти Сталина вновь отвоевали большинство постов. И такая чехарда длилась в течение всех этих десятилетий. И в конце концов после известных событий конца 70-х годов, когда в Абхазии был всплеск национальных эмоций, сложилась некая компромиссная система, при которой большинство руководящих партийно-государственных постов занимали представители, как тогда говорили, титульной нации - абхазы. Тбилисское руководство тоже могло влиять на ситуацию, выдвигать своих назначенцев на какие-то посты. В общем сложилось такое некое равновесие, оно было следствием временного компромисса руководящих элит, но все это происходило на фоне общей стабильности в стране политической. Но как только ситуация в стране в целом начала выходить из-под контроля, то возник соблазн у конкурирующих кланов нарушить это равновесие. Собственно, это и произошло. В итоге, в 89-му году в Абхазии столкнулись не просто представители двух этнических общин, организованные политические силы, которые обладали большим влиянием на свои народы, ясно понимали цели и средства их достижения. Собственно, с этого момента мы можем говорить о том, что началось обострение конфликта.

Юрий Багров: В деле урегулирования абхазо-грузинского конфликта предпринято многое, производились переговоры, участвуют международные группы, российская сторона. Что достигнуто?

Юрий Чумалов: Определенные достижения есть, но в целом надо отметить, что ситуация почти так же далека от урегулирования, как и, собственно, поле окончания войны, а именно: ситуация ни мира, ни войны, но армии обоих сторон отнюдь не распущены, а находятся как раз в полной боевой готовности. И полной гарантии невозобновления войны пока не существует. События в Гальском районе в 98-м году это подтвердили. Что касается политического статуса Абхазии, проблемы возвращения беженцев, то они не решены и нет надежды на то, что они будут решены в ближайшей перспективе. Что касается проблемы статуса, на мой взгляд, она вообще не имеет решения в ближайшее время. Нет такого решения, которое бы устраивало все стороны и такое решение, если оно будет, то оно будет только навязано из вне, какими-то очень серьезными силами или обстоятельствами. Надо сказать, что общественное мнение в Абхазии пока очень негативно к процессу возвращения беженцев. Но определенные успехи в создании механизма взаимного контроля, диалога, но они, скорее, частный характер имеют. Мне кажется, что сейчас нужно сконцентрироваться на создании каких-то серьезных стимулов, которые бы связывали две республики, Абхазию и Грузию, может быть на каких-то экономических программах. Вообще проблема восстановления Абхазии имеет очень большое значение для налаживания нормальных отношений.

Юрий Багров: Как менялась позиция российских властей за десятилетие грузино-абхазского конфликта?

Юрий Чумалов: Единой позиции российских властей по этому поводу никогда и не было, и каждое ведомство здесь вело свою политику. Наиболее активную политику всегда вели военные. МИД на первых порах вообще практически устранился от решения проблем, связанных с постсоветским пространством, сконцентрировавшись на взаимоотношениях с западными странами. Если мы возьмем общий вектор общественных симпатий и антипатий, то можно примерно так охарактеризовать этот процесс. На первых этапах симпатии общественного мнения скорее принадлежали к абхазскому движению.

Во-первых, потому что абхазы демонстрировали лояльность к Москве, в то время как радикальное грузинское движение, с которым конфликтовали абхазы, наоборот, подчеркивало свою ориентацию на Запад и неприятие Москвы как центра власти. После начала войны эти симпатии, пожалуй, только усилились в какой-то период. И, как известно, добровольцы из России сыграли значительную роль в ходе абхазо-грузинской войны. После победы абхазских сил в этой войне, после этнических чисток, симпатии поуменьшились. И надо сказать, что вообще Абхазия как-то ушла на периферию общественного интереса в связи с событиями в Чечне, в других точках России и так далее. Интерес прогрессивно снижался и снижается до сих пор. Сейчас уже мало кого интересует ситуация в Абхазии, кроме тех кто непосредственно вовлечен. Что касается российских властей, политика, как всегда, была непоследовательна, она всегда колебалась, как маятник, из стороны в сторону. Если при полном попустительстве этих властей отряды конфедерации народов Кавказа впрямую участвовали в войне, то затем Россия участвовала в блокаде Абхазии, чем сильно испортила отношения с абхазским руководством. И, в общем-то, такая неопределенная политика продолжается до сих пор. Уже в самой Абхазии видны некие общественные сдвиги в сторону Запада, и все чаще говорят о том, что, может быть, какие-то другие силы, пришедшие с Запада, помогут нам разрешить эту ситуацию.

Юрий Багров: За десять лет вооруженного конфликта в Закавказье менялись и симпатии россиян к противоборствующим сторонам. Наш корреспондент Вероника Боде задавала москвичам вопрос: поддержали бы вы вступление Абхазии в состав России?

- Я думаю что нет, российско-грузинские отношения это бы испортило навсегда. Грузия никогда не потерпит, чтобы у нее отобрали Абхазию.

- Наверное, поддержала бы. Наверное, желание помочь просто.

- Я и не была против, чтобы они были с нами. Просто привыкли мы, исторически, а потом границы с Турцией.

- Объединение - это всегда хорошо. Во всяком случае, это был бы блокпост перед теми негативными проявлениями, Грузия себя очень некрасиво ведет по отношению к России, поддерживает чеченцев. Пускай возражает. Почему я должен переживать за грузин, я должен переживать за Россию.

- Наверное, я думаю, расширение границ это всегда здорово.

- Может быть, на правах Татарии, как ассоциативный член, может быть, и можно было. Потому что народ Абхазии тяготеет к России. Я там бывал до войны, и я думаю, им будет лучше с Россией и так, наверное, хочет народ.

- С другой стороны, это бы обострило отношения России и Грузии?

- Они и так непростые. Тем не менее, Россия должна быть на Кавказе.

- Не знаю, наверное, да. Почему нет, если они с Грузией воюют.

- Нет, наверное. Потому что есть договоренности между государствами, я так понимаю, что Абхазия не имеет права сама решать свои проблемы, потому что она в составе Грузии.

- Наверное, нет, как бы хватит объединяться.

- Наверное, да. Близкий народ нам, когда-то был, почему бы и нет?

- Да, поддержала бы. Потому что все в Союзе были, родственные души.

- Ни в коем случае. У нас своих заморочек хватает, в том числе и Белоруссию взяли под крыло, а теперь не знаем, что с ней делать, плюс Чечня. Еще нам Абхазии только не хватало.

- Наверное, да. Все время жили в Союзе, как-то привыкли друг к другу.

- А то, что это обострит российско-грузинские отношения, вас не смущает?

- Нет. Грузия очень плохо по отношению к нам себя ведет.

- В принципе нет. Нам нужно свою экономику сначала поднять немножко, чтобы привлекать по культуре, не силовыми методами. Расширение страны без основ общекультурных, общенациональных, общерелигиозных, это тяжелая ситуация.

- Вы бы поддержали вступление Абхазии в состав России?

- Нет. Это приведет, наверное, к большим последствиям. Потому что Абхазия входит в состав Грузии, поэтому не имеет смысла сейчас делить мир, это потянет большие проблемы и в других вопросах.

- Нет, потому что Абхазия это грузинская территория, с какой стати?

- Абхазия обязательно должна быть в России. Это наше Черное море, это наши собратья по языку и по рублю. А грузины - это люди, которые просто хотят войны. Они совершенно нам не опасны, мы их игнорируем.

- Нет, никогда. Это грузинская земля Абхазия, и зачем же нам делать еще одну войну? А вот чеченцы предлагают, например, выйти из состава России, но Россия категорически против. А Грузия тоже категорически против, когда начинают дробить ее республику. Это дело Грузии внутреннее, Россия не должна туда вмешиваться совершенно.

- Какая разница, все равно все здесь, в Москве. Будут они в составе России, не будут они в составе России, это же не затрудняет передвижение людей из страны в страну.

- Мне кажется, это самим им решать абхазцам. Если они в нас нуждаются, пускай, мы народ миролюбивый, мне кажется.

- Поддержал бы, потому что в Грузии им делать нечего.

- Конечно, потому что это абхазы хотят. Мы давно жили с ними в дружбе. Грузия не хочет. Грузия заблуждается, она забыла историю свою. Грузия сейчас ориентацию ведет на Турцию, а забыла, как турки вырезали грузин.

- Если попросятся, пускай приходят. Но я знаю сторону Грузии, у меня друзья грузины, они считают, что Абхазия всегда была их составной частью. Распад Советского Союза привел к дикой несуразице среди наших людей, мы стали ненавидеть друг друга. Границы пересматривать никто не будет. Если их пересматривать, то будут войны среди людей, которые столько лет жили вместе.

Юрий Багров: Как видно из опроса Вероники Боде, и по прошествии десяти лет среди россиян нет единодушия в оценках урегулирования грузино-абхазских отношений.

Переговоры по грузино-абхазскому конфликту проходили в самых разных форматах, на разных уровнях, но решение проблемы так и не сдвинулось с мертвой точки. О политическом и правовом аспектах грузино-абхазских переговоров сказано и написано очень много. Однако есть еще одна сторона проблемы, без учета которой невозможно урегулирование конфликта, о ней никогда не задумываются всерьез, ее не принимают во внимание. Речь идет о кавказском менталитете в контексте взаимоотношений народов Кавказа друг с другом и с остальным миром.

Юрий Вачнадзе: При любом упоминании конфликта услужливая память тотчас выдает из своих запасников воистину страшный термин 20-го века - этноконфликт. Перед глазами встают картины трагедий в Баку, Сумгаите, Фергане, драматического сербско-албанского противостояния, этнических войн в Африке. Но никогда, никогда не приходит на ум конфликт в Абхазии, уж очень он неорганичен для региона, неестественен и явно навязан извне. Из сердца Грузии, из Тбилиси это особенно отчетливо видно. В сохранившихся двориках старого города, именуемых теперь почему-то итальянскими, следуя традициям предков, всегда жили и сейчас живут единой семьей грузины, армяне, русские, евреи, курды. Никто никогда не задумывался, какой национальности его сосед. В старом городе у майдана на небольшом пятачке располагаются православный собор, синагога, мечеть, Армянская апостольская церковь. Подобное соседство как бы олицетворяет собой вековую толерантность грузинского народа. Как поется в популярной грузинской песне: "Молись где угодно, лишь будь человеком". Между тем в самом центре Тбилиси на площади Республики располагались символы совсем иного содержания. Фешенебельная по советским меркам гостиница "Иберия" превратилась в обшарпанное общежитие грузинских беженцев из Абхазии. К немым мольбам людей, потерявших своих близких, свои дома, с подозрительностью прислушиваются "уши Андропова", так тбилисцы прозвали архитектурного монстра, возведенного на площади в период империи. По соседству располагаются помпезные здания бывшего ИМЛа - Института марксизма-ленинизма-сталинизма и Центрального телеграфа. Как бы в противовес шедеврам безвкусицы тоталитаризма на площадке в несколько десятков квадратных метров между ИМЛом и телеграфом стоит памятник философу Мерабу Мамардашвили, подаренный Грузии известным скульптором Эрнстом Неизвестным. На фоне причудливых геометрических построений голова мыслителя олицетворяет собой ясность мысли, простоту истины. Взгляд философа словно указывает путь к выходу из лабиринта противоречий. Не многие знают, что Мераб в своих работах много места уделял Кавказу и его проблемам, рассматривал вопрос об историческом, социальном, а, главное, - философском контексте. Вот что писал он в период разрушения большевистской империи: "Наш тоталитарный коллективизм, который на самом деле ни что иное, как волчья игра разобщенных, пронизанных эгоизмом людей, оказался самым уничтожительным оружием, направленным против нас тотчас же, как только мы захотели жить внутренне полной, открытой и осмысленной жизнью. Все оказались проникнуты до мозга костей принципами перераспределения уже существующего, а не созидания нового. И вот устаревшее вновь стремится победить живую мысль. Мертвые цепляются за нас из могил. Пробудившись от сна, ведь наш разум спал, мы тут же устрашились друг друга: грузины осетин, абхазы грузин, а русские всех вместе. Внутренние войны - это отнюдь не цепь слепых случайностей, это стихийное проявление исподволь накапливающейся в нас жестокости и того насилия, которое мы терпели в течение многих лет и которому сами приобщились, в конце концов. Все проблемы, восстанавливающие одних против других, в этом государстве придуманы самими властями. В этих фактах нет ничего национального, все они являются результатом тоталитарной системы. Печально, если этого не поймут абхазы, вообще-то и грузины не понимают в полной мере. Сама абхазская проблема возникла в 19-м веке как эпизод последовательного омусульманивания Грузии, выходящего за тот естественный предел, который как мы, грузины, считали, был установлен после присоединения к России. Когда произошел конфликт между мусульманами-абхазами и русскими, и когда абхазов в массовом порядке изгнали в Турцию, грузинское христианское общество единогласно выступило против такой несправедливости, выступило в защиту абхазов. Мы должны сказать во всеуслышание, что русификация традиционного кавказского населения Грузии происходит через абхазов. Если мы этого не скажем, мы потеряем братских абхазов. Русификация не означает, что абхазы приобщаются к великой русской культуре, они приобщаются к культуре тех лиц, которых еще Салтыков-Щедрин назвал "господами ташкентцами", это "пена" "Всея Руси". Почему мы не говорим, что эпизод 1918-го года, эпизод создания так называемой Абхазской республики не был результатом грузино-абхазского конфликта? Это был эпизод социального, классового десанта, который осуществили большевики против Грузинской республики с целью создания в Закавказье плацдарма социального размежевания и вражды".

В своих работах философ не выдавал конкретных политических рецептов решения абхазской проблемы, он лишь указывал общее направление выхода из тупика. Может быть, по прошествию 13-ти лет после написания его трудов и десяти лет со времени начала грузино-абхазского конфликта стоит обеим сторонам прислушаться к его словам, отказаться от всякого рода медиаторов и благожелателей и без оглядки на них начать искренние и честные переговоры, напрямую, один на один.

Юрий Багров: Третий год на территории Чеченской республики продолжаются боевые действия, активная фаза войны давно завершилась. Ежедневно в различных районах Чечни происходят локальные боевые столкновения, всплески насилия, подрывы бронетехники. Однако полноценную картину ситуации воюющей республики составить практически невозможно. Чечня стала закрытой зоной для независимой журналистики. С самого начала войны военное руководство всячески старалось воспрепятствовать работе журналистов. В опале оказались корреспонденты почти всех зарубежных изданий. Нелюбовь к западным журналистам у военных вполне объяснима - они не подконтрольны и, как правило, пишут и снимают не то, что им говорят офицеры, а то, что считают нужным. Мой коллега фотокорреспондент Муса Сайдулаев, долгое время сотрудничавший с агентством "Ассошиэйтед Пресс", уже третий год живет в Ингушетии, каждые два-три месяца меняя квартиры. Снимать жилье в Назрани многим не по карману. В Ингушетии (из-за перенаселенности беженцами) цена двухкомнатной квартиры доходит до двухсот долларов в месяц. Фотографии, сделанные Мусой Сайдулаевым, печатались чуть ли не во всех ведущих печатных мировых изданиях. Теперь же агентство берет у него одну-две фотографии в месяц. "Раньше их интересовали боевые действия, - говорит мне Муса, - я снимал все: быт военных, будни боевиков, боевые столкновения, разрушения от бомбежек и артиллерийских обстрелов. Теперь же я почти безработный. Домой ехать боюсь, а работать в Ингушетии уже нет возможности. Фотографии палаточных городков и беженцев я уже в течение года отсылаю в агентство, неудивительно, что они всем надоели".

За прошедшие годы изменилось и отношение чеченцев к журналистам.

- Нас же везде дурят. Там деньги, там деньги. Свои же берут деньги, как им верить, как жить дальше, я не знаю.

- Надеялись на общественное мнение, вы разносите все, печатаете или передачу ведете, что как-то помогут, что-то сделают.

- Не доверяю, просто бесполезно. Никто ничего не скажет. Часами будут объяснять, два-три слова занесут в журнал, в газету и все. Бесполезно, что говорить, все равно никто никого не слушает.

- Сегодня до простого народа начихать всем: и политикам, и журналистам. Журналисты сюда приезжают не из-за того, что у них за нас душа болит, им дали команду в редакции, они свое дело делают. На сегодняшний день, если ты садишься, человеку душу раскрываешь, все говоришь, и потом ты на следующий день по телевизору видишь, именно что им выгодно. Они вырезают и твои несколько слов, как счастлив чеченский беженец в Карабулаге, в лагере палаточном. Никому веры нет. Уже за три года не то что к журналистам, даже к этому миру апатия.

- Они правды не говорят, не показывают, не снимают. С начала войны надеялись, что благодаря журналистам что-то улучшится. Как видите, почти три года идет война, никакого толка нет. Все плохое уже вошло в норматив. Они делают свои деньги, журналисты.

Юрий Багров: Жителей республики и беженцев можно понять. Информацию о войне в Чечне они получают с экранов телевизоров или со страниц печатных изданий. Чуть ли не каждый день, сталкиваясь с противоправными действиями российских военных, они в тот же вечер по одному из центральных телеканалов видят своего рода отчет об успешно проведенной спецоперации, так называемой "зачистке". В крайне сложных условиях приходится работать журналистам официальных чеченских средств массовой информации. Они находятся между двух огней: с одной стороны их опекают спецслужбы, военные и администрация республики, с другой стороны - соотечественники. Чеченские газеты популярны среди жителей, российские периодические издания в республике стоят в среднем 10-15 рублей. В Чечне немногие могут позволить себе такую роскошь, на эти деньги люди предпочитают купить пару буханок хлеба. Чеченские же газеты распространяются бесплатно. Не всегда собранный материал чеченские журналисты могут опубликовать, причем ситуация в последние месяцы изменилась к худшему. Для публикации острого материала корреспондентам приходится созваниваться с республиканским министром по делам печати Бисланом Гантамировым. О сложности работы в воюющей республике я говорил с главным редактором районной газеты "Зов земли" Адланом Сагаиповым.

Адлан Сагаипов: Эти проблемы можно разделить на две части. Первая проблема - это проблема доступа к информации, к специфичной информации в официальных структурах. Имеются в виду спецслужбы, это понятно, потом воинские подразделения, комендатуры. Некоторые коменданты, допустим, или представители комендатуры не идут на контакт, не дают информацию, обосновывая это тем, что они воинское подразделение, починяются своему военному руководству, и мы должны информацию брать из пресс-службы, допустим, центральной комендатуры. Но это не всегда, не правило, еще важны личные отношения. С МВД проблем меньше, они дают более-менее информацию. Потом насчет ФСБ. Пресс-служба ФСБ республиканская, оттуда идет информация официальная, что, где, когда случилось. Это что касается структур. Вторая сложность - информацию нужно собирать у населения или в администрации, в отделах, в разных структурах или просто у частных лиц. Сейчас обстановка у нас такая, очень большое недоверие у людей друг к другу идет. Потому что идет война, и человек не знает, твой собеседник, кто, с какими целями. Вопросы могут быть одни, а цели этих вопросов другие. И нужно быть очень коммуникабельным, чтобы тебе давали спокойно информацию.

Юрий Багров: О том, как распространяются печатные издания в Чеченской республике, рассказывает наш постоянный автор в Грозном Амина Азимова.

Амина Азимова: На сегодняшний день в Грозном официально выходят около десяти газет. Это, в первую очередь, правительственные рупоры, такие как "Вести Грозного", "Правительственные вести", "Чечня свободная", а также единственная газета на чеченском языке "Отчизна". Собственно, газетами эти издания можно назвать лишь с очень большой натяжкой, потому что две трети газетной площади всех чеченских изданий составляют всевозможные шарады и кроссворды и так называемые "советы молодым хозяйкам", начиная от того, как правильно готовить яичницу и кончая тем, как эффективно выводить пятна. Остальную же часть газеты составляет, как правило, официальная хроника - совещания, заседания и отчеты правительства плюс сводка из пресс-службы Объединенной группировки войск на Северном Кавказе. Авторских же материалов нет вовсе, либо все они сводятся к интервью с первыми лицами республики. В прошлом году Министерство печати и информации Чечни неожиданно возглавил Бислан Гантамиров, такое перевоплощение бывшего мэра Грозного, по-видимому, было неслучайным, поскольку идеология новых властей Чечни уже давно трещала по швам, не вызывая никакого доверия у населения. Первым делом новый министр печати приостановил работу почти всех изданий республики, включая "Вести Грозного" и "Отчизну", и снял с работы нескольких главных редакторов. Знакомые журналисты из местных изданий рассказывали мне, как Гантамиров сразу после назначения несколько дней подряд приезжал без предупреждения в офисы основных грозненских редакций, расположенных по проспекту Победы, и ни разу не застал там ни одного работника. Все сотрудники, от корректора до редактора, где-то гуляли, а газета, что интересно, продолжала исправно выходить. И это неудивительно, учитывая то, что содержание этих листовок не требует особенных усилий ума и позволяет запланировать выпуск нескольких готовых номеров вперед. Говорят, Гантамиров был в ярости. Между тем свои газеты и радио продолжает развивать и масхадовская сторона. Сегодня регулярно выходят несколько изданий, выпускаемых идеологами чеченского сопротивления, либо теми, кто им сочувствует. Официальный орган масхадовского правительства - газета "Ичкерия", выходит с завидной регулярностью и распространяется бесплатно по городам и селам республики, а также в палаточных городках Ингушетии. Любопытство вызывает также газета "Мансур", представленная как орган одноименного общественно-политического движения. Это, пожалуй, единственное издание, которое регулярно выдает в свет авторские материалы и более или менее серьезную периодику, впрочем, строго проичкерийскую. Исполнение довольно примитивное: газета просто набирается на компьютере и выводится на принтер, а листочки просто склеиваются скрепками. Но это все, как говорится, издержки времени и обстоятельств. Другой вопрос, как распространяются промасхадовские газеты в Чечне, наводненной российскими войсками. Разумеется, не через киоски "Роспечати". Как правило, добровольцы просто-напросто оставляют стопки газет у подъездов, у ворот, на столиках в кафе, просто на тротуарах. Так что выходишь порой из подъезда, а там тебя ждет почта, не всегда, конечно, свежая, но все же хоть какая-то.

Юрий Багров: В 99-м году аккредитацию журналистам для работы в Чечне оформляли в пресс-центре Объединенной федеральной группировки войск на Северном Кавказе в Моздоке. Аккредитация представляла собой лист бумаги, напечатанный на старом принтере с печатью и подписью руководителя пресс-центра. Срок ее действия был не больше месяца. Корреспондентам опальных средств массовой информации было сложно продлить разрешение на работу в Чечне. Помню, как в холле гостиницы в Назрани журналисты обсуждали эту проблему. Решение пришло неожиданно, для этого понадобились ноутбук, сканер и цветной принтер. Потрудившись несколько часов, журналисты очистили бланк, оставив подпись и печать. На следующее утро каждый желающий мог получить чистое аккредитационное удостоверение и вписать туда свое имя и издание, которое он представляет. Сложность заключалась в том, что поддельная аккредитация была по качеству лучше оригинала, однако ей быстро придавался потрепанный вид, и различия терялись. Зная, что военные не жалуют западные СМИ, некоторые стрингеры зарубежных информационных агентств вписывали названия несуществующих российских изданий. Например, были газеты "Новости российской армии" или "Независимые вести". Удостоверение о принадлежности журналиста именно к этому изданию также изготавливалось на компьютере. Но со временем меры по ограничению доступа журналистов в республику ужесточились, появилась так называемая "аккредитация Ястржембского". Поездки в Чечню теперь строго контролировали военные. Из Моздока на вертолете телевизионщиков доставляли в так называемые "русские регионы": Наурский и Щелковской. Оговаривалось, что можно снимать, а что нет. Разрешалось вести съемку восстановительных работ, запрещалось снимать проезжающие мимо танки и БТРы с замазанными номерами. Среди иностранных журналистов подобные поездки получили название "Ястржем-тур". С той поры ситуация мало изменилась. О проблеме освещения второй кампании на Северном Кавказе говорит редактор газеты для выходцев из Чечни Шерип Асуев.

Шерип Асуев: Два года назад, когда мы открывали эту газету, "Голос Отчизны", мы взяли ее девизом слова из Корана, 33-й аят: "И не облекайте истину ложью". К сожалению, мы даже тогда предположить не могли, что истину, речь идет о происходящем в Чечне и вокруг нее, будут не только облекать ложью, но настолько плотно облекут ее ложью, что от нее мало что останется. К сожалению, по прошествию уже трех лет второй чеченской войны, объективно о происходящем в зоне боевых действий мало кому известно. И главная вина в этом, на мой взгляд, в нашей профессии, в журналистике. Правда очень нужна была. Я убежден в том, что она больше нужна была России, чем собственно самим чеченцам, оставшимся в Чечне. И возникала даже такая идея - по возможности громко крикнуть, чтобы все услышали и обратиться к своим коллегам: давайте откроем на этой войне третий фронт, фронт правды, ибо она сегодня чрезвычайно востребована. Мы все помним, как некоторое время назад в эмоциональном порыве президент Путин сказал: "где, что вы видели, назовите имена, явки, пароли". К сожалению, называются, но называются не те. И если продолжить эту шпионскую терминологию, то идет открытая дезинформация. Я понимаю, когда так называемые государственные средства массовой информации, которые по своему предназначению взяли на себя обязательства освещать, проводить политику властей, к ним у меня меньше претензий. Но когда и независимая журналистика, независимые издания подыгрывают или заигрывают, или молчат, что больше всего происходит, вот это обидно и больно, потому что это уже не журналистика. Я тоже часто бываю в Чечне и знаю, какая огромная потребность в объективной информации. А в отсутствии вообще любой, в меру своих покупательских способностей, доступа и так далее, проглатывают, что называется, все, но отношение, естественно, скептическое. И эта двойственность или раздвоение, то, что вижу, и что об этом читаю, оно чрезвычайно больно бьет по имиджу прессы и журналистки в глазах общества, в глазах людей. Если я сам очень скептически отношусь к призывам побольше освещать как сеют хлеб, как убирают яблоки и так далее, то, может, для Чечни это как раз сегодня и надо - сеять хлеб. А пока там грохочут пушки... На этом фоне призывать своих коллег к тому, чтобы они писали как на соседнем поле убирают хлеб, я считаю, что это не просто неправильно, это грех.

Юрий Багров: Цейское ущелье Северной Осетии являлось одним из популярнейших в советские времена местом отдыха, особенно среди горнолыжников и туристов. Именно здесь находится одно из немногих древних языческих святилищ, сохранившихся до наших дней.

Риком - так называется языческий храм, примечателен еще и тем, что построен из дерева. Для горских народов деревянные строения нетипичны, обычно при постройке жилищ люди использовали камни и глину. Квадратное здание Рикома, крыша которого держится на восьми резных столбах, увенчанных драконообразными консолями, находится за овальной каменной оградой. Святилище построено без единого гвоздя, лишь облицовка двери зафиксирована металлическими креплениями. Ученые затрудняются назвать точную дату постройки святилища. Некоторые из них считают, что Риком был построен в горах Осетии в 14-м веке, есть версия, что первоначально это была христианская церковь, воздвигнутая грузинскими миссионерами. В память о христианском прошлом в Рикоме долгое время хранились иконы, оклады и прочий церковный инвентарь. Рассказывает ученый-историк Виталий Тменов.

Виталий Тменов: У осетин, у народов Кавказа было такое поверье: если что-то было найдено или досталось по наследству более древнее, красивое, заслуживающее внимания высшего божества, то этот предмет клали в святилище. Здесь поляна солнечная, она одно из самых теплых солнечных мест на территории Осетии. Там скалы источают влагу, как бы слезы Господни текут. Это уже сам признак того, что место какое-то необычное. Риком не просто сам по себе, он еще связан с именем Властержи, покровителя путников, мужчин, воинов как таковых. Как его по христианской традиции приравнивают к святому Георгию. Каждый осетин в глубине души почитает Риком. Причем поклонялись Рикому не только мои соплеменники в древности и в средние века, но и жители окрестных районов. Туда приходили грузины, поднимались жители других северокавказских регионов, балкарцы, карачаевцы, говорят, что приходили и кабардинцы.

Юрий Багров: Почитание Рикома осетинами было столь высоко, что нашло отражение в героическом нартовском эпосе. Согласно сказаниям, Бог, оплакивая гибель своего любимца нарта Батрадза, уронил три слезы. На месте падения одной из них и возникло святилище Риком. Фольклорные источники говорят о том, что в эпоху средневековья осетины-воины, отправляясь в поход, собирались у святилища и приносили клятву верности. В подтверждение того они клали наконечники стрел, которые были найдены археологами во время одной из реставраций Рикома. Здесь в здании Рикома длительное время хранились особо почитаемые реликвии царя горского народа Ос Багатора, пытавшегося объединить осетин после монголо-татарского нашествия. Рассказывает краевед Славик Джанаев.

Славик Джанаев: Туда заходил только хранитель. Во время праздника он выносил ценные вещи к народу, в основном молодежь, достойные люди, которые уже заслужили право прийти на это место в святилище, и под арфу, под другие музыкальные инструменты слагались песни-легенды, сказания про носителя этих вещей, достойных людей. То есть это была школа. В этих храмах не было же так: пришел, помолился, очистился и все. Да, это тоже было, но это не самое главное. Там учились, там росли, там решали задачи, там обменивались опытом. В конце концов, там состязались и, естественно, веселились. Это был праздник. Где же происходило в основном все действие? Все действие происходило не под, как везде принято, под храмом, многие так рассуждают: храм где-то должен быть наверху, нет, этот храм находился внизу под площадкой. Танцевальная площадка находилась всегда над храмом. В результате танцующий человек, танец это тоже ритуал, это тоже молитва, и вот он находился наверху на этой площадке, он смотрел вниз. То есть перед ним "реликвием" был, он ощущал частичкой Бога, он чувствовал свою значимость. Это надо было заслужить, не каждый шел туда, только достойных туда отправляли. Человек должен был расти там, очищаться не там, как у нас принято, очищаться в святом месте, а туда можно и грязным прийти, нет, наоборот, туда ты должен уже прийти чистым.

Юрий Багров: В 95-м году по чьему-то злому умыслу или из-за халатности туристов древний памятник полностью сгорел. Раскрошились даже камни фундамента, на котором он стоял. Спустя три года реставратор Славик Джанаев с группой энтузиастов восстановили уникальное святилище. Собрав по крупицам информацию о памятнике, изучая любительские фотографии туристов, просматривая архивы в музеях, Джанаеву удалось воссоздать точную копию храма. Попытки добиться от местных чиновников финансовой помощи ни к чему не привели. Риком построили, рассчитывая лишь на свои силы.

Славик Джанаев: Вообще-то я его не решил сам делать, меня его попросили сделать. И долгое время я отказывался. У нас есть, у всех, кто более менее так приверженец своей идеологии, своей духовности, такое щепетильное отношение к нашим храмам, святыням. У некоторых такое отношение: а заслужил ли ты, а имеешь ли ты право? И вообще разговоров тогда было много. Тогда появились всевозможные течения, секты, кто-то уже говорил: вообще не надо его строить, кто-то говорил, что надо строить другое какое-то сооружение, другой идеологии, другого вероисповедания, даже такие были разговоры. Поэтому я особо и не стремился его строить. Но года два его не делали, пришлось заняться им. Я не могу сказать о каких-то сложностях, да, их было масса, много, какие-то препятствия, какие-то ситуации складывались в процессе. Но я одно могу сказать: все они пошли только на пользу, поэтому я сложностями не могу это назвать. Это было школа, это был путь. Конечно, в определенный момент ищешь какую-то помощь от кого-то: от правительства, от государства, и нет ее. А вот в конце, когда уже все закончено, построено, думаешь: хорошо, что так получилось, потому что он бы строился не на духовном уровне, он бы строился из каких-то тщеславных интересов, из каких-то своих соображений, может быть из финансовых соображений, по всякому. Не секрет, что много так строится, даже святое. Здесь так случилось, что можно было построить с такими людьми, которые, несмотря ни на что будут строить. Даже не только с финансами связано дело. Допустим, профессионалы могли же его строить, профессионалы, которые занимались раньше этим делом. И тогда бы они построили его так, как раньше строили, чисто как памятник архитектуры. У нас это уже не было главной целью. Это главное - мы его строили, восстанавливали как памятник архитектуры, но в первую очередь, - мы строили храм.

Юрий Багров: Учеными выдвигаются самые разнообразные версии о происхождении названия Риком. Некоторые считают, что свое имя храм получил от грузинского слова "рекула" - колокол, звонить в колокол; от осетинского слова "ирыком" - осетинское ущелье, "хурыком" - солнечное ущелье. Очевидно одно: Риком является памятником, воплотившем в себе лучшие черты традиционного деревянного зодчества народов Северного Кавказа.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены