Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
29.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура
[06-06-05]

Поверх барьеров - Европейский выпуск

Феномен Райнера Вернера Фассбиндера. Памяти Поля Рикёра. Русский европеец Лев Шестов. Воспоминания о сталинских лагерях

Редактор и ведущий Иван Толстой

Иван Толстой: 31 мая Райнеру Вернеру Фассбиндеру должно было исполниться 60 лет. Из Берлина - Юрий Векслер.

Юрий Векслер: Когда в августе 1982 года в Москве в киноконцертном зале "Россия" в ретроспективе кино ФРГ были показаны два фильма Фассбиндера - "Лола" и "Тоска Вероники Фосс" - в программке уже успели указать этот год как год смерти режиссера. Далее в аннотации следовало перечисление картин, и все это вместе с трудом укладывалось в голове. Я подумал, что здесь, наверное, все же какая-то опечатка: 37 лет, 41 снятый фильм. Но это оказалось правдой, 41 фильм Фассбиндер снял за 13 лет работы, с 1969 по 1982.

Он был трудным для Германии художником. Симптоматично, что 20 лет со дня его смерти отмечались в 2002 году гораздо более заметно, чем нынешний юбилей, 60 лет со дня рождения. Кстати, в большинстве русских источников год рождения Фассбиндера указан неверно: там указан 1946-й. Фассбиндер родился 31 мая 1945 года, его родители вскоре развелись, одно время он жил с матерью до ее замужества, потом жил в детдоме, потом какое-то время с отцом.

В своих картинах, в которых, по-моему, представлены все формы и виды жизни современной ему и мучившей его Германии, нет только темы детства, про которое он сказал однажды ключевую фразу:

"Мое детство - это не детство, которое было у Трюффо, например, это не было испорченное детство, правильнее было бы сказать, его детства у меня не было вовсе".

В 16 лет Фассбиндер бросил школу, его поздние попытки получить право учиться в вузе оказались неудачными, какое-то время он учился в актерской школе, где познакомился со звездой его будущих картин Анной Шигулой, но государственный экзамен на актера сдать не смог. Также не смог он поступить и в Берлинскую киношколу на отделение режиссуры. Но это не помешало ему осуществлять свое главное желание - снимать картины, или, как формулировал сам режиссер рассказывать истории.

Фассбиндер не так часто давал интервью, обычно очень короткие, связанные с премьерами картин, но из этих высказываний можно сложить своеобразное авторское "введение" в творчество Фассбиндера.

После весьма критического приема и обсуждения одной из его картин в Каннах он сказал:

"Мой фильм - это не просто обычная картина, про которую можно с уверенностью объективно утверждать, то или это. Так не получится. Каждый увидит свой собственный фильм. Это же абсолютно ясно: Каждый хороший фильм, все плохие одинаковы, а хорошие...

Да-да, я вовсе не шучу. Хорошие фильмы должны быть так открыты, чтобы каждый зритель был в состоянии привносить в фильм свою реальность. Это и есть реализм".

Многие говорящие о Фассбиндере употребляют немецкое слово "ауфрур": у него очень много значений: возбуждение, волнение, смятение, переполох, а также мятеж, восстание и бунт. Фильмы Фассбиндера это своего рода восстание против несвободы.

"Я полагаю, что из любых форм жизни, которые существуют, в любых формах общества подлинная свобода невозможна, и поэтому определенное состояние сумасшествия, если оно возможно, представляется выходом, который может избрать каждый и который многие избирают по собственной воле".

"Я хочу построить дом своими фильмами. Одни будут его подвалом, другие окнами, но я надеюсь, что в конечном итоге получится дом"...

Фассбиндер исследует формы несвободы. Одна из них - любовь, точнее невозможность подлинной любви в условиях современного общества. Во многих картинах Фассбиндера большую роль играет зависимость человека от собственных чувств, и любовь предстает в них как предмет общественного угнетения. Это, в частности, просматривается в самой успешной у немецкой публике картине Фассбиндера "Замужество Марии Браун". Фассбиндер был потрясен кровавыми событиями в Германии, связанными с деятельностью террористической организации РАФ - Роте Арми Фракцион.

"Я не считаю утопией мысль, что терроризм помогает государству укрепляться, это просто факт - это помогает обосновывать не демократический путь развития. И я нахожу, что терроризм помогает государству становиться тем, что я не считаю привлекательным"...

"Я нахожу, что в воздухе носится многие вещи и темы, которые я не в силах сформулировать, выразить, и если они будут происходить, то я тогда только по-настоящему пойму, что именно они внушали мне страх".

Вокруг Фассбиндера всегда была сплоченная группа высочайших профессионалов. Прежде всего, это относится к композитору Пееру Рабену и к оператору Михаэлю Бальхаусу, который после смерти Фассбиндера сделал карьеру в Голливуде, сняв, в частности, многие картины Скорсезе. Не все выдерживали темпы и ритмы Фассбиндера. Он слышал в своей жизни много подчас несправедливых обвинений: одни называли его фашистом, другие называли антисемитом. Один из его сожителей, получи записку Фассбиндера о разрыве, покончил с собой. Друзья видели тогда Фассбиндера воющим от горя и даже предположили, что он не сможет работать. Но кино было единственным спасением и единственным выходом Фассбиндера, его единственным личным спасительным сумасшествием.

Фассбиндер, по свидетельству друзей, многие годы сознательно отвергал для себя возможность употребления наркотиков. В последние годы жизни он не выдержал. Наркотики стали темой одной из его последних картин - "Тоска Вероники Фосс", где речь шла об актрисе, звезде немецкого кино нацистского времени, ставшей после войны морфинисткой. За эту картину Райнер Вернер Фассбиндер получил свой единственный приз - "Золотого медведя" Берлинского кинофестиваля 1982 года.

Про героиню своей картины Фассбинедер сказал: "Я нежно отношусь к ней, я понимаю ее во всех ее ошибках. Она позволила себя уничтожить. Возможно, в этом у нее много общего со мной".

Счастливым прощанием с миром за 10 дней до смерти стал последний день рождения Фассбиндера, на который он пригласил всех своих друзей и врагов. Многие вспоминают этот вечер, как абсолютно беспечный, полный прекрасной еды, питья и смеха. В эти последние месяцы Фассбиндер сказал в одном из интервью:

"Я боюсь умирать, а именно того, что когда все придет к концу, то, возможно, станет ясно, что все, что человек делал, было бессмысленно".

10 июня Райнер Вернер Фассбиндер был обнаружен мертвым перед включенным телевизором.

Иван Толстой: В Париже скончался последний из легендарных французских философов ХХ столетия - Поль Рикёр. Рассказывает Дмитрий Савицкий.

Голос Поля Рикера: "Будучи сиротой с обеих сторон, я воспитывался дедушкой и бабушкой, то есть я был отделен от них дистанцией в целых два поколения: Ребенком я очень рано начал читать, читать взахлеб и НЕ участвовал в играх с остальными детьми и подростками: Я был занят прежде всего - размышлениями:"

Дмитрий Савицкий: Голос Поля Рикёра, последнего большого французского философа, который скончался 20 мая, в Шатенэ-Малабри, на западе от Парижа.

Поль Рикёр был славен - тихой славой. Он не любил шума и рекламы. И он не стремился к известности, да и вряд ли бы смог: он был человеком крайне скромным, даже застенчивым, но гораздо важнее тот факт, что он был и философом и верующим протестантом.

Голос Поля Рикера: Когда я предаюсь занятиям философией, я читаю Платона, Аристотеля, Спинозу, Канта и Гегеля. А когда я занимаюсь, как мы это называем, религией и читаю Пророков, Иеремию, Иезекииля, Песню Песен, Евангелие, я нахожусь в другом плане существования, нежели чем когда я читаю, обсуждаю и интерпретирую "Диалоги Платона". Я должен признаться в том, что всё это создается ситуацию квази-шизофреническую; я пытался с нею как-то справляться в течение пятидесяти лет, но судить о том, что мне в моем поиске удалось - лучше не мне, а другим".

Дмитрий Савицкий: Поль Рикёр, отрывок из его интервью Катарине фон Булов, 1993 год:

Рикёр родился в 1913 году на юге Франции, в Валенсе, в семье протестантов, то есть с детства он принадлежал к религиозному меньшинству в стране, по тем временам, все еще католиков. Он закончил Реннский университет, затем изучал философию в Сорбонне. В годы, предшествующие Второй мировой войне, Поль Рикёр попеременно преподавал в лицеях и продолжал изучение философии - в Германии. В 1940 году он был призван в армию, но вскоре попал в плен и почти весь период оккупации провел в лагере для военнопленных. В послевоенный период Поль Рикёр вернулся к преподавательской деятельности и после трех с половиной лет преподавания в лицее, получил место профессора истории и философии в Страссбургском университете, где он оставался вплоть до 1956 года. В 56 - он получил кафедру философии в Сорбонне; в 67 стал деканом нового университета в Нантере:

Нантер, как мы помним, был тем самым университетом, где в 68 году стартовала шумная студенческая революция:

Говорит ведущий дискуссионной программы канала LCI, Жан Франсуа Рабиу:

"Мы все запомнили, ничего уж тут не поделать, эту ужасную историю - декан нантеровского университета, Поль Рикёр, в 68 году, ПОСЛЕ майских событий с мусорной корзинкой на голове! С мусорной корзинкой истории!

Дмитрий Савицкий: Продолжает редактор журнала "Нувель Обсерватёр" - Жак Жюльяр:

"История на этом не заканчивается. Двадцать лет спустя один из студентов Рикёра, тот самый, что украсил его мусорной корзинкой, защищал перед ним докторскую диссертацию и начал с того, что извинился перед философом за свое поведение. Докторскую он защитил".

Дмитрий Савицкий: И Рабиу, и Жюльяр забыли сказать, что студенты, прямо как красные кхмеры, сначала заставили профессора встать на четвереньки: Такая была эпоха. Как пишет один российский автор: "В 1969-1970 философ, занимавший пост декана, оказался "между двух огней" - маоистами, с одной стороны, и бюрократией - с другой. Политическое разочарование и жёсткая оппозиция со стороны набиравшего силу структурализма побудили Рикёра принять приглашение Чикагского университета, где он работал с 1970 по 1992".

То есть 15 лет. А вот как определяет творчество Рикёра российская Энциклопедия "Кругосвет":

"Темы, затрагиваемые Рикёром, связаны друг с другом: Воля - Зло - Символ - Метафора - Повествование - Инаковость - Память. Первый том книги "Вольное и невольное" (Le volontaire et l'involontaire, 1950) представлял собой практическое применение теоретических основоположений Мерло-Понти, изложенных в "Феноменологии восприятия". Исследование охватывает феномены от сознательно принимаемого волевого решения до непроизвольных сил жизни и неизменных элементов характера и влечений. Здесь, как и в более поздних работах, Рикёр опирается на самые разные источники. Стиль феноменологического описания он заимствует из "эйдетической феноменологии" Гуссерля; в динамике изложения он следует таким авторам, как Мен де Биран и Набер. Основными интуициями Рикёр обязан религиозной экзистенциальной философии Марселя и Ясперса. После завершения первого тома работы о воле главными темами его размышлений стали феномены греховности и вины. В 1960 вышел в свет двухтомный труд "Конечность и виновность" (Finitude et culpabilite). Во время работы над вторым томом - "Символика зла" - произошел поворот Рикёра к герменевтике: поскольку зло может быть постигнуто лишь в символах и мифах, оно заставляет искать окольных путей истолкования. Так возникает ряд герменевтических трудов Рикёра, принесших ему всемирную известность".

Дмитрий Савицкий: Герменевтика (по-гречески "разъясняю") - это искусство и теория истолкования, имеющего целью выявить смысл текста, исходя из его объективных (грамматические значения слов и их исторически обусловленные вариации) и субъективных (намерения авторов) оснований.

Напоследок, вот несколько афоризмов Поля Рикёра:

"То, что "распоряжается" человеком, приходит к нему, а не исходит из него.

Человек сам выводит себя на сцену, он сам себя полагает в качестве сцены.

Я стремлюсь познать самого себя, овладевая смыслом слов всех людей.

Для нас, говорящих, язык является не объектом, а посредником; язык - это то, благодаря чему, с помощью чего, мы выражаем себя и вещи.

Иногда чтение сопровождается борьбой.

Возникновение говорения и есть таинство языка.

Предельная открытость языка и есть его победа.

Только на уровне фразы язык что-то говорит; вне фразы он не говорит ни о чем".

Дмитрий Савицкий: Как общественный деятель Поль Рикёр выступал против всех видов войн. Начиная с алжирской и до балканской. Он умер у себя дома, во сне, в возрасте 92-х лет:

Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня Лев Шестов. Его портрет в исполнении Борисам Парамонова.

Борис Парамонов: Лев Шестов (псевдоним Льва Исааковича Шварцмана) - один из немногих русских философов, достигших мировой известности. Эту известность он приобрел уже на Западе, оказавшись в эмиграции, где умер в 1938 году (год рождения Шестова - 1866). Известность Шестова - не академическая, а живая, он оказывал прямое влияние на людей своими идеями; примером такого влияния может служить творчество Альбера Камю. Философия Шестова - одно из крупных явлений экзистенциализма. Вот как харктеризовал Шестова его современник, друг и во многом единомышленник Николай Бердяев:

"Философия его принадлежала к типу экзистенциальной, то есть не объективировала процесс познания, не отрывала его от субъекта познания, связывала его с целостной судьбой человека: Этот тип философии предполагает, что тайна бытия постижима лишь в человеческом существовании. Для Льва Шестова человеческая трагедия, ужасы и страдания человеческой жизни, переживание безнадежности были источником философии".

Такой тип мышления вполне понятно приводил к пересмотру давних философских традиций, к ревизии той общепринятой установки, согласно которой философия - это опыты рационального, на основе разума предпринятого истолкования бытия. Главная мысль Шестова, проводимая им во всех его сочинениях исключительно настойчиво и остро, с упорством истинного однодума, - мысль об ограниченности рационального сознания, о несводимости бытия к началам разумного миропорядка. Разум - своего рода клетка, даже тюрьма, удаляющая человека с путей истинного познания. Даже еще сильнее: разумное сознание - результат грехопадения человека, изгнания его из Рая, только в котором ему были открыты и доступны подлинные бытийные реальности. Шестова часто называли философом воинствующего иррационализма, и это не совсем неправильно, но требует некоторой корректировки. Ее дает опять же Бердяев:

"Шестов, в сущности, совсем не против научного познания, не против разума в обыденной жизни: Он против претензий науки и разума решать вопрос о Боге, об освобождении человека от трагического ужаса человеческой судьбы, когда разум и разумное познание хотят ограничить возможности человека".

Шестов однажды написал, что яблоки с древа познания, сорванные человеком в Раю, были кантовскими синтетическими суждениями априори. Отвергая рационалистическую философию в целом, Шестов все свои симпатии и всё внимание отдает таким мыслителям, как блаженный Августин, Лютер, Паскаль, Кьеркегор, Ницше, Достоевский, - и таким библейским персонажам, как Авраам и особенно Иов. Всё это люди или образы людей, увидевшие в мире альтернативные источники познания и переживания. Шестов очень ценил средневекового мыслителя Дунса Скота, смело обернувшего старинный философский вопрос, задававшийся еще Сократом: Бог хочет добра, потому что это добро, или добро всё, чего восхочет Бог? Философия, отождествлявшая Бога с добром и разумом, самого Бога подчиняла закону, необходимости, переименованной в нравственный миропорядок. Но понятие закона нельзя связывать с Богом, Бог - это неограниченная ничем воля, поистине божественный произвол. Это знают люди, попавшие в руки Бога живого, - трагические страдальцы, заглянувшие за грань разумного миропорядка, и самая трагическая среди них фигура - библейский Иов, "частный мыслитель Иов", как назвал его любимый Шестовым и родственный ему Кьеркегор.

Шестов как никто другой понимает, что подобного рода опыт нельзя сделать общеобязательным, философия трагедии - не для обыденного существования. Человек стремится упорядочить мир, внести в него собственные устроительные и примирительные нормы. В широком смысле это мир культуры, и в этом своем мироустроительном качестве культура неизбежно отпадает от Бога, от дикого хаоса божественного произвола. Порядка в мире нет, его вносит - пытается внести - человек, ищущий душевного спокойствия и мирного живота, да и мирной кончины. Нормы разума и морали - посильная защита человека, а не закон мира. Это разумно-нравственное, культурное начало Шестов, вспоминая о колыбели европейской человечества, именует Афинами. Другое начало - пребывание в хаосе божественного произвола, непосредственное, как в библейской традиции, богообщение - он называет Иерусалим. И Шестов утверждает, что человеку понятнее, проще, желаннее - Афины. Человек в истории ушел от Бога, потому что жить в комфортном сосуществовании с Богом нельзя, не всякий способен или хочет быть богоборцем Иаковым, рыцарем веры Авраамом или страдальцем Иовом. Бог Авраама, Исаака и Иакова - это не Бог философов, любил повторять Шестов слова Паскаля. В истории, в культуре победили, так сказать, философы, - Афины победили Иерусалим.

"Если бы вместо Аристотеля, потомка разумного Сократа, католицизм избрал в себе вожди Диогена, потомка Сократа безумного, католичеству история отвела бы только несколько незаметных страниц (:) Прочные победы даются только здравому смыслу, умеющему создавать великие философские системы и организовывать обширные государства с вышколенными армиями. Миром правит не сумасшедший, а здравомыслящий Сократ (:) Греческий дух, получивший наиболее совершенное выражение в философии Аристотеля, наложил свою властную руку на всё движение европейской мысли. Но сильно заблуждаются протестанты, полагая, что они сами избежали эллинизации, что их попытки возвратиться к чистому иудаизму, как он выразился в Ветхом и Новом Заветах, в самом деле приводят их к сколько-нибудь серьезным результатам в области религиозных исканий. Окраины пугают равно и протестантов и католиков. Послания апостола Павла одинаковы неприемлемы и для Эразма Ротердамского и для современнных комментаторов Лютера".

Такая, хотя по необходимости краткая, характеристика философии Льва Шестова позволяет уже, однако, поставить вопрос о связи его с русской духовной традицией. Невозможно не видеть, что Шестов звучит очень по-русски. Русским глубоко свойственно недоверие к дарам культуры, сознание неподлинности культуры, интуиция бытийных глубин, сказывающаяся как в творчестве русских гениев, так и в элементарном бытовом поведении. Давно уже стало понятным, что Зощенко - зеркальное, то есть обратное, отображение Льва Толстого. А с другой стороны, библейские сюжеты являют картину некоей грандиозной соседской свары, но не из-за ежика для примуса, а из-за божественного первородства. Русские очень любят именоваться Третьим Римом, но правильнее было бы в подобных всемирно-исторических проекциях вспомнить Иерусалим.

Иван Толстой: Московское издательство "Звенья" выпустило воспоминания Эмми Гольдакер "Деревянный чемодан" в переводе Натальи Палагиной. Рассказывает Марина Кулакова.

Марина Кулакова: "Деревянный чемодан" написан очень просто и читается легко, и все же это - человеческий документ особой категории сложности.

Книга имеет подзаголовок "Воспоминания узницы советских лагерей". Это так, Эмми Гольдакер отбыла в Сибири 10 лет - с 45 по 55 год, статья 58/6. Интересна предыстория этих событий.

Немка по матери и еврейка по отцу, который покинул семью в тридцать третьем году, юная Эмми однажды была вызвана "красной карточкой" в Министерство иностранных дел.

Берлин, 41 год.

"Я слышу своё еврейское имя, и мой взгляд внезапно падает на портрет Гиммлера, висящий позади человека за письменным столом. Мурашки бегут у меня по спине. При входе я не обратила внимания на эту фотографию: язвительно сжатые губы и ледяной взгляд за маленькими стёклышками очков".

То, что на красной карточке значилось как Министерство иностранных дел, оказалось центром немецкой контрразведки. Туда, в главное управление имперской безопасности, в 6-ое управление, возглавляемое Вальтером Шелленбергом, была привлечена двадцатидвухлетняя Эмми - на "трудовую повинность". Когда ей предложили для продолжения учебы и работы поехать в Швейцарию, она согласилась - " уеду из Германии и буду жить в нейтральной стране: далеко от войны. Смогу вечером пройтись по освещенным улицам, увидеть свет в окнах домов:" Но вместо Лозанны ее отправили в Стамбул. Впрочем, любой город показался бы ей сказочным, каким вдруг предстал Стамбул, по очень простой причине - в Германии была война, ничего, кроме войны, уже третий год. Жизнь брала своё, точнее, обещала. Счастливая любовь переплеталась с секретными заданиями. Агент № 7075 передавал важные сообщения и любовные письма.

Опасность была растворена в воздухе. "Гестапо! Следуйте за мной. Вы арестованы", - она услышала эти слова, и не была уверена, что возвратится домой. Довелось вернуться. Но вскоре: "Это был мужчина, похожий на того, в Вене, из гестапо. Только теперь он пришел из НКВД. На мне опять было серое шелковое платье. Я ни минуты не сомневалась, что произошла какая-то ошибка, и вечером я обязательно вернусь домой. Мужчина, мой соотечественник, доставил меня в советскую комендатуру и, нимало не смущаясь, в моем присутствии, получил в качестве вознаграждения, блок сигарет и бутылку водки".

Так началась другая жизнь. "На стенах камеры, покрашенных ярко-зеленой масляной краской, там и тут было нацарапано одно слово "Почему?" Она пишет, что никогда не бередила душу этим вопросом, потому что на него не было ответа. Она хотела выжить и не сойти с ума.

Она выжила. И книга, написанная ей - свидетельство и документ человеческой силы. И трагедии. Потому что это не только о том, что она выжила. Но и о тех, кто не выжил.

"Сегодня убили Галину. Почему? А почему бы и нет? Они могли делать с нами всё. Солдат, который её застрелил, получил за это внеочередной отпуск и прицепил на свою гимнастерку ещё одну медаль.

Галину, молодую полячку, арестовали за то, что она дала проходившему мимо немецкому солдату стакан воды. Её приговорили к десяти годам исправительных работ. В тюрьму она попала беременной. Недавно её дочь Светлану, которой уже исполнилось пять лет, отправили в детский дом в глубь России, далеко от матери, чтобы они никогда больше не встретились. Галина была очень тихой и сдержанной женщиной, никто никогда не слышал от неё громкого слова. И умерла она также тихо, как жила. Вместе с другими женщинами в тот день она собирала камни с поля, огражденного толстым канатом. Возможно, глядя себе под ноги, она нечаянно подошла слишком близко к канату. Выстрел прозвучал как гром среди ясного неба, солдат застрелил её просто так, ни за что. Она упала на спину, прижав руки к животу, в её больших глазах застыл испуг.

Попытка к бегству, - сказали солдаты.

"Лжецы!" - закипела в нас ненависть.

Стойте там, где стоите, а то и вам конец.

Мы стеной медленно двинулись вперёд, но было уже поздно - Галина умерла. Ей недавно исполнилось двадцать пять.

То ли солдат был с похмелья, то ли хотел проверить винтовку. Теперь неважно... Галина мертва...

В те времена сталинского режима мы носили номера на спине. Я была тогда О-392. Напечатанный на лоскуте номер аккуратно пришивался на спину ватника или черного платья. : Галине больше не нужен был номер - она получила березовую бирку со своим именем и статьёй 58/1. Бирку привязали к большому пальцу ноги, как всем мертвецам:

Это рядовой фрагмент. Ценность одной человеческой жизни, жизнь, казалось бы, приравненная к нулю обретает в книге ценность свидетельства. Почему люди с интересом, даже с жадностью читают воспоминания? Мемуары, даже такие страшные и тяжелые - это неистребимая жажда знать правду. И понять - почему.

Меня поместили в отсек, где находились приговоренные к смерти, которые ждали либо исполнения приговора, либо помилования. Там мне особенно запомнилась крупная темноволосая женщина. Урожденная русская, она долгое время прожила в Вене. Ей обещали помилование. Как-то утром, натирая пол в караульном помещении, я обнаружила ее трусики и бюстгальтер: она была казнена.

... В первой камере я верила, что меня освободят, теперь я знала: впереди у меня десять лет принудительных работ. Я плакала и молилась, вернее, пыталась молиться. Я не могла найти своих собственных слов и поэтому пробовала читать "Отче наш". Мне никак не удавалось перейти строку "Да будет воля Твоя:" Я хотела, чтобы исполнилась моя воля.

Прошли годы, прежде чем я научилась читать молитву до конца.

Уже в дороге, в долгом пути на русский север многие заключенные умерли от голода, холода и тифа.

Спали под настилом, на голом полу, за два месяца дороги выжившие выглядели глубоко изможденными и потерявшими человеческий облик. Сапоги Эмми украли, от одной из заключенных, ноги которой были полностью отморожены, ей досталась пара башмаков. После этого баня, дезинфекция и право спать в кровати в больничном бараке воспринимались как счастье. Но:

Я заразилась тифом. В горячечном бреду мне представлялось всегда одно и то же: я видела лесбиянку в вагоне, ту, что перед смертью меня прокляла. Я видела ее неестественно большие карие глаза на бледном лице, в ореоле седых волос. Она, как копьё, метала в меня градусник, и температура поднималась выше сорока".

Снова выжила. В лагере выучила русский язык. Помогла одна из соседок, Валентина Семеновна Санагина, которая научила многим премудростям лагерной жизни.

Она же объяснила, как надо защищаться, чтобы выжить, и не раз Эмми, которой оставались еще восемь долгих лет лагерной жизни, вспоминала ее уроки.

Война жестоко прокатилась по судьбам русских и украинских женщин. Меня не удивляла их враждебность, они же не знали ни о моем отце, ни о допросах в гестапо, им не было до этого никакого дела, я могла их понять. "Народ плачет и здесь, и там, народ плачет везде", - как говорила Валентина Семёновна. Мы с ней были как одна семья. С ней я делила хлеб, стирала для нее бельё, давала ей уроки английского и немецкого языка, для нее я вязала и - да простит меня Бог!- воровала. Короче, Валентина была другом.

Именно от неё Эмми получила первое письмо. Иностранцы вообще не имели права переписываться с кем-либо вне лагеря. Это была тяжелейшая изоляция. Писать разрешалось только прямым родственникам. И чтобы спасти от ареста маму, Эмми на первых допросах сказала, что у нее нет родственников в Берлине. Потом много лет она пыталась наладить связь, но потом выяснилось, что все ее письма задерживаются в Москве.

После смерти Сталина в 1953 году заключенным разрешили снять пришитые на одежду лоскуты с номерами. Люди вновь обрели имена. Вскоре многие политзаключенные получили свободу - это была первая амнистия такого рода со дня основания Советского Союза.

Слухи - такая же неотъемлемая часть жизни заключенных, как нары и параша. Иногда они были обнадеживающими, но, к сожалению, недостоверными. Кто-то в мужском лагере сказал, что соберут всех немцев и вышлют в Германию. Неужели правда?.. Нет, только не слишком надеяться, разочарование будет невыносимо! Меня ведь могут оставить в Инте или послать "по добровольному согласию" в Сибирь. Ну и что? Прогуляться по улице одной, без вооруженного конвоира, - уже счастье:

Вот это слово - счастье, как ни странно, не так уж редко встречается в этой книге, полной жестоких сцен и ужасных подробностей лагерного быта. На фотографиях, включенных в книгу - очаровательная девушка, белозубая улыбка которой задорна и застенчива одновременно.

Она вернулась. С черным деревянным чемоданом в руках, подаренным ей "лагерным мужем", спасителем и мучителем Иваном Ивановичем Шестаковым.

Вернулась домой, на родину, к маме. И 27 июня 1956 года навсегда покинула Германию - уехала работать в Швейцарию - ей удалось получить место секретаря в Экуменическом институте в Шато-де-Боссе - Международном центре женевского Всемирного Совета церквей по проведению съездов и конференций.

Накануне отъезда Эмми покупала чемодан - теперь уже кожаный. Владелец небольшого магазинчика шутливо сказал: "О, раз вы едете в Швейцарию, то обязательно выйдете там замуж и никогда больше не вернетесь".

Шутливое предсказание сбылось. Через три года она стала женой Фреда Аттингера - художника, красавца, шутника, который очень всерьез бережет и заботится о ней все эти годы.

После настойчивых уговоров матери и Фреда Эмма Гольдакер написала книгу своих воспоминаний "Деревянный чемодан". Сначала она была издана в Париже, потом в Германии.

Почти через тридцать лет после первого издания при содействии общества "Мемориал" теперь она вышла в России.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены