Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[27-07-03]
Свобода ребенкаАвтор и ведущая Татьяна Ткачук Татьяна Ткачук: Сложная дилемма стоит перед думающими родителями: как воспитать ребенка-подростка свободным и умеющим принимать решения - и в то же время, не опасно ли предоставлять ему полную свободу? Об этом наш сегодняшний разговор с гостями московской студии: психологом Натальей Московкиной - заместителем директора Центра психолого-педагогической реабилитации "Практик"; педагогом Михаилом Мокринским, директором Лицея 1535; и десятиклассницей Татьяной Солодовой. Начать программу я хотела бы с опроса москвичей на улицах города, и сначала дать слово родителям. Итак, сколько свободы они готовы предоставить своим детям-подросткам? "Сейчас столько соблазнов и столько плохого дает улица. Дети не заняты совершенно ничем. Я бы его ограничила". "Все свободное время. Это его свобода - он должен гулять". "Полностью свободна, все, что хочет. Даже родила, неизвестно от кого. Она думала, что я ее прибью, а я говорю: "Машенька, собралась - роди". Я в жизни никогда даже по попе не бил. Надо относиться к этому просто спокойно, так, как оно есть, вот и все, ничего такого страшного нет". "Я готова ограничить своего ребенка в наркотиках, в употреблении алкоголя, в определенных группах общения. Я бы его максимально заняла, чтобы не было ни одной минутки свободного времени и никакой минуты продыха, чтобы он был занят вот так, чтобы ему было ни до чего, что могло бы его свести куда-нибудь в сторону. Повзрослеет, поймет, что ему надо. Если ему хочется лишней свободы - он найдет, как ее использовать". "Ограниченно даю свободы своим детям. Разрешаю делать только хорошие вещи: слушать музыку, учиться, заниматься спортом и вести правильный образ жизни. Не разрешаю курить, заниматься непристойными делами. Все должно быть в меру или по возрасту, то есть по ступеням. Заниматься сексом, где не надо, потому что много инфекции, предохраняться. Остальное я же не знаю". "Свободу даю, все им разрешаю. 11 классов закончил. Компанию я знаю, но разрешаю до 12 ночи, потому что я должен спокойно спать". "Вечером до 9, не более. Присмотр нужен. Делу время, потехе час. Все-таки предел должен быть". Татьяна Ткачук: Я сейчас видела улыбку на лице Татьяны Солодовой, которая слушала этот опрос москвичей, и я попрошу сейчас ее прокомментировать эти мнения. Таня, двое отцов сказали, что дают детям полную свободу - вплоть до того, что один из них даже не спрашивает, от кого его дочь родила; остальные папы и мамы склонны свободу ограничивать. Скажи, как обстоят дела в твоей семье, и какую степень свободы ты бы хотела иметь? Татьяна Солодова: На самом деле в этом плане, я считаю, мне повезло, потому что у меня практически полная свобода. Если есть какие-то ограничения, то мы обсуждаем с мамой это и потом приходим к какому-то мнению единому, к компромиссу. Татьяна Ткачук: Из тех родителей, которые отвечали на вопросы, чья позиция тебе была ближе? Татьяна Солодова: Скорее, полная свобода. Я считаю все равно, что нельзя давать ребенку полную свободу, потому что это получается как бы невнимание какое-то. Татьяна Ткачук: Давай мы послушаем сейчас твоих ровесников-москвичей, которых мы спрашивали на улицах города так же. И мы задавали такой вопрос: хватает ли тебе свободы, которую тебе предоставляют твои родители? "Нет. Потому что они во всем упрекают и не разрешают ничего делать, например, гулять идти. Раньше было проще, чем сейчас, но все равно они запрещают идти гулять, только учиться, хотя сами никогда не учились". "Я бы хотела, чтобы родители были добрые, давали деньги и разрешали гулять до ночи". "Короче, чтобы все разрешали, и не было никаких упреков, ругательств, запретов". "Конечно, достаточно. Практически все, абсолютно все - до любого времени гулять, куда угодно ходить. Поэтому у нас очень замечательные родители. Как поведет себя ребенок, так к нему будут относиться родители". "Вполне достаточно. Мне ничего не запрещают. Самостоятельный, наверное. Допустим, я не мог пойти на ночь куда-нибудь, у друзей остаться, сейчас уже все по-другому. Видимо, решили, что "созрел", могу о себе сам позаботиться, если не влипну ни в какую историю". "Конечно, абсолютно все позволяют. Потому что каждый человек свободен. Я считаю, что человек с 14-ти лет уже достаточно самостоятелен". "Очень сложно - все дети разные. Кому-то можно, кому-то нет". "Как-то побольше давать свободы, времени. Полной свободы давать, конечно, нельзя, чтобы вообще безграничная". "Вполне. Все позволяют, и ничего не запрещают". "Я вообще-то не спрашиваю, чего мне нужно, я что хочу, то и делаю. А потом: "А, вот...". Я говорю: "Мама, все будет нормально", или папа, не знаю. Чего они мне могут сказать, в принципе? Чего они мне могут сказать? Я что хочу, то и делаю -свободная страна!" Татьяна Ткачук: И у нас уже есть первый слушатель на линии. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста. Владимир: Здравствуйте. Владимир. Татьяна Ткачук: Очень приятно. Владимир: Мне тоже очень приятно. У меня так вопрос: свобода и воспитание подростков - это, конечно, очень важное дело, но есть область воспитания подростков, где со свободой следует быть осторожным. Вот это, конечно, сексуальное воспитание. Я знаю, что у нас в Петербурге была психологическая программа сексуального просвещения, в рамках которой школьников обучали онанизму и гомосексуализму. И было соответствующее решение суда у нас в Петербурге о том, что это нарушает права конкретной школьницы и конкретных родителей, кому эта программа преподавалась. У меня вопрос, соответственно, как слушателя: как, простите, присутствующие в студии относятся к этой программе, и вообще, какова их точка зрения касательно свободы именно в этой области? Спасибо. Татьяна Ткачук: Спасибо, Владимир, за звонок. И я попрошу прокомментировать то, что Вы нам сейчас рассказали, педагога Михаила Мокринского. Пожалуйста, Михаил. Михаил Мокринский: Ну, вы знаете, эта проблема как раз та, которая звучала между слов успешно рапортующих о своей свободе подростков и крайних мнений родителей, которые говорили либо полную свободу даю ребенку, либо контролирую. Потому что нет той меры, которую можно было бы выразить одним простым словом или какой-то очень простой и понятной фразой. К счастью, нет и такого требования к какому-то сексуальному образованию подростков. То есть здесь все-таки все, что происходит, скорее измеряется очень округлыми и затейливыми нормами культуры. Культуры семейных взаимоотношений, культуры того, что ребенок научился видеть и воспринимать и на эмоциональном уровне, и на уровне поведения в своей семье, и что он так или иначе соотносит с попытками своих сверстников раздвинуть рамки свободы, попробовать то, чего еще вчера было недоступно. То есть в этом смысле, мне кажется, говорить о сексуальном образовании можно в первую очередь, как о продолжении той культурной традиции, которая есть в стране. Татьяна Ткачук: Ну, в данном случае то, о чем нас спрашивал Владимир, я так понимаю, что в школе ввели этот предмет, не особенно заботясь о том, какие традиции в каких семьях. И, судя по всему, слушатель наш возмущен был тем курсом, который читался. Михаил Мокринский: Я, отвечая на вопрос, то же самое имел в виду. Когда-то этот курс вводился как общегосударственный и его читали во всех школах. А вот в последнее время, это все-таки эксперименты, и никто школе не навязывает необходимость строить эти взаимоотношения с детьми, с подростками в приказном порядке. То есть можно идти от готовности школы, если школа чувствует... Татьяна Ткачук: Вы лично как относитесь к такому курсу и конкретно к тому, о чем говорил наш слушатель? Михаил Мокринский: Я курс отношу к числу тех, к которым и педагоги, и школа в целом еще не готова. Нет подавляющего, какого-то доминирующего мнения, и нет зрелости у той части педагогов, которая могла бы взять на себя эту работу. Нет - значит надо действовать только по ситуациям, по обстоятельствам. Татьяна Ткачук: Спасибо, Михаил. И Татьяне вопрос: ребята готовы к такому курсу? Татьяна Солодова: На самом деле, думаю, смотря в каком возрасте это давать, в каких классах. Если это будут более ранние классы, например, 8-9-е, то не стоит, я считаю, а в 11-м... Татьяна Ткачук: Пора. Татьяна Солодова: Даю. Татьяна Ткачук: Спасибо. Я хочу вернуться к фразе одного из юношей, опрошенных нами на улице, который сказал, что: "А я, собственно, своих родителей не спрашиваю, что мне можно, что нельзя. А что они мне, собственно, могут сказать?" Психолог Наталья Московкина, вопрос к Вам. Мне кажется, что все-таки, пока ребенку нет 18-ти, и пока папа с мамой содержат, они что-то могут сказать. И вопрос здесь упирается в другое: в очевидное нежелание ребенка признавать авторитет родителей. Считаете ли Вы, что авторитеты для ребенка все же должны существовать, и если да, - то в каком направлении стоит двигаться родителю, чтобы заслужить это почетное звание? Потому что ведь авторитет сегодня, как мне кажется, абсолютно не равен понятию "папа" и "мама", его нужно заслужить каким-то образом. Наталья Московкина: Да, безусловно, абсолютно не равен. Но потребность в авторитетной личности, безусловно, присутствует у каждого ребенка, и это естественно. Но, с другой стороны, и протест против воли другого человека, желание показать свою самостоятельность, свою личность, совершить самостоятельные действия возникает очень рано. Ведь мы знаем о том, что существует так называемый "кризис трех лет". Смотрите, в какое раннее детство мы возвращаемся. В три года ребенок впервые кричит - "Я сам!", отталкивает руку родителя и пытается сам завязать свои шнурки, которые абсолютно завязать пока не может. Так что желание быть самостоятельным есть, но попробуй оторви ребенка от семьи и посмотрите, что получится. Авторитет родителей, безусловно, чрезвычайно необходим, затребован в возрасте дошкольном и младшем школьном. И только тогда, когда ребенок начинает смотреть на окружающих, в том числе на родителей со стороны, когда появляется оценивающий взгляд: ага, мои родители не такие, как я хотел бы, вот тогда авторитет может быть и поколеблен. Родители, валяющиеся под забором или у подъезда, безусловно, это жесточайший удар по душе ребенка. Поэтому авторитет необходим, но авторитет нужно зарабатывать. И эту потребность ребенка в авторитетном взрослом, с которым можно говорить на равных, безусловно, надо удовлетворять. И как же это сделать? Во-первых, целый круг мер воспитательных. Во-первых, единая позиция родителей в вопросах воспитания, чтобы ребенок не бросался от одного родителя к другому, выискивая для себя пользу. Слово и дело должны быть едиными и не должны расходиться, и ребенок это будет чувствовать и видеть каждый момент. И важно, когда ребенок растет, рассказывать о себе, чтобы ребенок знал, чем занимается родитель, как он работает, какие у него трудности, сложности, какие у него достижения, то есть, чтобы ребенок видел жизнь родителей, знал, чем живут родители. Татьяна Ткачук: Наталья, а если ему это не интересно? Наталья Московкина: А вот если вы начнете говорить об этом с ним рано, то, пройдя по многим ступеням развития, ребенок станет таким, что ему будет интересно. И, самое главное, я хотела еще сказать - не надо стесняться говорить детям о своих ошибках. Когда мы доверяем своим детям и рассказываем о тех ошибках, которые мы совершили, мы растем в их глазах, мы становимся для них авторитетными людьми, мы поднимаем и их авторитет в их лице. Так что, я - за авторитет. Татьяна Ткачук: Спасибо, Наталья. Михаил, Вы наблюдаете юношей и девушек по 6-7-8 часов ежедневно в Лицее, и, конечно, Вы видите, как ведут себя, как общаются между собой, в конечном итоге, как учатся дети из семей, где принято свободное воспитание, и дети гиперопекающих родителей, мало что позволяющих своим детям. Как эта разница видна глазами педагога? Михаил Мокринский: Во-первых, я должен сказать, что, к счастью, видно, что 90% и больше родителей не могут быть диагностированы сразу по первому взгляду на их ребенка, к какой из этих двух крайних категорий они относятся. Скорее все-таки это какая-то золотая середина или ее вечный поиск. С другой стороны, дети, которые попадают в лицей - это дети, которые идут в 8 класс, соответственно, одновременно с этим подростковый переходный возраст. Это как раз те дети, которые впервые начинают проявлять себя (а, может быть, и не впервые, но мы это впервые видим) за пределами того шаблона, который задается традицией их семейных родительских отношений. Ну, например, мама, которая всегда считала себя образцом тактичного, свободного построения отношения с ребенком, вдруг начинает иногда совершенно неожиданно сбоить, и за этим проявляется то, что в ней скрывался все последние годы, а, может быть, и раньше страх, что если она что-то не разрешит ребенку, он начнет брать это сам. Или прорывается в маме, которая вроде бы проявляла себя до сих пор как гиперопечная, в авторитарной семье, тот же самый страх начинает работать как правильное самоограничение, и ребенок вдруг начинает с родителем сам по себе позволять новые вполне человечные нотки. Так что здесь, к счастью, все запутано больше, чем такой раскол. Татьяна Ткачук: То есть не так просто на две группы разделить. Михаил Мокринский: Я боюсь, что групп столько, что нам не хватит многих... Татьяна Ткачук: Эфирного часа. Спасибо, Михаил. У нас слушатель на линии. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста. Андрей: Здравствуйте. Меня зовут Андрей, я звоню из Санкт-Петербурга. Дело в том, что у меня друг недавно был в Америке, и там сейчас по телевидению активно муссируется тема того, как в школах детей, так называемых необучаемых и гиперактивных, ими занимаются не педагоги-учителя, как, скажем, у нас, а у нас в школах занимаются этим школьные психологи и психиатры. И, как там было сказано, большинство этих детей, не занимаются ими педагогическими методами, а сажают на сильные опасные психотропные препараты. И у меня такой вопрос возник, я десять лет назад школу закончил, и я смотрю на современных школьников, и меня достаточно ужасает то, как они себя ведут. Мне интересно, как у нас в школе справляются с детьми, у которых есть проблемы в обучении? Спасибо. Татьяна Ткачук: Андрей, спасибо за вопрос. У нас одна из гостей в студии - Наталья Московкина, она как раз работает в Центре психолого-педагогической реабилитации и как раз имеет, я так понимаю, дело с подростками сложными и похожими на тех подростков американских, о которых Вы говорили, задавая свой вопрос. Наталья, пожалуйста. Наталья Московкина: Ну, на самом деле гиперактивные дети к нам попадают очень рано. Где-то в первом классе родители обнаруживают, что ребенок не может сидеть на уроке, не может слушать высказывания учителя, выполнять его задание, нарушает дисциплину. То есть, как говорят, невозможно, безобразно ведет себя на уроке. Но при этом ребенок умный, развитый, но не может работать в рамках общепринятого. С этими детьми совершенно прекрасные такие игровые методы у нас используются, без всяких лекарств, абсолютно, мы вообще противники препаратов. Используются методы, которые позволяют через различное мышечное напряжение, воздействие, игры так скоординировать не только поведение ребенка, а в первую очередь функционирование полушарий головного мозга, что через год ребенок оказывается абсолютно управляемым, способным вписываться в общепринятые рамки. Когда к нам приходит такой подросток, который не попал вовремя на прием к психологу, и вот время для такой помощи было упущено, то тут, конечно, остается надеяться уже на формирующийся разум ребенка и помочь ему. Помочь опять же человечными способами, включая его в работу тренинговых групп. Работая в группе себе подобных, такой подросток научается видеть себя со стороны, управлять своими движениями, своими порывами, и ему самому становится жить легче. Никаких фармпрепаратов. На самом деле, во всем мире подходы очень разные, есть такой подход, когда используются фармпрепараты, но в России препараты используют только тогда, когда это абсолютно необходимо по медицинским показаниям. Это бывает нечасто. Татьяна Ткачук: Спасибо, Наталья. Татьяна, скажи, пожалуйста, в школе, где ты учишься, работает психолог? Татьяна Солодова: Да, работает. Татьяна Ткачук: А с какими ребятами он работает, какие ребята к нему попадают? Татьяна Солдова: Самые разные. Можем и сами придти, просто поговорить, обсудить свои личные проблемы. Татьяна Ткачук: То есть это может быть ваш выбор, с какой-нибудь проблемой пойти туда? То есть к нему не только какие-то трудные, запущенные случаи, не только те дети, с которыми не могут справиться учителя, попадают? Татьяна Солодова: Иногда обсуждаются проблемы, которые абсолютно не связаны со школой. Татьяна Ткачук: Татьяна, скажи, пожалуйста, в твоем окружении есть юноши и девушки, у которых очень строгие родители, которые почти во всем ограничивают их свободу и требуют беспрекословного подчинения? Татьяна Солодова: Есть. Татьяна Ткачук: А вот скажи, ты наблюдала их в каких-то сложных, критических ситуациях? Как они справляются со сложными ситуациями, такие подчиняющиеся дети? Татьяна Солодова: Как правило, им довольно тяжело справиться с какой-то ситуацией, к которой они просто не готовы, потому что родители во всем их оберегают, охраняют их от всего. И когда получается так, что они как бы из-под крыла выбираются, то просто не готовы к таким ситуациям. Татьяна Ткачук: А у вас, в вашем кругу обсуждается, кому сколько свободы дают, в чем она выражается, то есть это актуальная тема для вас? Татьяна Солодова: В принципе, когда какой-то резкий запрет, который непонятно с чего, тогда - да, обсуждается. Татьяна Ткачук: Спасибо, Татьяна. И у меня еще один вопрос к Наталье: говорят, что такой подавленный протест против строгости, все равно у ребенка протеста не быть не может, он вызывает либо агрессию на родителей, либо автоагрессию, то есть агрессию, направленную внутрь самого себя, что в любом случае разрушительно. Насколько это актуально в применении к подросткам и к тому, что происходит в семьях среднестатистических? Наталья Московкина: Чрезвычайно актуально. У нас функционирует "телефон доверия", на который часто обращаются подростки именно с проблемами ограничениями свободы. А выливается это часто в жесточайшую аутоагрессию, в том числе в тяжелое заболевание, ребенок просто заболевает, непонятно от чего. В общем-то этот подавленный протест - это слишком жестокое испытание для подростка, для его еще не совсем зрелой психики и личности. Ведь именно такие дети вырываются обычно из дома, уходят в различные группы, уходят просто из дома для того, чтобы почувствовать себя свободным и незадавленным. Это актуальный вопрос. Татьяна Ткачук: А вот Вы говорите, что они заболевают, то есть чисто соматические какие-то явления? Наталья Московкина: Если говорить, чем можно заболеть в этом случае - начиная от астмы и кончая заболеваниями суставов, в первую очередь, конечно, страдает желудочно-кишечный тракт - гастриты, язвы. Татьяна Ткачук: Родители, конечно, как правило, не понимают и не признают, что они источник таких заболеваний своих детей? Наталья Московкина: Как правило, таких детей и подросткам водят к специалистам - педиатрам, гастроэнтерологам, пульмонологам, не находя истинной причины заболевания. На самом деле эти заболевания легко излечиваются, когда скорректируется воспитание. Татьяна Ткачук: Спасибо, Наталья. Раз мы говорим о свободе, то не коснуться темы наркотиков, конечно, в этой передаче будет невозможно. Вот письмо, которое пришло не на сайт "Свободы", а на сайт "Наркотики. Ру", но я хочу его процитировать: "В начале 90-х в одном из районов Москвы была группа подростков - человек 60 в возрасте 15-17 лет, которые курили план (поясняю для тех слушателей, кто не знает, "план" - это марихуана, мне объяснили перед программой). По прошествии 12 лет; 80 % ребят пересели на героин, из них половина уже умерло, и всего 5 человек бросили. Вот более-менее реальная картина для Москвы. Дать возможность 14-летним подросткам выбирать между алкоголем, анашой, ЛСД и героином - это бред. Все равно, что 3-летнему ребенку разрешить сунуть пальцы в розетку, тем самым предоставив ему свободу выбора". Михаил, у меня вопрос к Вам. Свобода в принципе равняется доверию, и получается, что если ты доверяешь ребенку, то ты не можешь его проверять - это неэтично. Как, не опустившись до рыскания по карманам и столам, не упустить серьезный момент, ведь потом наркологи, как правило, упрекают родителей - куда же вы смотрели, теперь уже поздно? Ваш взгляд, как это можно сделать? Михаил Мокринский: Абсолютная правда, что ребенку изначально надо доверять. И я только подозреваю, что по-разному это доверие может звучать в разных ситуациях и разных коллективах. В той школе, в которой я работаю, к счастью, эта проблема остро все-таки не стоит. Тут надо стучать и стучать по дереву каждый раз, когда это повторяешь. Но по внутреннему своему настрою я точно знаю, что любой малейший намек, связанный с информацией, касающейся именно наркотиков, я не просто буду помнить все годы, когда какой-то ребенок у меня обучается, а я буду вспоминать это при любом повороте темы, связанной с ним и его окружением. И в этом смысле, я думаю, что так же как всегда забота о ребенке складывалась из двух частей: из повседневной заботы о том, чтобы нос был вытерт, ребенок накормлен, все было чудесно и замечательно, и забота, которая включается совершенно неожиданно, когда ребенку грозит какая-то из ряда вон выходящая опасность. Вот я думаю, что сегодня, соразмерно с угрозой жизни ребенка, именно это, помимо какой-то случайной агрессии на улицах или в окружении, именно попадание в зависимость от наркотиков. Поэтому не надо бояться переключаться с одного способа действий на другой. Татьяна Ткачук: То есть не надо в этих случаях бояться быть жестким? Михаил Мокринский: Безусловно. Татьяна Ткачук: Даже самому толерантному, демократичному родителю? Михаил Мокринский: Безусловно. Ребенок даже должен это предвидеть. Ребенок - манипулятор, он хорошо понимает, как, в каких ситуациях себя ведет взрослый, если взрослый сам его не запутал до бесконечности. И поэтому ребенок, понимающий, что включатся все доступные взрослому механизмы воздействия на него в случае, если речь зайдет о наркотиках, он десять рез подумает. Татьяна Ткачук: Спасибо. Мне тут будет интересна Татьянина точка зрения. Но у нас сейчас слушатель на линии, и мы предоставим ему слово. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста. Георгий Николаевич: Здравствуйте. Георгий Николаевич, Подмосковье. Позвольте к педагогам вопрос относительно того: сейчас новое в социологии направление продуктивного человека - это не столько мыслящий, сколько чувствующий. Избыточное мышление приводит к нестабильности экономической и социальной и к дефолту, в конце концов. Много работ на эту тему. Также заметен в педагогике уклон, такой продуктивный уклон, где эти науки гуманитарные не очень жалуются и от них вроде польза небольшая. Человек не столько "хомо-сапиенс", а, как Пелевин говорит, "хомо-запинг" - человек, щелкающий по верхам, и он воспринимает только то, что яркое, что его цепляет. Татьяна Ткачук: Георгий Николаевич, Вам в связи с темой, которую мы сегодня обсуждаем - свобода, которую родители могут и должны дать своим детям-подросткам, Вас что в рамках этой темы интересует? Отношение моих гостей к тому, о чем Вы говорите? Георгий Николаевич: Да, отношение гостей к тому, как их удержать, сделать привлекательным мыслящего человека, а он из моды выходит, и остается человек щелкающий, только воспринимает... Татьяна Ткачук: Понятно, Георгий Николаевич, спасибо, понятен вопрос. Михаил Мокринский, пожалуйста, считаете ли Вы, что мыслящий человек выходит из моды, и как мыслящего человека сделать привлекательным для подростка? Михаил Мокринский: Поскольку я директор школы гуманитарной, то в общем-то получается так, что мне на том поле, на котором традиционно не только мыслящий, но и чувствующий человек был особенно ценен, как профессионалу, надо находить ту самую золотую середину. Для того, чтобы ее найти, я бы немножко перевел разговор в другие термины. Мне, например, всегда мило пытаться примерить на педагогические поиски не очередную волну, на которой происходят попытки перестроить основное направление педагогической работы, я люблю примерять это на такую вещь, как работа с одаренными детьми. Почему? Потому что, когда мы говорим об одаренных, мы говорим о том, что мы в состоянии увидеть в ребенке. И в этом смысле есть как раз то направление работы с одаренными детьми, которое очень близко к вопросу, заданному Георгием Николаевичем, а именно: скажем, активно обсуждается в последние годы такая вещь, как эмоциональная одаренность. Она необходима для того, чтобы нации, напичканные интеллектуалами, напичканные управляемыми людьми, толерантными, какими угодно, при этом были полны того, чего каждому из нас каждый день не хватает, сколько ни дай. А именно: эмоциональной способностью создать в любой группе, в любой ситуации ту обстановку нетерпимости, скорее, теплоты, открытости и доверия, которую не каждый из нас вообще в принципе в состоянии создать сходу. И в этом смысле, я думаю, что все моды преходящи... Татьяна Ткачук: А эта вечная. Михаил Мокринский: ... важно уметь сочетать те задачи, которые перед школой и перед кем бы то ни было стоят текущие, с важными, вечными, необходимыми, непреходящими задачами. Татьяна Ткачук: Спасибо, Михаил. И еще один слушатель на линии. Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста. Слушательница: Здравствуйте. Большое спасибо вам за передачу, она очень интересная. Я хочу обратиться к Наталье Московкиной. У меня внук пяти с половиной лет, он такой гиперактивный и очень способный, нам кажется, но управлять им очень трудно. Хотелось бы к Вам обратиться - куда позвонить можно и с какого возраста можно? Татьяна Ткачук: Наталья Николаевна, пожалуйста, дайте свои координаты Центра, поскольку пять с половиной лет - это не тема нашего эфира сегодняшнего. Наталья Московкина: Все понятно. Если вы москвичка... Вы москвичка? Слушательница: Да, я москвичка. Наталья Московкина: То обратитесь в Центр психолого-педагогической реабилитации и коррекции "Практик", который находится на 5 Монетчиковском переулке, дом 9, метро "Павелецкая". Вам обязательно помогут. Но, я думаю, это надо сделать с первого сентября, потому что у нас сейчас каникулы, как во всех школах. Татьяна Ткачук: Спасибо, Наталья. И я хочу все-таки с такой веселой нотки вернуться к наркотикам, о которых мы говорили. Таня, скажи, пожалуйста, среди твоих приятелей и знакомых наверняка есть те, кто употребляют наркотики, да? Татьяна Солодова: Конечно есть, такие везде есть и всегда. Татьяна Ткачук: Скажи, пожалуйста, как ты считаешь, родители виноваты в том, что они этим занимаются, то есть они упустили что-то, или как бы родитель ни контролировал, если человек хочет, он все равно закурит, уколется? Татьяна Солодова: Я считаю, что - да, как бы родитель ни контролировал, все зависит от самого человека. Если он захочет, если он думает, что ему можно, то все равно по любому он будет это пробовать, употреблять. Так что все зависит именно от решения самого человека. Татьяна Ткачук: Вот эти ребята твои знакомые, которые наркотиками увлекаются, они из каких семей? Они из семей, где им много внимания уделяют, за ними как-то следят? Татьяна Солодова: Из совершенно разных семей. Есть и такие, где за ними следят, и которые абсолютно свободные. Татьяна Ткачук: Спасибо, Татьяна. И я сейчас передам слово Наталье Московкиной и хочу как бы все-таки еще о наркотиках говорить. Исследования зарубежных специалистов (впрочем, результаты этих исследований подтверждает и российский опыт), показывают, что абсолютное большинство взрослых, страдающих наркотической, алкогольной или любым другим видом зависимости - это те, кто в детстве не имел возможности сказать своим родителям "нет". Это дети, лишенные свободы, свободы истинной, они рвались к свободе иллюзорной и потому уходили в компании, в группировки, в худшем случае в секты, то есть туда, где не было никакого подобия родительского диктата, и где за свободу не приходилось платить никакой ответственностью. Если эти исследования верны, а, в общем, нет оснований подозревать, что исследователи ошибаются, получается, что психологи просто обязаны обучать детей отвечать родителям "нет", а от родителей обязаны требовать прекратить вот такую гиперопеку, если это ведет все к наркотической зависимости. Это так? Наталья Московкина: Это так прямолинейно и так жестко, что, наверное, жизнь этого не приемлет. Но на самом деле та первая проба наркотиков, которую делает ребенок, - это обычный выбор, я выбрал это удовольствие. И учить нужно не говорить родителям "нет", а учить делать обычные повседневные выборы. И учить ребенка надо не подростка, а еще ребеночка-дошкольника, выбирать пока среди самых безобидных вещей, которые не опасны для его жизни: одеть эти ботиночки или сандалии, положить в портфель. Что тебе нужно положить в портфель завтра - это или это? Нужно тащить полный портфель десятикилограммовый или можно что-то сегодня не брать? Вот такие простые выборы научают ребенка анализировать свои действия и оценивать последствия своих поступков. И в последствии, научившись выбрать "или - или", оценивая последствия каждого своего шага, может быть, ребенок и задумается: а что будет, когда я попробую? Сейчас молодежь достаточно информирована о действии наркотиков и, скорее всего, зародится мысль о том, что я могу завязнуть в наркотиках. Это может быть той точкой, которая не позволит ребенку попробовать наркотик. Так что учить надо не говорить родителям "нет", а делать выбор. Татьяна Ткачук: Спасибо, Наталья. Пока я задам Татьяне короткие вопросы и рассчитываю получить от тебя, Таня, такие же короткие ответы. Скажи, какую степень свободы ты бы хотела в таких вопросах, как: контроль за тратой карманных денег? Татьяна Солодова: Полную свободу. Татьяна Ткачук: Выбор одежды и обуви? Татьяна Солодова: Тоже полная свобода. Татьяна Ткачук: Твои личные вещи, которыми ты распоряжаешься по своему усмотрению - книги, кассеты, диски? Татьяна Солодова: Полную. Татьяна Ткачук: Выбор тобою друзей? Татьяна Солодова: Полная свобода. Татьяна Ткачук: Время прихода домой вечерами? Татьяна Солодова: Здесь, скорее, ограниченная, потому что нельзя допускать беспредел. Татьяна Ткачук: А вот "беспредел" - он во сколько, с твоей точки зрения, начинается? Татьяна Солодова: Четыре часа ночи - это уже беспредел. То есть должны быть строгие рамки, например, до 12-ти максимум или до часу, я не знаю, в каком возрасте. Татьяна Ткачук: Татьяна, скажи, пожалуйста, такая проблема как ночные клубы, куда отправляются ребята чуть ли не с 13-ти лет начиная, насколько мне известно, кого-то отпускают, кого-то не отпускают. С твоей точки зрения, во сколько лет можно начинать ходить в ночной клуб, вообще, есть ли там что делать, и как с родителями решать эту сложную проблему? У нас много писем, которые касаются как раз походов в ночные клубы детей. Татьяна Солодова: Я считаю, лет с 16-ти можно ходить в ночные клубы. Раньше это делать не стоит, потому что слишком много там соблазнов. Просто раньше ребенок может с этим не справиться. По поводу того, что там делать - там делать есть всегда что. И я думаю, что не стоит так сильно ограничивать эти походы родителями, потому что ребенок сам знает, что ему можно делать, что нельзя, у него есть своя голова, надо ему доверять. Татьяна Ткачук: Скажи, пожалуйста, вот ты в 16 лет возвращаешься из ночного клуба, предположим, в пять часов утра - на чем ты возвращаешься домой? Татьяна Солодова: Так поздно я никогда не возвращаюсь из ночного клуба. Татьяна Ткачук: Ну, в четыре часа ночи. Татьяна Солодова: Ну, либо я остаюсь у какой-нибудь подруги и, соответственно, предупреждаю об этом маму. Татьяна Ткачук: То есть, если ты куда-то идешь, то ты где-то стараешься переночевать поблизости. А вот что там дома у тебя происходит - папа с мамой они спят или они стоят под окнами, нервно курят, поминутно смотрят на часы и думают - жива, не жива, что там с ней случилось? Татьяна Солодова: Я надеюсь, что спят. Потому что, конечно же, предупреждаю заранее. Могут позвонить, слава богу, телефон есть. Татьяна Ткачук: Скажи, пожалуйста, ты почти на все мои вопросы ответила "свобода полная". Скажем, ты пошла в ночной клуб, тебя отпустили, но у тебя поминутно звонит мобильный телефон, и мама интересуется: когда вернешься, как ты там, что ты там делаешь, когда придешь? Это ограничение свободы, с твоей точки зрения? Татьяна Солодова: Я не понимаю, зачем поминутно звонить, достаточно одного раза. Татьяна Ткачук: Я утрирую, конечно. Татьяна Солодова: Я понимаю. Но одного раза достаточно, и такого, я уверена, не будет. Татьяна Ткачук: То есть у тебя с этим все хорошо - если отпустили, то уже не дергают. Спасибо, Татьяна. Я нашла фрагмент речи детской писательницы, которую я очень люблю, Астрид Линдгрен. В 78-ом году, когда ей вручали премию мира, она произнесла замечательную речь. Она говорила о том, что время домашних тиранов, слава богу, давно миновало, что родители в 20-м веке наконец стали воспринимать детей на равных. Сейчас уже 21-й век, поэтому хочется надеяться, что все-таки сохраняется, ее теория. "И как не впасть в отчаяние, когда вдруг раздаются призывы о возврате к твердой руке и ежовым рукавицам. Это попытка призвать на помощь Вельзевула (сатану), чтобы выгнать дьявола", - пишет Линдгрен. Наталья, насчет призыва сатаны на помощь. Письмо на сайте "Свободы": "Если ваш ребенок - альфа, то не вы, а он сам будет определять границы своей свободы. Моя дочь "уйдет в ночь", несмотря ни на что. На уговоры не реагирует, запреты могут кончиться дракой, поэтому мне остается только смотреть, как она опускается на дно (1 аборт уже на счету)". Могут ли эксперты дать совет, что делать в такой ситуации? Я передаю вам это письмо, и для меня оно связывается с тем, что говорила Линдгрен о ежовых рукавицах, о твердой руке. Как быть родителям в такой ситуации? Наталья Московкина: Никогда нельзя дать однозначного совета, каждая судьба уникальна, каждый человек - индивидуум и живет своей жизнью. Но, судя по всему, вот этот подросток, который "уходит в ночь", он не получал в свое время дома того, что ему было необходимо. Может быть, с точки зрения родителей, он получал любовь, но одно дело дать - дать, а другое дело - принять. Может быть, эта любовь передавалась не в той форме, которую мог воспринять ребенок. Ведь красивое платьице и сладкие конфеты - это еще не доказательство любви. Поэтому именно те дети, котоыре недополучают истинной любви, истинного понимания, принятия ребенка таким, как он есть, они, как правило, и уходят в ночь. Но и помочь на этом этапе очень сложно. Вообще-то каждый человек живет своей жизнью, и достаточно рано появляется право на самоопределение. Каждый решает, как ему жить самому, и кем стать и куда уйти или не уйти - это опять тот же выбор. Татьяна Ткачук: И что матери остается смотреть на то, какое решение принято и смириться с тем, что оно уже принято, и она ничего противопоставить не может? Наталья Московкина: Я думаю, что здесь необходимо маме проанализировать, и не самостоятельно, а при помощи специалиста-психолога, всю прошлую жизнь ребенка в семье, свое отношение, свое поведение, и путем этого анализа обязательно можно найти ту тоненькую узенькую тропку, по которой можно придти к ребенку. И надо очень много сил этой маме потратить на то, чтобы с этой тропки ей не сбиться. Татьяна Ткачук: Спасибо, Наталья. Михаил, вопрос Вам: Ваш коллега, один из крупнейших педагогов нашего времени, Фридрих Фёрстер, сказал как-то: "У родителей просто не хватает нервов, чтобы терпеть ребенка в процессе его нормального развития". У учителей, по-моему, с нервами дела обстоят не лучше, по крайней мере, на нашем сайте немало писем о конфликтах подростков с учителями. Вот скажите, Вы возглавляете педагогический коллектив, что делать, если складывается такая ситуация: учитель - человек с достаточно зашоренным сознанием, человек, абсолютно не готовый предоставить воспитаннику нисколько свободы, а дома ребенка воспитывают достаточно демократично и толерантно. И вот происходит конфликт между ребенком и таким учителем, скажем так, дремучим учителем, как должен повести себя родитель в этой ситуации грамотно? Что можете сделать Вы, как директор школы? Что делать ребенку, в конце концов, которого дома учат одному, а в школе он сталкивается совершенно с другим? Михаил Мокринский: Подозреваю, что три ответа на один и тот же вопрос. Ответ первый, самый общий: вы знаете, есть только она ситуация, по-моему, которую я могу себе представить, которая хуже нервных взрослых и детей - это дети и взрослые, у которых совсем нет нервов. Вот оказаться в такой ситуации, когда вокруг тебя правильные люди, котоыре не допускают перегибов, каких-то эмоциональных срывов, по которым ты чувствуешь, что к тебе относятся не как к пустому месту, значит, одна крайность, по-моему, другой стоит. Второе: если нисколько свободы не допускает учитель, то это, конечно, та крайность, которая недопустима и с административной, и с профессиональной, и с бог знает какой точки зрения. Скажем, у нас одна из таких не очень типичных, но узнаваемых ситуаций: бывало приходит учитель, который в прежней школе был очень успешен и приходит с абсолютной профессиональной уверенностью, что на новом месте он будет таким же успешным педагогом. И него ничего не получается. И связано это в целом ряде случаев было с тем, что он был успешным, будучи серым на черном фоне, то есть твердая жесткая авторитарная администрация и либерал-учитель, который может быть либералом именно потому, что он дает некоторые послабления на фоне таких жестких перегибов. И вдруг оказывается, что эта тактика разваливается, когда надо строить отношения от себя самого и надо добиваться какого-то личностного авторитета, ничем другим неподкрепляемого. И выясняется, что к такому повороту судьбы учитель не готов. Такой случай. Или равный ему по неразрешимости, тут надо говорить: нисколько свободы - это несоответствие просто выбранной специальности. А третий случай он лежит в рамках приемлемости. И тут, конечно, нам бы всем хотелось, чтобы совпадало то, к чему готовит семья, с тем, как, в какой стилистике работает школа. Но так бывает не всегда. И здесь надо исходить из того, что возможны два пути решения одного и того же конфликта. Первый - вы помогаете всем найти понимание. Второй - вы вместо того, чтобы искать открытое понимание между учителем, родителем и ребенком, говорите: вы ожидали от школы того, что она будет решать ваши проблемы взаимоотношений так же, как их решала семья? Такого не бывает. Школа должна подготовить ребенка к тому, с чем ему придется сталкиваться по жизни. И в этом смысле школа - и семья, и социум, общество одновременно. Как семья она должна давать понимание в самые трудные минуты жизни, как социум она должна готовить к тому, что будут углы, о котоыре придется ошибаться. И в этом смысле учитель, с которым пришлось столкнуться, с непониманием, с какой-то жесткой, иногда, может быть, непоследовательной, с точки зрения ребенка, позицией, - это половина той подготовки к жизни, которую может дать школа. Пусть, если мне удастся вместе с родителями провести эту работу, для ребенка это будет определенным уроком того же самого выбора, о котором только что говорил психолог. Татьяна Ткачук: Спасибо, Михаил. И вот Наталья Московкина подсказала мне, пока мы слушали вместе ответ Михаила, что в Центральном округе Москвы работает "телефон доверия", я сейчас назову его номер - 953-98-30. В будние дни с двух часов дня до восьми часов вечера ответят на все вопросы, как подростков, так и их родителей. Пожалуйста, если вы не нашли в нашей передаче ответа на свои вопросы, а, естественно, наверняка таких людей много, потому что эфирный час у нас заканчивается уже, вы можете позвонить по этому телефону. "Родители должны сами чувствовать границу между свободой ребенка и вседозволенностью, - написал нам один из слушателей. - Если не чувствуют, их этому не научишь". И все же соблюсти этот баланс - остаться прогрессивным, грамотным родителем, дающим свободу воли и свободу выбора своему ребенку, и не упустить момент, когда ребенок может трагически ошибиться в своем выборе, - удается не каждому. Поэтому не стесняйтесь обращаться за помощью - к педагогу, психологу, священнику, тому, к кому проще. Потому что главное - не потерять с ребенком контакт и не потерять самого ребенка. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
