Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
3.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[02-10-04]
Документы прошлогоВзаимоотношение власти и церквиРедактор и ведущий Владимир Тольц Авторы Елена Зубкова и Ольга ЭдельманС чего начинается родина? Владимир Тольц: Шестьдесят лет назад, в сентябре 1944 года, в секретариат НКВД СССР поступил довольно необычный документ, адресованный заместителю наркома Василию Васильевичу Чернышеву. Уважаемый Василий Васильевич. Вот уже долгое время я обдумываю вопрос о необходимости разработки новых форм торжественных ознаменований знаменательных событий в жизни гражданина нашей страны, связанных с учреждением новых обрядов храма и культа нашей священной Родины. Предложения по этому вопросу сведены в моем письме на имя тов. Маленкова Г.М. Очевидно, разрешение их в целом, как проблемы духовной жизни и новых форм воспитания патриотов нашей Родины, связаны с личными указаниями товарища Сталина. Это - вопрос времени. Однако, мое глубокое убеждение в их правильности, поддержанное рядом крупнейших деятелей советской общественности, позволяет мне обратиться к Вам с предложением ознакомиться с копией указанного выше письма тов. Маленкову Г.М. Ольга Эдельман: Письмо было подписано архитектором Чалдымовым, кандидатом архитектурных наук, начальником Главного управления учебными заведениями Комитета по делам архитектуры при Совнаркоме СССР. Чалдымов отправил это письмо 18 сентября 1944 года и приложил к нему копию письма на имя Маленкова, где излагал свои идеи более обстоятельно. Обычные формы проведения торжественных траурных и праздничных мероприятий, ограничивающиеся докладами и сценическими выступлениями, нельзя считать вполне отвечающими возросшим требованиям культуры нашего народа. Недостаточная торжественность, случайность программы, а также сама обстановка нередко при этом не отвечает величию празднуемых событий. Вместо глубокого духовного переживания отмечаемого события, которое должно бы надолго оставить след в памяти человека - патриота нашей страны, получается неудовлетворенность и досадный отпечаток неполноты торжества. Особенно чувствуется у нас острый недостаток в формах выражения торжественно-радостных и торжественно-печальных личных событий в жизни граждан, потребность в которых совершенно очевидна. В то же время всем известна огромная сила действия на чувства участников религиозных праздников и обрядов, которые могли волновать человека, воздействуя на его психику богатыми и разнообразными формами культа. Религия прекрасно учитывала потребность в душевных переживаниях человека и создавала посредством величественных обрядов соответствующие настроения и, тем самым, кроме того, воспитывала его в нужном направлении. Нашей партией, с помощью школы, печати, производства, искусства, радио и т.п. в деле воспитания советского человека проделана огромная работа. Однако до сих пор у нас еще недостаточно использовалось оружие, действовавшее непосредственно на человеческие чувства, до настоящего времени столь сильное оружие воздействия на человеческую психику как бы отдано в монопольное владение религии. Годы отечественной войны особенно выявили необходимость дополнить формы воспитательной работы, а также открыть доступ более полному, глубокому и торжественному выражению чувств радости, горя в личной и общественной жизни человека. Владимир Тольц: Вообще-то, в любые времена самые разные организации - государственные, общественные, редакции газет и журналов, включая научные и академические (Радио Свобода тоже) - получали и получают множество всевозможных безумных проектов, некоторые даже бывают подписаны именами довольно солидными. О них не стоило бы говорить, если бы как раз в таких прожектах не проступали особенности эпохи. Вот как в этом. В самом деле, религию отменили, - и ее стало недоставать. Ольга Эдельман: Обратите внимание, как на этот документ отреагировали в секретариате НКВД. Я вот наблюдала работу редакции одного научного журнала, который время от времени получал письма от изобретателей очередного вечного двигателя и всякое прочее. Там для таких писем была отдельная папка, их не смешивали с серьезной корреспонденцией. Так вот письмо Чалдымова в секретариате НКВД было подшито в дело с секретной перепиской. Более того, на письме есть резолюция замнаркома Чернышева, который хотел, чтобы с ним ознакомились несколько ответственных сотрудников, в том числе начальник Главного управления милиции. И на документе есть пометы, что они ознакомились. То есть чисто бюрократически письмо Чалдымова было принято всерьез. Мы не знаем, как к идеям архитектора отнесся Маленков, но в НКВД им не то чтобы дали ход, но заинтересовались. Вот уже долгое время я обдумываю эти вопросы, которые кажутся мне важными для нашего государства. Поэтому решил Вам о них написать, сведя их в следующие предложения: 1. В целях более целеустремленного воспитания нового человека необходимо разработать и сформулировать уже сложившиеся основные принципы (законы типа заповедей) поведения в личной и общественной жизни советских граждан, изложив их в простых и четких формах учения о нравственности ЭТИКИ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА (отношение к труду и общественной собственности, патриотизм, основы семьи и быта, честь и достоинство гражданина и др.) 2. Учредить новый по существу и по форме КУЛЬТ СВЯЩЕННОЙ РОДИНЫ (название может быть и иное) со своими обрядами для проведения народных празднеств, революционных торжеств, событий личной и общественной жизни граждан. 3. Учредить как общественное сооружение духовной жизни народа ХРАМ СВЯЩЕННОЙ РОДИНЫ, где в торжественной обстановке происходят службы, посвященные тем или иным общественным и личным событиям. [...] Очевидно, что содержание культа должно быть социалистическим, общим для всех народов Советского Союза. Также очевидно, что этот культ должен быть по своей форме глубоко народным, национальным. Владимир Тольц: В одной из наших прошлых передач мы рассказывали о советской антирелигиозной пропаганде двадцатых годов, о "воинствующих безбожниках". Война заставила пересмотреть политику оголтелого безбожия. Оказалось, что власти продуктивнее не громить церковь до полного и победного, а подстраивать ее под себя. Правительство с сентября 1943 года изменило отношение к церкви, позволило ей, с ограничениями, но вернуться к пастырской роли. Положение на фронтах было серьезным, и Сталин решил использовать и церковь для мобилизации усилий народа. А люди остро нуждались в духовной поддержке. Ольга Эдельман: Собственно, оба эти аспекта Чалдымов обсуждает в своем письме. С одной стороны, высказывает беспокойство возросшим влиянием церкви. С другой стороны, упирает на необходимость высокоторжественной обрядности, которая могла бы отмечать важнейшие акты частной жизни. То есть надо чем-то заменить церковное венчание и отпевание. Для этого и нужно изобрести новый культ, "социалистический по содержанию". Культ, его храм и службы, построенный на основе национальных традиций и форм в искусстве, создаст, надо полагать, дополнительные условия для расцвета культуры и быта национальностей, входящих в Советский Союз, и, несомненно, сыграет свою роль в окончательном изжитии капиталистических пережитков в сознании людей и религиозных предрассудков. Создание окончательных форм такого культа - дело поколений. Тем не менее, начать работу над созданием культа наших обрядов и архитектурного образа храма Священной Родины нужно как можно скорее, учитывая дополнительно к изложенному следующее: 1. Повышенная активизация религии в нашей стране за последнее время вызывает значительное распространение ее влияния, и немало толков в даже весьма культурных кругах нашего общества о необходимости обрядов венчания, крещения, похорон и т.д. 2. Одновременно резко обострилась критика форм проведения наших торжественно-траурных событий, в сравнении с богатством и разнообразием форм религиозного культа. 3. Не исключена возможность использования религиозным культом музыки, а также современных средств (радио, светотехника и т.п.), которые безусловно смогут еще больше обогатить силу воздействия религиозных обрядов. 4. Необходимо безотлагательно, как можно скорее, противопоставить религиозным обрядам более сильные формы обрядов культа Священной Родины, с использованием всех современных средств искусства, техники, исходя из народных традиций. 5. Приступить к разработке форм проведения торжества победы, посвященных славе погибших героев отечественной войны, а также обрядов, связанных с рождением, бракосочетанием, похоронами, необходимо немедленно - это совершенно очевидно. Причем все эти обряды могут проходить в первое время и не в специально выстроенных храмах, а в существующих культурно-общественных заведениях. Владимир Тольц: Оля, а почему, собственно, озабоченный архитектор послал копию этих своих предложений в НКВД? Ольга Эдельман: Как я понимаю, Чалдымов написал не только Маленкову, но и в НКВД, потому что именно оно ведало записью актов гражданского состояния. И замнаркома Чернышев направил письмо по принадлежности - в Главное управление милиции. Это их профиль работы. В письме Чернышеву архитектор изложил наиболее конкретную часть своих предложений. Пытаясь практически разработать конкретные предложения, хотя бы по обряду бракосочетания, я сталкивался с трудностями, непреодолимыми в работе одного человека. Необходима целеустремленная большая работа широкого творческого коллектива. Прежде всего, надо собрать и изучить материалы о ранее существовавших традиционных обрядах бракосочетания у различных народов, полагая, что и новый обряд должен быть глубоко национальным по форме. Далее, нужно разработать весь процесс обряда до мельчайших подробностей, начиная от подготовки, может быть и "обручения", венчания (где, как, в чем, при каких условиях и т.п.) и кончая возвращением домой - семейным вечером, посвященным бракосочетанию, отпуском и т.д. Должен быть написан своего рода сценарий (ведь все религиозные обряды по существу - театрализованные постановки, созданные "кем-то" и историей утвержденные), с привлечением: а) писателей - для составления текста; б) художников - для оформления обряда; в) композиторов - для сочинения специальных хоровых и оркестровых произведений; г) архитекторов - для оформления помещения и других, включая художников-костюмеров (в частности, для костюма женщины). Ольга Эдельман: Между прочим, заметьте, что из всех советских деятелей искусств именно архитекторы выдвигали самые фантастические и грандиозные проекты преобразования реальности. Некоторые им удалось воплотить (ВДНХ, московские высотки), другие не удалось (Дворец Советов), а третьи даже и бумага-то терпела с трудом. Но именно архитектура оказалась самой чуткой к потребностям новой идеологии. Храм, это - не театр, не кино, не зал заседаний, а новый тип сооружения государственного значения, торжественно-монументальной архитектуры, с привлечением средств живописи, скульптуры, отражающих великие традиции народа и в частности героику Отечественной войны. Храм с его службами должен КАЧЕСТВЕННО отличаться от всех культурно-массовых мероприятий, проводимых до настоящего времени. В храме должна быть создана обстановка большой торжественности, серьезности, сосредоточенности, углубленности. Служба (название может быть и иное) в храме, это - не представление и не заседание. Процесс ее должен быть целеустремлен от самого начала и до конца, отвечая содержанию празднуемого события. К службе следует привлечь все средства искусства, как, например, пение, музыку, речь (лучшие солисты и капеллы, симфонические и духовые оркестры, орган, лучшие пропагандисты-проповедники этики советского человека, культа Священной Родины и его идей). Не исключена возможность включения в состав службы специально сочиненных театрализованных постановок - ораторий, средств кино, радио и пр. Однако, музыка, слова и все обычные обряды должны быть очень простые, с тем, чтобы без большой подготовки их могли исполнять сами присутствовавшие на обрядах, будучи не пассивными наблюдателями, а активными их участниками, как в старину и было. Ольга Эдельман: Читая этот документ, я подумала: ведь нечто похожее уже было. В эпоху Великой французской революции, когда тоже изгнали церковь и Робеспьер пытался учредить новые культы. Тогда пошли дальше, пытались внедрить эти культы в реальность, в честь них устраивали грандиозные народные праздники. Сегодня в нашей московской студии - филолог и переводчик Екатерина Лямина. Екатерина Эдуардовна, вы недавно работали над переводом на русский язык фундаментального труда на эту тему. Расскажите, как выглядели эти культы, эти праздники революционной Франции? Екатерина Лямина: Совершенно справедливо, я переводила на русский исследования Моны Озуф, которые называются "Революционный праздник. 1789-1799". Как видите, здесь почти десятилетие. И надо сказать, что от религиозной обрядности новая власть отказалась далеко не сразу. Политика дехристианизации собственно говоря, стала проводиться только с 1742 года когда на подходе был Конвент, и фигура Робеспьера во всей ее мрачной торжественности обрисовалась уже вполне очевидно. До этого политики уничтожения церкви и церковных праздников в не было. Напротив, в 1790 году была введена так называемая Гражданская конституция духовенства, согласно которой все ступени религиозной иерархии были выборными. Народ выбирал как священников, так и епископов и архиепископов, а они уже затем присягали на верность нации, заметьте, королю и отечестве. И только с 1792 года религия стала уничтожаться последовательно. Именно тогда на духовенство обрушились настоящие репрессии, были закрыты храмы. Со священников была взята подписка о том, что они несут ответственность за все народные волнения, так или иначе спровоцированные религиозными праздниками или какими-то событиями. Имущество церкви, разумеется, было конфисковано. И именно тогда встал вопрос о каком-то культе, который соединял бы людей, соединял бы народ. Тем более, что шли революционные войны, ситуация абсолютно ложится хорошо на ту, которая была написана применительно к 44 году в Советском Союзе, и необходимо было что-то соединяющее. И Робеспьер, человек, в высшей степени соответствовавший эпохе 18 века, человек деист по убеждениям, то есть предполагавший наличие где-то в пространстве верховного существа, бога, которому он приписывал функции надзирания за этим миром, учредил, сначала огласил в Конвенте, а затем по голосованию депутатов был учрежден культ Верховного существа, которым, в сущности, конечно же, оставался Бог, но Бог как демиург. Все остальные функции бога, а именно благость, являемая в христианских таинствах и все прочее было упразднено. И бог этот был, по убеждениям деизма, тесно граничащим с пантеизмом, был разлит во всей природе. И, соответственно, все празднования, посвященные этому богу, должны были происходить в открытом пространстве. Строилось и Мона Озуф в своей книге достаточно интересно по архивным документам воспроизводит как строилась эта гора. Иногда, если это было абсолютно ровное пространство где-нибудь в Британии, то гора сплеталась из лозы, из виноградных побегов, затем наполнялась землей, то есть это было искусственное сооружение. На горе потом высаживались цветочки, вокруг обязательно должен был протекать ручеек, пастись овечки. И матери с детьми, как вы видите, здесь очень четко прослежены архаические и антропологические социальные моменты, матери с детьми и в особенности приветствовались беременные женщины, им даже предписывалось рассылать предписание от комиссариата обязательно посетить то или иное торжество, и старики, конечно же. То есть вы видите цепочку возрастов, смыкающуюся в великую цепь бытия. Вся эта публика с пикниками, с неизменными корзинами с вином и с хлебом рассаживалась вокруг и на этой горе и самим своим присутствием на лоне природы воздавала хвалы Верховную существу, благодаря его за дарованную возможность жить и наслаждаться жизнью. Ольга Эдельман: А эти культы носили какое-то название? Екатерина Лямина: Так и называлось - культ Верховного существа. Параллельно с ним, чуть позже, существовали культы старости, культы защитников отечества. Но идеология у них у всех была общая - это, в сущности, обожествление некоторых социальных явлений - мужественности, женственности, старости, младенчества и связи между возрастами. То есть это, конечно же, реактуализация очень древнего прошлого человечества. Ольга Эдельман: И были какие-то торжественные шествия в этой связи? Екатерина Лямина: Безусловно. Шествия, процессия, в которой принимают участие все жители того или иного населенного пункта, главный пункт, главный пуант этого праздника. При этом обязательно люди шли не просто так, помимо цветов они обязательно несли какие-нибудь карикатурные сатирические изваяния или пугала, чучела того же монархизма, поверженного фанатизма. Фанатизм - это такое название для религии в эту эпоху. На осле могло ехать чучело Римского папы. Таким образом, через проклятие тому, что уж повержено и ушло, утверждалась ценность того, что привносилось в эту жизнь. Ольга Эдельман: А какой-то национальный оттенок у этих праздников был? Екатерина Лямина: Да, говорилось о нации и об отечестве. Но этот национальный оттенок усиливался в те моменты, когда праздники были уже не праздниками, а торжественными церемониями. То есть похоронами тех или иных национальных героев, павших либо на полях войны, либо убитых подло из-за угла врагами отечества внутренними, либо это приурочивалось к вносу праха того или иного национального героя, например, Вольтера Мирабо в Пантеон. Именно тогда церковь Святой Женевьевы была преобразована в Пантеон, то есть Храм мужей, снискавших Франции и французскому народу славу. Замечу, что Нотр-Дам де Пари был переименован в Храм Разума в параллель культу разума, который существовал вместе с тем, о чем я говорю. Таким образом, национальный оттенок появлялся в основном в траурных торжествах, когда горе сплачивало людей в единую нацию. Ольга Эдельман: Но вне вот этих траурных торжеств, наверное, тоже можно произвести какую-то параллель между праздниками революционной Франции и ранними революционными советскими, где существовала идея интернационализма и универсальная идея? Екатерина Лямина: Конечно же. Хотя, я думаю, что в революционной Франции идея того, что революция со временем охватит весь мир, появилась не сразу. Безусловно, она появилась, в особенности тогда, когда революционные войска стали одерживать победы на фронтах в войнах, которые вела республика. Конечно же, безусловно, насколько мне сейчас помнится, Мона Озуф описывает торжества и процессию в провинциальных городах, где были представлены чучела тех монархов и тех дворов, которые еще не свергнуты, скажем, Туринский двор или Прусский или Австрийский. Разумеется, это внешние враги ко всему прочему, с которыми, собственно, республика и воевала. Таким образом получилось, что идея интернационала, которая так сильна в праздниках первых лет в революционной России, она, собственно, вводилась через идею победы революционных войск и тем самым перенесение революции в те страны, с которыми революционная Франция воевала. Ольга Эдельман: Мне кажется, между затеями Робеспьера и предложением Чалдымова есть два принципиальных различия. Во-первых, Робеспьер ориентировался на языческие образцы, а Чалдымов оглядывался на опыт христианский. Для особых торжественных и радостных событий перечисленных средств может быть и недостаточно, чтобы выразить всю силу народного ликования или печали. Трудно пока придумать, да и нужно ли, более сильное и оправданное историей замечательное выражение, чем КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН. Колокольный звон должен стать одним из выразительных средств культа Священной Родины. Если теперь колокольный звон будет возвращен только церкви, как средство оформления культовых праздников, то мы лишимся в проведении наших советских праздников сильного и оправданного историей нашего народа средства. Уже теперь, не откладывая дело до будущего, следовало бы ввести колокольный звон, хотя бы в дополнение к орудийным залпам салютов в честь побед. Первым должен зазвонить Кремль - возрождая эту древнюю народную традицию выражения всенародной радости (набор колоколов, насколько мне известно, в Кремле достаточен). Владимир Тольц: Что касается ориентации на язычество - у Робеспьера, и на христианство - у Чалдымова, то здесь были разные исторические обстоятельства. Робеспьер стремился подорвать влияние католицизма, и его культы были в этом отношении скорее аналогом нашего воинствующего безбожия. Я не знаю той книги, над переводом которой работает сейчас Екатерина Лямина, но я припоминаю старое французское исследование "Революционный невроз". Там как раз описывалось, с каким восторгом великий французский революционный народ воспринимал все эти нововведения. Екатерина Лямина: Энтузиазм по поводу введения, вернее, отрицания старой религии со всеми ее обрядами, со всей ее мощью и владычеством был, действительно, велик. И велик он был на всех уровнях общества. Конечно же, были столь ортодоксальные католики, как те же бритонские крестьяне. Собственно говоря, забегая немножко вперед, Наполеон и нашел там большую поддержку, что он заключил конкордат с Римом и восстановил религию в своих правах. Но в основном поругание религии, осквернение храмов, растаптывание мощей, разорение гробниц, как, скажем, разорение усыпальницы королей в соборе Сен-Дени, я бы сказала, все это было составной частью революционного праздника. Конечно же, это можно назвать насилием и выплеском того социального гнева, который, безусловно, копился в течение многих десятилетий, а пожалуй, и столетий. И Робеспьер в данном случае просто дирижировал очень умело и тонко, стратегически дальновидно, но дирижировал, загоняя в новые рамки нового культа вот этот гнев и бурлящую ярость народа. Ольга Эдельман: Мне хочется отметить еще одно различие между советской Россией и революционной Францией. Робеспьер в первую очередь исходил из умозрительных убеждений в том, что католическую религию надо заменить какой-то другой, основанной на принципах разума и добродетели. А Чалдымов же почувствовал реальную потребность живых людей в каких-то обрядах, формах, в которые можно облечь свои живые и реальные горе и радость. Война же шла, уж горя-то хватало, действительно нужно было как-то его переживать, переводить в возвышенный духовный регистр. Создавать культ Священной Родины, конечно, никто не стал. Но, обратите внимание, в послевоенные годы отчасти вернулась торжественность и обрядность, до войны изгнанная. Те же свадьбы: невесты снова надели белые платья с фатой, постепенно свадебные праздники обросли и другими известными нам обычаями - машины с ленточками, посещение памятных мест, от Вечного огня у Кремлевской стены до какого-нибудь местного памятника-танка, обозначающего рубеж обороны в Отечественную войну. В этом отношении Чалдымов говорил о насущной потребности: без торжественных обрядов в жизни нельзя. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
