Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
26.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[06-04-02]
Факты и мненияВедущий Лев РойтманФильм Нино Киртадзе “Была когда-то Чечня...”Лев Ройтман: Календарно эти события никак не связаны, но по смыслу, по сути нерасторжимы. 3-го апреля Международная федерация прав человека призвала Совет безопасности ООН рассмотреть положение в Чечне на особом заседании. Призыв без надежды. Россия, постоянный член Совета безопасности, самоосуждения гарантированно не допустит. Но можно ли не призывать? Месяцем ранее документальный фильм Нино Киртадзе “Была когда-то Чечня...” получил престижную премию Адольфа Гримме, немецкий “Оскар”, как ее называют, а фильм - французский, Нино живет в Париже. В ее картине несколько журналистов, работавших в Чечне, говорят о чувстве бессилия при виде того, что там происходит. Но можно ли не говорить? Итак, участники передачи: Нино Киртадзе, Хасин Радуев и Аслан Аюбов. Нино, представлю вас подробнее: после окончания Тбилисского университета вы были какое-то время советником Эдуарда Шеварднадзе, уже позднее в Париже сняли фильм “Три жизни Эдуарда Шеварднадзе”. Во время первой чеченской войны, 94-96-й годы, вы были там корреспондентом агентства “Франс-пресс” и американского “Ассошиэйтед-пресс”, были вы и парижским корреспондентом нашей Грузинской редакции. Вопрос: ваш фильм “Была когда-то Чечня...” в России известен, показывали его там, фильм ведь телевизионный, показать несложно? Нино Киртадзе: Были какие-то попытки показать этот фильм. Я встречалась с некоторыми людьми, которые старались добиться согласия, чтобы показать фильм. Но там ключевая проблема была в том, что в фильме был разговор и об этих взрывах домов. Конечно, ответа в фильме нет, были эти взрывы организованы чеченцами или ФСБ, но только из-за этого мне сказали, что это будет невозможно на данный момент, во всяком случае, показать. Лев Ройтман: Но мы уже имеем и параллель. Фильм, который был снят двумя французскими кинодокументалистами на деньги Бориса Березовского “Покушение на Россию”, где прямо ставится вопрос о том, кто повинен в этих взрывах, версия - ФСБ повинен. Этот фильм также в России не показан по телевидению, хотя он широко уже известен. И еще один попутный вопрос: вы ведь кинедокументалистка, но, кроме того, и актриса. Вы снялись в чем-то в комическом фильме, который в переводе на русский называется, наверное, “Тысяча и один рецепт влюбленного кулинара”. Почему вы обратились к теме Чечни? Нино Киртадзе: По-моему, для меня эта тема была, как для личности, очень важна, так же как важна она для тех журналистов, которые участвуют фильме. По-моему, невозможно опять молчать, ничего не говорить. Я старалась все время, после того, как переехала в Париж, найти возможность как об этом рассказать, как об этом говорить. И вот этот фильм - как бы попытка высказать и показать все это бессилие, которое испытывают журналисты, старающиеся дать миру знать о том, что там происходит. Лев Ройтман: Спасибо, Нино. Мы еще вернемся, конечно, к теме вашего фильма. Хасин Радуев - наш корреспондент на Северном Кавказе, сейчас у нас в Праге. Я уже сказал, что в этом фильме журналисты все как-то касаются этого момента - собственного бессилия при виде того, что происходит в Чечне. Вы освещаете события в Чечне, будучи, как правило, на месте. Что испытываете вы? Хасин Радуев: Честно говоря, очень сложные чувства. Потому что, если, скажем, в ходе первой чеченской войны мы оказывались в каких-то местах, где происходили события, о которых нужно было рассказать всему миру, нужно было довести это до людей и показать весь ужас, что нельзя этого делать, и это как-то влияло на события, появлялся интерес политиков, они приезжали, смотрели какие-то случаи разбирались, наступления приостанавливались. Если даже бомбили, то жители того села конкретного знали, что если здесь были журналисты, то, по крайней мере, в ближайшее время бомбить не будут. Сейчас ситуация совершенно другая. Я помню, в начале войны я оказался в поселке Старая Сунжа, это рядом с Грозным, это пригород, но собственно Грозный, оказался под бомбардировкой. Бомбили тогда территорию, опять же непонятно из-за чего, потому что там были одни дома и большая школа. К счастью, в этот день был выходной, по-моему, воскресенье, детей не было, но какие-то ребята там играли в футбол во дворе. Самолет разбомбил эту школу, я там оказался и об этом рассказывал в течение суток. Потому что приходилось повторять: да, здесь бомбили, это может повториться, здесь люди в ужасе, есть трупы. Я называл фамилии, имена погибших людей. Но комментарии, которые следовали из Москвы разными высокопоставленными чиновниками, в том числе и теми, кто отвечал за информационное поле, за информационное обеспечение этой операции, они говорили, что такого быть не может. То есть я это все видел, я это все пережил, но другие просто не хотели это слышать, видеть и чувствовать. Дело в том, что ситуация ужасная почему, потому что тот же человек, для которого то, что происходит в Чечне, это как бы информационные потоки, какая-то борьба, сидя в кресле, с какими-то журналистами, которые неправду говорят, для него это игра, а там кровь, там смерть. И проходит мимо этого. Наверняка эти люди, которые распространяют ложь, они приходят домой, любят своих детей, беспокоятся за своих родителей, братьев, сестер, но там тоже умирают братья, там тоже умирают дети, старики. Их боль она невидна. Поэтому так отмахнуться от того, что там происходит, ни один честный журналист, какую бы должность он впоследствии ни занимал, не может. И мне кажется, в этом смысле я очень хорошо понимаю Нино, которая сняла этот фильм. Лев Ройтман: Спасибо, Хасин. И теперь к третьему участнику нашего разговора, человек на нашем радио новый, я рад вас приветствовать у нашего микрофона. Аслан Аюбов, сотрудник нашей новосозданной Северокавказской службы. Фильм Нино называется “Была когда-то Чечня...”. Чечня наверняка останется, но население Чечни оно драматично сократилось в результате этих двух войн, это жертвы, беженцы и переселенцы, которые Чечню покинули. Быть может они вернутся, наверняка не все, как это и бывает во всех подобных войнах. Аслан, какой вы хотите видеть Чечню, которая будет, ту, которая была, вы знаете. Аслан Аюбов: Чечня действительно в какой-то части это уже прошедшее время. Та Чечня, которую я помню, это Чечня светлая, зеленая, красивая, Чечня с надеждой и со своей какой-то атмосферой культуры. Многие чеченцы действительно разъехались по всему миру и в разных странах создаются уже общины чеченские. Одновременно у меня есть надежда, что те люди, которые выехали из Чечни, которые впитают в себя какие-то новые идеи, новые философии, новые культуры, в конечном итоге вернутся назад и попытаются воссоздать Чечню не в той форме, которая была раньше, а в обновленной форме. Часто говорят, что кавказцы никогда далеко не уезжают от родины, настолько они привязаны к ней. Это действительно так. Каждый чеченец должен быть, согласно традициям, похоронен на родине, это уже нас связывает. У меня в принципе в сердце остается оптимизм. Единственное, чего хотелось бы - скорейшего конца. Потому что отчаянию людей нет предела. Лев Ройтман: Нино, к вашему фильму вновь - “Была когда-то Чечня...”. Я уж сказал, он получил наиболее престижную премию документальных телевизионных фильмов в Германии, премия Адольфа Гримме. Как его воспринимает немецкая аудитория, французская аудитория, фильм ведь французский. Как эта западная аудитория воспринимает то, что она видит, слышит? Нино Киртадзе: Я должна сказать, что в этом смысле я была действительно счастлива увидеть, что люди, которые живут обыкновенной европейской жизнью, у которых все идет хорошо, после показа фильма была уйма писем этих телезрителей, которые хотели помочь. И зов их сердца чем-то был сравним с чеченским призывом к помощи и к миру. Это сложно очень выразить в словах, но они писали: что с стало с тем-то мальчиком, который под бомбардировкой, что я могу сделать? Один немец писал что-то вроде: я небогатый человек, но я могу каждый месяц посылать то-то и то-то этим детям, как мне помочь, что сделать? Я должна сказать, что пресса была очень-очень шокирована, что почти восемь лет это длится и никак не находит мир способа остановить это. Даже давно уже Чечня сошла с первых страниц и как бы все знают, что это какой-то хронический конфликт и будто бы он неинтересен, потому что хронический. Так что, я должна сказать, что и немцы, и французы они очень серьезно отнеслись к этому фильму и хотят помочь. Лев Ройтман: Хасин, на что ваша надежда? Хасин Радуев: Честно говоря, очень трудно сказать, что может случиться. Понятно одно, что продолжаться это вечно не может. В прошлую войну очень много писали, и политики говорили об этом, журналисты писали о том, что те люди, которые ввязались в эту войну, не читали Толстого, его “Хаджи Мурат”. Там очень хорошо, ярко и очень правдиво, как это смог сделать великий писатель, описаны чувства чеченцев к тем людям, которые над ними издевались. Прошли годы, ничего не изменилось. Попытки выселить нас, изгнать вообще с этой территории, все это как бы результата не имеет, Чечня возрождается каждый раз. Я уверен, что все это когда-то кончится и Чечня останется. Фактически историю творят люди, а они уходят. Все меняется в этом мире. Здесь в Праге я смотрел и видел памятник на том месте, где раньше стоял памятник Сталину, там есть маятник. Он, этот маятник, качается днем и ночью и напоминает нам, что все не вечно в этом мире, все меняется. Поэтому я надеюсь, что и ситуация в Чечне изменится в лучшую сторону. Лев Ройтман: Спасибо, Хасин. Аслан Аюбов, не произошло ли так, что чеченцы, которые с оружием в руках пытаются ситуацию изменить, их можно называть как угодно - боевиками, участниками военных действий, террористами, что многие из них потеряли реальный ориентир, ибо не вполне ясно более, какова желанная конечная цель их вооруженной борьбы? Аслан Аюбов: Чеченские боевики или бойцы сопротивления не всегда имеют выбор, чаще всего выбор им навязывается. Чаще всего они просто как бы отбивают мяч, который забросили на их половину поля. Несомненно огромная часть чеченского сопротивления просто уже автоматически продолжает эту борьбу, они уже вне закона. Первым делом надо как-то решить проблему законности, амнистии или какие-то иные проблемы с тем, чтобы люди могли бы знать, что если они сядут за стол переговоров, если они попытаются путем ненасилия решить проблемы, стоящие перед чеченским народом, то они не будут за это наказаны. К сожалению, люди, которые выезжают в Москву для переговоров или для контактов, просто бывают арестованы, мы знаем такие случаи. Поэтому, если решатся эти проблемы, если будет желание российской стороны завершить эту ужасную войну, я думаю, все остальные проблемы приложатся. Чеченский народ не хочет войны. Я думаю, что бойцы сопротивления тоже с удовольствием разошлись бы по домам. Надо найти пути, методы, способы закончить эту войну. Россия, как огромная, великая держава, имеет возможность это сделать. Чеченцам, маленькому, слабому народу, гораздо тяжелее. Лев Ройтман: Спасибо, Аслан Аюбов. Нино Киртадзе, в вашем фильме - трудно о нем рассказывать, показать его мы не можем, для этого есть российское телевидение, на что я очень надеюсь - в вашем фильме есть ли надежда на какой-то желанный исход, и каков этот желанный исход? Нино Киртадзе: Там, конечно, надежды мало в этом фильме. Я думаю, все люди, у которых есть силы на что-то надеяться, проходят через отчаяние, через безнадежие, через все это. Просто потому поставлен этот акцент безнадежности, чтобы показать, насколько важно сейчас, может быть сию минуту, я не знаю, насколько можно скорее найти какой-то выход. Потому что это отчаяние, эта безнадежность, бессилие остановить весь этот ужас ни к чему хорошему в будущем не приведет. И эти люди, и русские, и чеченцы, они не смогут продолжать в этом климате недоверия, бессилия, отчаяния и чувства мести с одной стороны или с другой. Так что, я не знаю, какой может быть выход, но должны обе стороны постараться это закончить. Лев Ройтман: Нино, и еще один вопрос по поводу вашего фильма. В нем участвуют пять журналистов, которые работали на чеченских войнах. Одного из них - Андрея Бабицкого, знают многие, очень многие, других в Росии практически не знает никто. Кто они? Нино Киртадзе: Первый персонаж - это журналист “Би-Би-Си” Роберт Парсонс, который во время двух войн был в Чечне. Потом американец Стенли Кринг, у него такой артистический бекграунд и он совершенно случайно попал в Чечню и больше о ней забыть не может. Потом это Софи Шиаб - журналистка французской газеты “Ле Монд”. Потом Андрей Бабицкий. И Петра Прохазкова, которая работала на чешское агентство “Эпицентрум” и у нее самый депрессивный спич по поводу того, что такое журналистика и что такое Чечня. Лев Ройтман: Кстати, по поводу Петры Прохазковой, которая неоднократно участвовала и наших передачах, и в моем “Круглом столе”. У нее совершенно особая судьба, созданная стараниями российского чиновничества. Она замужем за российским гражданином, а ей не позволяют приехать в Россию, не выдают российскую визу. Софи Шиаб также работала в Москве и также участвовала в наших передачах. Можно ли сказать, что эти журналисты, которых вы интервьюировали, непредвзято освещают ситуацию или там есть какой-то пропагандистский задор, направленность какая-то тенденциозная? Нино Киртадзе: Я думаю, что вначале для всех это было работой. Человек идет в бюро и для них вот это бюро - горячие точки. Но то, что они видели, потому что они люди, потому что они индивидуумы, потихоньку это все превратилось не в работу, это превратилось в какой-то смысл жизни, может быть. Объективность - тоже сложно об этом говорить, потому что я не знаю, насколько объективна смерть и несчастья, и насколько человек может холодно констатировать факты и остаться безучастным. Вот в этом субъективность, что они это к сердцу принимают и переживают. Лев Ройтман: Если бы, очевидно, этой душевной субъективности не было, то не было бы и этого замечательного фильма, так высоко оцененного. Я поздравляю вас с этой премией, с этим профессиональным успехом. Приносим свои извинения за возможные неточности Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|