Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
16.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[24-06-99]
Поверх барьеровЧас ХодасевичаИван Толстой: 60 лет назад, в июне 1939 года, скончался поэт, критик, мемуарист, пушкиновед Владислав Фелицианович Ходасевич. 20-е и 30-е годы в эмиграции, в значительной степени, прошли под знаком и влиянием Ходасевича так же, как для многих они прошли под знаком ходасевичевского оппонента - Георгия Адамовича. В сегодняшней передаче - архивные записи разных лет. Владимир Вейдле и Александр Галич - записи 1976 года. Вдова Ходасевича Нина Берберова - выступление 1961-го. Владимир Вейдле:
29 мая. День его рождения 90 лет тому назад. 90! Неужели так давно? Странно это мне, и немножко страшно. 37 лет как нет его на свете. 54 года назад познакомился я с ним. Было ему тогда 36 лет, мне тогда - 27. Жуткая вещь арифметика. Особенно, самая простая. Не было у меня в жизни друга, которого больше я любил бы, чем его. Книгу стихов его раскрываю, чтобы стихотворение прочесть, которое все живее для меня воссоздает начало нашего знакомства.
Из заметок к этому стихотворению, в экземпляре сборника, подаренного поэтом Нине Николаевне Берберовой, мы узнаем, чей это был волос, и кто был этот гость, а также точную дату стихов - 7-10 марта 1922 года. Записано: "7 марта была Н". То есть, Нина Николаевна, с которой Ходасевич в июле того года уедет из России навсегда. И дальше: "После пришел Верховский. Читал сонеты и пил чай". А еще недели через две тот же историк литературы и поэт Юрий Никандрович Верховский в ту же полукруглую комнату Дома Искусств, с видом на Мойку, у Полицейского моста, привел меня, чтобы познакомить меня с поэтом, стихи которого я сразу же, после смерти Блока (так вышло) стал с восхищением читать. Да и довелось мне уже два раза их слышать в собственном его чтении. Прочел нам Ходасевич, по нашей просьбе, несколько своих стихотворений. В том числе, знаменитую "Балладу".
Уже и тогда знаменитую. Хотя написана она была за три месяца всего до нашего визита. Прочел и "Улику" к большому удовольствию милого бородача Верховского. Мне это стихотворение сразу же понравилось несказанно. Больше даже, чем баллада. Чуточку перенапряженное, сверхвозвышенное. Так я чувствую до сих пор. И, точно также, сейчас зачаровывает меня строчка "тихонько ложечкой звеня". Строчки такого рода уже в "Счастливом домике", довоенном сборнике Ходасевича стали рождаться. Но теперь достигли совершенства и до конца показателем остались самого глубоко своего, самого незаменимого в поэзии этого поэта. Они - показатели ключа, в котором написаны его стихи, и в котором надлежит их исполнять. Пусть и молча, при их верном восприятии. Так и венец или финал "Европейской ночи", по-моему, не "везды", которыми автор закончил последний раздел своих стихов, а написанный позже, и целиком в этом ключе "Бедные рифмы" и "Сквозь ненастный зимний денек". С этим стилистическим ключом связана, подземным образом, тема стихотворения, написанного в том же марте 1922 года и так и озаглавленного "Март". Напрасно Ходасевич, в примечаниях своих его охаял, лаконически написал "плохо". Оно отвечает его чувству жизни и поэзии, больше, чем он это сознавал.
Пусть не говорят, что такое чувство жизни и отвечающий ему музыкальный и моральный ключ в поэзии уже не согласуются нынче с нынешним трагическим положением вещей. Положение стало трагичнее, но в существе своем осталось тем же. "Тяжелая лира" и, тем более, "Европейская ночь" - пророческие книги. Разве заглавие второй нынче не звучит гораздо убедительнее, чем некогда? Или эти две заключительные строфы стихотворения, написанного в 1923 году в Берлине, не могли бы с еще большим правом быть написаны в Париже, или где угодно больше полувека спустя?
Разве что нынче написал бы Ходасевич не "темные сыны", а "жалкие сыны". А России жалким и темным сынам так полвека все и не дают узнать пророческого ее поэта. Те не дают, кто изо всех сил жалкими и темными силятся их сделать. А на Западе нынче как раз переиздали "Жизнь Державина". Лучшую биографию, смело говорю, из всех, какие есть на русском языке. И теперь, в парижском издательстве "ИМКА-Пресс" "Некрополь" переиздали - воспоминания о поэтах и писателях, великолепную книгу образцовой, классически точной и в цель попадающей прозы. Классически уравновешенная и справедливая в суждениях, высказанных автором, книга эта, совершенно необходима для каждого, кто авторов, о которых в ней говорится, хочет узнать поближе. Ознакомиться с ними изнутри, составить себе верное представление о поэзии нашей и литературе в начале нового столетия. Иван Толстой: Александр Галич. Выступление 1976 года. Александр Галич:
Когда-то, в одной из давних передач я уже рассказывал вам о знаменитых лавках букинистов, или, как его называли, книжном развале, который располагался вдоль остатков Китайгородской стены. Она тянулась от площади Дзержинского и до самого здания ЦК КПСС. Отправляясь на занятия литературной бригады "Пионеркой правды", я неизменно выходил немножко раньше из дома, чтобы успеть до начала занятий нашего кружка, потолкаться и порыться в этом книжном развале у букинистов. Зрелище это было необыкновенное - сам развал и люди, которые рылись в этих книжках. Рылись и старики профессорского обличия, и какие-то странные молодые люди в старинных, еще дореволюционных студенческих картузах, и мальчишки, вроде меня. Мальчишки, как правило, искали всякую приключенческую литературу, Майн Рида, Купера. А я, не по возрасту, искал поэзию. Должен сказать, что в ту пору я был значительно серьезнее, чем стал потом, в пожилые годы. Был очень степенным мальчиком и очень усердно сосредоточено и целенаправленно искал поэзию. Там, впервые, я выкопал книгу "Версты" Марины Цветаевой, там впервые открылся для меня Мандельштам в маленькой книжечке "Камень", и там однажды я наткнулся на две книжки поэта, которого я не знал, о котором никогда не слышал. Почему-то меня привлекло странное сочетание букв в его фамилии Владислав Ходасевич. Как-то очень напевно звучали имя и фамилия. Я купил две книжки "Путем зерна" и "Тяжелая лира", пришел на занятие нашего литературного кружка и с гордостью показал руководителю наших занятий эти две только что мною купленные книжки. Руководитель почему-то усмехнулся и сказал: "Ты спрячь эти книжки". Я удивился и спросил: "Почему?". Он сказал: "Спрячь, спрячь, я тебе потом расскажу, почему". Потом он мне рассказал, что Владислав Ходасевич эмигрировал, живет теперь в Париже и, посмеиваясь, сказал: "И считается врагом. Так что ты этими книжками не особенно размахивай". Придя домой, я раскрыл эти книжки и сразу же наткнулся на стихотворение, которое пронзило меня на всю жизнь. Стихотворение короткое - 8 строчек.
Поэт, который написал подобные строчки, может, как говорят в просторечии, "спать спокойно". Я не мог спать спокойно. Мне хотелось знать все об этом поэте. Но сведения о нем были очень скупые, никто ничего толком не знал. В сущности, почти до 50-х годов знакомство мое с Ходасевичем ограничивалось этими двумя сборниками. Пока, однажды, у одного знакомого, актера, именитого актера, он имел возможность довольно часто ездить за границу, я на полке не увидел книгу Ходасевича "Европейская ночь". Я впился в нее, и это было просто, как удар током, настолько пронзили меня стихи, помещенные в этой книжке. Пожалуй, из редкого числа писателей, покинувших родину, Ходасевич достиг вершины своего поэтического дарования именно в изгнании, именно за рубежом. Потому что книжка "Европейская ночь" представляется мне одной из самых значительных, во всяком случае, в ряду самых значительных поэтических книг нашего времени. Вот, например, стихотворение из этой книги. Я прочту его начало и его конец. Оно кажется очень простым.
И кончается это стихотворение так:
Стихотворение это, как я его прочел и понял, посвящено не женщине. Это не любовные стихи. Это стихи о родине, о России. Это удивительный феномен, поэт, который писал когда-то в той же книге "Европейская ночь" по трагичности, по горестности, просто необыкновенные стихи.
Иван Толстой: И последний архивный отрывок. Вдова поэта Нина Берберова. Ее выступление было записано в Нью-Йорке в 1961 году. Передачу вел писатель Владимир Юрасов. Владимир Юрасов: Говорит радиостанция Свобода. У микрофона Владимир Юрасов. Рядом о мной в студии сегодняшний гость радиостанции Свобода, известная русская писательница Нина Николаевна Берберова. Нина Николаевна, русская зарубежная литература получила новую книгу, благодаря вам. Книгу собрания стихов поэта Ходасевича. Расскажите, пожалуйста, об этой книге нам. Нина Берберова: Книга только что вышла в Мюнхене. Это собрание стихов Владислава Ходасевича, который родился в 1886 году и умер в 1939-м. В ней 240 страниц и, кроме стихов, которые занимают, конечно, большую часть книги, стихи с 1913 по 1939 год, еще есть комментарии, сделанные лично Ходасевичем к своим стихам, есть две фотографии, из которых одна чрезвычайно редкая, просто уника. И библиография, и краткая биография. Владимир Юрасов: А фотография - это только портрет Ходасевича? Нина Берберова: Нет, фотография - группа. Снимались в 1923 году в Берлине. Ходасевич, Борис Зайцев, Андрей Белый, Ремизов, Муратов и я. Владимир Юрасов: Нина Николаевна, а не можете ли вы рассказать подробнее о поэте Ходасевиче. Потому что в Советском Союзе среди литературных кругов его поэзию знают, но, главным образом, поэзию первого периода, до 1922 года. А эмигрантского периода очень немногие знают. Нина Берберова: Его можно причислить к последним символистам, но он сочетает в себе и русский классицизм в пушкинской традиции. Он выпустил несколько книг, еще в России, а в 1927 году, в Париже вышел сборник его стихов уже более объемистый. Да, его в Советском Союзе знали, и он каким-то образом очень тесно связан с первыми годами после революции. Когда жилось тяжело, времена военного коммунизма, голода, холода и всяких испытаний. У него много стихов этого периода и об этом периоде. У него есть поэма "Соррентинские фотографии", которая была написана в Сорренто, когда он гостил у Горького. Он там жил три зимы. Владимир Юрасов: Какие годы? Нина Берберова: Это были годы 23, 24 и 25-й и в это время как раз он очень был дружен и близок с Горьким и его семьей. Ходасевич делил как-то свой труд между поэзией и критикой и, между прочим, историко-литературными книгами. Например, у него довольно много очень интересных статей о Пушкине, у него есть книга "Жизнь Державина", замечательная книга, которая, конечно, в Советском Союзе имела бы громадный успех, если бы ее там знали. И книга воспоминаний очень интересных - Брюсове, о Белом, о Блоке, о Гумилеве, о Горьком. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
