Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
26.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[05-05-05]
Поверх барьеровБалетоманы насладились искусством лауреатов "Бенуа де ля Данс", "Антресоль" Марины Азизян; "Альтернатива" новой музыки; Фестиваль армейской песни в Сочи; Язык "Дневников" Виктора Клемперера не лжет, как и новая книга по истории Второй Мировой войныВедущая: Марина Тимашева В Большом театре прошла торжественная церемония награждения лауреатов международной балетной премии "Бенуа де ла Данс". Премия существует с 1992 года, ею отмечают неординарные события мировой балетной сцены по итогам года. Номинантов выдвигает жюри, состав которого каждый год меняется, постоянной величиной остается только Председатель Юрий Григорович. Он сам, Вячеслав Гордеев, Ева Евдокимова, Стивен Джеффрис, Владимир Малахов, Мадлен Онне, Элизабет Платель, Марсия Хайде - то есть танцоры и руководители балетных трупп разных стран, в этом году выдвинули на премию 7 танцовщиц и 7 танцовщиков: по паре из Сантьяго, Парижа, Стокгольма и Москвы, и по одному из Гонконга, Бостона и Берлина. Заранее назвали имена лауреатов в номинациях композитор и сценограф - ими стали Мауро Ланца за музыку к балету "Сон Медеи" в Парижской национальной опере, и Иржи Килиан. Выдающегося хореографа наградили именно за оформление спектакля Парижской оперы под странным названием "Надо, чтобы дверь". Уже в Большом театре стал известен обладатель "Бенуа" за вклад в искусство. Им стала американский хореограф Триша Браун. Вообще-то, ее имя было в номинации "лучший хореограф", но награда досталась художественному руководителю балета Большого театра Алексею Ратманскому, причем, не за спектакли Большого, а за "Анну Каренину" Королевского балета Дании. Его подчиненная - солистка Большого театра - Светлана Захарова удостоилась премии за партии Ипполиты и Титании в ноймайеровском "Сне в летнюю ночь". Награду она разделила с солисткой Парижской оперы Мари Аньес Жило. Мужчиной-лауреатом оказался Матье Ганьо из того же театра. Оба они на церемонии не были, а стало быть, в гала-концерте не выступили, лишив зрителей возможности оценить объективность жюри в деле судейства. Зато его объективность очень сомнительна в деле выдвижения номинантов. Мотивы понятны: ну, как не порадеть родному человечку, тем более, солисту твоей же труппы. И результат ясен: на сцену Большого театра выходили пары, которые не прошли бы и во второй тур обычного конкурса. Балетоманов порадовали только Алина Кожокару (но она - лауреат прошлого года), да еще Фридман Фегель и Полина Симеонова. Симеонова - выпускница московской школы, которую сразу переманил в Государственный балет Берлина его солист, хореограф и директор Владимир Малахов. В руководимой им труппе 94 человека, контракты с кордебалетом подписывают на год, с солистами - на два. Ежегодно проводят конкурс, причем, сам Малахов не знает, кто из какой страны прибыл. Владимир Малахов: Не то, что я не беру специально русских, я не вижу, кто они - русский или не русский, у них номера - 222 номер или 30. Когда конкурс заканчивается, я беру анкеты и смотрю: русский, украинец... Понимаете, я смотрю на танцовщика, который влился бы в ту компанию, которая у меня создана. Даже если стоит сто девочек, после станка пятьдесят девочек уже отсеивается. Одна маленькая, другая пузатенькая, третья коротконогая. Конечно, хочется иметь красивых девочек, красивые стопы, длинные ножки, худеньких. Марина Тимашева: Труппа интернациональная и очень молодая. Многих старших Малахов уволил, и называет себя жестким человеком. Владимир Малахов: Я, конечно, поменял очень много, я убрал много людей, я очистил компанию. У меня в основном молодежь, "детский сад" - я так называю, начиная с 18 до 23 лет. И если я вижу какое-то дарование, которое мечтает танцевать, а места этого нет, потому что человек забил это место, который 25 лет уже не выходит танцевать, только сидит и получает зарплату, конечно, я предприму все возможности, чтобы перевести этого человека или в миманс или в статисты. Я жесткий. Но я не кричу, не занимаюсь рукоприкладством. Я стараюсь найти оптимальный вариант. Два раза скажу, но третьего уже не будет. Марина Тимашева: На вопрос, не становятся ли сценические герои черствее из-за административного опыта их исполнителя, Малахов ответил. Владимир Малахов: Нет. Я занимаюсь только артистической стороной, а всей бухгалтерией и бумажной занимаются другие люди. Марина Тимашева: Вообще любопытно, как один человек справляется с такими разнородными обязанностями? Владимир Малахов: Так получается. Не знаю... Нужно успеть везде. Хочется успеть, потому что карьера артиста очень короткая. В первую очередь я танцовщик. Не знаю, сколько я буду танцевать, но пока мои ноги работают, я буду танцевать. Марина Тимашева: То, что Владимир Малахов, в первую очередь, танцовщик, он доказал, выйдя на сцену Большого театра во втором вечере. По традиции, в нем заняты лауреаты "Бенуа" прошлых лет и даже члены жюри. Сильнейшее впечатление произвели номера в хореографии Анжелена Прельжокажа и Ролана Пети и в исполнении солистов Парижской и Баварской опер, Николай Цискаридзе и Элизабет Платель в "Лебедином озере", Диана Вишнева и Владимир Малахов в балете "Манон", солисты Большого театра с миниатюрой Алексея Ратманского на музыку Равеля. Второй гала-концерт был не чета первому. А из этого следует, что претенденты на приз "Бенуа де ля Данс" могут быть совершенно его недостойны, но лауреатами становятся (за редкими исключениями) те, кто действительно заслуживает самых авторитетных балетных наград Перейдем к следующему сюжету. 2 мая в выставочном зале редакции петербургского журнала "Новый мир искусства" открылась выставка театрального художника Марины Азизян. Выставка называется "Антресоль". На ней побывала Татьяна Вольтская. Татьяна Вольтская: На выставку попадаешь прямо с улицы. Вот так просто: открывается дверь, и начинается волшебство. Налево воздушный театральный макет с его неизбежной кукольностью и хрупкостью, направо - роскошное шитье. Так сама Марина Азизян определяет этот жанр, который я бы назвала картинами из ткани или поэмами, притчами, фантасмагориями из ткани. В общем, шитье - это избранные работы из прошлогоднего эрмитажного проекта "Фантастический словарь Тонино Гуэрры". Картины из ткани и тексты на каждую букву латинского алфавита. А остальное - театральные макеты, рисунки, эскизы. Все это осуществление счастливой идеи Марины Азизян заглянуть на свою антресоль и выставить то, что там найдется, поэтому и выставка называется "Антресоль". Говорит главный редактор журнала "Новый мир искусства" Вера Бибинова. Вера Бибинова: Марину заполучить в выставочный зал - это роскошь. В нашей статье в свежем журнале Женя Говербах написал: "Она - принцесса непостоянства". Она что угодно, то и выкинет. Ей очень хотелось показать еще раз те работы, которые она выставляла вместе с Тонино Гуэррой, проект был сделан в Эрмитаже. Я очень люблю букву "туман" или птичку, в несколько слоев вуаль перекрывает розовый туман. Я когда-то у Кастанеды прочитала несколько правил для одинокой птицы, что она залетает выше всех, и поет она тихо-тихо. Так я думаю про эту работу. Татьяна Вольтская: Речь идет о букве Н - туман. Но как отбирались работы на выставку? Марина Азизян: Когда я начинаю новую работу, я разгребаю у себя и складываю все наверх, на антресоль. Когда несу все наверх, думаю: "надо бы выкинуть". А потом: "Ну ладно, пусть полежат немножко". Но к концу жизни надо же разобраться, оставить после себя какие-то аккуратно сложенные работы, папочки и так далее. И поэтому я согласилась выставку сделать для того, чтобы разобрать антресоль. Выставка, я считаю, что она театральная. Потому что здесь театральные макеты, эскизы костюмов. И собственно то, что я делала по поэзии Тонино Гуэрры - это тоже для меня театр, хотя там функцию актеров выполняли тряпочки. Для меня они несут какую-то драматургию, чувственность. Одни гордятся на эту роль, а другие нет. Например, "Пустота", я ее сделала из ткани, которая называется лаке. Довольно противная ткань, но и "Пустота" - текст мрачноватый. Татьяна Вольтская: Из стихотворения Тонино Гуэрры "Пустота". "Я не узнаю себя в людях. Короче говоря, в других больше нет того, что составляло черточки моего портрета. Нет больше ни дружбы, ни семьи, ни связей. Нет больше ни городов, ни деревень. Правительствами правят другие правительства. У вещей больше нет своего лица. Чья-то рука стерла все очертания и теперь, утратив все ориентиры, ты движешься в пустыне. И тебе нужно записывать на магнитофонную пленку твои слова". Татьяна Вольтская: Тексты стихов, цитаты из спектаклей, реплики актеров не пришпилены к стенам. Марина вырастила специальные деревья с тонкими прутиками-веточками, на которых растут прозрачные листочки с текстами. Люди ходят, дышат, словесная листва колышется. Марина Азизян: Я работаю с текстами. Актерские реплики выписаны из "Гамлета" Шекспира, или Ибсена, или из Петрушевской. Кто захочет, - прочитает. Боже, как прекрасно живет текст сам по себе, даже без актеров. Татьяна Вольтская: Ваше шитье выглядит необыкновенно радостным. Марина Азизян: Вы знаете, я получила огромную радость от того, что, во-первых, я независима. В театре я завишу от режиссеров, но все равно театром хочется заниматься. Я мечтаю сделать спектакль по одному рассказу Тонино Гуэрры, который называется "Ангел с усами". Он замечательный. Там идет речь о том, что в одном сарае стояли чучела птиц и туда повадился прилетать ангел, с усами почему-то. Кормил этих птиц кукурузными зернами. Все другие ангелы потешались над ним, а он продолжал их кормить изо дня в день. В один прекрасный день они взлетели и запели как никогда. Татьяна Вольтская: Макет спектакля уже есть, нет только театра, который бы взялся за этот спектакль. Есть на выставке и другие чисто театральные работы. Вера Бибинова: Мы решили показать эскизы к костюмам. Например, совсем давний, к "Гамлету", который был в Москве в Музыкальном театре поставлен. Марина говорила, что Сокурову очень нравились эти рисунки. Мы не все показали. И очень подошла работа "Пустота" из Тонино Гуэрры, черно-белая, лаконичная. Марина Азизян: Этот спектакль мы начинали делать с Сокуровым для Новой оперы, которой руководил тогда Колобов. Но я и сейчас с удовольствием перечитываю либретто, которое написал Сокуров. Потом так получилось, что они не смогли договориться по поводу музыки, и сложности некоторые возникли. Ставил спектакль уже другой режиссер. Во-первых, мы посадили назад оркестр. Колобов очень сопротивлялся сначала. Там были очень интересные назначения на роль Гертруды, на роль Офелии. Он хотел пригласить на роль Офелии Камбурову Лену, а на роль Гертруды Лину Мкртчян. Татьяна Вольтская: Вот как: антресоли, оказывается - это склад неосуществленных замыслов, которые (как знать?) иной раз ценнее несостоявшихся. Есть на выставке эскизы и макеты к "Двенадцатой ночи", поставленной Григорием Дитятковским в Большом драматическом театре. Особенно много эскизов для роли Шута. Марина Азизян: Шута, как известно, у нас играет Алиса Фрейндлих. Там есть эскиз: она в юбке, мужской шляпе, и она немножко прихрамывает. Была такая идея: а не сделать ли нам шута, чтобы каждый раз мы не узнавали, кто пришел на сцену? Но потом поняли, что нет такой возможности в спектакле. Татьяна Вольтская: Разные материалы, из которых сделаны работы Марины Азизян, как будто метафора разносторонних устремлений художника, черпающего отовсюду. Для таланта все является материалом - и свежий выпуск новостей в газете, и первый осенний листок, и кричащая рекламная вывеска. А если что-то потом попадает на антресоль, то вовсе не плесневеет там, а скорее отстаивается как вино. Марина Тимашева: А в Москве, на сцене культурного центра "Дом" с 5-го по 8 мая проходит фестиваль "Альтернатива". В его программе - концерты польского дуэта, лауреата многих международных конкурсов, постиндустриальная музыка основателя группы "Зга" Николая Судника, джазовые импровизации на темы Антона Веберна в исполнении американского гитарного трио "Spooky Actions". Об истории фестиваля рассказывает его основатель музыковед Дмитрий Ухов. Дмитрий Ухов: Это фестиваль, возникший в 1988 году. И "Альтернатива" оказалась фестивалем, в котором молодые в основном исполнители, которые скучали о того, что они не исполняли что-то актуального в мировом масштабе - Алексей Любимов, Марк Пекарский и Антон Батагов, да и много других, композиторы в основном, кстати говоря, гнесинцы, потому что фронда была больше там, чем в консерватории. В общем, собрались и устроили фестиваль, когда стало ясно, что это можно. Фактически он состоял не столько из актуального материала, сколько из заполнения белых пятен музыкальной истории. Энтузиазм был такой, что фестиваль происходил чаще чем раз в год, устраивались выездные мероприятия в теперешнем Екатеринбурге. Потом начался смутный период, смутные времена. В афишу приходилось включать все, включая концерты-квартирники, лишь бы была видимость бурной деятельности. Тогда были такие значительные вещи, как "Фестиваль фестивалей", как тогда говорили, "фестиваль малиновых пиджаков". И вдруг оказалось, что этих фестивалей нет, "Альтернатива" худо-бедно есть. Более того, с 1999 года "Альтернативой" открылся культурный центр "Дом". И вот у "Альтернативы" начался третий или четвертый даже этап. Это маленький фестиваль. Как бы сказать? "Рыбак рыбака видит издалека". Авангардисты всех стран, соединяйтесь, авангардисты всех жанров, всех стилей. У экспериментатора, работающего в консерватории, больше общего с новоджазовым экспериментатором, чем у него же с его мейнстримом. Так же, как у джазового авангардиста больше общего с джазовым мейнстримом. И то же самое относится и к рок-музыке, и к тем, кто занимается фольклоризмом, не самим фольклором, а "новой мировой музыкой", как это иногда сейчас называется. И вот собственно это и осталось сверхзадачей "Альтернативы" - объединить всех этих людей. Марина Тимашева: Что в этом году будет такого, на что вы бы сами рекомендовали обратить внимание людям, которые, может быть, не в состоянии ходить каждый вечер на концерты фестиваля? Я думаю, что их будет очень много по традиции. Дмитрий Ухов: Концертов не так много. Но главное в этих концертах то, что они показывают то, что нигде больше не услышишь, ни в каком другом клубе, ни в каком другом концертном зале. В частности, Институт Адама Мицкевича в Варшаве привозит нам польской дуэт, который состоит из двух композиторов, которые сами же исполнители. И буквально накануне "Альтернативы", когда решилось, что они приедут, выяснилось, что они получили самый престижный в Европе приз нидерландского общества "Гаудеамус". 7 числа у нас выступает американский ансамбль "Spooky Actions" - это фраза Эйнштейна "рискованное или призрачное действие". Так Эйнштейн описывал взаимодействие частиц в микромире. Потому что, действительно, взаимодействие совершенно призрачное, совершенно рискованное. Но вот джазовая импровизация на тему Антона Веберна - ничего более противостоящего в музыке придумать себе трудно. У этой группы есть и другие подобные проекты, но этот один из самых рискованных. И 8 числа все участники фестиваля "Альтернатива" будут играть вместе спонтанную импровизацию. Причем я нарочито прошу их друг с другом этот вопрос не обсуждать. Марина Тимашева: Можем ли мы говорить о том, на какие инструменты сейчас в основном ложится нагрузка, если мы говорим об "Альтернативе"? Время от времени лидирующие инструменты меняются. Можем ли мы сейчас говорить о каком-то смещении интереса от одного инструмента к другому? Дмитрий Ухов: Хороший вопрос, я отвечу на него. Я думаю, что этот инструмент, точнее два древнейших инструмента, две древнейших музыкальных профессии - это тот инструмент, тот праздник, который всегда с тобой - это голос и ударные инструменты, то, что мы можем топать ногами, хлопать руками и так далее. Потому что сейчас из-за того, что распространилось много компьютерных программ, когда мы можем в магазине купить программу, которая изображает струнную группу оркестра Караяна или струнную группу оркестра Спивакова, естественно, резко возрастает нагрузка на то, что человек умеет. Например, интерес к тувинскому горловому, тибетскому пению и так далее - тоже той же природы. Человек вдруг понял, что для того, чтобы найти общий язык со всей этой компьютерной технологией, надо еще и что-то уметь делать самому. Марина Тимашева: "Альтернатива" тогда и теперь - за 17 лет. То, что в 88 году было альтернативой, теперь практически классика или неоклассика, по крайней мере, мейнстрим, а ее место занимает какая-то другая музыка? Или же то, что было 17 лет назад авангардом, то им остается и доныне? Дмитрий Ухов: Это как посмотреть. Есть явления, которые естественно становятся мейнстримом. Например, академические консерваторски-воспитанные композиторы сейчас противостоят минимализму, который стал популярным. Владимир Мартынов получил государственную премию вместе с Татьяной Гринденко, которая исполняет его музыку, этот самый минимализм. Очень популярен минимализм в кино. Алексей Айги неоднократно получал "Нику" за киномузыку, Антон Батагов, не знаю, получал ли премии, но очень много для Дыховичного и других кинорежиссеров сочиняет минималистской музыки. Минималистская музыка стала мейнстримом - это главное завоевание той первой "Альтернативы". Потом, конечно, противопоставлять себя "Альтернатива" ничему не могла, вроде все было разрешено. Но, конечно, в каждом искусстве есть сталкеры, которые забегают вперед, что-то из зоны вытаскивают и не знают, долго потом разбираются, что с этим делать. "Альтернатива" предоставляет площадку сейчас для тех, кто что-то из будущего вытащил, какое-то кольцо на руку надел, оно крутится и не останавливается. Надо разобраться, почему оно не останавливается. Если вы помните, как это в "Пикнике на обочине" в книге, а не фильме, естественно, сказано. Вот, собственно, этим "Альтернатива" занимается. Сидят двое-трое, у них крутятся какие-то колесики на руках, которые не останавливаются, и они разбираются, во-первых, как друг другом эти колесики взаимодействуют и потом как их применить. Слово "авангард" не очень подходит и "постмодернизм" тем более. Это такие сталкеры от музыки, от искусства, которые забегают вперед и оттуда что-то черпают, а потом уже пытаются и себе, и нам объяснить, что это, собственно, они делают. Марина Тимашева: В концертном зале, в фойе и за кулисами пограничники и моряки, танкисты и лётчики, от рядового до генерала, много женщин в погонах. Более пятисот человек приняли участие в фестивале - конкурсе армейской песни, который состоялся в Сочи. Рассказывает Геннадий Шляхов. Геннадий Шляхов: Они поют и танцуют, играют в оркестрах и выступают в ансамблях. У Татьяны Сиротиной два высших музыкальных образования. В прошлом году победила на международном фестивале армейской песни. И тут же получила приглашение работать в ансамбле Министерства обороны. Согласилась, надела форму, и стала военным человеком. Татьяна Сиротина: Мне это очень близко. Я нашла свою нишу. То, что мне нравится петь. То, что идёт от сердца. Мне нравится петь эти песни. Нам хочется культивировать те песни, которые пели наши бабушки и дедушки, которые пели наши родители. Геннадий Шляхов: Сергей Кокорин закончил Новосибирскую консерваторию, служил в ансамбле песни и пляски Сибирского военного округа. Сергей Кокорин: Туда идут профессионалы работать, получившие хорошее образование. Многие люди держатся за эту работу. Она, кроме более-менее относительной устойчивости финансовой, даёт ещё возможность жилья. Геннадий Шляхов: В армии к музыке относятся серьёзно. Ансамбли песни и пляски военных округов и штатные духовые оркестры - всё это коллективы, состоящие из профессиональных танцоров, певцов, музыкантов. В частях и подразделениях ансамбли поменьше. В них, как правило, поют и играют любители. В армии песня не только "строить и жить" - служить помогает. Рассказывает младший лейтенант Вадим Формагеев. Вадим Формагеев: В наряды не ставят. За хорошее выступление могут повысить или подарок подарить ценный. Геннадий Шляхов: Продолжает Игорь Симохин. Игорь Симохин: Лишний раз, бывает, дают отдых, увольнение, выходной день. Сейчас официально выносятся приказы по часам, что с 2-х часов репетиция пошла. То есть служебное время. Геннадий Шляхов: Подполковник Татьяна Парамонова из Управления начальника связи Вооружённых сил поёт исключительно в свободное от службы время. Татьяна Парамонова: Песня не даёт права на послабление. Скорее наоборот. К поющему офицеру относятся более строго, чем к непоющему. Я сама стараюсь, чтобы никто мне не сказал: "Ты всё пела - это дело. Так пойди же, попляши". Геннадий Шляхов: Так уж сложилось исторически, что военная песня стала у нас на многие годы главным музыкальным жанром. Её пели в годы войны, поют и сегодня. Вместе с тем появилось и окрепло новое направление в военной музыке - авторская песня. Группа "Форпост" ансамбля песни и пляски "Пограничник Кавказа" поёт песни военных лет, но более преуспела в исполнении авторской песни. Мужчина: Бывает, из десяти девушек нравится одна. Так и одна из наших песен может понравиться. Аранжировки можно дать ребятам на заставе. Если не могут воспроизвести на гитаре или баяне, поют под караоке. Геннадий Шляхов: "Военная музыка, - писал Александр Васильевич Суворов, - удваивает, утраивает армию". Уже у древних народов Египта, Ассирии, Палестины, Китая и Индии военная музыка применялась в сражениях. Сегодня она служит совсем другим целям. Оттого, быть может, с творческой, музыкальной точки зрения выступление военных ансамблей иногда справедливо критикуют. Вот что думает по этому поводу Сергей Кокорин. Закончив консерваторию, он служил в армии. А сегодня работает солистом в джаз-оркестре Георгия Гараняна. Сергей Кокорин: Если рассмотреть творчество крупных коллективов, то в них, на мой взгляд, удачных решений не так много, а чаше встречается специальное массовое шоу, сделанное на публику или патриотизм какой-то формальный. Геннадий Шляхов: Исполнители и участники фестиваля армейской песни так не считают. Слушатели, тоже: все четыре дня, что длился фестиваль, в зале свободных мест не было. Марина Тимашева: Не было свободных мест и в Доме кино. Здесь французский режиссер, выходец из Чехословакии, Стен Нойман представил документальный фильм "Язык не лжет". Картина основана на знаменитых "Дневниках" Виктора Клемперера. Виктор Клемперер... Фрагмент фильма: ... был одним из немногих немецких евреев, которые пережили гитлеровский режим в самой Германии. Этим он обязан мужеству своей жены Евы, которая была по гитлеровским критериям арийкой. Стен Нойман: Когда я делаю такой фильм, мне хватает мыслей самого Клемперера. То, что вы видели, - экранизация 600 страниц текста, из которых я использовал 15 от силы. Мощь фильма многократно превышена мощью самого дневника. В Германии на том же материале сделали 13 серий телефильма, но авторов сериала не волновали исследования языка наци, которыми занимался Клемперер. Они сосредоточились на истории его отношений с женой, истории любви и страданий. Мне же Клемперер никогда не казался жертвой. Я делал фильм о человеке, который в невыносимых условиях сражался с врагом совершенно неадекватным оружием и, в конце концов, победил. Идея моего фильма состояла в том, чтобы взять эту жизнь и преломить через работу Клемперера. Я бы никогда не взялся за такую работу, если бы тема ее не имела отношения к сегодняшнему дню. По-моему, смысл его выходит далеко за рамки истории Третьего Рейха. Я - не политик, а режиссер. Меня интересует то, как Клемперер работал над деталью. Тоталитарная мысль очень расплывчата, и бороться с ней можно только точностью мысли. Точность мысли Клемперера я должен был передать точным языком кино. Из "Дневника": На страницах этого "Дневника" встречаются многочисленные заметки о языке, на котором говорили нацисты. И этот язык я в шутку из страха перед гестапо называл красивым латинским словом ЛТИ - "Лингво терция империи", язык Третьей Империи, Третьего Рейха. Марина Тимашева: Можно сказать, что Виктору Клемпереру повезло. Ему чудом удалось уцелеть физически. И совсем не чудом, а фантастическим напряжением воли, уцелеть человечески. Профессор, специалист по немецкой литературе 18 века, обреченный на жалкое существование в еврейском доме, без права пользоваться библиотеками, ходить в театры, музеи и на концерты, вел дневник, в который педантично и подробно записывал подробности происходящего в стране. Из "Дневника": Аналогично любой мелкий буржуа, любой булочник-нацист говорит о своем видении мира при помощи внутреннего зрения. Оно противостоит действиям разума, логичному мышлению, которое является худшим врагом для нацистов. Но "шау" еще близко английскому "шоу" - то есть постановка грандиозного зрелища, цирк. Это механистическое видение, то есть видение глаза, ослепленного слишком сильным светом. Предвзятое манипулированное восприятие: романтизм и бизнес, Германия и Америка. В восприятии мира Третьего Рейха оба они сосуществуют также нераздельно, как мистика и роскошь в католической мессе. Марина Тимашева: От спокойных строк кровь стынет в жилах. Евреям последовательно запрещают: носить имя собственное (надо прибавлять к фамилии Израиль или Сара) ходить по тем или иным улицам, владеть машиной, пользоваться транспортом, покупать рыбу и другие дефицитные продукты, покидать дом без желтой звезды-нашивки или прикрывать ее газетой или сумочкой (иначе - смерть), иметь домашнее животное: Из-за этого последнего запрета Клемперерам придется усыпить кота и автор запишет в "Дневнике": "Ева сказала, что кот не знает, что судьба его решена и завтра его умертвят. Я подумал, что и мы можем завтра умереть и тоже не знаем об этом". Саму систему запретов Клемперер тоже комментирует. Он сравнивает Гитлера с ветхозаветным Эзрой, который регламентировал всю жизнь верующих. Стен Нойман говорит Стен Нойман: Мне страшно нравится рациональный вольтерьянский подход Клемперера. Он так же суров к догматическому иудаизму, как к нацистскому безумию. Марина Тимашева: Клемперер считал себя не евреем, а немцем, предметом его исследований и жизни был немецкий язык. Фашистский новояз он назвал "языком Третьего Рейха". И, поскольку его отлучили от подлинного немецкого, принялся изучать тот, что формировался на его глазах. Один простой пример: достаточно вместо слова "убить" использовать слово "ликвидировать", как само действие кажется не таким уж страшным. Стен Нойман: Чем больше гнусностей и зверств видел Клемперер, тем острее становился его интеллект. Он - профессор университета, его специальность - немецкий язык, и его тема загибается, потому что механизм обновления языка остановлен нацистами. Он остается один на один с языком, который более не развивается. И в дневнике пишет: "Скучно, а я наблюдатель этой скуки". В своем фильме я пытался придать его исследовательской деятельности героический характер. Из "Дневника": Вечный народ... Вечный - одно из их любимых слов. Вечный народ, вечный жид... Именно революция охотно жонглирует именами. При Робеспьере детей называли Брутами, при Гитлере Хорстами и Бальдерами. Новый закон обязывает евреям, у которых неявные еврейские имена, присоединять Израиль и Сара к своим именам. Я обязан уведомить отдел гражданского состояния, что меня отныне зовут Виктор Израиль Клемперер. В некоторых романах ужаса человек попадает под власть обезьяны или безумца. Марина Тимашева: Стен Нойман перевел "Дневники" Клемперера на язык кино. И получился фильм столь же сдержанный, строгий и страшный, как сама книга. Никакого натурализма: кадры хроники, белые листы бумаги, исписанные чернилами, пишущие машинки, на клавиатуру которых помещен знак свастики, рассыпанный по асфальту мешок картошки - а в этот момент текст о том, что депортированных евреев даже не довозили до Польши, расстреливали по пути. И разложенные на экране ключи - всех видов и размеров - те самые запреты, которые превращали ежедневную жизнь человека в пытку бесправием и унижением. Те ключи, которыми владели "истинные арийцы" и хранить которые евреям было запрещено. Фильм этот, безукоризненный с художественной стороны, я бы ввела в программу для обязательного просмотра в школах. Его нельзя забыть. Стен Нойман: Все отклики на фильм во Франции были положительными. Меня поразила и тронула реакция моих коллег - кинематографистов. Но это нормально. А вот что важно, так это то, что одну из наград фильм получил от жюри 15-летних школьников. А ведь картина эта очень нелегка для восприятия, и построена совсем не на тех вещах, к которым привыкли подростки, к которым они приучены современным кино. Вот их признание меня тронуло бесконечно. Марина Тимашева: "Дневники" Клемперера были опубликованы очень поздно. Стен Нойман объясняет, почему: Стен Нойман: Клемперер вернулся в Дрезден в июне 45-го года, уже в зону советской оккупации. Его встретили, как героя антифашистской борьбы. И через неделю он записывает в дневник: "Я слушаю советское радио "Берлин". Язык Третьего Рейха равен советскому языку". С другой стороны, он считал, что только Советы могут денацифицировать Германию. Поэтому он вступил в Компартию и никогда публично не высказывался о советской власти. При этом в дневнике писал, что нет никакой разницы между портретом Геринга там и Сталина - здесь. Именно поэтому в ГДР его дневники нельзя было публиковать. Там вышла только брошюра о языке нацистов, и все диссиденты дружно ее цитировали, потому что сравнение было очевидным. Марина Тимашева: На вопрос, видит ли режиссер какую-то опасность в изменениях современного языка, он ответил: Стен Нойман: Опасны всякие термины, которыми злоупотребляют, которые используют в неточном значении. Ведь слово "фюрер" тоже само по себе безобидно. Опасен жаргон, потому что язык должен объединять людей, а не делить их на маленькие группы. Марина Тимашева: Сочинения о Второй Мировой войне и Третьем Рейхе заполнили отделы "История" в книжных магазинах задолго до того, как началась подготовка к 60-летию Победы. Из этого мрачноватого разнообразия Илья Смирнов выбрал книгу Бориса Ковалёва "Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941 - 44" (издательство АСТ), ценную не только тем, что в ней распутаны некоторые вопросы военной истории (специально запутанные). Это ещё и документ нашего времени, свидетельствующий о том, что даже в исследовании самых острых, политизированных сюжетов историк может сохранять объективность и достоинство. Илья Смирнов: Для начала - общий обзор литературы по теме. История тех, кто стал гитлеровцем, не будучи немцем - это "белое пятно" советской историографии перестало быть белым. Стало, знаете, каким? Коричневым. В новых изданиях, если не прямо реабилитируют власовцев с бандеровцами (хватает и такого), то демонстрируют "понимание" и "показывают сложность". Открываешь книгу за книгой и видишь штампованные как ценники в супермаркете, сетования на вероломных англичан, которые после войны выдали Советскому Союзу несчастненьких "казаков" группенфюрера фон Паннвица. И ни слова о том, что творили эти эсэсовские, прости господи, "казаки" в Белоруссии, Югославии и Польше. Читаешь - и не понимаешь, кто выиграл войну, и не тронулись ли мы рассудком, потому что с точки зрения нормального человека сочувствия достойны скорее немцы, мобилизованные в армию, а в самую последнюю очередь - те граждане оккупированных государств, которые добровольно пошли к оккупантам в полицаи и в палачи. Так вот, исследование профессора Новгородского университета Бориса Николаевича Ковалёва "Нацистская оккупация и коллаборационизм:" - это долгожданное возвращение к норме. Глоток свежего воздуха. По содержанию - солидное академическое исследование, на 500 страницах рассматривается деятельность оккупационных властей по основным направлениям, которым соответствуют главы книги: территориальное деление, полиция, судопроизводство, финансы, аграрная политика, национальная, религиозная, образование, наконец, искусство. Такое тоже водилось, например, поэзия. "Адольф Гитлер": "Он прошёл через года лишений, Вы скажете, стиль напоминает стихи про Сталина, но то-то и оно, что даже в агитпропе эти "освободители России от коммунизма" были фатально неоригинальны и бездарны. Ещё краденый шедевр: "Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой, С трусливой кликой Сталина, С презренною ордой". А вот репертуар кукольного театра, открытого в 42 г. в Орле: спектакли "Красные пряники" (как хитрый коммунист обманывает Иванушку дурачка), "Репка" (про колхозные порядки) и "Толстый жидёнок" (содержание понятно). Вся эта бурная творческая деятельность - за рейхсмарки и за пожитки расстрелянных евреев и комиссаров - названа в книге настоящими именами. Ковалёв последовательно и убедительно опровергает басни о т.н. "Третьей силе", которая будто бы боролась на два фронта против Гитлера и Сталина: то, что в 90-е гг. нам навязывали как новое слово в науке взамен устаревшей прямолинейной советской историографии. Прямо по библиографическому указателю мы прослеживаем, откуда взялось это "новое слово". "Против Сталина и Гитлера" - так назывались послевоенные мемуары нацистского офицера В.К. Штрик-Штрикфельдта, отвечавшего в лагерях за обработку военнопленных в духе национал-социализма. А "Третья сила" - заголовок вышедших во Франкфурте воспоминаний его сослуживца, тоже большого учёного, эмигранта по фамилии Казанцев, цитирую: "А.С. Казанцев работал в отделе пропаганды Верховного командования Вермахта". Вот он - источник новой продвинутой науки. В борьбе с нею профессор Ковалёв не повторяет ошибок наших старых учебников, не пытается сгладить противоречия истории и личных судеб - то, что массовые репрессии при Сталине способствовали успехам гитлеровского блицкрига, что для многих наших военнопленных вступление в коллаборационистские формирования было единственной альтернативой мучительной смерти в лагере. Но эта реальная сложность не имеет никакого отношения к "первым ученикам" гитлеровской школы, вроде того же "казака" Доманова, дослужившегося в карателях до генерала. Вот тут мне подсказывают, что его, наверное, обидела советская власть. Действительно, обидела, он был судим за растрату. Или - ещё "третья сила" в лице бригаденфюрера Бронислава Каминского, основавшего вместе с НТСовцем Хомутовым "Национал -социалистическую партию России". Каминского сами же немцы расстреляли за грабежи и бессмысленные убийства при подавлении Варшавского восстания, после чего его соединение, 1-я русская дивизия СС, со стороны больше похожая на банду, была передана в состав "Освободительной Армии" Власова. И разделила её судьбу, получив после войны: - что? то, что заслужили. Книга "Нацистская оккупация и коллаборационизм" напоминает растерянному современному читателю подзабытые простые истины: что есть принципиальная разница между агрессором и жертвами, между предателем и патриотом, цитирую последнюю страницу книги: "В 1941 - 45 гг. наш народ вёл справедливую освободительную войну во имя сохранения государственности и спасения от физического уничтожения: Деятельность коллаборационистов: - измена Родине, как в нравственном, так и в уголовно-правовом смысле:" Марина Тимашева: Спасибо Илье Смирнову, а мы передаем слово Марине Дмитревской. Вот уже который год старые артисты, которые живут в петербургском доме ветеранов сцены, пробуют защитить самих себя и свой дом. Рассказывает Марина Дмитревская. Марина Дмитревская: Более ста лет назад великая русская актриса Мария Гавриловна Савина купила на Петровском острове дом с прилегающей к нему землей, открыла здесь не убогий приют, а настоящий "дом отдыха" (это ее слова) для одиноких людей, отдавших свой век сцене. Земля эта была защищена сперва царским указом, потом советским, является собственностью Союза театральных деятелей России. В последние годы дом настигла полная разруха. Но и она кажется ветеранам не такой катастрофой, как возникающая то и дело информация о том, что руководство СТД хочет продать землю, цена на которую теперь в цене (простите за каламбур), тем более, что это престижный Каменный остров. Прошлой осенью отчаявшиеся ветераны, 90 стариков, среди которых народные и заслуженные артисты, ветераны и инвалиды Великой Отечественной войны, блокадники, узники ГУЛАГа, узники фашистских лагерей, ветераны труда обратились с письмом о спасении дома и земли к президенту. Говорит председатель Совета ветеранов Дина Петровна Кальченко. Дина Кальченко: В конечном итоге оно оказалось у заместителя начальника Комитета по культуре Санкт-Петербурга Воротникова, который сообщил нам, что обращение к президенту направлено им в Москву Калягину Александру Александровичу. Марина Дмитревская: Накануне 60-летия Победы ветераны дома снова хотят быть услышанными. Дина Кальченко: "Господин президент, разрешить создавшуюся ситуацию и отвести нависшую над нами беду можете только вы. Наш дом основан великой актрисой Марией Савиной на свои личные средства и общественные пожертвования. Сейчас дом в полном упадке. Запущенное и давно требующее капитального ремонта здание с прогнившими коммуникациями и падающими потолками, протекающая кровля, постоянное отсутствие горячей воды. Мы оказались в безысходном положении. А тут еще кому-то пришла мысль нас из дома переселить, а дом перестроить в элитную гостиницу, ресторан и казино. Все так бы и случилось, если бы не удалось попасть на прием к нашему губернатору Валентине Ивановне Матвиенко и попросить у нее защиты". Марина Дмитревская: Валентина Матвиенко пообещала помочь дому и помогает субсидиями на питание. Но буквально через полгода после ее посещения дома, лично я видела подписанное ею письмо в адрес Александра Калягина с просьбой продать примерно полтора гектара земли городу. Видели это письмо и ветераны. Александр Калягин объяснил ветеранам: государство помогать им не может, а СТД не имеет денег. Дина Кальченко: "Уже принято решение руководством СТД продать землю якобы для того, чтобы выручить деньги на капитальный ремонт дома. Однако участок, предназначенный к продаже, треть всей земли, стоит огромных денег. Часть из них потратят на дом. Куда, кому, на какие нужды уйдут остальные деньги? Калягин якобы просил вас, Владимир Владимирович, о помощи, и вы будто бы обратились к господину Грефу с тем, чтобы он принял меры. Но на этом все и застопорилось. "Снимите розовые очки, - сказал нам Калягин. - Через год-два дом станет разрушаться, он и сейчас в полу-аварийном состоянии, и вас отсюда просто выселят". Не хочется снимать розовые очки, не хочется верить, что в нашей стране ничего уже не стоят слова "милосердие", "сострадание", "добро" и что никому не нужны памятники какой-то там культуры. Не хочется читать разъяснения заместителя министра культуры господина Надирова, что предполагается не продажа земли, а инвестиция. Конечно, мы многих процессов сегодняшней действительности не понимаем, но не настолько же глупы, чтобы не знать, что инвестиция - это вложение капитала с целью получения прибыли. Этим словом просто прикрывают продажу нашей земли, так как Дом ветеранов, увы, прибыль приносить не может. Свои силы, знания талант и умения мы уже отдали людям, а сейчас мы просто больные старики, пытающиеся защитить само существование нашего знаменитого дома. А ведь чтобы попасть в него, ветераны сцены продают свои квартиры или комнаты и вносят свои 11 тысяч долларов (для нас это целое состояние) и ежемесячно 75% пенсии. При этом остаются беззащитными. Защитите нас, господин президент". Марина Дмитревская: Если продажа земли действительно необходима - пусть, но пусть будет создан фонд Дома ветеранов, а вырученная сумма будет той, на проценты от которой дом сможет существовать. Неуверенность людей понятна: год назад в эфире "Свободы" прозвучал голос заместителя генерального директора ОАО "Мостотрест" Сергея Владимировича Дударева. Узнав о бедственном положении дома, трест вложил миллион рублей и оборудовал процедурную и лазарет, торжественно открыли. И что? Год, целый год процедурная с оборудованием для внутривенных инъекций и кардиостимулятором стоит под замком, потому что не могут нанять процедурную сестру. Дина Кальченко: Мы помогаем народам Африки, да еще как. Прощаем долги Ираку и другим государствам, да еще какие долги. Неужели нельзя от этих щедрот хоть небольшую часть выделить на сохранение своего российского памятника культуры и помочь выжить нам - сотне стариков? Может быть, можно создать фонд помощи петербургского Дому ветеранов сцены? Царь мог, неужели вы не можете? В преддверии великой победы сделайте нам подарок - сохраните дом и усадьбу Савиной, запретите продажу земли. Мы обращаемся ко всем журналистам: ведь вы так много можете, поддержите. Мы обращаемся к театральной общественности: почему вы молчите? Ведь это единственный общероссийский дом. Может быть, все мы сохраним этот заповедный актерский уголок и прежде, и сейчас способный быть украшением и гордостью Санкт-Петербурга не менее, чем его прекрасные дворцы и музеи". Марина Дмитревская: До президента не дошло не только письмо ветеранов. Ту же мертвую петлю проделало и письмо в их поддержку 45 деятелей искусств. В первых строках этого письма подписи Кирилла Лаврова, Инны Чуриковой, Нины Ургант, Олега Басилашвили, Александра Петрова, Михаила Боярского. Вот их текст: "Уважаемый господин президент. Мы, деятели искусств города Санкт-Петербурга, присоединяем свои голоса к просьбе ветеранов сцены запретить распродажу территории, пожалованной государем-императором великой русской актрисе Савиной на строительство Дома ветеранов сцены. Этот заповедный актерский уголок города является его украшением и особой заботой театральной общественности, он нуждается в помощи и защите. Мы просим помочь театральному сообществу сохранить дом и землю, к нему приписанную, в неприкосновенности и помочь найти решение финансовых проблем дома не за счет его распродажи". Марина Тимашева: Пользуясь возможностью, я поздравляю всех с единственным, на мой взгляд, настоящим праздником - с Днем Победы. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
