Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
24.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[07-01-01]
Лицом к лицуЕвгений КисинМарина Тимашева: Говорит Радио Свобода. В эфире еженедельная воскресная программа Радио Свобода "Лицом к лицу. Лидер отвечает журналистам". В петербургской студии Радио Свобода - музыкальный обозреватель петербургского отделения газеты "Коммерсант-Daily" Анна Петрова, петербургский корреспондент "Нью-Йорк Таймс" Джон Вароли и ведущий программы Марина Тимашева. Мы разговариваем сегодня с Евгением Кисиным. Женя, а вам никогда не приходила в голову "дикая" мысль - вернуться в Россию? Евгений Кисин: Она мне время от времени приходит в голову. Когда я уезжал, я понятия не имел, на сколько и даже где - я буду жить. Как говорят американцы, "никогда не говори "никогда". Посмотрим, что день грядущий нам готовит. Когда я уехал, обстановка в России становилась все менее и менее стабильной. Стабилизируется ли она в будущем, покажет время. Но, с другой стороны, для меня лично важно сочетание стабильности и свободы в обществе. Если раньше была стабильность, но не было свободы, то теперь, пожалуй, наоборот. Марина Тимашева: Кисин Евгений Игоревич. Родился 10 октября 1971 года в Москве. Поступил в музыкальную школу имени Гнесиных. Педагог - Анна Павловна Кантор. В 13 лет в 1983 году впервые выступил с оркестром. В 1992 году дебютировал в Соединенных Штатах Америки. В Америке ему присвоен титул лучшего музыканта года. В России награжден премией "Триумф" в 1996 году, но получать ее приехал только в 1997 году, когда исчезла угроза, что его, российского гражданина, заберут в армию, как только он появится на территории России. Евгения Кисина называют чудом природы, небожителем, загадкой века. Уже в два года, говорят, он начал петь мелодии, где-то услышанные. В шесть лет играл "Адажио" из "Щелкунчика". По слухам, в которых я не уверена, он в тот момент еще не знал нотных знаков. Уже в шестом классе показывает два концерта Шопена с оркестром Московской филармонии. Первая сольная программа в Малом зале консерватории - опять Шопен. Лучший пианист года. Лучший концерт года. Лучшая запись 2-го концерта Рахманинова. Премия "Золотой диапазон" за 1-й концерт Шостаковича. Выступал с лучшими оркестрами Нью-Йорка и Чикаго, Филадельфии и Берлина, Вены и Амстердама, Лондона и Токио. Играл с Гербертом фон Карояном. В 19 лет выступает в США - и был представлен на церемонии вручения премии "Грэмми", как мировая звезда музыкально-исполнительского искусства. В связи с премией "Триумф" в 1997 году Евгений Кисин дал два концерта в Большом зале консерватории после пятилетнего отсутствия в России. 24 декабря 2000 года в Петербурге состоялся большой концерт Евгения Кисина и оркестра под управлением Юрия Темирканова. Не сделала ли я каких-то ошибок, и нет ли у вас каких-то принципиальных дополнений? Евгений Кисин: Было несколько неточностей. Сначала вы сказали, что я дебютировал в США в 1992 году, а потом, что играл там в 19 лет. Я действительно дебютировал там в 19 лет в 1990 году. Как раз там я отмечал свое девятнадцатилетие. Кроме того, с оркестром я впервые выступил не в 13 лет, а уже в 10, и мой первый сольный концерт состоялся не в Малом зале Московской консерватории, а в нашей школе, в Гнесинской десятилетке. А полтора месяца спустя - в зале Дома композиторов, в Москве. Было это за год до того, как я сыграл оба концерта Шопена в Большом зале консерватории. Марина Тимашева: У меня первый вопрос, и он касается последнего вашего российского петербургского концерта. В программе был Прокофьев. Чем объясняется такой выбор? Евгений Кисин: Тем, что фестиваль посвящен музыке двадцатого века, тем, что я выучил этот концерт почти три года назад, и, по-моему, он мне удался. Поэтому из всех фортепьянных концертов, сочиненных в двадцатом веке, которые я играю, я захотел исполнить сейчас здесь именно 2-й прокофьевский. Другие концерты я уже записал. У некоторых слушателей была возможность ознакомиться с моим исполнением этих произведений в записях, а 2-й прокофьевский - еще нет. Вот чем объясняется мой выбор. И еще один момент. 2-й концерт Прокофьева мы уже играли с Петербургским филармоническим под управлением Темирканова два с половиной года назад в Лондоне. Работа над ним сейчас заняла у нас меньше времени, чем заняла бы работа над каким-то другим произведением, которое мы раньше вместе не исполняли. Марина Тимашева: Вопрос Анны Петровой, музыкального обозревателя газеты "Коммерсант". Анна Петрова: Вы привыкли к вашему амплуа солиста. Интересует ли вас камерная музыка? Вы выступаете в камерных ансамблях? Евгений Кисин: Интересует, потому что существует очень много гениальной камерной музыки с участием фортепиано. И - да, я выступаю в камерных ансамблях, хотя не так часто, как мне хотелось бы. Потому что у всех - напряженный график, и найти время для совместной работы с другими инструменталистами гораздо сложнее, чем найти время для работы с оркестрами. Кроме того, работа над камерной музыкой занимает гораздо больше времени, чем репетиции с оркестрами. Но, тем не менее, иногда я играю камерную музыку и делаю это с большим удовольствием. Мне посчастливилось работать в ансамблях с такими замечательными музыкантами, как Исаак Стерн, Итон Кремер, Владимир Спиваков, Наталья Гутман, Юрий Башмет... Марина Тимашева: Женя, а можно я переспрошу? Вот как раз Владимир Спиваков несколько дней назад сказал, что у него до 2004 года расписана вся его жизнь. То есть, каждый день до 2004 года включительно он знает, что он будет делать. И мне показалось, что это, вообще, страшная вещь. Не возникает ли когда-нибудь желания плюнуть на все эти контракты, на эти обязательства, просто не подписать их на следующий год и делать только то, что хочется самому человеку? Евгений Кисин: Бывает, что возникает. Но я понимаю, что, с одной стороны, в данном случае, у меня нет выбора. Единственное, что я могу себе позволить, это делать длительные перерывы между концертами. Например, четыре года назад я устроил себе четырехмесячный перерыв.... А, нет, извините, это было три года назад, конечно. С сентября 1997 года по январь 1998 года я вообще не играл концертов и весь сентябрь не притрагивался к роялю. Ну, а с другой стороны, все-таки, жизнь у меня хорошая. Я, все-таки, в отличие от очень многих людей, занимаюсь любимым делом. И если мне, как и многим другим, может временами быть досадно от того, что наша жизнь расписана на несколько лет вперед, то другие музыканты, у которых карьера сложилась не так хорошо, наоборот, завидуют нам. Марина Тимашева: Тогда вопрос Джона Вароли, петербургского обозревателя газеты "Нью-Йорк Таймс". Джон Вароли: Я просто хотел спросить, как вам нравится или не нравится Нью-Йорк? И особенно хочу понять, насколько этот город... потому что многие американцы говорят, что - тяжелый город. Насколько этот город влияет на ваше творчество - хорошо или отрицательно? Евгений Кисин: Нью-Йорк очень понравился мне с самого первого моего визита, и я до сих пор очень люблю этот город. На мое творчество он может влиять только положительно, поскольку там я живу в доме, где могу заниматься хоть 24 часа в сутки. Это один из самых старых домов в Нью-Йорке, и, соответственно, стены там очень толстые. Кстати, у этого дома очень интересная история, поскольку в свое время он был гостиницей (в свое время - это значит в начале двадцатого века), а в то время, как известно, в гостиницах люди часто жили месяцами и даже годами. И в этой гостинице (она называлась "Ансония", здание расположено на углу 73 и 74 улиц и Бродвея), в этом здании в то время останавливались многие великие музыканты. И сейчас там даже висит мемориальная доска, на которой упомянуты такие имена, как Шаляпин, Карузо, Тосканини, Стравинский упомянут. Но я знаю, что Рахманинов там тоже жил. И сейчас там живет много музыкантов. Когда в этом здании ходишь по коридорам, то впечатление, будто попал в музыкальную школу или в консерваторию. Или, как сказали бы на Западе, "в академию музыки". Там живет, например, такая знаменитая певица, как Тереза Стратос. Так что, в отличие, кстати, от многих других музыкантов, живущих в Нью-Йорке в других зданиях и имеющих проблемы с занятиями из-за жалоб со стороны соседей, я могу работать там, сколько хочу. Ну, а вообще, мне кажется, что абсолютно все, происходящее с нами, все, что мы видим и слышим вокруг себя, влияет на наше творчество, на нашу игру. Причем, я полагаю, что в большинстве случаев мы сами не осознаем, как именно проявляется это влияние. Эти влияния могут быть не обязательно положительными или отрицательными. Даже неприятные события, происходящие или в личной жизни музыканта (причем, как исполнителя, так и композитора), или вокруг него, могут оказать положительное влияние на его творчество, потому что, как мы знаем, музыка выражает самые разные эмоции, вплоть до самых мрачных. Искусству это нужно, поэтому даже какие-то трагические события могут способствовать определенным творческим удачам художника, не только музыканта. Марина Тимашева: Вы сейчас сказали, что музыка выражает любые эмоции, и я подумала: а ненависть музыка выражает? Евгений Кисин: Конечно. Марина Тимашева: Какая? Евгений Кисин: Вы хотите какие-то конкретные примеры? Ну, можно вспомнить много опер. Марина Тимашева: Да, но это именно сюжет. И это музыка, которая сообщена персонажу. В этой ситуации композитор пишет не от своего имени, от чужого имени. Если же это не драматическое, да? музыкальное произведение, не опера? Евгений Кисин: Ну, во-первых, я не могу себе представить, что композитор, сочиняя оперу, не имеет личного отношения ко всему происходящему в ней и к ее героям. А что касается других музыкальных произведений, в большинстве случаев мы не знаем, о чем именно композитор думал, что именно, что конкретно он себе представлял, творя их. Хотя существуют программные произведения, и существуют произведение, к которым композиторы не писали каких-либо программ, но о которых мы знаем, что они о чем-то конкретном. Наверное, вы спросили о ненависти потому, что это, в общем, нехорошее чувство, правильно? Но я думаю, что в определенных ситуациях без этого чувства обойтись невозможно. Я помню, как-то я прочитал в комментариях к "Библии", в комментарии к тому месту... если я не ошибаюсь, это был комментарий к тому месту в Новом Завете, где Иисус говорит о любви к врагам, о всепрощении. И в этом комментарии было сказано: снисхождение к злому человеку с целью его исправления никогда не должно превращаться в снисхождение к злу как к таковому. Возьмем "Крейслериану" Шумана, написанную под впечатлением от "Крейслерианы" и особенно от "Записок кота Мура" Гофмана. В этих литературных произведениях очень много эмоций, и я думаю, что там есть и ненависть. Ненависть к пошлости, к обыденности, которую воплощает Мур. Возьмем такое программное произведение, как "Фантастическая симфония" Берлиоза. Ну, может быть, там и нет ненависти как таковой, но там изображены злые силы, и ясно, что автор относился к ним соответственно. Ну, может быть, это не самый лучший пример ненависти. Возьмем многие произведения Шостаковича. Согласно воспоминаниям многих его современников, хорошо знавших его лично, эти произведения - о том, что в то время творилось в нашей стране. И, конечно же, они переполнены ненавистью к творившемуся там злу, или скорее здесь, тогда. К творившемуся тогда злу. Так что я думаю, что в музыке есть место и такому чувству. Марина Тимашева: Вопрос Анны Петровой, музыкального обозревателя петербургского отделения "Коммерсанта". Анна Петрова: Вы признавали, что в отношении классического репертуара вы "всеядны". Играете ли вы джаз? Можете ли вы пойти поиграть в Нью-Йорке в какой-нибудь клуб с друзьями? Евгений Кисин: Джаз я могу играть только либо по слуху, либо по нотам, как какие-нибудь рег-таймы Джоплина. Но импровизировать джаз - это особое искусство, особое умение, и я ими не обладаю. Поэтому в джаз-клубах я выступать не могу. Могу только ходить туда слушать других. Вообще, я джаз очень люблю. Я вообще люблю фольклор, а ведь джаз - это фольклор. Марина Тимашева: Вопрос Джона Вароли, петербургского корреспондента "Нью-Йорк Таймс". Джон Вароли: Я хочу понять, какие люди и какие события больше всего влияли на вашу жизнь, на ваше творчество. Может быть, мама, может быть, педагог какой-то. Просто понять - кто вы, откуда, как вы создались как личность? Евгений Кисин: Ну, что касается моего педагога, Анны Павловны Кантор, то она была моим единственным педагогом много лет. Она научила меня всему, что я умею делать на рояле. Что же касается других людей, у меня не было в жизни человека, которого я мог бы назвать своим своего рода духовным отцом, как это говорится. Так что разные люди - или, может быть, общение с разными людьми - оказывало на меня разное влияние. Но и не только с людьми - и с книгами, и с музыкальными произведениями. И, конечно, события, происходившие вокруг меня. Я даже не знаю, что именно выделить, потому что, как я уже говорил, все, наверное, влияет на нашу игру. И в большинстве случаев мы сами не знаем, как. Что-то производит на нас определенное впечатление. Это впечатление создает в нас определенное настроение, которое, в свою очередь, отражается в нашей игре. Марина Тимашева: Женя, а расскажите, пожалуйста, если вам не сложно, что-нибудь про папу и маму. Евгений Кисин: Папа у меня инженер, не музыкант, хотя любит музыку. В молодости играл на аккордеоне. Мама преподавала фортепиано в детской музыкальной школе. Так что способности к музыке у меня, я думаю, больше с маминой стороны. Мы семья дружная. Друг друга любим и понимаем. Марина Тимашева: Женя, а мама хотела, чтобы вы были музыкантом? Потому что очень часто в семьях, в которых один человек обладает какой-то профессией, он очень часто не хочет ее для своих детей. Вне зависимости от таланта ребенка. Евгений Кисин: Когда я родился, мама не думала, что я стану музыкантом. У меня есть старшая сестра, которая в то время, когда я родился, уже училась музыке. Мои родители думали, что я изберу другой путь. Но тут решила природа. У меня рано начали проявляться способности к музыке, и для моих родителей это было полной неожиданностью. Впрочем, ну... опять же, тут решила природа. Но я все больше и больше убеждаюсь в том, что многие проблемы в отношениях между людьми, многие недоразумения, недопонимания происходят оттого, что мы подчас склонны рассчитывать на то, что зависит от воли других людей. А этого делать нельзя. В данном случае, опять же, это был вопрос не моей воли. Но ведь часто дети становятся не такими, какими их, так сказать, задумывают их родители. Конечно, со стороны родителей желание, если можно так выразиться, задумывать своих детей тем или иным образом - естественно. Но, опять же, надо всегда быть готовым к любым неожиданностям. Марина Тимашева: Вопрос Анны Петровой, обозревателя петербургского отделения "Коммерсанта". Анна Петрова: Женя, вы рано стали знамениты. Ваша известность тяготила вас? И ставит ли она проблему одиночества или непонимания со сверстниками? Евгений Кисин: В детстве и отрочестве моя знаменитость никогда меня не тяготила. Хотя проблемы в отношениях со сверстниками были, и, конечно же, в какой-то мере, они объяснялись и завистью со стороны последних. Впоследствии бремя славы стало меня иногда тяготить. Я по натуре не из тех, кому доставляет большое удовольствие, когда их узнают на улицах. Иногда это может быть приятно, то есть, ничего плохого в этом нет, но, честно говоря, меня это несколько смущает. Особенно я не люблю, когда на концертах других исполнителей меня просят подписать программки этих концертов, не мои программки. Что касается одиночества, то, как в свое время говорил Михоэлс, не надо бояться одиночества, одиночество существует всегда. В работе, в творческом усилии мысли разве человек не одинок? К счастью, у меня есть хорошие друзья, они это доказали, и я надеюсь, что они могут то же самое сказать обо мне. Мы друг друга понимаем, а это для меня очень важно. Марина Тимашева: Вопрос Джона Вароли, "Нью-Йорк Таймс". Джон Вароли: К сожалению, я как-то не музыкант, никогда не играл, но музыку очень люблю. Я действительно хочу понять, что вы хотите добиться в жизни, что для вас очень важное, к чему вы стремитесь. Евгений Кисин: Я хочу добиться реализации всех своих потенциальных возможностей. Я хочу сделать все, что могу. Тут трудно говорить конкретно, потому что возможности всех, даже самых великих, ограничены. Я не знаю ни одного, даже из самых великих пианистов, которые исполняли бы абсолютно все произведения, входившие в их репертуар, на одинаково высоком уровне. Конечно, великие, как правило, не играли плохо, ну, может быть, за исключением каких-то неудачных выступлений (всякое бывает). Но если одни произведения или даже музыку одних композиторов они играли гениально, то музыку других - очень хорошо. Или даже просто хорошо. Я пытаюсь пробовать себя в музыке самых разных стилей и эпох. Я стараюсь не выносить на сцену то, чего не играю на достаточно высоком уровне. Что получится, то получится. Будущее покажет, каков мой потенциал, но, во всяком случае, мне хотелось бы его целиком реализовать. Марина Тимашева: То, что вы играете, положим, произведение это (то есть, вы считаете себя достойным этого произведения, а это произведение достойным себя), связано с вашей любовью к этому произведению или к этому композитору? Или так может быть, что вам сложно справиться с тем произведением, которые вы любите, а проще - как раз с тем, которое, скажем, вам по-человечески... ну, относительно безразлично? Евгений Кисин: Иногда любовь к музыкальному произведению и способность хорошо его сыграть не совпадают. Ну, конечно, я не могу по-настоящему хорошо сыграть то, чего не люблю, но с другой стороны, любить, по-настоящему любить музыкальное произведение недостаточно для того, чтобы хорошо его сыграть. Я не знаю, чем это объясняется, но я из собственного опыта знаю, что это так. Мне всегда, с детства был очень близок Бетховен, но хорошо сыграть Бетховена для меня всегда было гораздо труднее, чем, скажем, Шопена. Опять же, чем это объяснить, я не знаю. Марина Тимашева: Женя, а это ваша собственная оценка или оценка сторонних наблюдателей тоже? Евгений Кисин: И моя собственная, и - сторонних наблюдателей. И моей учительницы, и других музыкантов. Марина Тимашева: Я просила просто потому, что человек, может быть, когда что-то очень сильно любит, то ему кажется, что вот он не может абсолютно сделать так, как он это любит. А с другой стороны, люди, которые это слушают, они могут совершенно не чувствовать этого зазора. Евгений Кисин: Ну, это другое. То, что вы говорите, это правильно. Конечно, в любом случае, хорошему нет конца, в особенности, в искусстве. И, конечно же, я никогда не смею рассчитывать на то, что сыграю то или иное произведение так же замечательно, как оно написано. Кстати, меня иногда спрашивают о том, что я считаю хорошим исполнением. В чем, я считаю, заключается задача музыканта-исполнителя. И не так давно я пришел к следующему выводу. В том, чтобы (получается у меня тавтология) как можно ближе приблизиться (не знаю, как это выразить) к уровню, на котором это произведение написано. Конечно, достичь этого уровня, если и возможно, то лишь для самых великих, но приблизиться к нему, в той или иной степени, можно. Опять же, не знаю, как сказать, чем ближе приблизишься (прошу прощения за тавтологию), тем лучше исполнение. В любом великом музыкальном произведении заключены несметные богатства, и чем больше их откроешь и сумеешь показать, тем лучше исполнение. Потому что открыть, наверное, все-таки, легче, чем уметь показать, ведь иногда бывает и так, что музыкант-исполнитель в стремлении показать все прекрасные детали произведения теряет чувство целого. И это уже не хорошее исполнение. Тут уже вопрос музыкантского мастерства. Марина Тимашева: Вопрос Анны Петровой, газета "Коммерсант". Анна Петрова: Женя, вы с детства сочиняли музыку. Вы сочиняете сейчас? Пишете для себя какие-то транскрипции или переложения, или вы довольствуетесь чужими текстами? Евгений Кисин: Чужих текстов мне более чем хватает. Анна Петрова: А каденции концертов? Евгений Кисин: Я пробовал, но у меня не получилось. Каденций хороших, как правило, тоже хватает. Как-то я попробовал сочинить что-то к 24 концерту Моцарта, но у меня ничего не вышло. Я действительно много сочинял в детстве, но вот уже лет 14, как перестал, потому что в своих сочинениях я прошел через все стили - от классики до двадцатого века, и, в конце концов, наступил момент, когда я не знал, что же мне делать дальше. Я думаю, что, в какой-то мере, это связано с тем, что я никогда не учился композиции. Анна Павловна, моя учительница, поначалу этого не хотела, потому что я и так был ленивым в своих занятиях фортепиано, и она боялась, что, если я начну заниматься композицией, то совсем разленюсь. Но впоследствии она очень жалела и, может быть, даже до сих пор жалеет, что я перестал сочинять, потому что ей нравилось, что я сочинял. Но, с другой стороны, я думаю, что это было связано также и с тем, что, хотя, вероятно, во мне были какие-то композиторские способности, все-таки, исполнительских было больше. И поэтому полагаю, что произошло то, что должно было произойти. Марина Тимашева: Вопрос Джона Вароли, петербургского корреспондента "Нью-Йорк Таймс". Джон Вароли: Я хотел спросить, какие у вас самые любимые произведения в музыке, в плане просто слушать и в плане исполнения. И почему. Евгений Кисин: Ну, я бы их мог несколько часов перечислять. У нас просто времени на это не хватит. Даже когда у меня спрашивают о самых любимых композиторах, мне тоже трудно ответить. Я человек всеядный, люблю многое, не только в музыке, но и в живописи, и в литературе, в искусстве вообще... И даже у тех композиторов, которых я не назвал бы своими самыми любимыми, есть произведения, которые относятся к числу моих самых любимых. Например, скрипичный концерт Сибелиуса или 2 квинтет Дворжака. Или, скажем, "Севильский цирюльник" Россини. А почему - это уж я тем более не знаю. Я помню, в анкете Высоцкого были два вопроса "Кто твой друг?" и "За что ты его любишь?" И на второй вопрос Высоцкий ответил: "Если знаешь за что, то это уже не любовь, а хорошее отношение". Что-то в том или ином музыкальном произведении... да и опять же, не только в музыкальном, в любом произведении искусства и в произведении любого вида искусства, а также в разных явлениях жизни, в разных городах, - задевает в нас какие-то струнки. Почему? Ну, может быть, когда-нибудь психоаналитики и смогут ответить на этот вопрос, смогут анализировать такие вещи. Вот, возможность такой перспективы вызывает у меня смешанные чувства. С одной стороны, это интересно, с другой стороны, часто таинственное прекрасно именно своей таинственностью. И я не уверен, что мне хочется, чтобы можно было объяснить такое чувство, как любовь. К произведению ли искусства или к другому человеку. Я полагаю, что многие со мной в этом согласятся. Марина Тимашева: Я увидела, что Аня встрепенулась очень на фамилиях Сибелиуса и Дворжака. Какой это был вопрос? Анна Петрова, "Коммерсант". Анна Петрова: А ваш репертуар имеет временные границы? Вы охотно играете современную, новейшую фортепьянную музыку или она вас оставляет равнодушным? Евгений Кисин: Новейшей фортепьянной музыки, во-первых, не так много. Ныне живущие композиторы склонны больше писать для других инструментов или составов. Как я уже говорил, я стараюсь включать в свой репертуар музыку самых разных стилей и эпох. Меня иногда спрашивают, почему я не играю музыку ныне живущих композиторов. Кстати, некоторые критики "Нью-Йорк Таймс" меня несколько раз в этом обвиняли. Но дело все в том, что пока что мне не попадалось ничего уровня великих классиков прошлого. На мой взгляд, последним композитором, достигшим этого уровня, был Мессиан. Надеюсь, что это просто сейчас такая полоса, и что наступающий век подарит нам новых великих композиторов. Марина Тимашева: Женя, а можно вопрос в сторону от музыки? Евгений Кисин: Конечно. Марина Тимашева: Поскольку вы все равно говорите о том, что... ну, и это понятно... что всякая жизнь вторгается в человеческую, то было ли что-то вот за этот год или за какие-то последние дни, месяцы, что бы вас... Не знаю, что бы, скажем, очень обрадовало или, наоборот, что бы произвело очень тягостное, гнетущее впечатление? В том, что не касается, собственно, музыки? Евгений Кисин: Опять же, во-первых, события и впечатления могут быть не обязательно положительными или отрицательными. Часто они бывают неоднозначными. За последний год произошло много интересного в моей личной жизни, о чем я, естественно, распространяться не хочу и не могу. Произошло много неожиданностей, вызвавших как положительные, так и отрицательные эмоции. Но, несмотря на то, что были и остались некоторые отрицательные эмоции, я думаю, что, в общем, это все сыграло и играет в моей жизни положительную роль. И думаю, что это отражается и в моей музыке. Не может не отражаться. Марина Тимашева: Женя, а вам никогда не приходила в голову "дикая" мысль - вернуться в Россию? Евгений Кисин: Я прекрасно понимаю, что у многих из тех россиян, которые сейчас живут здесь и живут плохо, может появиться... иногда, может быть, даже неосознанное чувство зависти по отношению к тем, кто перебрался на Запад, и кто, соответственно живет лучше. Я это прекрасно понимаю. Но в то же время, все-таки, русский народ создал поговорку "рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше". Поэтому я надеюсь, что разумные люди не осудят нас, тех, кто живет на Западе. Тем более что я не вижу, как я лично, например, мог бы помочь большинству из тех, кто сейчас страдает. Кстати, как в России, так и в других странах. Марина Тимашева: Женя, но вот сегодня вам, по-моему, будут вручать премию, которая связана с тем, что вы помогали, да? Евгений Кисин: Да. Я как раз об этом подумал, но мне не хотелось самому об этом говорить, не хотелось заниматься саморекламой. Но раз уж вы об этом знаете... Да, в свое время я принял участие в концерте, сбор от которого пошел в Фонд пострадавшим от землетрясения в Армении, и недавно спитакцы решили сделать меня почетным гражданином своего города, что мне, конечно же, очень приятно и лестно. Кстати, насколько я знаю от своих армянских друзей, в Армении ситуация еще тяжелее, чем в России. Да, такую помощь я могу оказать - и по мере сил и возможностей оказываю. Я время от времени играю благотворительные концерты в разных странах. Впрочем, опять же, тут не все зависит от меня. Тем более - в такой стране, как наша. Я могу сыграть концерт, а вот куда, на самом деле, пойдут сборы от него, этого я уже, к сожалению, контролировать не могу. Марина Тимашева: И были такие печальные, да? какие-то ситуации? Вы знаете что-то? Евгений Кисин: Ну, я не знаю относительно тех благотворительных концертов, которые я давал, или в которых я принимал участие, но я знаю о других прецедентах подобного рода. Или, например, когда-то я играл концерт, сборы от которого должны были пойти на ремонт Большого зала Московской консерватории. И потом кто-то из тамошней администрации показал моей учительнице Анне Павловне... я думаю, что можно было бы эти деньги лучшим образом употребить, чем на занавески. Марина Тимашева: Я должна извиниться перед коллегами, но время наше подошло к концу. И у нас есть такая традиция: каждый из моих коллег-журналистов, участников программы, должен сказать просто несколько слов о своих впечатлениях от разговора. Анна Петрова, "Коммерсант". Анна Петрова: Я хочу поблагодарить Женю за прекрасную русскую речь. Я, как редактор, чувствительна к тому, не только что говорят, но и как говорят. И сегодня была удивлена, приятно удивлена вашей грамотной, образной русской речью. Евгений Кисин: Спасибо. Я очень рад. Я всегда стараюсь ее сохранить. И улучшать. Марина Тимашева: Джон Вароли, "Нью-Йорк Таймс". Джон Вароли: Мне очень приятно было. Это действительно искренний, теплый разговор с вами, действительно очень приятные впечатления. И это, ну, просто так, как человек. Спасибо вам. Евгений Кисин: Спасибо. Надеюсь, что еще встретимся. Может быть, в Нью-Йорке. Я не знаю, откуда вы из Америки... Джон Вароли: Из Нью-Йорка. Евгений Кисин: Очень хорошо. Джон Вароли: Моя сестра живет рядом с вами, между прочим. Евгений Кисин: Понятно. Джон Вароли: Вы практически соседи. Марина Тимашева: А я должна сказать, что, в общем, я почему-то знаю, что артист или музыкант-исполнитель, то есть человек, который как будто бы принужден исполнять чужую волю, что он, тем не менее, становится великим музыкантом только тогда, когда он сам представляет собой личность, а не только какое-то технически одаренное приспособление. И вот весь этот разговор просто убеждает меня в том, что это очень правильная точка зрения, что человек, сидящий с инструментом, стоящий на сцене, что он непременно должен быть очень большой и объемной личностью для того, чтобы мы сказали, что он - большой музыкант. И это впечатление просто от разговора. Спасибо большое, Женя. Евгений Кисин: Спасибо большое. Вы абсолютно правы. То, о чем я говорил, что каждый музыкант, работая над тем или иным произведением, не смея надеяться достичь уровня этого произведения, должен стараться по мере сил и возможностей хоть как-то к этому уровню приблизиться. Об этом писал великий дирижер Бруно Вальтер. К сожалению, я не могу процитировать точно, но могу точно передать мысль. Вальтер писал, что некоторые задают вопрос: если исполнитель верно служит композитору и старается верно воплотить замысел композитора, то не теряется ли от этого его, исполнителя, собственная индивидуальность? Ответом, писал Вальтер, может быть только решительное "нет". Для того чтобы передать всю пламенность, прелесть, грусть творения композитора, исполнитель должен показать все свои аналогичные качества, если можно так выразиться. По-моему, Вальтер написал, что достичь настоящего исполнения великого произведения исполнитель может только при высшем напряжении всех собственных способностей. И поэтому, конечно же, индивидуальность исполнителя только раскрывается от того, что он "верно служит" композитору. И, с другой стороны, как вы только что справедливо заметили, исполнитель сам должен быть личностью, иначе он не сможет как следует исполнить великую музыку. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
