Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-01-01]
Факты и мненияВедущий Лев РойтманАрест по доступной цене: без суда дешевлеЛев Ройтман: Я цитирую основной закон России: “Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению”. Конституции России уже семь с лишним лет, однако и впредь это фундаментальное положение о правах и свободах человека и гражданина, это вторая глава российской Конституции, будет в руках прокуратуры, а не суда, вопреки Конституции. Пятого января этого года президент Путин направил в Госдуму проект закона, он именовался “О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс, с целью приведения его в соответствие с Конституцией". Этот законопроект готовили, согласовывали девять месяцев. Уже 19-го января президент Путин свой правозащитный законопроект из Думы отозвал - с интервалом в две недели. Что мог узнать президент за эти 14 дней такого, чего не знал девять месяцев? Вопрос участникам передачи: правозащитнику Валерию Абрамкину и юристу, писателю, публицисту Аркадию Ваксбергу. Валерий Федорович Абрамкин, официальное объяснение этого движения, левой рукой вперед, правой назад, почти как в дзюдо, таково: для дачи санкций на досудебное содержание под стражей, на обыски, выемки, некоторые другие следственные действия у судов сейчас нет ни денег, ни кадров. Объяснение официальное, повторяю. Неофициальных объяснений этого, я бы сказал, поступательно-возвратного движения президента много. Вы бывший политзаключенный. Слава Богу, этого больше нет. Вы бывший член Палаты по правам человека Консультативного Совета при президенте России. Этого Совета, к сожалению, больше нет, он упразднен в прошлом году. Вы член Совета по судебной реформе при президенте. Этого Совета тоже, к сожалению, больше нет. Вы директор общественного Центра содействия реформе уголовного правосудия и член Московской Хельсинкской группы. Ваше понимание этой странной ситуации? Валерий Абрамкин: Безусловно, Конституционная норма уже давно должна была быть введена в действии. Слишком много времени прошло после 93-го года. Но, я думаю, что судебная система к введению такого института не готова пока. Как показывают опросы общественного мнения, население воспринимает суд как карательный орган. И не ошибается, потому что эта система - попросту бессмысленный и, уродливый придаток прокуратуры и следствия. Вот я напомню, что наши судьи просто штампуют обвинения без исключения, и количество оправдательных приговоров 0,3%. Такого нет ни в одной стране мира. А судебные репрессии сейчас, приговоры, которые выносятся, скажем, за мелкие хищения, они превосходят по своей жестокости и масштабам сталинский указ “о колосках”. Конечно, для того, чтобы этот институт работал, надо провести такую подготовку, которую проводили при введении судов присяжных в десяти регионах. Ее тогда проводил Сергей Анатольевич Пашин, который возглавлял отдел по судебной реформе в главном управлении при президенте. И в самом деле судьи уже были к введению судов присяжных подготовлены, там целый ряд мероприятий проводился. И, безусловно, когда мы узнали о том, что президент внес такое предложение законодательное, это породило некоторые надежды и на то, что отдел Пашина будет восстановлен. Потому что я не представляю себе, как можно было вводить этот институт просто так, бросая эту инновацию как кирпич на голову функционеров. А судьи это же просто функционеры. Лев Ройтман: В том случае, вы об этом говорили, если суды штампуют обвинительные заключения и трансформируют их в приговоры, приговоры, естественно, обвинительные, то каким образом, с вашей точки зрения, подобная мера - судьи будут давать санкции на аресты, на обыски, на выемки, на продление сроков содержания на предварительном следствии под стражей, каким образом это, даже если будет введено, сможет повлиять на ситуацию с защитой права человека на личную неприкосновенность? Валерий Абрамкин: Моя личная точка зрения, что судьи большие нарушители закона, чем прокуроры. Именно поэтому без такой предварительной подготовки, которая была при введении суда присяжных, ничего не изменится. Это точно абсолютно. Но ведь этот законопроект мог быть принят с отложенным сроком вступления в силу, скажем, с июня будущего года, и было бы время на подготовку судей. Как показывает опыт работы отдела по судебной реформе, судьи, которые начали вести процесс с участием суда присяжных, работали просто классно, они выносили 20% оправдательных приговоров. Это европейский уровень. Лев Ройтман: Спасибо, Валерий Федорович. Вы говорите о судах присяжных, этот эксперимент проводится. Но эти суды, которые предусмотрены Конституцией, действующей семь лет, пока, так сказать, опробуются только в 10% российских регионах, что само по себе грустно. И ни на один регион это количество не возросло. И второе, вы говорите о европейском уровне оправдательных приговоров, которые выносят суды присяжных - 20%. Это может свидетельствовать о совершенно удручающем уровне следствия. Вот этому следствию как раз и должен был помочь тот правозащитный указ, который президент одной рукой внес, а другой изъял из Государственной Думы. Объяснение таково, что денег нет и суды не готовы. Но на это были как раз эти семь лет, прошедшие после принятия Конституции. И хочу здесь заметить, в порядке справки, в порядке факта: официальное объяснение гласит, что необходимо примерно 50 миллионов долларов в пересчете с рублей в год на проведение подобного мероприятия, передачу этих санкционирующих функций судам. И этих денег нет. А теперь попробуем принять во внимание следующее - на президентских полпредов в семи округах требуется 14 миллионов долларов в год, эти деньги нашлись. На содержание только одного Медицинского центра Управления делами президента требуется, это заложено в бюджете, 32 миллиона долларов в год. Эти деньги нашлись. Но это, я подчеркну, только один медицинский центр. В введении управления делами президента находятся Кремль, что понятно, Дом правительства, понятно, еще 300 офисных зданий в Москве, они имеют общую площадь три миллиона квадратных метров. Пусть так, нужно рабочее место. Еще к тому же: три гостиницы, четыре тысячи дач и 18 дачных комплексов в Подмосковье. Около ста санаториев и пансионатов. Семь автобаз - это пять тысяч легковых автомашин, плюс грузовые, санитарные и автобусы. Авиакомпания “Россия” - 67 самолетов. Теплоход, две президентские яхты. Этому управлению делами президента принадлежат несколько медицинских комплексов. Кроме того, специализированные ателье, химчистки, пищевые комбинаты. И вместе с компанией “Де Бирс” Управление делами президента является соучредителем фирмы “Согласие”, которая создана для разработки Ломоносовского месторождения алмазов. В Управлении президента и в тех учрежденных им унитарных предприятиях работают 120 тысяч человек. А речь идет о том, что 50-ти миллионов, нужных для соблюдения фундаментального права человека на личную неприкосновенность, в российской казне нет. И с этим к Аркадию Иосифовичу Ваксбергу. С учетом этой справки, Аркадий Иосифович, как вы оцениваете то, что произошло? Аркадий Ваксберг: Я бы всю эту историю рассматривал как звено в ряду и позиции президента относительно Земельного кодекса, и замороженной 17-й главы гражданского кодекса о праве собственности на землю, и направленности Трудового кодекса, и заметных для всех акции, нарушающие права человека. Не говоря уже о выстраивании всей этой вертикали власти пресловутой, с насаждением повсюду кагэбистского аппарата. Я это говорю только для того, чтобы подчеркнуть, во-первых, общую тенденцию, казалось бы, разноплановой деятельности президента, а во-вторых, очевидную слабость президентской власти, его зависимость от различных политических кланов и интересов, заложником которых президент, наверное, является. Я позволил бы себе не согласиться с Валерием Федоровичем в том, что причиной того, что случилось является неподготовленность судей к введению этой новеллы. Потому что, если принять эту гипотезу, то тогда в действиях президента надо усмотреть позитивный элемент, тогда это абсолютно правильное решение, которое он принял. Суды не подготовлены, значит, и он правильно поступил, что он отозвал свою поправку. Почему же это тогда вызвало возмущение абсолютно, насколько я понимаю, всей демократической общественности, и не только в стране, но и обратили на это внимание за рубежом. Я думаю, что дело здесь происходит вот каким образом. Возможное усиление судебной власти, оно пугает силовые структуры, какими бы недостатками сегодняшняя система ни обладала. Суд в своем развитии, в том, каким он сейчас выстраивается, еще не стал, но становится все более независимым, публично действующим организмом. Уж во всяком случае, опять таки в целом, не останавливаясь на отдельных, может быть даже и не редких исключениях, далеко не столь карманным, каким был совсем в сущности недавно. Стопроцентно предсказать его позицию теперь невозможно, безотказно давить на него все труднее. Во всяком случае, желанный результат не гарантирован. И если бы было не так, то, наверное, не было бы столько возни с Уголовно-процессуальным кодексом в отличии от других кодексов, которые были приняты относительно быстро. Почему семь лет разрабатывается Уголовно-процессуальный кодекс, который касается интересов граждан, который касается важнейшей из важнейших проблем свободы личности? Почему именно этот кодекс никак нельзя принять и привести его в соответствии с действующей Конституцией? Почему этот обломок тоталитаризма продолжает действовать и нельзя сдвинуть его от первого до второго чтения, которое, якобы, намечено на ближайший июнь - пройдет четыре года? Почему именно с этим кодексом происходят такие недоразумения? Я думаю, это вопрос риторический, ответ напрашивается сам собой. Лев Ройтман: Спасибо, Аркадий Иосифович. Вопрос, естественно, риторический, и все-таки я его переадресую Валерию Федоровичу Абрамкину - почему? Валерий Абрамкин: Вы знаете, я хотел бы все-таки сказать, что я оказался неверно понятым. Я не против того, чтобы этот законопроект о введении судебного порядка при назначении такой меры пресечения как арест, рассматривался сейчас. Я говорил о том, что его необходимо дополнить программой действий для того, чтобы судьи подготовились к этому новому институту. Это первое. И второе, что касается уголовно-процессуального кодекса. Отчасти вина за то, что он так долго рассматривается, лежит на правозащитниках. Потому что в конце 99-го года после того, как в первом чтении проект УПК был принят, мы организовали акцию протеста против рассмотрения данного проекта. Результатом этой акции стало то, что вторые чтения так и не состоялись и, я надеюсь, что оно и не состоится. Дело в том, что этот проект ухудшает ситуацию с правами человека. Усложняет работу следователей, судей и, в общем-то, слава Богу, что он до сих пор не рассматривается. Лев Ройтман: Спасибо, Валерий Федорович. Ситуация действительно неоднозначна. Но хочу у вас вот что спросить, Конституционный суд России довольно жестко корректирует сейчас действующее законодательство, если оно Конституции не соответствует. Он в свое время фактически отменил смертную казнь, указав, что прошло достаточно времени для введения судов присяжных на всей территории России, а в противном случае смертная казнь назначаться не должна, и она, соответственно, не назначается. Так не может ли, с вашей точки зрения, с соответствующей подачи Конституционный суд России принять, так сказать, запрещающие решения применять нынешний УПК, которые и приведут процессуальное законодательство в соответствие с Конституцией. Что вы думаете по этому поводу? Валерий Абрамкин: По свой инициативе Конституционный суд этот вопрос рассматривать не может, но если мы организуем подачу такого дела в Конституционный суд, как раз, я напомню, Сергей Анатольевич Пашин добился того, чтобы Конституционный суд начал рассматривать вопрос о смертной казни, то, конечно, появятся шансы на то, что Конституционный суд этот вопрос рассмотрит. Вот, я думаю, так надо действовать. Я думаю, что мы над этим подумаем. Лев Ройтман: Спасибо. Поскольку вы говорите, что указу президента должна сопутствовать программа подготовки судей, то, быть может, правозащитной деятельности также должна сопутствовать программа конкретных шагов. Это мое предположение в эфире. Аркадий Ваксберг: Вы знаете, я все-таки не думаю, что какими бы недостатками ни обладал проект нового Уголовно-процессуального кодекса - я приблизительно понимаю, о чем говорит Валерий Федорович - все-таки я не думаю, что он хуже советского Уголовно-процессуального кодекса. Где никаких практически, в моем представлении, прав личности просто не предусмотрено, их защита не гарантирована никаким образом. Это формула “санкция прокурора” это один из самых кошмарных институтов тоталитарной юстиции, который продолжает существовать. И какими бы недостатками ни обладала судебная процедура, какими бы недостатками, недостаточностью, видимо, в защите прав личности, я с этим согласен, обладает проект Уголовно-процессуального кодекса, все равно судебное решение лучше, прогрессивнее, дает какие-то дополнительные надежды на то, что справедливость будет каким-то образом защищена. Ничего страшнее санкции прокурора, от которой зависит судьба сотен тысяч, миллионов людей - сколько санкций дается ежегодно? По-моему, около миллиона на арест и на другие процессуальные действия, затрагивающие основные права и свободы личности. Вот санкцию прокурора им нужно сохранить в любом случае, потому что это дает безраздельное монопольное право действовать так, как это нужно не контролируемым никакой публичностью органам. И то, что вмешались в эту ситуацию силовые структуры, в этом нет никакого сомнения для меня, они так просто эту свою монополию не отдадут. Причем здесь деньги? Что мог президент и его окружение, его администрация, люди, которые помогали готовить эти поправки, и вообще связаны со всей это процедурой прохождения, они что, не заметили дыры в бюджете размером приблизительно в 50 миллионов долларов? Они что, не знали этого раньше, они вдруг проснулись и узнали в течении этих двух недель, сколько тысяч дополнительных мест в судебной системе нужно заполнить? Это же почти комичная ситуация, я не хочу просто употреблять другие выражения. Лев Ройтман: Спасибо, Аркадий Иосифович. Будем это также считать вопросом риторическим. Они, естественно, не знать этого не могли. Что касается тех данных, о которых вы спрашивали. Так вот, заключение Верховного суда, которое, якобы, и послужило основанием для отзыва президентского законопроекта из Государственной Думы, гласит, что ежегодно органы прокуратуры принимают 893 тысячи решений, связанных с выдачей санкций на арест, обыски, а также продление сроков следствия. И вот это число следственных действий и санкций должно будет перейти в судебное ведомство, где, соответственно, сегодня не хватает судей. Это еще можно понять. Другой вопрос, почему их не хватает и кто этому противился все эти годы? И вот об этом, по сути дела, идет сегодня речь, когда мы слышим, что - а вот на это у нас сегодня денег нет. А вот на многое другое, как выясняется, есть гигантские суммы. Валерий Абрамкин: Я внесу маленькую поправку, сугубо санкций на арест в последние годы дается где-то 400-450 тысяч, чтобы было ясно. В прошлом году эта цифра даже немного снизилась до 350-ти тысяч. И, кстати, сократилось количество заключенных в следственных изоляторов с 280-ти тысяч до 220-ти. Это очень отрадный факт. Впервые сокращение произошло за последние 7 лет. Что касается УПК, я высказывал точку зрения не только свою. Есть заключения экспертов, выдающихся юристов России, есть заключения Совета Европы. И я уверяю, что новый УПК ту критическую ситуацию, которая сложилась в системе правосудия, только ухудшит. Именно потому мы против него боремся. Считаем, что должен быть рассмотрен проект УПК, который был разработан Пашиным Сергеем Анатольевичем, и был одобрен Парламентской ассамблеей СНГ. Именно его должны были внести, вот за что мы выступаем. Лев Ройтман: Спасибо, Валерий Федорович. Коль скоро правозащитники, вы, в частности, во всяком случае, часть правозащитников выступает против того проекта Уголовно-процессуального кодекса, который находится в Государственной Думе, в первом чтении он прошел, второе чтение летом, а третье вообще, Бог весть, когда состоится - то, быть может, именно такого характера президентские указы и соответствующие решения Конституционного суда и могут поправить дело. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
