Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
9.10.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[Архив]
Поверх барьеровЖурнал, который называет себя лучшим в мире. История "Ньюйоркера"Марина Ефимова: Что происходило в Нью-Йорке зимой 1925 года? В Гарлеме пела императрица блюзов Бесси Смит, тогда в расцвете таланта. В отеле Уолдорф Астория крупнейшие предприниматели чуть не до драки спорили о судьбе промышленных отходов - впервые в истории Америки. Компания ATNT тоже впервые в истории, вела трансляцию на всю Америку с нью-йоркской радиостанции. Прошел скандальный суд над звездой бейсбола Бейбом Рутом. И появился первый номер журнала "Ньюйоркер". "Ньюйоркер" означает ньюйоркец. Любопытно, что сам создатель этого литературного еженедельника, журналист Хэролд Росс ньюйоркцем не был, а был родом из глубокой провинции, из маленького шахтерского городка в штате Колорадо. Он прошел всю первую мировую войну военным корреспондентом и, вернувшись из Европы, осел в Нью-Йорке. Хэрольд Росс был тем, кого в Америке называют ярким словом рафнек - жестоковыйный. То есть, драчун, задира, человек, который не боится, а любит всякое противоборство и конфронтацию. Словом, колорадский ковбой. Казалось бы, такой человек не очень подходил для создания элитарного журнала. Но, как говорится, дух летает, где хочет. Моим собеседником в сегодняшней передаче будет заместитель главного редактора журнала "Ньюйоркер" Хэндрик Херсберг. Мистер Херсберг, что нового предлагал в то время американскому читателю такой журнал? Хэндрик Херсберг: 20-е годы в Америке были годами экспериментирования. И социального, и культурного. Достаточно сказать, что это время называют эпохой джаза. Я бы назвал ее еще и эпохой урбанизации культуры. И дело не только в архитектуре. Я имею в виду новый дух культуры - ироничность, интеллект, широту взглядов, интерес к международным проблемам, который пришел на смену изоляционизму. Примерно таким был рождавшийся тогда стиль американской городской элиты. И новый журнал стал выразителем этого нового стиля. Так что его тогдашняя популярность не удивительна. Удивительно, что он сохранил популярность и в 30-е годы, которые были уже совсем другие. Я имею в виду дух социального и политического недовольства, связанный с великой депрессией. Тон 20-х годов звучал тогда, как плохо настроенный рояль. Но основатель журнала Херальд Росс сумел быстро почувствовать перемены, перестроиться, и журнал благополучно пережил этот тяжелый период, как и все последующие. Марина Ефимова: В чем же загадка "Ньюйоркера"? Послушаем мнение одного из постоянных читателей журнала, нашего коллеги Петра Вайля. Петр Вайль: Джентльмен в цилиндре разглядывает в лорнет порхающую бабочку. Этим рисунком над оглавлением каждого номера задается интонация журнала "Ньюйоркер". Изящество и легкость при сохранении респектабельности. Таков неписаный девиз "Ньюйоркера" на протяжении почти уже 80-ти лет. Приверженность единой стилистической традиции подчеркивается внешним оформлением. Обложкой, шрифтом заглавия и рубрик. Они практически не меняются. Если сейчас в киоске выложить номер "Ньюйоркера" 30-х годов, его наверняка купят, с горяча не поглядев на дату. Среди современных броских изданий этот журнал выделяется старомодной скромностью и выглядит оттого островком стабильности. Между тем, читатель, воспитанный в русской журнальной традиции, наскоро перелистав один-два выпуска "Ньюйоркера", возможно, сочтет его легковесным. И будут отчасти прав. "Ньюйоркер" - и литературный журнал, и не совсем. И даже совсем не. Проза, стихи, очерки, раздел критики с проблемными статьями, эссе и рецензиями и рядом - светская хроника, заметки по вопросам бизнеса и права, актуальная общественно-политическая передовая, письма, статьи на острые злободневные темы, кино и театральные рецензии, обозрение телепередач, карикатуры, городские сплетни. Разброс впечатляющий, что, возможно, трактовать самым противоположным образом в зависимости от вкусов трактующего. Но несомненно одно: как бы ни были пестры рубрики, они наполняются качественными текстами. Он печатается в "Ньюйоркере" - этим в Штатах сказано очень много. Я думаю, разгадка особой репутации "Ньюйоркера" не просто в качестве, а в установке на стиль. Эпитеты добротный, основательный не из его лексикона. Тексты обязаны быть не только хорошими но, непременно, блестящими. В крайнем случае, поблескивающими. Такими, чтобы на них, забыв о бабочке, с увлечением направил свой лорнет изящный джентльмен в цилиндре. Марина Ефимова: Продолжим беседу с заместителем главного редактора журнала "Ньюйоркер" Хэндриком Херсбергом. В России есть традиция толстых литературных журналов, которые, в общем, формируют вкусы читающей публики. Можно ли в Америке назвать таким журналом "Ньюйоркер"? Хэндрик Херсберг: Да. Правда, толстых литературных журналов в США почти нет. Но в смысле литературных вкусов, "Ньюйоркер" - один из самых влиятельных американских журналов, рассчитанных на массового читателя. А тираж "Ньюйоркера" все же солидный - 800 000 экземпляров. Беллетристика - настолько важная составная часть журнала, что начиная с прошлого года мы стали издавать ежегодное литературное приложение. В "Ньюйоркере" печатались не все, но очень многие писатели, ставшие уже классикой, - Джон О'Хара, Дороти Паркер, Сэллинджер, Трумен Капоте, Джон Чивер, Джон Апдайк. А из русских писателей - Владимир Набоков и Иосиф Бродский. Между прочим, и Стивена Кинга "Ньюйоркер" напечатал первым. Марина Ефимова: Я не уверена, что нобелевскому лауреату поэту Иосифу Бродскому польстило бы такое соседство, но, тем не менее, он публикует в журнале "Ньюйоркер" и свои прозаические эссе и стихи. Говорит Иосиф Бродский. Иосиф Бродский: Существовало и существует понятие как "стихотворение из "Ньюйоркера". Когда это говорилось, речь шла о высоком уровне элегантности текста, фактуры, исполнения, внимания к деталям и некоторой сдержанности тона. И грубо говоря, очень приблизительно. Для русского читателя стихи, появлявшиеся в "Ньюйоркере", при всем их разнообразии можно было бы охарактеризовать как ходасевичевскую ноту. Хотя там появлялось все, что угодно. Журнал стремился к сильной демократичности. Никогда не было идолов, и главные, ведущие поэты США также получали отказы оттуда. То есть, такого, чтобы имя срабатывало, - и это то, чем этот журнал был замечателен, - не было. Отказывали они Одену, отказывали Стивенсону, отказывали они кому угодно. Так что речь идет не о табели о рангах, а об определенном эстетическом критерии. Марина Ефимова: И ничто не меняло этот критерий журнала "Ньюйоркер", хотя прошла большая война, умер в 1951 году создатель журнала Хэрольд Росс, на Бродвее блистали другие звезды, и в Нью-Йорке пели совсем другие песни. Интересно, что в обеих энциклопедиях, и в "Американе", и в "Британнике", в статьях, описывающих журнал "Ньюйоркер", на первое место ставится его юмор и только на второе - уровень литературных произведений. Я спросила у редактора Хэндрика Херсберга, что он думает о такой оценке? Хэндрик Херсберг: Так было вначале. Потом соотношение постепенно менялось. И сейчас, я бы сказал, на первом месте журнализм, на втором - литература, и на третьем юмор. Но все эти три компонента по-прежнему присутствуют. Вот как раз перед беседой с вами мы с главным редактором Тиной Браун отбирали для журнала карикатуры. Так что я полчаса подряд смеялся. Марина Ефимова: Мистер Херсберг, опишите, пожалуйста, одну из тех, которые вы отобрали? Хэндрик Херсберг: Человек падает, поскользнувшись на банановой кожуре, и один зевака говорит другому: "Надеюсь, он подаст за это в суд на клинтоновское правительство". Марина Ефимова: Это политическая, злободневная шутка. Моя любимая карикатура относится к концу 70-х, но, по моему, она и сейчас точно вышучивает ментальность нью-йоркских интеллигентов. Компания сидит в гостиной. А за диваном стоит страшное чудовище. И один из интеллигентов говорит: "Спокойно, все нормально, мы избавляемся от него, разговаривая о нем". Довольно нелепо пересказывать карикатуры словами, но не вспомнить их невозможно, говоря о журнале "Ньюйоркер", который сделал имя таким американским карикатуристам, как Чарльз Адамс, Хэлен Хокинсон, Джордж Прайс и Рей Эрвинг, создатель Юссаса Тилли, того самого денди на обложке, который больше похож на петербургского сноба пушкинских времен, чем на американца 20 века. Затронул тему карикатуры и Петр Вайль в своей беседе с Иосифом Бродским о журнале "Ньюйоркер", хотя в их разговоре эта тема приобрела неожиданный поворот. Петр Вайль: Иосиф, а вам нравятся карикатуры в "Ньюйоркере"? Иосиф Бродский: Иногда да. Одного из них я обожаю. А все остальное - может быть, может не быть. Петр Вайль: В их карикатурах тоже как-то подчеркивается их стиль. Они, грубо говоря, старомодны? Иосиф Бродский: Они старомодны. Дело в том, что мы несколько этим не то, чтобы разбалованы, а разложены, этим принципом новаторства, модернизма, авангарда и так далее. Это явление, которое можно локализовать в 20-30-х годах. Петр Вайль: Вокруг "Улисса", грубо говоря. Иосиф Бродский: Если угодно. Но вот сейчас до конца столетия осталось 6 лет, и говорить об авангарде в конце столетия немножко абсурдно. Я вот замечаю, когда читаю русскую периодику, как всякий современный писатель старается быть впереди прогресса. В ход идет все - от заборного словаря до всевозможных композиционных ухищрений, эротики, которым уже минимум лет 50-60, если не больше. Этим грешат абсолютно все. Во всем этом колоссальный инфантилизм и провинциализм. То есть незнание своего голоса. Две вещи в литературе важны: содержание и стилистика. С первым у многих благополучно, но со вторым мало у кого. Вот у нас был один пример замечательный - Сережа Довлатов. Он не прет на читателя, как танк, со своей философией, цитатами из Библии и черт знает еще чем. Марина Ефимова: Сергей Довлатов был любимцем "Ньюйоркера". Но он рассказывал, как один из его американских литературных знакомых шутливо объяснял ему его удачу. "Ваши рассказы, - говорил он, - точно соответствуют уровню "Нюйоркера". Если бы вы писали чуть хуже или чуть лучше, они бы вас не взяли". В беседе с мистером Херсбергом я спросила у него, как можно определить те рамки, тот литературный уровень, который приемлем для "Ньюйоркера"? Хэндрик Херсберг: Это трудно сформулировать, потому что проверочным эталоном является такая неуловимая вещь, как вкус литературных редакторов "Ньюйоркера". А они, надо сказать, мало заботятся о том, чтобы сформулировать свой подход. Но приблизительно я бы определил стандарт прозы журнала "Ньюйоркер" так: это тонкое, даже изысканное описание мира американской элиты, тех, кого мы называем верхушкой среднего класса. Причем, не обязательно описывать их самих, но, во всяком случае, то, что составляет круг их интересов. Марина Ефимова: Кто из известных писателей не подошел под этот стандарт? Хэндрик Херсберг: Мне помнится Филипп Рот, например ни разу у нас не печатался. Курт Вонегут, Норман Мейлер. Марина Ефимова: Неужели вкусы редакторов журнала все эти десятилетия остаются неизменными? Хэндрик Херсберг: Я думаю, что некоторые изменения явно произошли. Скажем, еще недавно редакторы "Ньюйоркера" были невероятно строги в своих требованиях к литературному языку. У нас не допускались не только бранные слова, но даже вульгаризмы и сленг. Нормана Мейлера, главным образом, потому и не печатали, что он отказывался выбрасывать из текста нецензурные слова. Но сейчас мы стали много терпимее и, я полагаю, с большим удовольствием опубликовали бы работы мистера Мейлера. Так что, по крайней мере, этот стандарт изменился. Марина Ефимова: В одном из недавних номеров "Ньюйоркера" была большая статья известного журналиста Дэвида Ремника о нынешней русской литературе. Это обычная практика журнала, печатать такие обзоры о новинках иностранной литературы, или просто нам повезло? Хэндрик Херсберг: Это не так уж необычно. Но, конечно, в некотором смысле, русская литература в Америке не такая уж иностранная. Американцы читают не многих зарубежных писателей, но из тех, кого они читают, русские авторы занимают одно из самых важных мест. Не только классики, но и современные писатели. Особенно те, кого было принято называть диссидентами. Впрочем, к счастью, этого понятия больше не существует. Марина Ефимова: Все-таки происходят перемены и в неизменном "Ньюйоркере". Если в 40-х годах он в политическом отношении считался журналом слегка либерального направления, то теперь его направление называют радикальным либерализмом. Я помню, как был поражен Сергей Довлатов, когда в начале 80-х в "Ньюйоркере" из одного его рассказа выбросили абзац, который можно было бы определить как антисоветский. Но есть и другие перемены. Начиная с прошлого года вместо обычных двух рассказов, в каждом номере журнала стали публиковать только один. Редакция даже пытается компенсировать потерю изданием ежегодного литературного приложения. Я спросила у заместителя главного редактора Хэндрика Херсберга, значит ли это, что у читателей журнала упал интерес к серьезной литературе? Хэндрик Херсберг: Ну, в общем, да. Литературные произведения больше не производят сенсации, как это было раньше. В дни моей юности, когда в журнале появлялся новый рассказ Сэлинджера, все только об этом и говорили. Читатели мчались к журнальным киоскам и раскупали весь тираж. Сейчас такого не случается. Марина Ефимова: Вы это объясняете падением литературного вкуса публики или отсутствием писателей масштаба Сэлинджера? Хэндрик Херсберг: Отчасти, я объясняю это тем, что многие талантливые люди, которые раньше стали бы писателями, сейчас идут в кино и телевидение. Кроме того, журналистика приобрела, конечно, небывалую силу и масштаб. Очевидно, из-за стремительного темпа жизни, из-за наплыва событий, которые чрезвычайно важны для людей сейчас, сегодня. А литература занимается вечными темами. И хотя, в конечном счете, они гораздо важнее для человека, чем темы злободневные, но повернуть внимание современного читателя в их сторону, отвлечь его от сиюминутных дел стало гораздо труднее, чем раньше. Марина Ефимова: Об этом же говорит Иосиф Бродский в своей беседе с Петром Вайлем. Иосиф Бродский: Пришло новое поколение образованных людей, которые стремились больше к удовольствию. Молодые, преуспевающие люди. Для преуспевания им требовались какие-то основные познания в разных областях. Их не интересовали серьезные исследования. Они уже книг не читали. Они читали рецензии. И чем стремительнее рецензия, чем она короче, тем ты больше поглощаешь информации. Люди стали покупать меньше книг, но больше журналов. Журнал превратился в некое самостоятельное явление. Я никогда об этом не думал, но, судя по всему, в самостоятельную форму чтения. Нечто среднее между книгой и газетой. Газета - это срочное письмо, в то время как журнал - это письмо, где человек более или менее пытается опомниться. Петр Вайль: Скажете, вот именно исходя из этого, всегда и в 19, и в 20 веке в России литературный процесс делался в журналах. А вот в Америке был такой период в последнее время? Иосиф Бродский: В России и романы публикуются в журналах. В Америке этого никогда не было. "Ньюйоркер" никогда не печатал романов. То есть, в этом смысле литературный процесс не делается в журнале. Популярный журнал - цветная обложка, масса разнообразных материалов - чем он привлекателен? Тем, что он, в общем, до известной степени, он развлекает. Журналы типа "Ньюйоркер", они вас увлекали, а не развлекали. Петр Вайль: Но "Ньюйоркер" ведь и остался таковым? Иосиф Бродский: "Ньюйоркер" пытается приспособиться к новым временам. Петр Вайль: Знаете, как "Ньюйоркер" себя рекламирует? Лучший журнал в мире. Что вы скажете об этом? Иосиф Бродский: Вы знаете, чтобы судить об этом, надо знать мир лучше, чем я. Можем быть, они, как раз, правы. Во всяком случае, это совершенно справедливо, что это лучший или, по крайней мере, был лучшим журналом в США. Марина Ефимова: Боюсь, что Иосиф Бродский не случайно употребил прошедшее время. У него, как и у многих авторов и читателей, возникло сомнение, выживут ли серьезные литературные журналы. Те, которые не могут руководствоваться вкусами массового рынка. Иосиф Бродский: Понимаете, что происходит на самом деле. На сегодняшний день все поставлено на чрезвычайно высокую технологическую ногу. Журналы и книжные издательства проводят постоянные исследования рынка. То есть, чтобы определить вкусы и потребности. Но всякое исследование, по определению, - это сужение возможностей, а не их расширение. Кроме того, в искусстве совершенно другой принцип главный. Это не спрос рождает предложение, а предложение порождает спрос. И это то, где с малых лет я расходился с Карлом Марксом. Потому что, скажем, никакого спроса на "Божественную Комедию" Данте не было. Пока он ее не написал. Если исходить из спроса, то вообще можно ничего не печатать. Марина Ефимова: Однако, похоже, что финансовое положение лучшего журнала США было таким неблагополучным, что два года тому назад туда пригласили нового главного редактора. Им стала Тина Браун, которая до этого возглавляла знаменитый журнал "Ярмарка тщеславия". Как видно из названия, журнал этот больше светский, чем литературный или общественно-политический. Куда же повернул руль новый капитан? Хэндрик Херсберг: Я думаю, что те преобразования, которые внесла Тина Браун, никак не повредили сути "Ньюйоркера" и не изменили его традиций. Но перемены, конечно, есть. Например, воспользовавшись тем, что это еженедельник, Тина Браун внесла в журнал больше злободневных материалов. Журнал стал более красочным. Появились фотографии. Естественно, его обложка осталась в том же стиле, то есть, легко узнаваемой, но гораздо более яркой. С приходом Тины Браун число подписчиков журнала увеличилось с 600 000 до 800 000, журнал ожил. Мы недавно получили очень характерное письмо от читателя, который пишет: "Я заметил в последних номерах журнала несколько опечаток. Очень рад, потому что это значит, что я стал читать журнал внимательнее и от корки до корки, а не перелистывать на досуге, как раньше". Марина Ефимова: Как бы вы определили нынешнее финансовое положение журнала? Хэндрик Херсберг: Пока мы все еще теряем деньги, хотя и меньше, чем раньше. Дело в том, что "Ньюйоркер" единственный в своем роде журнал. С одной стороны, он массовый, с другой стороны, рассчитан на квалифицированного читателя. Малотиражные журналы, такие как "Нью-Йорк Ревью оф Букс", "Нью Репаблик", в общем, в безопасности. Чтобы выжить, им достаточно какой-нибудь сотни тысяч читателей. Гораздо труднее придется таким журналам, как "Харперс", "Атлантик", "Эсквайр". Что касается "Ньюйоркера", то одно могу сказать. Мы скорее предпочтем выйти из бизнеса, чем занизить стандарты в угоду публики. Иначе "Ньюйоркер" перестанет быть "Ньюйоркером". Так что сейчас, в сущности, решается вопрос, достаточно ли в Америке читателей, которым доступен уровень "Ньюйоркера". Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|