Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
24.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[19-12-04]
Литературная премия "Дебют"Автор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Сегодня мы собрались, чтобы поговорить о литературе молодых. Не тех условных молодых до 40, как повелось в нашей критике, а настоящих молодых, которым и присуждается премия "Дебют". По условиям премии, кандидат не может быть старше 25 лет. Для тех, кто хотел бы с порога отмести этот возраст, как якобы незрелый, сразу напомню, что к 25-ти годам была уже написана первая глава "Онегина", почти весь "Герой нашего времени", "Бедные люди" и "Белые ночи", мандельштамовский "Камень". Возможна ли литература молодых сегодня? Часто ведь слышишь аргумент, что классика не показательна, она на то и классика, чтобы быть недостижимым образцом, а у сегодняшних поэтов, прозаиков и критиков в это трудно поверить. Мы рассчитываем на участие в разговоре наших радиослушателей: знаете ли вы молодых, знаете ли их имена, знакомы ли с их вкусами, предпочтениями, оценками, а может быть, вы и сами пишете? В нашей московской студии гости: лауреаты премии "Дебют" 2004 года поэт Анна Логвинова и литературный критик Юлия Идлис. Примите, прежде всего, поздравления с победой. Вместе с Анной и Юлией у нас есть еще один гость -поэт и прозаик Сергей Гандлевский, который в этом году стал председателем жюри, но, кажется, не полностью по своей воле? Сергей Гандлевский: Я не стал председателем жюри, это ошибка. Председателем жюри был Чингиз Айтматов. Но он был нездоров к моменту вручения премий, поэтому он принимал участие в нашей работе, то есть, председательствовал, а я, по просьбе остальных членов жюри вручал номинацию большой прозы и говорил какие-то свои слова, поскольку его не было. Иван Толстой: То есть Айтматову досталось самое тяжелое бремя, а вам удовольствие. Я скажу несколько слов об истории премии. Премия "Дебют", учрежденная фондом "Поколение" 5 лет назад, вручается авторам литературных произведений на русском языке, не превысившим, на момент награждения, возраста 25 лет, вне зависимости от места их проживания. Премия ежегодно вручается по пяти номинациям, отражающим основные типы литературы. Победители по всем пяти номинациям получают почетный приз Птица, а также, право заключить фондом "Поколение" издательский договор с эксклюзивным гонораром 2000 долларов. За 2002 год лауреатами премии "Дебют" стали Анатолий Рясов - крупная проза, Дина Гатина - малая проза, Павел Колпаков - поэзия, Сергей Калужанов - драматургия, Анна Руз - детская литература. Лауреатами за 2003 год стали Владимир Лорченков - крупная проза, Николай Епихин - малая проза, Марианна Гейде - поэзия, Ксения Жукова - драматургия, Александр Силаев - фантастика и Дмитрий Теткин - критика. А что же в этом году? Сергей, расскажите, пожалуйста, как все происходило, кому вручены премии и за что? Сергей Гандлевский: Лично для меня были поучительные сюрпризы. Я разделял предрассудок, что до 25 лет можно писать хорошие стихи, но большая проза требует жизненного опыта, которому неоткуда взяться в этом юном возрасте. Я ошибся и признаю свою ошибку. Были, на мой взгляд, три вполне профессиональных и взрослых произведения. Я имею в виду, к сожалению, не вошедшего в короткий список, Андрея Симонова с его романом "Каирский интернационал", Станислава Бенецкого, вошедшего в короткий список с его повестью "Школьный психиатр", и, разумеется, лауреата этой номинации, Александра Грищенко с его повестью "Вспять". Эта повесть удивила всех членов жюри взрослым взглядом на жизнь и на вещи. Как сказал Герцен: "Молодость живет в алгебре идей". Мы бы простили молодости близорукость, отсутствие внимания к мелочам жизни, поскольку она слишком втянута в ожидание, она слишком уповает на будущее, чтобы дорожить настоящим и, тем более, пока еще коротким прошлым. И такую бережность, какую проявил Грищенко к собственному детству: Взрослым читателям в голову, прежде всего, приходит Пруст. Он просто внимательно и любовно описал малогабаритную квартиру где-то в Азии. Он мне сказал, что дело происходит в Ташкенте. Но, как он сказал, там описан столь юный возраст, что там не до города, маленький мальчик за пределы квартиры еще не выглядывает. Со всеми запахами, мелочами, подробностями. Этот убогий советский быт, оказывается, исполнен, для одаренного детства, большой поэзией. Так что это было приятной неожиданностью. Очень хороша была короткая проза. Совершенно справедливо был премирован Олег Зоберн. Просто уже сложившийся мастер. Там было несколько рассказов и, удивительным образом, один не походит на другой. Он не прикован к какой-то единственной повествовательной манере. Чрезвычайно обаятельный и сильный писатель из Кемерово Евгений Алехин. Замечательные рассказы, такая довлатовско-буковская стихия, веселого люмпенизированного изложения. Чисто случайно, оказалась еще премия-довесок министерства культуры и печати, так что и он получил премию и не остался обойденным. И еще замечательный прозаик, киевлянин Василий Нагибин. Он тоже член короткого списка. Иван Толстой: Как я сказал, у нас в гостях поэт Анна Логвинова, победитель по поэтической номинации, и я хочу попросить Анну ответить на такой вопрос: справедливо ли, что вам эту премию присудили? Чувствуете ли вы, что некий слой жизни, жизненного опыта уже отложен, что-то такое произошло уже с вашим внутренним миром, что это заслуживает какой-то отметины, какой-то вехи, какой-то премии? Анна Логвинова: Я вообще считаю, что просто хотя бы один читатель - это счастливое недоразумение, незаслуженное счастье. Когда я пишу стихи, я испытываю радость и, в первую очередь, я делаю это для себя. Это праздник, который я устраиваю себе. Это мой ад, который я для себя превращаю в рай. И когда появляется читатель, это кажется совершенно незаслуженным. Особенно, когда еще и премия. Иван Толстой: А у вас были читатели понимающие? Не просто подбадривающие люди, а люди деликатные и чувствующие? Анна Логвинова: Безусловно, были. Я оказалась в очень хорошем окружении. Иван Толстой: А какой у вас печатный опыт? Анна Логвинова: У меня вышла книжка "Осенне-зимний разговорник". Это книжка, которая вышла у нас пополам с моим любимым поэтом Мелкиным, в 2001 году. Это тоже, на мой взгляд, незаслуженный опыт. Иван Толстой: Победителем премии "Дебют" по номинации литературная критика стала Юлия Идлис. Юлия, расскажите, пожалуйста, что уже за вашими плечами? Ваше имя встречается в интернете и в других источниках, и вы пишете уже не первый год. Что есть ваш конек? Юлия Идлис: Мой конек это, скорее, то пространство, в котором я пишу. Это журнал "Новое Литературное Обозрение". Я не так давно, несколько месяцев назад, стала постоянным автором этого журнала по критике. Я пишу рецензии на выходящие книги. Это и проза, и поэзия. Наверное, сейчас буду писать о молодой драматургии. В основном, так получается, что это новейшая литература. Поскольку рецензии идут на книги, которые сейчас прямо выходят, чаще всего так получается, что это авторы, популярности которых от года до нескольких месяцев. Иван Толстой: Это тоже дебютанты? Юлия Идлис: В своем роде, наверное, да. Но, дело в том, что устройство механизма популярности сейчас таково, что нужно различать популярность в своем кругу, популярность какую-то более широкую и популярность широкую, которой, может быть, даже и нет. Иван Толстой: Ну, так было всегда. Можно же написать бестселлер в очень узкой области - технический справочник или путеводитель. Конечно, он не будет конкурировать с новым романом Пелевина или Сорокина. Вы о каких модных именах пишете? Юлия Идлис: Скажем, есть такой Андрей Левкин, писатель латвийского происхождения. Я писала о его сборнике прозы. Буду писать о "Жалобной книге" Макса Фрая. Буду писать о сборнике стихов Андрея Родионова. Это очень разные авторы, некоторые из которых могут считаться культовыми в какой-то среде. Я думаю, что та среда, в которой, скажем, Левкин и Макс Фрай считаются культовыми авторами, она разная. Это не всегда пересекающиеся читательские аудитории. Я говорю о том, что сейчас можно с трудом найти хорошего писателя, о котором знали бы все, даже не читая его. Как, скажем, было несколько десятков лет назад, насколько я себе представляю. Иван Толстой: Юля, а литература молодых существует? Вот та самая, к которой принадлежите и вы, как лауреат, к которой принадлежит и Анна Логвинова? Это искусственное построение, вот так вот провести черту до 25 лет? Юлия Идлис: Как любое ограничение - литература молодых, литература женщин, негритянская литература, - это условное построение, конечно. Но есть литературное поколение, и мне кажется, что граница этого поколения как раз проходит по 25 годам. Те, кому сейчас до 25 лет, это люди, которые не пережили в сознательном возрасте советский опыт. Мне 23 года, я не была пионеркой, я не знаю, что это такое. И все рассказы родственников, рассказы в книгах, в СМИ, об этом опыте, они для меня чем-то опосредованны. Это не живой опыт для меня. Иван Толстой: То есть, рецензию на роман "Смерть пионерки" вы бы уже написать не смогли? Юлия Идлис: Я бы смогла, но я, в данном случае, говорю не о критике, а о писательстве. Писатели, которым сейчас до 25 лет, к этому опыту относятся, как к исторической мифологии. Они могут придумывать всяческие сказки на этой почве. Как, скажем, делает, Олег Зоберн лауреат дебюта этого года в номинации малая проза. Он берет какие-то черты советской действительности и мифологизирует их ровно так же, как он мифологизирует русские сказки или библейские мотивы. Я говорю о том, что любой исторический опыт, в котором человек не находился сам, сознательно, он для него является мифологической подкладкой всей его деятельности. И, в этом смысле, человек свободен об этом фантазировать и поступать как угодно с этим опытом. Иван Толстой: И да, и нет. Лев Толстой тоже не участвовал в наполеоновской войне, однако он не фантазирует, у него, скорее, некие историософские построения, чем описание реальной действительности. Он такую библиотеку собрал по 12-му году, что французские историки завидуют. Все прочел. Юлия Идлис: Когда я говорю фантазировать, я не имею в виду совсем уж фантастику. Все-таки, исторический опыт должен быть узнаваем, поэтому человек должен как-то себе представлять историю. Фантазирование в смысле построения собственного отношения к этому опыту. Сейчас, например, если человек пишет о времени, в котором он живет, ему труднее что-то придумать об этом времени, потому что это все проверяемо, в первую очередь, личным опытом этого человека. А то, о чем ему рассказывали, то, что не проверяемо, на этом материале легче сделать общефилософские построения. Иван Толстой: А сейчас, давайте послушаем опрос: знакомы ли вам произведения молодых? Такой вопрос на улицах Петербурга задавал наш корреспондент Александр Дядин. Голоса: -Честно говоря, нет. Только слышал. Говорят, очень хороший молодой фантаст Александр Васильев. -Я читаю, но не знаю, молодые они или нет. Мне что-то советуют, дают читать. Дмитрий Липскеров. Но я особенно не интересуюсь, кто, когда, зачем и почему. Если мне нравится, я, в лучшем случае, запоминаю. Могу и не запомнить. -Нет. Наверно потому, что не раскрученные. Нет рекламы. Там сплошные детективы, ужасы. Я даже не подхожу, честно говоря. -Илья Стогов, например. Очень оригинально в журналистском стиле написано. Современность, наш быт. Питер узнаваемый. Читается очень хорошо. Он в последнее время в философские ударяется эссе. А мне больше его художественно-публицистические вещи нравятся. -Из молодых нет, пожалуй. Если лежит книжка незнакомого автора и мне никто не скажет, что хорошая книжка, я вряд ли сама решусь почитать. Книжек миллионы, поэтому обычно советуешься с продавцами. Или уже знакомое имя покупаешь. Нет, в основном были имена уже заслуженные. А из нового я пока не нашел для себя чего-то. В основном я ищу из интернета. -Дело в том, что на этих развалах я не останавливаюсь. Сейчас как таковой литературы вообще нет. Есть просто штампы, а энергетики нет. Может, язык и хороший, но это все какое-то выхолощенное, все какое-то не от сердца. А, может, мне просто не попадалось ничего душещипательного. -Нет, не служу. Новых имен совершенно не знаю. Я читаю только старых. Детективы. Чейз тот же. -Например, у меня есть подруга Столбова Татьяна, которая тоже, я считаю, молодой автор. Ее романы я не назову любовными романами, но это именно из тех романтиков, которые были в прошлые времена. Вот уходит романтизм из жизни. Я не люблю прозу, где ненормативная лексика. Допустим, Дан Маркович. Я не считаю его молодым автором, но любопытное творчество. Оно где-то цепляет, но второй раз читать не хочется. -Мне больше классика нравится из американских писателей. Драйзера люблю. А молодых не очень. -Я молодыми авторами не очень интересуюсь. Может, потому что мало информации о них. Я, допустим, ничего не знаю о молодых авторах. -Молодыми авторами не интересуюсь потому, что они несут в себе такой потенциал современности, а я придерживаюсь старых консерваторских взглядов, еще тех. -Я очень плохо знакома с современной отечественной литературой. Сейчас столько плохих авторов, что боишься наткнуться на какой-то дешевый детектив или порнографию. Когда знаешь классику и привык к хорошему вкусу, такая литература смущает. Иван Толстой: Сергей Маркович, а участвуют ли в "Дебюте" новички? "Дебют" - это первая премия литератора или это вообще начало его литературной жизни? Кто, в основном, представляет свои рукописи на конкурс? Сергей Гандлевский: Я этого не знаю и, может быть, даже лучше, что я, что называется, человек с улицы. Потому что на меня не действовала какая-то сложившаяся репутация. Все фамилии, а их было 100, с которыми я имел дело, были для меня совершенно новыми. Насколько я знаю, процедура такова. Сперва все желающие, посылают стихи по адресу. Потом есть штат сотрудников, которые это просеивают и составляют длинный список. После чего с длинным списком должно ознакомиться жюри. Итого, по пяти номинациям набежало 100 авторов. Я их всех прилежно прочел. После этого собирается жюри и утверждает, сообща, короткий список. И потом этот короткий список, вместе с членами жюри, выезжает под Москву в Липки, где перемежаются семинары и совещания жюри. И потом выкристаллизовываются в каждой номинации лауреаты. Иван Толстой: Какое у вас впечатление от молодой литературы? Что это за молодое поколение? Сергей Гандлевский: Впечатление от длинного списка у меня было такое, что передо мной два направления, равно, на мой вкус малоинтересных. Это рутина традиционного толка и авангард, который уже тоже успел порасти жирком, то есть, обзавелась каким-то количеством более ли менее узнаваемых, специфических приемов, и, следовательно, его можно считать рутиной. Иван Толстой: А какой авангард, западный или российского замеса? Такой шестидесятнический советский, российский, или это авангард западный? Сергей Гандлевский: Я думаю, что второе. Просто это поколение куда образованнее, чем предыдущее. Я думаю, что все они читают на языках, и в этом смысле мы уже не находимся в северокорейской изоляции. Но моя задача состояла в другом. Не рекламировать какую-либо школу, разумеется, мне ближе по годам и по привычкам была бы традиционная школа, но здесь я не давал себе воли. А с другой стороны, не строить из себя человека, который, задрав штаны, бежит за комсомолом, и не заигрывать перед новостью только за то, что она новость. И мне, среди этих двух стилей хотелось выбрать личности, для которых стилевая принадлежность - это не главное, а которым есть, что сказать. Это не было, повторяю, только моим решением. По каждой номинации учитывались мнения всех пятерых членов жюри. В номинации, за которую я отвечал, победила Анна Логвинова. Но там были другие поэты. Я запомнил, например, сильную в своем роде, условно говоря, авангардную поэтессу Ксению Маренникову. Если бы мест было больше, чем одно, значит, больше было бы и лауреатов, и это было бы ближе к истине. Николай Николаевич (Петербург): Уважаемые гости, меня, конечно, очень волнует сегодняшняя культура молодежи. Конечно, я присоединясь к многим ответившим на улице, что, действительно, авторов молодых сейчас практически нет, известных, тем более. Это связано с тем, что сегодня подменены настоящие ценности на ложные. Сейчас идет массивная обработка сознания молодых людей. Жертвой направленной информации сегодня являются сторонники Ющенко на Украине. Вы посмотрите, обманутая молодежь отстаивает: Иван Толстой: Николай Николаевич, а вы выискиваете книги молодых, вы ходите по магазинам, вы спрашиваете у продавцов, а сколько лет этому автору, вы смотрите в интернете литературу молодых? Николай Николаевич: Я по магазинам хожу. Но я смотрю, что все молодые авторы раскручены по одному шаблонному представлению и обычному набору - страшилка-стрелялка и обязательно присутствует секс, понимаете. Иван Толстой: Которого не должно быть ни в коем случае: Николай Николаевич: Вот в таком довлеющем понимании нет. Иван Толстой: Я хочу теперь обратиться к Анне Логвиновой. Анна, расскажите, пожалуйста, какова ваша судьба, где вы родились, кто было ваше окружении и на чем вы сделали себя такой, какая вы есть сейчас? Анна Логвинова: Я родилась в городе Виннице, в Украине. Почти сразу как родилась, мои родители уехали на остров Диксон, который находится в Северном ледовитом океане. Они из поколения полярников. Меня оставили на попечение бабушки и дедушки. Дедушка у меня командир эскадрильи. Когда ему случалось пролетать над каким-нибудь селом, и он видел там свадебную церемонию, он снижал самолет, садился, набирал полевых цветов, потом взмывал вверх и сбрасывал эти цветы на молодоженов. Иван Толстой: А что вы читали в детстве? Кто были ваши поэты? Анна Логинова: Моим первым и главным поэтом был мой папа Петр Логвинов. Сначала я слушала только его. А потом все как положено. Иван Толстой: А ваши первые читатели кто были? Анна Логвинова: Мои родители, друзья родителей. Один раз я читала стихи в Киевском университете. Мне было 9 лет, я случайно там оказалась. Я читала аудитории свой стих про наркомана. Я почему-то их очень побаивалась и думала, что это что-то исправит. Иван Толстой: А первый читатель, в данном случае, родитель, с вашей точки зрения должен поддержать, похвалить или правду сказать? Анна Логвинова: Правды мне, по-моему, до сих пор никто так и не сказал. Иван Толстой: Вы можете прочесть для наших слушателей что-нибудь из ваших стихов? Анна Логвинова: Когда зима, то по дороге в школу, Иван Толстой: Юля, а когда вам в первый раз захотелось написать критическую статью? Сергей Гандлевский: Я вас на минутку перебью. У Юлии Идлис еще и репутация хорошего поэта. Юлия Идлис: Первое критическое движение, наверное, случилось тогда, когда я решила поступать на филологический факультет МГУ. Все-таки, в большой степени, то, что я сейчас делаю в критике, сформировано тем теоретическим литературоведением, которое преподается в МГУ на филфаке. Поэтому мне трудно сказать, когда я написала первую критическую статью, потому что все критические статьи, которые я пишу сейчас, они как бы продолжение моих исследовательских стараний. Это очень значимая вещь, потому что критику, собственно, трудно определить. Существует филология, эссеистика, которая является частью художественной литературы, и существует глянцевая журналистика о литературе. То есть, те статьи о книгах, которые мы видим в журнале "Афиша", "Новый очевидец". Это все, так или иначе, объединяется под лозунгом литературной критики, но это очень разные жанры и очень разные стратегии письма. Иван Толстой: А вы себя видите в этих стратах, где? Юлия Идлис: Я сейчас существую в страте филологии, все-таки, потому что "НЛО", это, прежде всего, серьезный филологический журнал. Мне было бы легко себя представить в глянцевой журналистике о литературе и труднее себя представить в эссеистике. Мне кажется, что человек, который был со мной в номинации литературная критика и эссеистика, такая Васелина Орлова, достаточно известный эссеист и журналист, она как раз представляет в лучшем изводе журнализм о поколении, более социологически направленное письмо. Иван Толстой: А как вы саму себя воспитываете, что вы читаете, что вы считаете нужным критику знать? На каких столпах растет и живет ваша уверенность, что вот об этой книге вы можете сказать? Юлия Идлис: Уверенность живет на столпе читательского восприятия. Я прочитала и имею, что сказать по этому поводу. Если книга мне нравится, то о ней можно сказать очень многое. Если не нравится, то о ней говорить не надо. Иван Толстой: Это первый импульс. А дальше, что? Нужны ли, с вашей точки зрения, нынешнему литературному критику знания? Нужно ли читать классиков, предшественников, или это может тормозить руку? Юлия Идлис: Я считаю, что знания нужны, но знания, прежде всего, теоретического толка. Критик должен обладать продуманным аппаратом понятий, которыми он оперирует. Существует теория литературы, ей уже очень много лет, в ней существуют разные течения, направления и области. Вот это все нужно представлять, чтобы говорить о литературе на том уровне, на котором это, из личного мнения конкретного читателя, превращается в общеинтересные вещи. Это же всегда, в конечном счете, оценочное суждение - нравится, не нравится. Но аргументация должна быть более объективная. Это и дает знание теоретического аппарата. А вопрос читательской эрудиции важен - чем она шире, тем лучше. Но достаточно широкая она не бывает никогда просто потому, что невозможно прочитать все. Иван Толстой: А есть у вас какие-то любимые имена критиков, эссеистов? Юлия Идлис: Он все из того круга, в котором я существую, как критик. Это Илья Кукулин, Курицын, конечно, вероятно, Немзер, но не то, что он пишет, а то, как он это пишет. Иван Толстой: Интересно, что вы сказали "конечно, Курицын". А вот, конечно, Корней Чуковский, это невозможно для вас? Юлия Идлис: Возможно, почему? Дело в том, что история критики - это тоже отдельная область, о которой можно говорить и говорить. Просто критика существует, как прикладная вещь к литературе. Поэтому она изменяется вместе с литературой. Иван Толстой: И да, и нет. Какой-нибудь Шкловский, никуда не приложенный, по-моему, хорош сам по себе. Юлия Идлис: Шкловский в своей теоретической ипостаси - это теория литературы, это не критика. Это наука. А все, что он писал о книгах, он писал, как иллюстрацию своих теоретических положений. Поэтому я и говорю, что нужно разделять теоретические построения о литературе и, собственно, литературную критику. Иван Толстой: А готовы ли вы прочесть какое-нибудь стихотворение для нас? Юлия Идлис: Не было ни живых, ни мертвых по берегам реки, Иван Толстой: Я хочу спросить Сергея Гандлевского, легко ли находить общий язык с молодым литературным поколением и, вообще, возможно ли брать что-то у более молодых для себя? Сергей Гандлевский: Да, я надеюсь, что я с эгоистически-литераторской пользой провел время, и я не жалею, что я лучше узнал о существовании этого поколения. В чем я им позавидовал - в том, что в молодости они обзавелись сформулированной, отрефлектированной эстетикой. Это, конечно, очень важно, не говоря о том, что это полезно и в литературном процессе. В наши годы такого не было. Иван Толстой: Какова пропорция, чего больше у молодых - стихии или начитанности? На чем они стоят, если можно вообще обобщать? Сергей Гандлевский: Обобщать нельзя, так что уйду от ответа на этот вопрос. Иван Толстой: И, тем не менее, вы видите людей среди литераторов головных, начитанных, умников, а не стихийщиков? Сергей Гандлевский: Они есть и в нашем поколении, так что здесь поколение, что было до нас, и те, что будут, когда нынешние молодые станут зрелыми, это всегдашнее положение дел в литературе. Иван Толстой: На посошок, прочтите нам какое-нибудь последнее ваше стихотворение. Сергей Гандлевский: Ржавчина и желтизна, очарование очей, Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
