Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
5.12.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Наши гости
[07-10-03]

Факты и мнения

Ведущий Лев Ройтман
e-mail: RoitmanL@rferl.org

Эвтаназия: убит по собственному желанию?

Тяжело и неизлечимо больной человек, для которого жизнь превратилась в физическую и психическую пытку, просит врача сделать ему смертельный укол, прекратить его мучения. Врач соглашается. Что это - милосердие или убийство? Это эвтаназия. А о том, допустима ли она, то есть помощь в смерти, спорят юристы, врачи, культурологи, теологи, законодатели. Сегодня эти споры вспыхнули с новой силой в Германии и во Франции, год назад дискуссия бушевала в Англии в связи со смертью Дианы Претти, периодически эти споры сотрясают и Америку. В нашем разговоре об эвтаназии участвуют: из Парижа Семен Мирский; из Бонна Евгений Бовкун; из Нью-Йорка профессор Даниил Голубев.

Евгений Васильевич Бовкун, в Ганновере раскапывают могилы, эксгумируют трупы. Знаменитая клиника имени Парацельса сегодня находится под подозрением как место убийств, 76 трупов надлежит исследовать - масштаб массовых убийств. Что происходит?

Евгений Бовкун: Прежде всего фактическая сторона. 76 летальных исходов - это еще не 76 убийств. И руководство клиники даже обратилось к журналистам с большой просьбой не начинать пока такую кампанию в печати против женщины-врача, которую подозревают в том, что она способствовала смерти этих пациентов, до тех пор, пока обвинение не будет сформулировано точно. Действительно происходит эксгумация, эксгумировать будут 26 пока трупов. В этой операции принимают участие видные эксперты, профессора. То есть, когда будет сформулировано обвинение, тогда, видимо, и пойдет речь о конкретной вине этого человека, этого врача. Но, независимо от самого происшествия, в печати, конечно, и в обществе германском опять возобновились дискуссии, правомерно ли убивать пациента, даже если он об этом просят. И здесь помощь такая, помощь умиранию, как называют ее, делится на две части - пассивную и активную. Пассивная помощь - это как раз, очевидно, то, в чем участвовала эта врач в Ганновере. Она делала пациентам уколы морфия, а известно, что морфий, особенно для больных людей, не то, чтобы противопоказан, но он сокращает жизнь. Но это пассивная помощь, а делала она смертельный укол или нет - это пока непонятно. Тут сразу вспомнили другой процесс. Этот процесс проходил тогда в Вупертале, и я был на нем вместе с моим коллегой Альбертом Плутником из "Известий". Мы тогда написали серию очерков под названием "Процесс" о процессе против медицинской сестры Михаэле Редер, которая тогда, и это было доказано, сделала минимум 17 смертельных уколов. Она была последовательницей известного профессора Юлиуса Хаккеталя, теоретика этой гуманной смерти, который в своей клинике в Баварии лечил раковых больных. Но он делал им смертельные уколы по их просьбе. А эта медсестра взяла на себя роль бога, и она делала сама эти уколы тому, кому считала нужным. Опять сейчас вспыхнули эти дискуссии о правомерности, особенно в связи с тем, что в некоторых странах, в частности, в Голландии было принято решение о допустимости активной помощи умиранию. И в связи с тем, что два года назад крупная политическая деятельница социал-демократка Регина Хильдебрандт, которая тоже заболела раком, призывала общество в открытую подумать о том, чтобы действительно людям, которые страдают неизлечимыми болезнями, помогать на последнем этапе.

Лев Ройтман: Спасибо, Евгений Васильевич. И я добавляю - так же и Бельгия, она стала второй страной в мире, которая узаконила, допустила при определенных исключительных обстоятельствах эвтаназию, то есть помощь в умирании, помощь из милосердия при целом ряде условий. Но следует сказать, что в Германии, конечно, эта проблема имеет особый характер, тут не только этическая сторона проблемы, которая всем очевидна во всех странах, тут еще и история. Потому что, как оценивают историки, от 100 до 250 тысяч, а быть может и больше, людей не "арийской" так называемой расы, инвалидов, парализованных, душевнобольных были умерщвлены в гитлеровской Германии. Семен Мирский, во Франции тема эвтаназии также сегодня на первых полосах газет. В чем дело?

Семен Мирский: Дело в том, что 26 сентября в клинике в департаменте Па-де-Кале скончался Венсан Амбер, молодой человек, попавший в 2000-м году в тяжкую дорожную аварию, из которой он вышел полностью парализованным, слепым и немым. И в момент, когда поступило сообщение о кончине Венсана Амбера, его мать опубликовала открытое письмо, в котором просила не предавать суду и даже порицанию врача, который отключил аппаратуру поддержания жизни, сказав, что сам Венсан Амбер написал открытое письмо президенту Франции Шираку со словами: "Господин президент, я прошу вас признать за мной право уйти из жизни". И во врачебном бюллетене, сопровождавшем кончину Венсана Амбера, содержалась такая примечательная фраза: "Учитывая клиническое состояние, медицинский прогноз, а также неоднократно высказанные пожелания самого пациента, мы решили ограничить меры активной терапии". Из этой цитаты, конечно, явствует, что и Венсан Амбер, и его мать добились своего. Однако в настоящее время во Франции на первых полосах газет, как вы сказали, не одно, а два дела об эвтаназии. И буквально в день записи нашей передачи в Париже возобновился процесс по кассационной жалобе медсестры по имени Кристина Малевр. Дело Кристины Малевр диаметрально противоположно делу Венсана Амбера. Венсан Амбер сам хотел умереть, о чем неоднократно и через свою мать, и сам лично просил президента и медицинские инстанции. Кристина же Малевр по своему собственному усмотрению и по своей собственной воле, как сказал Евгений Бовкун, уподобляя себя самому Господу Богу, вершила дела жизни и смерти пациентов. Подозревается она в том, что между 1997-м и 98-м годами была в палатах при кончине более 50 пациентов. Конкретно ей вменяется в вину эвтаназия в семи доказанных случаях умерщвления пациентов. В январе этого года Кристина Малевр была приговорена парижским судом к 10 годам лишения свободы. Сейчас, как я уже сказал, суд рассматривает ее кассационную жалобу. И вот примечателен обмен репликами, имевший место во второй день суда между Кристиной Малевр и адвокатом пострадавший стороны. Адвокат мэтр Оливье Морис спрашивает подсудимую: "Когда никто из членов семьи пациента, ни сам пациент не просят медсестру укоротить его жизнь, а она, тем не менее, делает именно это, как вы называете подобные действия?" И Кристина Малевр отвечает: "Я называю это эвтаназией". Именно этот ответ, по мнению юристов, приведет скорее всего к тому, что ее просьба о кассационном пересмотре дела будет отвергнута, и она вернется в тюрьму на 10 лет, к которым была приговорена.

Лев Ройтман: Спасибо, Семен Мирский. Теперь в Америку. Профессор Голубев, в Америке один из активных сторонников убийства, смерти из милосердия находится сейчас в заключении. Как обсуждается эта проблема в Соединенных Штатах?

Даниил Голубев: Обсуждается так же, как и в Европе, по-разному. Но я хочу высказать свое мнение, которое сложилось у меня на протяжении многих последних лет и которое мне представляется, как автору этого мнения, единственно правильным. Первое положение: эвтаназия не должна входить в обязательный или допустимый круг врачебных мероприятий. То есть у врача нет и не может быть такой обязанности прекратить страдания больного, когда он не может его вылечить. При современном размахе коммерческих услуг в медицине введение такого положения в устав деятельности врача может иметь совершено дикие, непоправимые последствия и быть очень масштабными. Это первое. Второе: сам факт ухода из жизни человека, который этого хочет и добивается этого либо самостоятельно, либо посредством родственников или даже кого-то, кого он попросит, не должно быть предметом общественного рассмотрения и должно проходить мимо общества, как многие стороны жизни человека, которые не обсуждаются, не регламентируются. Никто не регламентирует право на ревность, на неудачную или счастливую любовь и так далее. И поэтому мне непонятно, с какой целью мать французского господина Амбера обратилась к общественности с просьбой не привлекать врача к ответственности. Вот это оглашение такого рода намерений всегда вызывает резонанс и опасения. Именно поэтому врач Кеворкян в Америке сидит в тюрьме. Потому что он не просто оказывал милосердие, он делал это перед экраном телевизора и настаивал на необходимости врачу этим делом заниматься и, с моей точки зрения, закономерно был от общества изолирован.

Лев Ройтман: Спасибо, профессор Голубев. Здесь, очевидно, имеет смысл обратиться к конкретным решениям и определениям по проблеме эвтаназии. Так вот, я в начале передачи упомянул англичанку Диану Претти, она скончалась в мае прошлого года через несколько дней после того, как Европейский суд по правам человека в Страсбурге отклонил ее иск в Великобритании, где ей запрещали обратиться к ее собственному мужу с просьбой о легкой милосердной смерти. Диана Претти была парализована, безнадежно больна и тяжко страдала. Так вот, что определил Европейский суд: "Суд не может принять сторону истицы, когда она говорит, что, не имея возможности покончить с собой, стоит перед лицом жалкой и недостойной смерти". Мнение европейских судей. Сейчас мы слышали, что говорил профессор Даниил Голубев. Я в связи с этим приведу выдержку из постановления Американской Медицинской Ассоциации, а постановлению этому без малого 30 лет, 73-й год, декабрь. Итак: "Намеренное прекращение жизни одного человеческого существа другим, то есть милосердное убийство, противоречит и самому предназначению медицинской профессии, и политике Американской Медицинской Ассоциации". Таким образом, Даниил Борисович, ваше мнение отнюдь не расходится, принципиально говоря, с мнением Американской Медицинской Ассоциации. И это мнение остается в силе, как выясняется, также и для судов. И вновь в Бонн. Евгений Васильевич, когда в Германии обсуждают проблему эвтаназии, то, я уже заметил, наверняка вспоминают и исторический контекст этой проблемы, именно для Германии. Но в то же самое время есть две европейские страны, которые уже допускают эвтаназию, правда, с огромным количеством оговорок и условий, - Бельгия и Голландия. Кто в Германии, какие силы политические склоняются к допущению эвтаназии, какие политические силы категорически выступают против?

Евгений Бовкун: Категорически против "зеленые" и христианские демократы. Среди социал-демократов мнения делятся, среди членов СДПГ и сторонников социал-демократической партии есть сторонники гуманной смерти, но только при том обстоятельстве, если это продиктовано желанием самого тяжелобольного. Активная помощь умиранию отрицается обществом в целом. Во-первых, по исторической причине. Хотя, надо сказать, что здесь тоже появилось еще в конце 80-х годов Общество гуманной смерти. Я даже беседовал с его основателем. Он пытался, хотя безуспешно, на протяжении многих лет вернуть, как он говорил, эвтаназии изначальный смысл, говоря о праве врача решать судьбу больного и апеллировал при этом к примерам далеких эпох. Но что касается современных дискуссий, нынешних, то я думаю, что большая часть участников дискуссии согласилась бы с первой частью тезиса Даниила Борисовича, а со второй, очевидно, нет, когда он говорил о тайне, о сокрытии, о недопустимости разглашения договоренностей между пациентом и врачом. Дело в том, что здесь как раз общество хочет открытости, каждый хочет знать свой диагноз. В свое время в Советском Союзе скрывали диагноз от раковых больных, на многих клиниках онкологических такого даже не было названия, были времена такие. Так вот развитие германского общества состоит в том, что люди хотят знать диагноз, и очень многие хотят принимать участие в том, чтобы решать свою собственную судьбу. Вот этим, видимо, объясняется особенность германских дискуссий, такая острота этих дискуссий.

Лев Ройтман: Спасибо, Евгений Васильевич. Я долго жил в Германии. Я знаю, что в Германии происходило развенчание врача как бога в белом халате. То есть права пациентов на участие в определении своей судьбы, на обсуждение своего диагноза, обсуждение методов лечения все время расширялись и расширялись они именно в рамках расширения представления о правах человека. Это право больного самому решать свою судьбу оно подчас вступает в противоречие, быть может, с принципами медицинской этики. Но, наверное, об этом лучше спросить у профессора Даниила Голубева.

Даниил Голубев: Дело в том, что я не имел в виду сокрытия диагноза от больного, конечно. И в Америке, кстати, излишне, с моей точки зрения, с точки зрения русского врача, излишне откровенно говорят даже на ранних стадиях, что у вас рак или еще что-то такое. Поэтому речь идет не о сокрытии диагноза от пациента, а речь идет о том, что вмешиваться в решение пациента уйти из жизни по своему желанию и тем человеком, который этому желанию помогает, надо с величайшей осторожностью. Поэтому, если эту акцию милосердия выполняет близкий человек потому, что понимает, что дальнейшее существование его сына, брата, мужа невозможно - этот факт, с моей точки зрения, не должен быть предметом ни оглашения, ни общественного внимания. Но как только возникает опасение, что это превращается в профессиональную или психопатологическую склонность врача или медсестры, вот тут надо бить тревогу. Поэтому то, что происходит сейчас в Германии, эксгумация трупов с расследованием массовых уходов из жизни больных и возможной ответственности медперсонала - это совершенно правильно.

Лев Ройтман: Спасибо, Даниил Борисович. В порядке факта, поскольку мы говорили здесь о пассивной эвтаназии и об активной эвтаназии: метафорически пассивная называется "метод шприца, отложенного в сторону", а активная называется "метод наполненного шприца". Например, в Австралии эвтаназия квалифицируется (она запрещена) как содействие в самоубийстве, будь то активная эвтаназия или пассивная. А вот отношение католической церкви вдруг стало неоднозначным, потому что в прошлом году Римский папа, при этом он находился в Америке, заявил, что жизнь человеческая конечна, и все мы смертны. Но это еще никакое не откровение. Он, однако же, заявил, что в некоторых случаях использование медицинского оборудования может быть бесполезным и неуважительным по отношению к пациенту. И эти его слова дали пищу и толчок для самых различных комментариев. Таким образом, и отношение католической церкви более нельзя назвать абсолютно однозначным. Семен Мирский, насколько в этих дискуссиях, которые идут во Франции в связи с этими двумя делами - дело Амбера, и дело медицинской сестры Кристины Малевр, которое находится в кассационном суде, доминируют врачи? Быть может, это все шире только врачебных проблем, в конце концов известно изречение, что война слишком сложное дело, чтобы доверять ее генералам.

Семен Мирский: Дело, как вы сказали, несомненно, шире и, главным образом, глубже. И если какая-то польза произойдет в результате ведущейся ныне во Франции дискуссии, то польза, на мой взгляд, может быть только одна, а именно - что законодательство в кои-то времена учтет реальную ситуацию, существующую в реальной же жизни. Ибо случаи эвтаназии во французских госпиталях насчитываются уже сотнями, а, возможно, и тысячами, а законодатель еще не сказал своего жесткого и веского слова по этому поводу. И когда 26-го сентября врачи отключили от машин поддержания жизни уже упомянутого Венсана Амбера, поднялась огромная дискуссия в прессе: давайте последуем примеру наконец-то Нидерландов и Бельгии и введем у нас законодательство, которое дает людям право на достойный уход из жизни. На что премьер-министр Франции Жан-Пьер Раффарен сказал буквально следующее: "Мы не будем менять законодательство под нажимом эмоций". Он, разумеется, прав. Но рано или поздно, такое законодательство во Франции будет принято. И смею дать прогноз, что оно более-менее будет равняться на законы, уже существующие в Голландии и Бельгии.

Лев Ройтман: Спасибо, Семен Мирский. Коль скоро речь идет об этих законах, то хочу заметить, что закон в Голландии - первая страна в мире, которая легализовала эвтаназия, примерно таков, а это довольно обширный документ, во-первых, больной должен сам изъявить желание расстаться с жизнью. Речь в данном случае идет уже и не о том, что его родственники должны за него дать согласие, хотя иногда это необходимо, тем не менее, он сам должен это сделать. Во-вторых, консилиум врачей должен признать его неизлечимым, и далее этот больной должен быть признан лицом, которое тяжко в результате неизлечимой болезни страдает. В Бельгии этот закон идет еще дальше: больным предоставляются бесплатные болеутоляющие препараты для того, чтобы они не страдали, и чтобы страдание само по себе не было для них поводом заявить о желании совершить эвтаназию. В России таких законов нет, но и Россия, очевидно, придет к обсуждению этой проблемы всерьез и на правовом уровне.


Текст перепечатан с эфира без редактуры ведущего программы.
Приносим свои извинения за возможные неточности


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены