Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[03-04-04]
Ваше здоровьеГлухотаВедущая Ольга Беклемищева
Ольга Беклемищева: Сегодня мы говорим о глухоте. В Московской студии Радио Свобода гость - Людмила Руленкова, директор Центра психолого-педагогической реабилитации и коррекции в Зеленограде, дефектолог, всю сознательную жизнь занимающийся проблемами детей со сниженным или отсутствующим слухом. В студии Нью-Йорка - постоянный эксперт Радио Свобода профессор Даниил Борисович Голубев. Нам, людям с нормальным слухом, сложно представить себе, как это - жить не слыша. Не слыша слов родителей, шума города, пения птиц. Понятно, что это плохо. Но что мы можем сделать, чтобы помочь глухим? Как их вернуть в такой шумный и такой радостный мир? По статистике, около 3 процентов людей страдают нарушениями слуха и зачастую очень серьезными. А в России 13 миллионов глухих и слабослышащих людей, и многие из них могли бы не стать инвалидами. И мой первый вопрос к Людмиле Руленковой. Людмила Ивановна, как устроена в России государственная система помощи глухим людям? Людмила Руленкова: Традиционно государственная система представляет собой сеть интернатных учреждений и детских садов для детей с 3 до 7 лет, которые находятся в основном на графике пятидневной работы. Родители, как правило, вынуждены отдать в понедельник ребенка в детский сад или в интернат и до пятницы ребенок находится в государственном учреждении. Здесь разные могут быть объективные причины, потому что довольно далеко многим родителям возить ребенка, и забирать ежедневно они его не могут домой. Ну и просто уже такая вот сложившаяся система организации обучения детей с нарушениями слуха. Ольга Беклемищева: И как их обучают говорить? Людмила Руленкова: Разные есть системы, разные методики обучения глухих детей. Это и билингвистический метод, предполагающий жестовую речь в сочетании с устной речью. Это и традиционная методика, использующая дактилологию. Это пальчиковая азбука, использующая жестовую речь. И сейчас существует методика Эмилии Ивановны Лионгард, направленная на формирование устной речи детей. И вот появились мы еще, использующие верботональный метод. Ольга Беклемищева: Мы о нем поговорим подробнее обязательно. Профессор Голубев, а как устроена система помощи глухим людям в США? Даниил Голубев: Как только врачи - как правило, педиатры - устанавливают, что у маленького ребенка имеется стойкое нарушение слуха, он сразу подпадает под особую категорию социального надзора и помощи. Правда, эта помощь не включает в себя постоянное пребывание, как правило, в каких-то учреждениях типа интерната, но все остальные виды обучения, лечения, они все достаточно жестко регламентированы и очень широко развиты. Все это делается совершенно бесплатно, под большим общественным надзором. Я бы даже сказал так, что больному ребенку уделяется непропорционально большее внимание, чем ребенку здоровому, в получении всякого рода социальных льгот. Специальные школы для обучения таких детей очень широко и активно функционируют. Основной метод обучения речи, приобщения к миру - это по движению губ. Целое направление не то что препятствующее, но утверждающее то обстоятельство, что именно такой метод обучения является физиологически более оправданным. Пальцевые методы менее популярны, и их стараются заменить только методом обучения по губам. Все приборы, аппараты, оборудование, которые нужны, они предоставляются этим детям бесплатно, все страховки их покрывают. А если страховок нет, то специальные фонды это обеспечивают. Так что в общем и целом социальная основа заботы о таких детях, а затем и людях очень широкая и вызывает положительную оценку. Ольга Беклемищева: Спасибо, Даниил Борисович. Насколько я понимаю, очень важно, чтобы диагностика глухоты или тугоухости была сделана как можно раньше. Вот как можно определить у младенца, все ли у него в порядке со слухом или есть какие-то проблемы? Людмила Руленкова: Действительно, чем раньше проведена диагностика, чем раньше выявлена эта патология, тем эффективнее будет дальнейшая реабилитация. И конечно, существуют группы риска - это или дети глухих родителей, если глухие родители, или имеющие какую-то патологию родители - эти дети уже заведомо относятся к группе риска, и этим детям в первую очередь делается диагностика. Лучше, если бы она делалась уже в родильном доме, потому что позволяет сейчас аппаратура это делать, есть и компьютерная диагностика, и различные виды приборов, которые позволят выявить снижение слуха. Но, к сожалению, не всегда это делается. И часто дети попадают на реабилитацию, и ставится диагноз о снижении слуха где-то и в 5 лет, и в 6 лет. И, конечно, это очень поздно, упущен самый плодотворный период развития речи ребенка. Мы ориентируемся все-таки в своей работе на развитие слышащего ребенка, и вот период до 3-5 лет - это самый плодотворный период. И когда дети попадают к нам в 5-6 лет, конечно, вызывает очень большие сложности и трудности и для педагогов, и для ребенка его дальнейшая реабилитация. Ольга Беклемищева: Недавно было проведено исследование в Московской области. И выяснилось, что около 7 процентов детей имеют проблемы со слухом, о которых ни они, ни родители даже не подозревали. Поэтому диагностика, конечно, очень важная вещь, потому что, если она запаздывает, как говорит Людмила Ивановна, и реабилитация тяжелее, и возникают большие проблемы с обучением. Например, большинство второгодников в первых классах школ, как выяснилось, как раз имеют прежде всего проблемы со слухом. Возвращаясь к тому, о чем мы уже начали говорить - верботональная методика. Вы, Людмила Ивановна, долгие годы работали традиционным дефектологом, традиционной методикой работая с глухими детьми. Но в 1995 году - хотя всегда трудно внедрять какую-то новую методику, потому что никакая государственная машина не торопится обычно финансировать неизвестное, новое направление, - вы перешли к верботональному методу. Что это за метод и чем он вас так увлек? Людмила Руленкова: Я слышала о том, что в Загребе (Хорватия) используют верботональный метод, и так как я уже давно работают с глухими детьми (уже около 30 лет), я видела детей, которые приезжали из Загреба, и в общем-то, их речь отличалась от речи ребят, которые учатся по традиционной методике. Волею случая я попала в Загреб в 1995 году, и конечно, больше всего меня потрясли звонкие голоса детей, их эмоционально окрашенная речь, их коммуникация, совершенно свободная, со слышащими людьми. Они свободно к нам подходили, хотя мы были русские и хорватский знали плохо, но задавали нам вопросы. Я с этого момента решила, что я сделаю все, чтобы и у нас в России тоже попробовать использовать верботональный метод обучения. Это, конечно, не сразу все у нас началось, проучились педагоги в Загребе, прошли обучение, была закуплена соответствующая аппаратура, звукоусиливающая... Ольга Беклемищева: Насколько я понимаю, на спонсорские деньги. Людмила Руленкова: Да, это были и спонсорские деньги первоначально, это были и деньги Управления образования Зеленограда, Татьяна Николаевна Забелина нам очень в этом помогла. И в последующем так вот нам повезло, скажем так, мы выиграли крупный грант президентской программы "Дети России", и три года нас финансировали по этой программе. Благодаря этому мы смогли оснастить учреждение и подготовить специалистов по данной методике. Ольга Беклемищева: Насколько я понимаю, по этому методике детей не учат разговаривать по губам, их учат слышать, да? Людмила Руленкова: Да, по этой методике ребенка именно учат слышать. И трудно было в это поверить, хотя я все время работала с глухими детьми и знала, что ребенок действительно, глухой ребенок может слышать. И вербатональный метод исходил из того, что слуховой центр в коре головного мозга не поражен, поражен периферийный аппарат и нужно достучаться до этого слухового центра и заставить его, скажем так, работать. Для этого используются разные приемы, разные подходы, и основополагающим было еще, что низкие частоты у всех глухих детей относительно сохранны. А низкие частоты - это доречевая зона - уже дают нам возможность работать с самыми маленькими детьми над ритмом, над темпом, интонацией, что и дает вот эту вот эмоциональную окраску потом речи, речь не кажется уже искусственной, а она звучит естественно и приближается к речи слышащего ребенка. Ольга Беклемищева: А что именно приводит в центр к Людмиле Руленковой родителей, расскажет Светлана Тимерина, мама глухой девочки. Светлана Тимерина: Когда нашему ребенку поставили диагноз "глухота", предложили сразу интернат и традицию, то есть дактиль, картиночки, что для нас было неприемлемо. Потому что я, как мама, мой муж, как папа, хотели услышать от ребенка фразы, то есть мы хотели разговаривать со своим ребенком и никак не общаться на руках. Мы общаемся с ней, мы с ней разговариваем. Она сама может общаться с совершенно посторонними людьми, она может сама в 9 лет сходить в магазин и купить то, что ей нужно. Мне бы очень хотелось, чтобы она дальше училась, дальше занималась, чтобы она - как обыкновенный ребенок, слышащий ребенок - адаптировалась в этом обществе и имела все перспективы: поступить в институт, закончить его, найти хорошую работу... Я думаю, что это возможно. Ольга Беклемищева: Понятны совершенно мотивы родителей, которые хотят услышать своего собственного ребенка. Это право, которое трудно, наверное, переоценить. А вообще, как родители, насколько они задействованы в процессе реабилитации, насколько это трудно, насколько их нужно самих учить? Людмила Руленкова: Роль родителя вообще огромная. У нас не интернат, у нас дети все живут с семьях. Я считаю, что семья - это уже микроколлектив для коммуникации ребенка, первые слова он произносит в семье и начинает общаться с близкими ему людьми, с людьми, которые его любят, которые всячески поддерживают его желание говорить. Сложности, конечно, большие, родителей нужно тоже учить заниматься с ребенком, учить общаться со своим ребенком, и просто иногда учить любить своего ребенка. Мы говорим, что у нас "материнской школа". Верботональный метод - это материнская методика, и поддержка здесь и роль родителей просто огромная. То, что мы делаем у себя в учреждении, продолжают эти занятия родители дома. Не все всегда с этим справляются, приходится постоянно к этому подталкивать родителей. Я всегда говорю, что нет плохих мам, нет плохих родителей, каждый родитель любит своего ребенка, и если он что-то не делает - значит, он не умеет, ему не подсказали, его не научили. И вот это вот наша задача. Ольга Беклемищева: Конечно, родители очень большое значение имеют в реабилитации глухоты ребенка. И кроме того, нужно еще помнить, что глухой ребенок своим родителям определенную травму что ли наносит. Во всяком случае, по исследованиям, которые я встретила в Интернете, почти у 20 процентов мам бывают суицидальные намерения в связи с рождением глухого ребенка. И мне кажется, здесь нужно какое-то общественное внимание таким семьям, для того чтобы их поддержать, для того чтобы как-то помочь им понять, что они не одиноки. Людмила Ивановна, что является причиной глухоты и должны ли родители чувствовать, что они виноваты в этом? Людмила Руленкова: Причины глухоты самые разные. Это и врожденная патология, и приобретенная патология. Это могут быть и внутриутробные какие-то травмы, и при рождении могут быть различные травмы. Очень большое значение имеет сейчас, очень много детей после инфекционных заболеваний, после таких заболеваний, как менингит, краснуха. Бывает, что беременная мама даже не ощущает того, что плод ее заразился краснухой, а патологии краснушные очень тяжелые - это так называемая "триада Грэга" - это поражение и сердца, и зрения, и слуха. Поэтому, конечно, родители не виноваты, их не их вина, а это беда этой семьи, что у них родился такой ребенок. И они требуют, несомненно, поддержки постоянной, и с такими родителями необходимо работать психологам, нужна психологическая служба для этих родителей. И часто, конечно, сначала родители ощущают шок. Каждая семья, каждая мама хочет, чтобы ее ребенок родился здоровым, они возлагают определенные надежды на своего первенца или второго ребенка, что он будет у них самый умный, самый красивый, самый талантливый. И когда маме сообщают о том, что ее ребенок глухой, конечно, в какой-то момент все эти надежды рушатся. И мама переживает очень большую психологическую травму. Но и раньше, по моему опыту, когда я работала в интернате еще, очень много было семей, где мамы одинокие, разведенные: не все папы выдерживали это испытание. Сейчас, к моей радости, все больше пап, и вот в нашем учреждении почти все семьи полные, всего 3 процента семей у нас неполных. И это очень ценно, и мы всячески поддерживаем желание пап участвовать в процессе воспитания и реабилитации своего ребенка. И маме все время мы говорим: "Вы не должны стыдиться своего ребенка, а вы должны гордиться своим ребенком. Если вы едете в транспорте, и ребенок говорит, то пусть он говорит еще плохо, пусть он говорит не так, как слышащие дети, - не стесняйтесь. Ваш ребенок, глухой ребенок, уже заговорил - это большая радость, и вас должна переполнять только гордость за его успехи, за результаты нашего с вами совместного труда". И вот это вот очень важно, чтобы окружающие оценили это и поддерживали в маме эту веру в своего ребенка. Ольга Беклемищева: Я надеюсь, наши слушатели присоединятся к тем, кто будет гордиться такими малышами. А вот все-таки в этой верботональной методике как получается, как же слышит глухой ребенок? Он слышит чем? Людмила Руленкова: Он слышит всем телом. Мы учим воспринимать звук совсем маленького ребенка, сажая на вибрационную доску. Сначала через вибрацию он ощущает всем телом этот звук, он учится слушать. Потом подключаем и восприятие звука, мы так называем, воздушное восприятие - через слуховые аппараты, через наушники, всячески закрепляем этот звук. Вызываем природный голос, не искусственный, а природный голос. Когда ребенок смеется, мы тут же даем ему микрофон, чтобы он себя услышал, свой смех, и запомнил этот голос. Методы самые различные. Мы работаем над речью с использованием фонетической ритмики. Организм наш - единое целое; и движения, большие движения, макродвижения, они влияют на микродвижения, на артикуляцию. И это естественным путем формируется, идет вызывание определенных звуков. Это тоже очень важно, и фонетической ритмикой дети занимаются ежедневно. Ольга Беклемищева: То есть вы не учите его: "Сверни язык в трубочку, поставь губы так или по-другому...", а он сам этим овладевает. Людмила Руленкова: Так мы не учим. У нас есть специальная аппаратура, которая позволяет найти оптимальное слуховое поле, то есть в коре головного мозга тот участок, который наиболее хорошо воспринимает звуки. Мы начинаем работать на этом участочке, а потом постепенно его расширяем. Мы создаем так называемую слуховую картинку на каждый звук у ребенка, и эта картинка уже настолько стойкая... Ребенок не говорит, потому что он не слышит. Как только он начинает слышать - он начинает говорить правильно эти звуки. Ольга Беклемищева: И для того чтобы наши слушатели в этом убедились, наш корреспондент Анастасия Деева побывала в Зеленоградском центре и поговорила с ребятами, обучающимися в Центре у Руленковой. Детские голоса: - Да, мне нравится учиться. Получается. - Мне нравится учиться, мне интересно. Но я, бывает, иногда не успеваю, пропускаю школу, болею. Ну а так все нормально, я хожу к учителям и занимаюсь с ними вечером. Я точно пока не знаю, на кого буду учиться, но думаю, может быть, учиться на парикмахера, потому что у моей мамы сестра работает, она меня так постепенно учит. И думаю, может, мне поступить. - Я пойду в институт и буду работать директором автозавода. - Для меня сложно разговаривать с первоклашками, трудно объяснить им, как меня зовут, сколько мне лет. А так нормально. - Я вот, например, привыкла общаться с людьми, которые говорят и слышат лучше меня. И мне иногда бывает трудно разговаривать с ребятами в нашей школе, которые показывают жестами и говорят плохо. Чуть-чуть я понимаю, но бывает трудно их понять. Людмила Руленкова: Речь наших детей, несомненно, отличается от речи других глухих детей, потому что она эмоциональна, она по темпу приближается к речи слышащих людей. И голоса их звонкие, естественные, эмоционально окрашенные. Я надеюсь, что эта речь у них не изменится с возрастом, потому что в классической методике часто так бывает: уходят дети на каникулы, приходят - и все начинаешь по новой. Здесь это уже сформированная речь, которая останется с ними навсегда. Ольга Беклемищева: И главное, что они с удовольствием говорят с корреспондентом, и со мной говорили, когда я у вас была. Людмила Руленкова: Да, они общаются с окружающими людьми с большим удовольствием и любят, когда к ним приходят гости, радуются всегда гостям, и даже если долго нет гостей, спрашивают: "Почему так долго никто не приходит?" Ольга Беклемищева: Ну, главное, чтобы дети все-таки были счастливы. А сейчас новости от Евгения Муслина.
Ольга Беклемищева: И у нас уже есть звонок в студии. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Александр Евгеньевич, я из Петербурга. Мой ребенок перенес в детстве инфекционный менингит, после трех суток в коме мне врачи сразу сказали, что у него будут какие-то побочные нарушения. На четвертые-пятые сутки ребенок пришел в себя - и выяснилось, что он потерял слух, у него какая-то нейросенсорная тугоухость. То есть он какие-то звуки улавливает, какие-то звуки не может ухо ловить. Это уже навсегда или нет? - вот мой вопрос. Людмила Руленкова: Да, нейросенсорная тугоухость - это, к сожалению, навсегда. Вы не сказали, сколько лет вашему ребенку, но чем раньше начнется реабилитация, тем лучше... По-видимому, у ребенка остались, есть остатки слуха, и реабилитацию нужно начинать срочно, как можно раньше, - и можно научить ребенка и слышать, и говорить, и он будет воспринимать достаточно хорошо окружающий мир, и речь окружающих. Необходимо слухопротезировать ребенка обязательно. В общем-то, в первую очередь нужно обратиться к специалистам. Ольга Беклемищева: Да, действительно, последствия менингита - это достаточно большая когорта слабо слышащих и глухих детей. Людмила Руленкова: Да, это часто встречается. Ольга Беклемищева: Но вот кардинального улучшения ситуации с глухотой можно добиться такой операцией, как кохлеарная имплантация, о которой говорил наш корреспондент. Вот я хочу задать вопрос Даниилу Борисовичу. Скажите, пожалуйста, что это за операция - кохлеарная имплантация - насколько она помогает, сколько она стоит и как часто она делается? Даниил Голубев: Кохлеарная имплантация - это ведущий метод радикального восстановления слуха, широко распространенный сейчас в Соединенных Штатах. По сути дела это аппарат искусственного уха, который внедряется в соответствующую область и выполняет функцию полноценного восстановления слуха. Много есть разновидностей этих аппаратов, и хотя они очень дороги, их количество - этих операций и этих аппаратов - постоянно возрастает. Все-таки в большинстве случаев удается покрыть расходы на приобретение и производство операции за счет комбинированного участия и страховых компаний, и благотворительных обществ. Поэтому все нуждающиеся дети в общем, хотя и не без определенных сложностей для родителей и соответствующих органов, получают такую возможность. В общем, это система радикального решения проблемы восстановления слуха у детей, и она находится на подъеме. Это большое достижение. Ольга Беклемищева: Спасибо, Даниил Борисович. Людмила Ивановна, а вот в случае, который описал наш слушатель - нейросенсорная глухота - может помочь такая операция? Людмила Руленкова: Вы знаете, здесь каждый случай нужно рассматривать индивидуально. Если у ребенка есть достаточные остатки слуха и можно реабилитировать его с помощью слуховых аппаратов, которые сейчас существуют достаточно хорошие, цифровые слуховые аппараты, то операция, может быть, и не нужна. Если ребенок глухой, то, конечно, операция эта очень эффективна во всем мире, и сейчас во многих странах именно в этом направлении идет развитие нашей сурдологии, делаются операций уже достаточно много в течение года. К сожалению, у нас еще опыт незначительный, я бы сказала, в проведении таких операций. Это связано, наверное, и с финансовыми сложностями, потому что сам аппарат, который внедряется, он достаточно дорогостоящий, как уже сказали, - от 25 тысяч долларов и выше. Поэтому не всегда родители могут найти эти деньги, не всегда находятся спонсоры на такие операции. Ну, страховая медицина в этом пока не участвует, и поддержки со стороны страховой медицины здесь нет. Но идут разными путями. И вот даже в Загребе в прошлом году была проведена акция по сбору денег на операции по кохлеарной имплантации, в этой акции участвовали знаменитые спортсмены, артисты, шел своеобразный, как у нас раньше, марафон по телевидению, по радио. И, казалось бы, маленькая страна Хорватия набрала за одну такую акцию денег на 80 операций. Это значит, что 80 детям смогли помочь, и это очень важно. Конечно, я думаю, что за этим будущее. И операции будут совершенствоваться, и сами процессоры, которые внедряются, будут совершенствоваться, и они уже многоканальные. В общем-то, конечно, это восстановление слуховой функции, и реабилитация идет значительно быстрее. И здесь очень важный вопрос - реабилитация. То есть медики делают свое дело, они оперируют, и качественно оперируют, все хорошо, но без реабилитации, без разработанной системы реабилитационной до операции и после кохлеарной имплантации, конечно, трудно говорить об эффективности. В любом случае нужна реабилитационная работа с этими пациентами. Ольга Беклемищева: Реабилитационная работа должна быть по какой методике? Людмила Руленкова: Трудно сказать, по какой методике. Вот по тому, что я знаю, верботональный метод очень подходит для реабилитации после кохлеарной имплантации. Эту систему реабилитационную уже используют во многих странах. Я была в октябре на симпозиуме в Италии, до этого симпозиум в Загребе проходил, и сейчас, конечно, большинство докладов на международных симпозиумах посвящено кохлеарной имплантации. Ольга Беклемищева: Будем надеяться, что она потихоньку войдет и в жизнь россиян. А сейчас, к сожалению, в среднем в год Минздрав выделяет деньги только на 17 имплантантов, и в списке центра на операцию уже 500 детей. Я думаю, что, наверное, надо задуматься о том, как помочь собрать деньги, чтобы эти дети получили возможность сделать операцию до того, как они слишком вырастут и она станет уже бессмысленной. Насколько я понимаю, верхняя граница - это где-то 6-7 лет, да? Людмила Руленкова: Да, чем раньше, тем лучше. До формирования речи, чем раньше ребенок прооперирован, раньше началась с ним реабилитационная работа, формирование его речи уже идет ближе к слышащим детям, и это очень важно. Если ребенок до определенного возраста говорил жестовой речью, неречевой так называемый ребенок, то, конечно, здесь эффективность, наверное, будет ниже. Ольга Беклемищева: Да, потому что он не привык слышать. Людмила Руленкова: И хорошие результаты этой операции бывают со взрослыми, с поздно оглохшими людьми, которые по той или иной причине потеряли слух уже во взрослом возрасте, а до этого они слышали. Я видела таких людей после операции, и реабилитационный период у них очень быстрый. Ольга Беклемищева: Насколько мне известно, ваш Центр является методическим для остальных центров по территории России, которые уже более 20-ти. История эти центров показывает, что возникают они в основном благодаря энтузиазму родителей или каких-то отдельных продвинутых дефектологов. Они не вошли в какую-то систему. И большая часть прорывных методик на плечах энтузиастов лежит. Я не знаю, в чем тут дело. Даже экономические расчеты показывают, что это просто экономически выгоднее - платить государству за операцию и реабилитацию, чем всю жизнь содержать эти интернаты и пытаться оборудовать специальные рабочие места для глухих. Тем не менее, ситуация меняется медленно, однако сами энтузиасты - великая сила. И они способны - как ваш пример показывает - на очень многое. И еще есть один замечательный пример. Один папа глухой девочки добился того, чтобы в Бауманском техническом университете открылся факультет для слабослышащих детей, для того чтобы они могли получать высшее образование. Александр Станевский: Центра развивается благодаря успешному, уникальному сотрудничеству федеральных органов и региональных органов. Примерно 50 на 50 финансирование идет Москвой под, скажем так, личным вниманием Юрия Михайловича, и руководством страны. Фактически мы, в общем-то, работаем с лучшими из лучших этой системы (я имею в виду школьной коррекционной системы), которые, в общем-то, не способны учиться в нашем вузе без системы поддержки, без мощнейшей, так сказать, интеллектуальной накачки. Поэтому они просто не чувствуют себя содержательно готовыми, не только культурно. Есть определенный эдвайзинг, профессиональный эдвайзинг - помощь, когда мы ориентируем, куда лучше идти. Мы их ориентируем, в том числе, системой курсовых работ, системой дипломных проектов, которые уже привязаны к тем рабочим местам, где мы имеем определенные связи. Они приходят не вообще на биржу труда, где их "подбирают" (их там никто не "подберет", потому что сразу же испуг - инвалид и привет, стереотип), а они приходят туда, где о них уже знают, где проведена определенная работа, которую мы называем социальный маркетинг, социальная реклама. И социальный менеджмент, вот он сейчас распространен, сейчас мы формируем такие принципиально новые подходы. И вот он позволяет не встречать противодействия со стороны работодателей. Настоящее качественное образование определяет свободу. Получилась новая популяция инвалидов, которые связывают свое благополучие не с социальными пособиями, а с трудом. Папы и мамы, у вас остался единственный теперь путь, узкий коридор, чтобы добиться социальной безопасности и результатов самореализации, - Бауманский университет как представитель элитного, качественного образования. Поэтому, вообще-то, работу надо вести не с 12-го класса, не с 11-го и не с 10-го с ними, а вот родился ребенок - и эту пропаганду нужно вести, тут же говорить матери с отцом, нацеливая на Бауманку. Ольга Беклемищева: Это рассказывал Александр Станевский, декан и основатель факультета для слабослышащих МГТУ имени Баумана. И у нас есть звонок в студию. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Я - бабушка. Ольга Ивановна, живу в Москве. У меня внук с 3 лет страдает тоже тугоухостью. Ему сейчас 15 лет, и его переводят из детской клиники во взрослую. Меня очень волнует вопрос, скоро будут в армию их призывать, в 18 лет, с таким диагнозом берут ли в армию? Вся наша семья очень страдает от этого. Спасибо. Людмила Руленкова: Бабушка не сказала, какая степень снижения слуха. Слушатель: Вы знаете, он очень плохо слышит, часто очень болеет... Людмила Руленкова: У него есть инвалидность? Слушатель: Нет. Учится в школе, сидит на первой парте. Но как только какое простудное заболевание, он обязательно заболевает, уши постоянно, в Морозовской больнице он постоянно в клинике лежит, каждый год почти. Людмила Руленкова: Раз нет инвалидности, я так предполагаю, что это до третьей, где-то вторая степень снижения слуха. Здесь будет решать только призывная комиссия, только медицинская комиссия будет обследовать ребенка. Хотя учитываться это несомненно будет. Вам просто нужно не стесняться и говорить, что у ребенка есть такая патология - снижение слуха. Ольга Беклемищева: К сожалению, в приложении к приказу по военно-призывным, врачебно-призывным комиссиям определенно низкие степени тугоухости не являются противопоказанием к признанию человека ограниченно годным к воинской службе. Ограниченная годность к воинской службе может предполагать, к сожалению, и призыв, но направление в какие-нибудь считающиеся облегченными части. Поэтому мой вам совет: просто внимательно изучите этого приказ (его можно найти), приложение к нему и, конечно, внимательно собирайте все медицинские документы в карточку вашего внука - это поможет при разговоре с призывной комиссией. Людмила Ивановна, как вы видите будущее ваших питомцев? Вы уже начинаете с яслей, с детского сада, у вас есть школьники. Вот Александр Станевский говорил о тех, кто получает высшее образование... Людмила Руленкова: Да, и я с ним полностью согласна. Вообще, у меня особый подход к нашим детям. Мы не скрываем их и не опекаем слишком сильно. Мы им говорим: "Да, у тебя есть проблемы, и эти проблемы достаточно серьезны, связаны с тем, что ты не слышишь, но ты можешь получить образование, ты можешь добиться всего, чего добиваются слышащие люди, тебе только нужно больше работать". И многие дети это осознают, понимают и просят: "Позанимайтесь со мной еще. Я хочу еще послушать, я хочу позаниматься". И мы, если видим это огромное желание у ребенка, то уже не считаемся ни со своим временем, ни с какой-то оплатой. И нам приятно, что из нашего самого первого выпуска наших детей уже двое учатся в Бауманском университете, там есть уже наши дети. Я думаю, что в будущем еще поступят туда наши ребята. Там и мой еще ученик, когда я учителем работала, Саша Кутник тоже учится, уже на 4-ом курсе, по-моему. То есть действительно это большое дело - дать возможность реализоваться глухому человеку, слабослышащему человеку, получить высшее образование. И хотелось бы, чтобы выбор этих специальностей и профессий был бы, конечно, у глухих больше. Ольга Беклемищева: Как вот этот замечательный мальчик сказал в интервью: "Я хочу быть директором автозавода". Людмила Руленкова: Да, и кто знает... Ольга Беклемищева: Дети должны мечтать, да. У нас звонок. Здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Меня зовут Нина Ивановна, я тоже бабушка. У меня внучке 5 лет, и только сейчас обнаружилось, ей поставили диагноз "тугоухость первой степени". Сначала она просто говорила неважно, и обнаружил это логопед, который с ней занимался. И вот я хотела узнать, как с таким ребенком быть, где его лучше полечить, куда обратиться? Людмила Руленкова: Нужно сказать, что первая степень - это совсем незначительное снижение слуха, и оно не должно так вот влиять на речь ребенка, на формирование речи, потому что это близко к норме. Но раз звоночек такой есть - снижение какое-то слуха - здесь нужно очень внимательно следить за развитием ребенка, делать хотя бы раз в год аудиограммы обязательно. И особенно после каких-то инфекционных заболеваний, после отитов или после гриппа обязательно нужно делать контрольную аудиограмму, чтобы поддерживать это. А так я думаю, что ребенок с первой степенью вполне может находиться в массовом детском саду. Но лучше, конечно, если это будет логопедический детский сад, там будет и помощь логопеда ребенку, и детей поменьше в группе, внимания больше ребенку. Ну а так я думаю, что перспективы у ребеночка хорошие. Ольга Беклемищева: Вот по поводу инфекционных заболеваний и отитов. Еще нужно иметь в виду, что, к несчастью, часто у детей не диагностируется экссудативный отит, который тоже является в очень большой степени причиной именно вот такого снижения, некоторой потери слуха. Поэтому будьте внимательны к простудным заболеваниям детей. Следующий звонок в студии. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Александр Евгеньевич. Моему ребенку уже 15 лет, и конечно, времени было уже достаточно, чтобы мне самому уже понять, насколько это серьезно. У меня ребенок обвиняет в том, что с ним случилось. Когда я зашел в палату, стали мы задавать вопросы ему: что ты и кто ты, не сошел ли он с ума после менингита тяжелого... И она меня сейчас обвиняет: "Зачем ты мне задавал какие-то вопросы? Если бы ты мне вопросы не задавал, у меня бы нормализовалось, и все бы во мне со временем встало на место. Я бы все слышала и была бы нормальным человеком". Можно вообще ребенку задавать какие-то вопросы или уже бесполезно, факт есть факт? Мне сказали, что все уже, бесполезно. Ольга Беклемищева: Александр Евгеньевич, конечно, от того, что вы задавали вопросы, наверное, ничего не могло случиться. Людмила Руленкова: Я не совсем поняла. Девочка поздно оглохшая, в каком возрасте она оглохла? Слушатель: Примерно в 8 лет. До этого она все понимала и говорила. А сейчас, конечно, все это отразилось на ней, причем в ней эта инфекция жила, функционировала, но вот простуда была - и она все это спровоцировала, осложнила. И вот все это произошло, и как мы не старались, мы не смогли ничего изменить. Людмила Руленкова: Вам не стоит себя винить и связывать это с какими-то вопросами. У вас нет никакой причины винить себя, и не нужно. Ольга Беклемищева: Здесь нет причинно-следственной связи. Я думаю, что менингит - это такое заболевание, в котором никто не виноват, так получилось. И просто нужно объяснить это ребенку и нацелить на реабилитацию. Людмила Руленкова: И возможно, даже прийти к психологам на этом этапе ребенку. Психологи знают, как работать с такими детьми. Ольга Беклемищева: И современными методами с психологами, суродологами, дефектологами можно достичь очень многого. В Зеленоградском центре, например, дети поют. И я даже знаю, у вас были какие-то выступления на общегородских смотрах песни. Людмила Руленкова: Да, были выступления. Наши дети очень любят петь, и маленькие, и взрослые. Ольга Беклемищева: И это замечательно. Людям дали возможность запеть - и это очень многого стоит. И давайте все вместе пожелаем удачи тем, кто в ней нуждается. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
