Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
3.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[12-02-05]
Поверх барьеровПортретист Джон Сарджент и его персонажиВедущая: Марина Ефимова Марина Ефимова: Парижский салон открывался первого мая, и день, когда работало отборочное жюри, был одним из самых веселых дней в Париже конца XIX века. Парижане, свесившись с балконов, наблюдали, как тысячи художников, одетых, кой веки раз, в приличные костюмы, боролись на ветру со своими огромными шедеврами, которые они несли на правый берег в Palace d'Industrie надеясь, что их примут на выставку. И в 1877-м году среди этих художников был молодой американец, ученик художественной школы Ecole de Beaux Arts, Джон Сарджент, с большим - метр на метр - портретом своей приятельницы Фанни Уайтс. Диктор: Французы были одержимы искусством, и выставку в салоне можно сравнить, из нынешних культурных событий, только с Каннским кинофестивалем. Марина Ефимова: Так характеризует парижский салон и дебют Сарджента писательница Дебора Дэвис. Диктор: Критики и журналисты съезжались со всего мира. За два месяца выставки ее посещали сотни тысяч зрителей; в воскресенье по пятьдесят тысяч в день. В зале Palace d'Industrie помещалось до семи тысяч картин, и сорок членов жюри решали не только кого принять, но и где, какая картина будет висеть. Многие художники были обречены на безвестность только потому, что их работы было не рассмотреть под потолком огромного зала. А, кроме того, салон не был открывателем новых течений в искусстве. Наоборот, он был охранителем популярного вкуса, и первый портрет Сарджента был его прелестным образцом. Марина Ефимова: Сарджент, американец, сын филадельфийского хирурга, родился и вырос во Флоренции. Его мать бредила Европой, и не желала жить в Америке. Из-за нее, или благодаря ей, семья вела образ жизни кочевников, и Сарджент вырос не американцем, не итальянцем, не французом. Вот что рассказывал в документальном фильме о нем один их кураторов Вашингтонской национальной галереи Николай Сиковский. Николай Сиковский: Он свободно говорил почти на всех Европейских языках и подолгу жил во всех европейских странах, но не принадлежал ни к одной. Это было нелегко для человека, но полезно для художника, потому что такой космополитизм дает восприятию некоторую объективность. Вы оказываетесь вне традиции; на вас не давит груз принятого. Марина Ефимова: Джон Сарджент начал рисовать в десять лет. В восемнадцать родители привезли его в Париж, в знаменитую школу знаменитого портретиста Эмиля Каролуса Дюрана. Дюран денег со студентов не брал, и сам за преподавание ничего не брал. Он появлялся в школе дважды в неделю, почти не разговаривал со студентами и никогда на них не смотрел - настолько, что, встретив его на улице, он не знали, здороваться или нет, неуверенные в том, знает ли он их в лицо. Его критика сводилась к тому, что он молча протягивал руку, студент клал в нее карандаш, кисть или уголь, и маэстро, молча же, делал поправки. Однажды какой-то новичок ошибся и пожал протянутую руку. И вот, в один прекрасный день, осенью 1874-го года, на пути из студии Дюран остановился взглянуть на работы очередного новичка - Джона Сарджента. Один их тогдашних студентов позже писал: Диктор: Мы толпились вокруг. Дюран открыл альбом, и мы были поражены зрелостью рисунков американца. Я взглянул на учителя. Его брови взлетели вверх, и неожиданно он молча поднял глаза на Сарджента. Потом резко повернулся к матери Джона и сказал фразу, ставшую ходящей: "Он уже многому научился. Придется разучиться. Потенция выше средней. Принят", поклонился и ушел. Марина Ефимова: Рассказывает, в документальном фильме о художнике, внучатый племянник Сарджента, Ричард Ормонд. Ричард Ормонд: Обучение в парижской Ecole de Beaux Arts было в то время очень тяжелым, очень напряженным и лучшим в мире. Дюран не учил принятым академическим приемам рисования. Он, например, запрещал обводить лица и глаза линиями, потому что студент мог поверить, что этот искусственно проведенный им контур и есть живая форма человеческого лица. Дюран требовал, чтобы весь контур создавался только цветовыми мазками. Под влиянием Веласкеса он усвоил и учил студентов создавать образ только деликатными модуляциями цвета и света - переводить эмоции в физическое движение кисти, в мазки краски. Марина Ефимова: И Сарджент преданно и неустанно учился у Дюрана, работая с утра до ночи. Его сестра писала в письме: "Он живет в Латинском квартале, как в Филадельфии, совершенный пуританин". Но несмотря на это несоответствие Парижу, молодой Сарджент покорял всех, кто его узнавал, даже своих сокурсников-художников. Один из них, англичанин Джон Алденвер, писал домой... Диктор: Познакомился поближе с Джоном Сарджентом. Такого таланта у нас еще не было. Его работы маслом - рисунки, как у старых мастеров. Он свободно говорит по-французски, по-немецки и по-итальянски. Играет на рояле, как профессионал. Он очень много читает, и у него есть принципы. Благодаря ему, атмосфера в нашем ателье как-то незаметно изменилась. Вышла из моды лень, волокитство и даже идиотская одежда. Уэйл Лоу, например, любил ходить в рванье, но в розовом, атласном цилиндре. А Сарджент всегда одет аккуратно - костюм, белоснежная рубашка, галстук. При этом, он совершенно не замечает своего действия на людей. Начисто лишен тщеславия. Знакомство с такими людьми поднимает дух. Я очень надеюсь, что мы подружимся. Марина Ефимова: К концу курсов в художественной школе по Парижу пошли слухи о том, что Дюран завидует своему ученику. Так или нет, но Сарджент в качестве дипломной работы сделал портрет Дюрана с благодарственной надписью учителю, и портрет этот принес Сардженту первую настоящую известность. Об этой работе рассказывает историк искусств Мэри Уок. Мэри Уок: Сарджент превзошел учителя, и доказательством тому - портрет Дюрана. Это, с одной стороны, явно дипломная работа, в манере, преподанной учителем; с другой стороны, это - вызов на соревнование. Диктор: Вчера видел в салоне работу Джона Сарджента "Пары амброзии" - марокканка в белом одеянии, на фоне белой колонны, прикрыв голову белым покрывалом вдыхает голубовато-белые пары, идущие из серебристо белой курильницы. Я не знаю, правдива ли его картина с точки зрения этнографической и религиозной, но - боже! - как она красива, загадочна, незабываема. Белое волшебство. Марина Ефимова: Такой была реакция писателя Генри Джеймса на картину Сарджента 1882-го года, и восхищен этой картиной был не он один. На Сарджента посыпались заказы от европейских аристократов и богачей, а знаменитости стали с удовольствием соглашаться на его предложения писать их портреты. И он делал с ними, что хотел. Писатель Роберт Льюис Стивенсон не без восхищения описывал свой собственный портрет работы Сарджента. Диктор: Он написал меня в моей собственной столовой, в моей собственной вельветовой куртке, крутящим мой собственный ус. По-моему его работа блестящая, но слишком эксцентричная для салона. Я иду чуть карикатурно в одном углу картины, моя жена в диком одеянии, как призрак, сидит в противоположном углу. Получилось живо и красиво, с этим сарджентовским юмором, но в целом, чертовски странно. Марина Ефимова: В работах Сарджента, празднично красивых, всегда было что-то литературное. Портрет черноглазой миссис Уилтон Фиббс, с ее самоуверенной невинностью, кажется просто портретом Мей Веланд, из романа Эдит Уортон "Век невинности". Знаменитого в Париже врача, доктора Поцци, красавца и Дон-Жуана, Сарджент изобразил в дьявольски красном халате на фоне шелкового занавеса, который подозрительно напоминал занавес алькова. Портрет был ошеломительно красив, предательски выразителен и вызвал чуть скандальное восхищение парижан. Сарджент стал мэтром. Его работы уже проходили на выставку в салоне минуя жюри, и студенты рассказывали про него байки, как когда-то про Дюрана. Ричард Ормонд: Люди рассказывали, как он вел себя в студии. Он ставил холст рядом с человеком, чей портрет писал, так, чтобы на человека и на холст падал одинаковый свет. Поэтому он все время бегал. Сначала отбегал и смотрел на человека, потом бросался к холсту, и наносил несколько мазков. Потом снова отбегал, и смотрел. Кто-то посчитал, что за один сеанс он пробегал мили четыре. При этом, он все время что-то говорил, а, бросаясь на холст, часто бормотал: "Демон, демон". Марина Ефимова: Сарджент пишет свои портреты в манере старых мастеров, и это в 80-е годы XIX века - расцвет импрессионизма. Вот что говорит об этой его удивительной старомодности участник нашей передачи, профессор NYU и куратор музея Гуггенхайма, Роберт Розенблюм. Роберт Розенблюм: Не только Сарджент, но и другие портретисты того времени - итальянский художник Джованни Болдини, писавший портреты европейских знаменитостей, испанец Серроя - все они писали в конце XIX века так, будто Ван Гога и Сезанна не существовало. А в начале ХХ века, так, словно не существовало Пикассо и Матисса. Они были анахронизмом. Марина Ефимова: То есть, вы согласны с теми критиками - например, знаменитым Роджером Фрайем - который говорил, правда, уже после смерти Сарджента, что его искусство, это - искусство, подчиненное социальным требованиям, и что он, по большему счету, не художник, а стилист. Роберт Розенблюм: Это предубеждение модернизма. Сарджент как художник был виртуозом. Дело еще в том, что его манера писать была очень экстравагантной. Он налетал на холст с разбегу и наносил кистью резкие, короткие мазки. Многим это казалось актерским приемом, и они относились к Сардженту, как к фокуснику. Но, на самом деле, это была виртуозность мастера. Не напрасно же Огюст Роден называл его "современным Веласкесом". Сарджента в его время - и тоже справедливо - сравнивали с Хальсом, у которого была такая же легкая и быстрая кисть. Это была техника старых мастеров, и сейчас, когда вы смотрите не портрет Сарджента, у вас не может не перехватывать дыхание от того, как эти короткие, легкие мазки, эта быстрая кисть волшебно передавала свет фонаря, нежность кожи, легкость ткани, богатство драгоценностей. Марина Ефимова: Вот что добавляет к этому Эрика Хершлер. Эрика Хершлер: Сарджент очень интересовался модернизмом, был знаком со многими импрессионистами, включая Моне, часто делал скетчи, используя их технику. Но он слишком заботился о популярности, о клиентуре, о заработках. Возможно, поэтому он никогда не решился на смену стиля. Он взял что-то от модернистов и вплавил в свой элегантный, романтический реализм. Очень незаметно. Марина Ефимова: Если Сарджентом действительно руководили лишь социальные амбиции, то в 1884 году он совершил непоправимую ошибку - он написал "Портрет мадам Х". Вирджиня Гутро была американкой, южанкой, родом из Луизианы. После Гражданской войны, на которой погиб ее отец, Вирджиния, тогда ее фамилия была Авенон, приехала с матерью в Париж, где потрясла общество своей экзотической и вызывающей красотой. Прямо Скарлетт О'Хара из романа "Унесенные ветром". В Париже Вирджиния очень быстро вышла замуж за банкира Гутро, после чего начала вести довольно свободный образ жизни. Доктор Поцци, по слухам, был одним из ее многочисленных любовников. Сарджент был так заворожен совершенными линиями и алебастровой кожей мадам Гутро, что попросил ее позировать и сделал для салона ее портрет в декольтированном черном платье. Роберт Розенблюм: В картине все было доведено до предела. Шик черного открытого платья, резко повернутая голова, заостренный, вызывающий профиль. Ее поза и платье - все было слишком эротично. Это была дерзкая женщина, красота и эротичность которой были дерзко выставлены напоказ. И, конечно, для дамы из общества это было оскорбительное произведение искусства. Марина Ефимова: И на выставке в парижском салоне 1884 года, буквально забитой изображениями обнаженных тел, именно этот портрет дамы в черном платье вызвал оглушительный скандал. Рассказывает историк искусств Мэри Уок. Мэри Уок: Друг Сарджента Ральф Кертис записал в дневнике: "Вчера были похороны Джона Сарджента. Он, конечно, опасался реакции на портрет. Но действительность превзошла все ожидания". Мадам Гутро и ее мать явились к нему в студию и устроили чудовищную сцену. Мать, рыдающим голосом говорила: "Вы ее убили, били. Она умрет от огорчения и стыда". Главное возмущение вызвала бретелька ее черного платья, которая, в оригинальном варианте картины, соблазнительно соскользнула с плеча. Художнику пришлось внести в картину поправку и вернуть бретельку на место. Марина Ефимова: Еще вчера главный портретист Парижа, на следующий день после открытия выставки в салоне Джон Сарджент стал изгоем. Богатые клиенты отменили все свои заказы. Критики писали, что профиль мадам Х карикатурный, кожа мертвенная, поза искусственная, рука вывернутая - безвкусно, скучно, уродливо. Понадобилось 100 лет, чтобы критики признали "Портрет мадам Х" и прелестный набросок к нему, который художник назвал "Тост мадам Х", одними из лучших, если не самыми лучшими портретами Сарджента. Диктор: Дорогие друзья, пригрейте до моего приезда художника Джона Сарджента. Он талантливый художник, талантливый человек и джентльмен до кончиков ногтей. Он взял от Парижа все, что Париж мог дать. И теперь, я уверен, этим домом станет Англия. Я принимаю близко к сердцу его работу и его судьбу. Заранее благодарю, Генри Джеймс. Марина Ефимова: Сарджент бежал в Англию. В продолжение своей карьеры художника он был так не уверен, что всерьез намеревался оставить живопись и заняться музыкой. Скрипач Чарльз Лофлер был в восторге. "Вы не представляете, каким пианистом он станет, - говорил он, - когда он играет, я заметил, что если он берет неверную ноту, то она всегда лучше той, которая в оригинале. Это признак настоящей, врожденной музыкальности". Но сестре Сарджент писал: Диктор: Все же попробую восстановить здесь мою карьеру, хотя, с точки зрения англичан, я зверски французский художник. Мэри Уок: Его репутация постоянно шла то вверх, то вниз, то снова вверх. Марина Ефимова: Но настоящая волна популярности накатила на Сарджента после его поездки в Америку в 1887 году. Роберт Розенблюм: Сарджент приехал сначала в Бостон. Его буквально окружила толпа людей, которые хотели, чтобы он написал их портреты. Почву для него подготовили архитектор Уайт и писатель Генри Джеймс, который написал о нем всем своим корреспондентам в Бостоне и Нью-Йорке. Так что, к выгоде художника, он с одной стороны оказался протеже американцев, которым доверяли, а с другой - представителем европейского шика и изысканного вкуса. Марина Ефимова: Богатые американцы стали приезжать в Англию специально для того, чтобы Сарджент написал их портреты. В английской газете появилась карикатура: студия Сарджента на Тилт стрит в Лондоне, к которой тянется длинная очередь богато одетых дам, включая королев, желающих позировать знаменитому портретисту. Всего Сарджент создал 800 портретов. От уличной египетской девочки, до леди Эгню, чей портрет сравнивают с работами Рейнольдса и Гейнсборо. От безвестного филадельфийского железнодорожного магната до президентов Тэдди Рузвельта и Вудро Вильсона. Критик Марион Диксон писал о чрезвычайной выразительности его портретов. В частности, о трех мужских: пожилого поэта Ковентри Патмера, тоненького юного аристократа Грема Робертсона и еврейского бизнесмена и мецената Ашера Вертхаймера. Диктор: Сарджент написал их без малейшего элемента преувеличения, с той мастерской сдержанностью, которая заставляет нас затаить дыхание и всмотреться во все эти фигуры - такие разные и, при этом, такие типичные, словно они символизируют саму нашу цивилизацию. Это про Сарджента так замечательно сказал Генри Джеймс: "Восприятие само по себе уже творчество". Марина Ефимова: Кстати, о портретах Вертхаймера. Дружба Сарджента с еврейским семейством не одобрялась обществом. И дело снова могло бы дойти до скандала. Если бы Сарджент не был уже недосягаем для такого рода скандалов. Ему никто ничего не мог диктовать. Он сам стал диктатором. Неизвестно, был ли он действительно влюблен в младшую дочь Вертхаймера Инну, или это были только слухи, но ее портрет стал одним из лучших поздних портретов Сарджента. На черном бархатном фоне видно только жабо, манжеты, перья на шляпе и ее на кого-то оглянувшееся лицо - очаровательное и интеллигентное. Когда Инна вышла замуж, Джон Сарджент вдруг заявил, что он покончил с портретами. Роберт Розенблюм: Больше никаких портретов, - сказал он. Они мне так надоели, что надеюсь, больше не напишу ни одного, особенно, дам высшего света. Я должен выбраться наконец за границу, на юг, на солнечный свет. Я буду писать то, что увижу. И пусть ведет меня власть селекции. Марина Ефимова: С 1912 года Сарджент снова начал вести жизнь кочевника, как когда-то в детстве. Каждую весну он с группой близких друзей, в которую всегда входила его любимая племянница Роуз-Мэри отправлялся по всей Европе. Наслаждался обществом, видами, собирал антиквариат и писал пейзажи с Роуз-Мэри. Критик Роджер Фрай вынес ему приговор: "Мистер Сарджент, уехав в Европу, превратился в ординарного туриста". Если бы! Элегантный мир Джона Сарджента был разрушен. Август 1914 года застал его и всю его компанию в Тироле, откуда их довольно долго не выпускали, а потом пообещали дать им визу в ближайшее воскресенье. И Сарджент спросил у военного чиновника: "Надеюсь, по воскресеньям они не воюют?". Война, до поры до времени, огорчала его только из-за осложнений с путешествиями. Но однажды ему в Лондон пришла телеграмма из Парижа: "Вчера немцы обстреляли театр Сен-Жермен. Роуз-Мэри погибла". Через месяц 62-летний Сарджент уже был на фронте. "Я должен это увидеть, - сказал он другу, который его провожал. - Я всю жизнь ограждал себя от ужасного. Я практически не выходил из студии. Пора". Мэри Уок: Он прибыл на фронт в район Араса и сделал там огромное количество акварелей и зарисовок военных сцен, портретов солдат и эскиз к огромной картине, которую назвал "Газ". Это длинная очередь солдат, ослепленных горчичным газом, с повязками на глазах, которые идут, держась друг за друга, в полевой госпиталь. Картина, посвященная такому современному событию современной войны, написана в классической форме. Солдаты застыли, как на греческих барельефах, опустив головы в выразительных позах. Но в пыльной, вылинявшей военной форме и освященные розовым вечерним светом, на который Сарджент был такой мастер. Это невероятно трогательная картина об одном из ужасов современного мира. Марина Ефимова: На фронте Сарджент жил в окопах и в землянках и долго болел инфлюэнцей, которая сильно подорвала его здоровье. Джон Сарджент умер в 1925 году. Очевидно, мгновенно. Его нашли наутро в постели. Очки сдвинуты на лоб и в руках раскрытый том Вольтера. Мэри Уок: Ко времени его смерти он считался безнадежно старомодным. Критики если и писали о нем, то только для того, чтобы упомянуть его поверхностность, декоративность и эстетство. В учебные программы он не входил, и это отношение продолжалось примерно до 1990 года, когда в Америке вдруг началась ностальгия по Сардженту. А сейчас его репутация в художественном мире достигла высот, на которые он не поднимался при жизни. Марина Ефимова: Профессор Розенблюм, почему именно сейчас вспомнили Сарджента? Роберт Розенблюм: История искусств в 20-м веке - Бермудский треугольник. Художники, знаменитые в 19-м столетии, в первые две трети следующего столетия практически исчезали из виду, если их работы не отвечали требованиям модернизма. 20-й век был полон революционных движений, которые, по природе своей, были чрезвычайно агрессивны. Но в конце 20-го века, когда модернизм уже всех победил и царил в искусстве, люди украдкой стали оглядываться назад, уже без предубеждения, рожденного модернистским искусством. С точки зрения модернистов, портретная живопись была живописью низшего разряда. Потому что предметом интереса модернизма были не люди и не лица, а более высокие и более абстрактные задачи. Отыскание чистых форм существующего мира, его геометрии или цветовой гаммы. Возвращение портрета как жанра, и не только портретов Сарджента, но и Балдини и Сэроя - это возрождение интереса к индивидуальности. Марина Ефимова: Вот никто в Америке не вспоминает замечательного русского художника-портретиста, который и жил в то же время. Роберт Розенблюм: Вы имеете в виду Серова? Ну да, конечно. В 2000 году я и несколько других кураторов Гуггенхайма ездили в Россию, и все были потрясены работами Серова. Но, конечно, в Америке его мало кто знает, а Сарджента знают, потому что он описал целый период нашей истории. Сарджент создал портрет аристократии и вообще элиты, определявшей лицо целой эпохи. Это было время гигантов - Карнеги, Рокфеллера, Ротшильдов, Моргана, время Тэдди Рузвельта и Вудро Вильсона. Словом, к замечательным художественным достоинствам портретов Сарджента добавилось очарование истории. Смотреть на его портреты - это как совершить путешествие на машине времени в забытый мир. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
