Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зренияВедущий Яков Кротов Церковное землевладениеИрина Лагунина: Большинство религий мира - ислам, к примеру, или индуизм - спокойно относятся к тому, что духовенство владеет землей и этим обеспечивает свое существование. Ярким исключением являлась религия древнего Израиля? закон Моисеев особо оговаривал, что левиты, в отличие от других колен, не получают себе отдельного участка Святой Земли, потому что они призваны служить непосредственно Богу. Христианская Церковь не знала такого запрета, и неоднократно на протяжении ее истории духовенство становилось крупным землевладельцем. Но так же постоянно внутри христианства возникал протест против такого положения вещей, раздавались призывы к полному отказу от земельной собственности. Вопрос этот обострился в современной России, когда Московская патриархия обратилась к президенту с просьбой наделить церковь землей. Как такое обращение согласуется с историческими традициями христианства вообще и российского православия в особенности? Об этом - в передаче "С христианской точки зрения", которую в Москве ведет Яков Кротов. Яков Кротов: Вопрос этот, казалось бы, исчез в начале 20-го века, когда новая советская власть отобрала у церкви все ее земельные владения. Но вот на рубеже двух тысячелетий, в августе 2000-го года, Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий Второй обратился с посланием к президенту России Владимиру Путину. Это послание было опубликовано 19-го августа 2000-го года, ознаменовало окончание Архиерейского собора Русской Православной церкви. Но тогда, в 2000-м году, на этот текст почти никто не обратил внимания. А говорилось в этом послании следующее. Диктор: "Ваше Превосходительство, многоуважаемый Владимир Владимирович! Причиной обращения к Вашему Превосходительству стали просьбы многих пастырей и верующих Русской Православной церкви, обеспокоенных проблемой возврата церковного имущества. Сегодня Церковь стремится быть созидательной силой, имеющей первой своей заботой возрождение в обществе нравственных ценностей и отеческой веры, которые, по нашему убеждению, явятся твердым основанием возрождения и обустройства народной жизни в экономической сфере, в области государственного строительства и во всех других областях. Но общественное служение Церкви не может развиваться без должной материальной основы, которой мы сегодня лишены вследствие многолетних гонений. В годы лихолетья государство беззаконно изъяло у Церкви собственность, созданную трудами многих поколений верующих и, что гораздо более важно, посвященную Богу, то есть заведомо не подлежащую никакому отчуждению. Без этой собственности сегодня практически немыслимо полноценное возрождение нашей Церкви, осуществление ее просветительного, миссионерского, социального служения, в плодах коего нуждаются страна и народ. При нынешнем оскудении пожертвований, вызванном экономическими трудностями, только возврат многообразного церковного имущества восполнит бюджет Московского Патриархата, который Церковь употребляет на пользу людям, на благо нашему Отечеству, возвращая лепты людей не только им самим, но и их потомкам. Государство не предпринимает почти никаких усилий хотя бы для частичной компенсации утраченных строений, земель, ценных предметов искусства". Яков Кротов: Обратим внимание на слова: "земельная собственность, заведомо не подлежащая никакому отчуждению". Эти слова отражают многовековую, даже почти двухтысячелетнюю традицию в христианской религии. Но традиция эта еще восходит к временам дохристианским, к временам языческим. С древнейших времен человечеством все, что принесено в дар Богу, в жертву Богу, рассматривалось как покинувшее пределы этого мира, это уже освященная собственность. А слово "святой" означало еще и в дохристианских религиях нечто отделенное, словно вырезанное, как кусок торта, который вырезали и отодвинули на край стола. Его никто не трогает, он предназначается гостю, который придет позже всех. Так и церковное имущество. В течение, по крайней мере, первых трех веков своего существования христианство не знало проблемы землевладения по той простой причине, что было недозволенной религией. Только в 4-м столетии, когда христианская церковь в Римской империи становится господствующей, у нее появляются собственные земли, которые должны были обеспечить ее нормальное функционирование. В результате, в 16-м веке зарубежные путешественники, приезжавшие в Россию, утверждали в своих заметках, что в России треть всех земель принадлежит церкви. Это было публицистическое преувеличение. На самом деле, как показали историки, церкви принадлежало 15-20% населенных земель России, хотя все равно это крупная цифра. И вот как заканчивал свое послание к президенту России патриарх Алексий. Диктор: "Заботясь о благе народа, Церковь не желает претендовать на весь объем собственности, бывшей в ее распоряжении в течение того или иного исторического периода. Однако храмы, иконы и святыни не могут более оставаться изъятыми из богослужебной, молитвенной жизни. Мало того, каждый приход нуждается в помещении для воскресной школы, библиотеки, приюта, места собраний, каждый монастырь - в земле для приусадебного хозяйства, каждая епархия - в зданиях для региональных церковных учреждений и богословских учебных заведений. Памятуя о том, что возврат исторически принадлежащего ей имущества является международно-признанным правом Церкви, просим Вас употребить все возможные усилия для подтверждения этого права и на национальном уровне, за чем должны последовать переговоры о полной или частичной компенсации утраченного. Проблемы нынешних пользователей не могут становиться непреодолимым препятствием к возврату церковной собственности. Надеемся, что просьбы верующих будут услышаны, и Церковь, доныне ослабленная последствиями многолетних гонений, вновь сможет полнокровно служить Богу и людям, активно содействуя возрождению Отечества". Яков Кротов: В августе 2002-го года вопрос о возвращении церкви ее земель или, точнее, о компенсации опять всплыл, на этот раз уже по инициативе одного из членов Государственной думы. Но тут патриарх заявил, что церковь вовсе не претендует на возвращение всех земель, это нужно, чтобы вернули то, что посильно именно сейчас, прежде всего для выполнения ее социальной миссии. Отметим в послании Святейшего патриарха слова о том, что возврат имущества является международно-признанным правом церкви. На самом деле, в международном праве вовсе не зафиксирован принцип неотчуждаемости церковных земель, напротив, вся история права, и международного, и права отдельных государств последних столетий, - это история постоянной секуляризации. Так первоначально называлась процедура конфискации церковных земель в особый государственный фонд. Ни в одной стране мира не собирались никогда возвращать церкви эти земли. Откуда же взялись у церкви подобные земельные богатства? Начало церковному землевладению было положено на заре средневековья, когда нашествия племен, переселявшихся в Западную Европу уничтожили прежнюю систему землевладения. Именно тогда многие епископы, прежде всего епископ Рима, приобрели в свою собственность определенные земельные комплексы. Самым большим из них стало так называемое Папское государство. Теперь мы знаем о государстве Ватикан. Но это лишь ничтожный осколок от огромного Папского государства. Папские земли были конфискованы Итальянским государством на заре его объединения в середине 19-го века. И, конечно, никто не собирается возвращать Папе эти земли. Зачем нужны были эти земли епископату? Сегодня историки чаще говорят именно о том, что епископы в раннее средневековье выполняли социальную функцию - заботились о нищих, выкупали пленных и так далее. Но иначе смотрели на это люди самого средневековья. Вот как Виталий Ордерик объяснял средневековому властелину, зачем нужен монастырь. Диктор: "Посмотри внимательно, что доставляют тебе образованные монахи, живущие в монастырях согласно уставу. Неимоверен бой, который ведут эти кастелланы Христовы против сатаны. Неисчислимы трофеи, которые они завоевывают в этой войне. Кто сочтет совершаемые монахами всенощные бдения, песнопения, псалмы, молитвы и ежедневное совершение евхаристии с пролитием потоков слезных? Эти последователи Христовы целиком посвящают себя этим подвигам, распиная себя так, чтобы угодить Богу. Итак, благородный граф, я убедительно советую тебе выстроить в своем краю такой замок, и пусть в нем монахи сражаются с сатаной. Тут славные дружинники будут постоянно вести с нечистым бой за твою душу". Яков Кротов: Таким образом, первая функция церковного землевладения это вовсе не забота о бедняках, да и сами бедняки на это не претендовали. Первая функция мистическая. Это освящение определенного земельного пространства. Таково средневековье, для него очень важен был символ, причем символ не как нечто фиктивное, а символ как реальное свидетельство на земле о какой-то небесной реальности. Земли, которые принадлежали церкви, которые дарились церкви, и выполняли такую функцию, особенно это относилось к монастырю, но и к любой приходской церкви. Это было пространство уже выделенное, освященное. Отсюда прямо следовала еще одна функция церковных земель, тогда это была единственная валюта. Напомним, что в России вплоть до 15-го века фактически не было денег в привычном для нас понимании. И если человек хотел спасти свою душу, то перед смертью он жертвовал в церковь лошадь, корову, а если он был дворянин, он жертвовал деревеньку, с условием, что за упокой его души будут совершать панихиды в течение какого-то срока. В 19-м веке, когда историки начали изучать церковное землевладение, они обратили свое внимание на то, что наибольшие массивы земель сосредоточили в своих руках епископы, именно епископы, а не монастыри. И, например, секуляризация для историка - это прежде всего ликвидация епископских княжеств. Процесс, который был завершен во время наполеоновских войн, к 1803-му году в Европе почти не осталось церковных государств. Были такие автономные церковные регионы и на Руси. Вот как описывал их появление историк Русской Православной церкви Евгений Голубинский. Диктор: "Недвижимые имения или вотчины состояли из двух классов: из земель, на которых вотчинники вели собственное хозяйство чрез своих сельских холопов (позднейшие так называемые усадьбы, с находящимися при них запашками) и из земель, которые вотчинники отдавали в арендное пользование крестьянам (позднейшие вотчины). Архиереи в качестве высших сановников церкви могли принадлежать по своему положению к самым большим людям общества. Но большие мирские люди общества, высшие бояре, несомненно, все владели более или менее значительными вотчинами первого класса. А потому Владимир признал за необходимое сделать архиереев вотчинниками в сейчас указанном нами смысле, даровав им в том или другом объеме земли и для ведения хозяйств, а на землях снабдив их потребным количеством холопов. В позднейшее время при архиереях наших являются так называемые боярские дети, представлявшие собою их светских служилых людей или чиновников хозяйственных и вместе административных. Между недвижимыми имениями наших епископов упоминаются города. Что разуметь под городами, не совсем ясно; но, по всей вероятности, не города в собственном смысле этого слова, а большие и относительно хорошо укрепленные усадьбы (как бы замки), с большими поселениями при них холопов. Принадлежность одного города кафедре митрополичьей вероятно относят ко времени самого святого Владимира; это именно город Синелица, который упоминается в Никоновской летописи под 1123-м годом и который есть нынешнее местечко Сенча, находящееся в Полтавской губернии, в Лохвицком уезде, на реке Суле". Яков Кротов: Из крупных русских феодальных церковных владений можно, скажем, указать на владения Московского митрополита. Достаточно упомянуть, что город Алексин принадлежал митрополитам московским на протяжении многих столетий. Сегодня это несколько трудно себе представить. С другой стороны, в современной России мы имеем резиденцию патриарха в Переделкино под Москвой. К этой резиденции Московская мэрия подвела особую дорогу, здесь не один гектар земли находится под церковной собственностью и, в сущности, это как раз образец того, чем были епископские городки и села в раннее и среднее средневековье. У церковных земель была еще одна функция, обозначим ее как семейная. Потому что аристократы, феодалы часто организовывали монастыри для того, чтобы отправить сюда тех своих дочерей, которым не нашлись мужья. Часто младшие дети становились священниками. Поэтому многие монастыри и были как бы семейными. Это справедливо, прежде всего, по отношению к монастырям раннего и среднего средневековья, так называемым бенедиктинским, жившим по уставу Святого Бенедикта. Часто они и основывались на земле конкретного барона, графа, герцога и в этом смысле были как бы семейной собственностью. Уже к 11-12-му веку подобное положение в Западной Европе часто подвергается критике, и все чаще раздаются протесты против церковного землевладения. Вот как писал об этом Евгений Голубинский. Диктор: "Многие хлебопашцы-крестьяне предпочитали идти в арендаторы на земли к богатым людям, потому что последние, во-первых, доставляли им защиту от всяких притеснений и притеснителей среди тогдашнего бесправия (становились их патронами); во-вторых - они ссужали их деньгами, которые им до некоторой степени нужны были для заведения и ведения хозяйства и которые в древнее время бедным людям доставать было так трудно, что за них шли в кабалу (во временные или вечные рабы). Заниматься называнием на свои земли крестьян есть дело совсем не свойственное епископам, ибо должно было соединяться с дрязгами, нисколько не идущими к епископскому сану. Правда, в последствии на Москве епископы занимались этим делом так же усердно, как светские землевладельцы; но ко всякому не идущему занятию человек привыкает не вдруг, а только постепенно, и мы на сем основании думаем, что в домонгольский период епископы этим делом еще не занимались. Каждому богатому человеку естественно было стремиться к тому, чтобы заводить и иметь такие усадьбы. Весьма вероятно поэтому, что и епископы наравне с другими богатыми людьми стремились к тому же. Собор Владимирский 1274 года, давая знать, что епископии имели эти села или усадьбы с собственными хозяйственными заведениями, в то же время указывает и на злоупотребление, которое епископы позволяли себе при обработке своих земель, - именно, что они сгоняли на барщинные к себе работы нищих, живших при церквах и бывших посему им подсудными". Яков Кротов: В середине 11-го столетия святой Пьетро Домиани писал аббату Гуго Клюнийскому, настоятелю знаменитого Бенедиктинского монастыря в Клюни, монастырь, который положил начало возрождению бенедиктинского монашества. "Я видел рай, - писал Пьетро Домиани о монастыре в Клюни. - Омываемый четырьмя потоками Евангелий я видел сад, в котором цветут всевозможные нежные розы и лилии, наполняющие воздух нежным ароматом. Так что Бог Всемогущий может сказать: "Вот аромат от сына моего как запах от поля". Полем Господним назову я монастырь Клюни, в котором такое множество монахов собрано в братолюбии, словно урожай небесной пшеницы". Но как раз с середины 11-го столетия начинается кризис бенедиктинского монашества на Западе. Все меньше людей идут в монастыри, все чаще их критикуют за роскошь. Появляются другие монашеские уставы, которые критически относятся к землевладению. В 15-16-м веке бунт против церковного землевладения появляется и среди православных Руси. Почему именно в христианстве изнутри возникает движение против церковного землевладения? В 19-м веке люди, позитивистски осмысляя церковное прошлое, считали, что земли давались церкви для того, чтобы она насаждала просвещение. Потому что в средние века именно монахи, церковные люди, клирики были грамотными людьми. Поэтому, говорили историки русского православия, одно дело церковное землевладение на Западе и совсем другое дело в России. Почему? Вот как объяснял это знаменитый историк русской церкви Евгений Голубинский в своем капитальном труде, опубликованном в конце 19-го столетия. Диктор: "Добровольные приношения в ранней церкви, бывшие настолько изобильными, что ими содержались не одни служителя алтаря, но и бедняки, с течением времени все более и более оскудевали и, наконец, превратились в то, что мы видим в настоящее время - в подачу просфор на проскомидии (причем сами просфоры, которые название значит именно "приношение", не оставляются священникам). Греческое "канун" означает корзину, сплетенную из тростника ("кани"), в переносном значении - "дар из фруктов и овощей", так как эти дары приносились или посылались в корзинах. Дни, предшествующие праздникам, получили у нас название канунов оттого, что в древнее время был у нас, вслед за Грецией, обычай приносить на вечери в эти дни еду и овощи в дар священникам. Князья наши, обеспечив по западному содержание епископов на свой собственный счет, не обеспечили по западному содержания низшего приходского духовенства за счет населения. Весьма трудно тут решать вопрос, что более обязаны они сделать: обеспечить духовенство или пощадить население. Как бы то ни было, на эту необеспеченность, на эту скудость средств нашего приходского духовенства не должно смотреть ложными глазами, а именно - вдаваться в чересчур слезливые иеремиады, что с приходским духовенством было поступлено у нас несправедливым и жестоким образом, что оно обречено было у нас на нищенство и прочее, и прочее. Карл Великий, обеспечивая западное духовенство, соединял с этим заботу, чтобы духовенство было образованно, чтобы священники были просвещенными пастырями прихожан, как в настоящее время это желается и требуется от них и у нас или, лучше сказать, какой идеал относительно их имеем в настоящее время и мы (ибо и доселе идеал еще весьма плохо и весьма мало переходит у нас в действительность). Ничего подобного не было у нас: наши требования к священникам состояли в том, чтобы они были чуть-чуть грамотны, умели служить церковные службы и совершать требы - и только. Отстранив от своего мысленного взора нынешних образованных священников (которые, впрочем, имеют более претензии и потребности людей образованных, чем исполняют свои обязанности как таковые), представим, что поставлен во священники крестьянин еле грамотный. И что ему дана тысяча рублей жалованья; не будет ли это своего рода великой несообразностью". Яков Кротов: На самом деле дело было отнюдь не в стремлении насаждать просвещение и даже не в стремлении заботиться о сирых и убогих. Дело было, прежде всего, в мистике, в молитве. Монастырь - это место молитвы, и монашество начиналось как аскеза, как путь уединенной молитвы. Но довольно быстро человек, который пытается посвятить себя совершенной молитве и абсолютному созерцанию, понимает, что путь к такому созерцанию, к совершенной жизни невозможен без предварительного прохождения через молитву совместную. Именно поэтому монашество из отшельничества, которым оно было первоначально, становится общежитием. "Общежительский устав" - так называется бенедиктинский устав средневековья или устав Святого Василия Великого, по которому жили монахи на православном востоке. Однако в средневековой Византийской империи мы видим любопытную зависимость: монашество развивается не по прямой линии. Мы видим всплески церковного, монастырского землевладения, когда особенно много людей идут в монахи, особенно много дают земель в монастыри. И это подъемы монастырского землевладения отмечают не подъем общий экономический, а как раз упадок, в монастырь идет излишек населения. На Западе бывало и по-другому. Так, в 12-м столетии, когда приходит в упадок бенедиктинское монашество, расцветают два монастырских ордена: августинианцы и цистерцианцы. Очень разные. Монахи, жившие по уставу, который они приписывали Блаженному Августину, не формируют отдельного монастыря, они живут в городе в отдельных комнатах, при храмах и при этом пользуются крошечными пожертвованиями денежными, им можно пожертвовать отдельный дом, небольшой огород здесь, маленькое поле там. Иначе поступали монахи ордена цистерцианцев. Они уходили подальше от городов, туда, где начиналась колонизация диких, заброшенных земель, которых было много в средневековой Европе. Там создавалась обитель, подобная милитаризованной фаланге, где были образованные монахи, полные монахи, которые умели читать текст богослужения. Там были и так называемые конверсии. Ближе всего в русской церковной традиции этому понятию трудник или послушник. Человек приносил монашеские обеты, но грамоте он не учился и знал, что не будет обучен, его дело было - физический труд. Этим цистерцианский орден был противоположен бенедиктинскому, где все обязаны были уметь молиться. Зато и неграмотный человек у цистерцианцев получал возможность спасти свою душу именно в качестве монаха, что тогда ценилось чрезвычайно. А вот следующей стадией развития монашества оказалось нищенствующее монашество, монашество Святого Франциска, Святого Доминика в 13-м веке. Эти святые принципиально отвергали всякую собственность, в том числе, конечно, и земельную. В России, где все начиналось чуть позже и развивалось, соответственно, с небольшим отставанием, подобное движение появилось на рубеже 15-го и 16-го веков и было представлено святыми. Святой Нил Сорский, например, на Соборе 1503-го года выступил с критикой церковного, прежде всего монастырского землевладения и с призывом монахам - не следует иметь земель. Вот как описывал постановление этого Собора историк Русской церкви Антон Карташов. Диктор: "И появление, и упорство еретиков на Руси "нестяжатели" объясняли падением нравов и авторитета церкви, проистекавшим от обременения землевладением и крупным хозяйством. Соборный приговор 1503 года надо рассматривать как достижение главным образом нестяжательской партии иночества, ибо буква соборного постановления звучит очень радикально и не оправдывается последующей практикой церкви, большинство епископства и монашества которой было по инерции стяжательским. Яков Кротов: Если аргументация защитников церковного землевладения в средние века и сегодня обычно носит рациональный характер (именно когда это сознательная аргументация), то аргументация противников церковного землевладения обычно носит характер глубоко мистический. Традицию Нила Сорского связывают с традицией исихазма - учения о том, что путь к святости это путь безмолвной молитвы, молитвы, сосредоточенной внутри себя, так называемой умной молитвы. В греческом языке, напомню, понятие "ума" тождественно понятию "сердце". Поэтому в конце 14-го века митрополит Киприан так писал Преподобному Афанасию Высоцкому, одному из деятелей монастырского возрождения: "Еже села и люди держати иноком не преданы есть святыми отцы. Пагуба чернцам челами владети и тамо частое происхождение творите". В переводе на современный русский язык это означает, что монахам пагубно владеть селами, потому что тогда им нужно будет часто исходить из монастыря, покидать свою келью, покидать умную, сердечную молитву для того, чтобы сверять доходы с расходами, для того, чтобы смотреть, как там коровы и лошади и так далее, и тому подобное. Это, на первый взгляд, рациональный аргумент, но за ним стоит именно мистическая линия. Вот как описывал выступление преподобного Иосифа Антон Карташов. Диктор: "И вот против этого предложения восстал, как записано, весь собор. Точнее, почти все традиционное большинство. Среди последнего доминировал голос Волоколамского игумена Иосифа, наиболее продумавшего этот вопрос и подготовившего всю аргументацию "стяжательской" стороны. Схема его аргументации была такова. Он пишет: "аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричься? И аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию или архиепископа или епископа и на всякия честныя власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание." Мысль Иосифа не мирится с церковью утратившей культуру, одичавшей, неграмотной, невежественной в деле государственном, а потому и плохой помощницей христианскому государству. Для Иосифа такая перспектива катастрофична. Государственное здравие и процветание мыслится им как идеал и норма, в неразрывном единении с просвещенным самосознанием руководящей церковной иерархии. Наступил момент неустранимого из 1000-летнего самосознания русской церкви ее теократического призвания, и Иосиф Волоколамский явился живым носителем этого русского общецерковного сознания и призвания. Яков Кротов: Главный довод Иосифа оказывается, таким образом, вполне светским, техническим. Если мы хотим, чтобы церковь пользовалась авторитетом в обществе, ее должны возглавлять аристократы, принадлежащие к элите. Но чтобы человек пошел в монастырь, монастырь должен быть богатым, чтобы обеспечить человеку соответствующую жизнь, к которой он привык. И действительно, на протяжении всего 16-го века архиерейские кадры русской церкви брались в основном из учеников преподобного Иосифа Волоцкого. Люди получали навыки, хозяйствование, распоряжение, дисциплины. И только слабые голоса раздавались против. Прежде всего это князь-инок Вассиан Патрикеев, боярин, который был насильно пострижен, потому что не угодил великому князю, но уже в монашестве пригодился при великокняжеском дворе. Ведь светская власть пыталась найти в церковных землях ресурс для того, чтобы наделять землей дворян. И в споре о церковном землевладении светская власть исподтишка, но поддерживала именно противников монастырского землевладения. Вассиан Патрикеев не пользовался большим авторитетом. Однако он сумел побудить преподобного Максима Грека выступить с критикой монастырского землевладения. Максим Грек провел свою юность в Италии, там был знаком с Савонаролой и восхищенно писал, говоря о Савонароле: "В тех, в ком возгорится огонь ревности по Богу, не только имений и стяжаний, но и самое житие презирают". Как комментировал это Евгений Голубинский, Максим Грек принадлежал к числу людей вовсе не способных повиноваться голосу благоразумия. Вопрос в том, а не так ли бы оценил тот же Голубинский и самого основателя христианской церкви, как человека, неспособного повиноваться голосу благоразумия. В 17-18-м веках началась массовая секуляризация отобрания в государственную казну церковных земель. Это мотивировалось необходимостью прогресса. Для того чтобы основывать школы, университеты, для того, чтобы насаждать просвещение, требовались деньги. Разве нелогично взять эти деньги у церкви для того, чтобы развивать социальное обеспечение, чем посылать инвалидов войны на покой в монастырь, не лучше ли отобрать у монастыря земли и на полученные доходы основать отдельный инвалидный дом. Следует помнить, что системы государственного социального обеспечения в средние века (и уж тем более ранее) не существовало, это изобретение нового времени. Конечно, встает вопрос: а кто рациональнее распоряжается землей: государство, частный собственник или церковь, монастырь, епископ? Российская история дает на этот вопрос довольно грустный ответ: ни первый, ни второй, ни третий. В любой ситуации крестьянин, который непосредственно работает на земле, все равно мечтает о том, чтобы стать ее полноправным владельцем, и, в сущности, эта мечта никогда не умирала на Руси. Когда в середине 18-го века был поднят вопрос о секуляризации, были изданы предварительные об этом манифесты императрицы, крестьяне взволновались. Они начали так называемый "черный передел", не дожидаясь формального указа о секуляризации. Так писал об этом Антон Карташов. Диктор: "Крестьяне с радостью готовы были откупиться рублем и стать фактическими хозяевами земельной продукции. Волна самочинных расхищений уже началась. Манифесту Екатерины от 12.VIII.1762 г., только выдвигавшему земельный вопрос, как еще неразрешенный, взбаламученные крестьяне не хотели верить. Не убеждал и его печатный вид. Разгулявшиеся крестьяне кричали: "оный билет подрать и на него наплевать!" Дальнейший указ от 8.Х.1762 года продолжали не принимать: "оный указ власти купили, и им де крестьянам до того указа дела нет." Во многих местах появились даже подложные контрманифесты. Крестьяне, даже трезво признававшие подлинность указов, работать все равно не хотели. Они были не в силах освободиться от вековой мечты "черного передела". Все участки они между собой уже переделили. От работ по наказу уклонялись. Забирали монастырское "добро": хлеб, сено, дрова, усадебный инвентарь. Военная коллегия, состоявшая из мелкоземельных, заинтересованных в "прирезках" служак, не особенно вдохновлялась усмирением бунтов. А приходилось прибегать и к оружию. Например, в вотчинах московского Донского монастыря крестьяне встретили воинский отряд дубьем, рогатинами, камнями и вступили в драку с криками: "кожу снимем, жилы вытащим!" От стрельбы солдат разбежались в леса. По словам Екатерины, в это время до 100 тысяч крестьян были "под ружьем", то есть в состоянии бунта. Яков Кротов: На смену рационализму и государственному просветительству 18-го века пришел век 19-й. После Французской революции рационализм уже был не в моде, люди поняли, что зло и рациональное начало в человеке не преодолевается путем выполнения каких-то крупных социальных проектов. Люди поняли, что и само по себе просвещение, образование, сколько бы рациональным и высшим он ни было, тоже не панацея от социальных язв. Именно тогда в середине 19-го века происходит первое религиозное возрождение в истории современной Европы, и в католической церкви, и в протестантизме, и в православии. Опять появляются монастыри, на этот раз они уже основываются абсолютно частными лицами, если имеют какую-то собственность, то маленькую. Да, меняется и сама ситуация, это уже не аграрное общество, а индустриальное, и здесь не земля главная ценность. И в современном мире мы видим, что те монастыри, православные, католические, которые существуют в Западной Европе, в Америке, выживают не за счет обработки земли, и уж тем более не за счет использования крестьянского труда. В одном монастыре делают вино, в другом монахи используют Интернет и создают веб-сайты, в третьем - своя типография, в четвертом может быть больница или гостиница. Способов в современном индустриальном мире обеспечить свое существование оказывается довольно много. И то что в России ставят вопрос о возвращении церкви земли, указывает прежде всего на общую экономическую деградацию, потому что земля опять становится одной из главных валют, если не считать, конечно, нефти. В середине 19-го века те историки, которые пытались пересмотреть примитивные прогрессистские взгляды на церковное землевладение, утверждали, что именно монастыри наподобие цистерцианского ордена, те, которые шли на окраины Западной Европы и там колонизировали земли, они были двигателем прогресса. На самом деле причина и следствие здесь перепутаны. Цистерцианцы шли на окраины именно потому, что туда шла основная масса населения, и из этой массы населения вербовали монахов и братьев-трудников, братьев-мирян. Тем не менее, в 18-м веке прозвучали в указе императрицы Екатерины о секуляризации горькие, витиеватые, в стиле 18-го века, но, к сожалению, уязвляющие христианскую совесть слова. Диктор: "Разве вы не наследники апостолов, которым Бог заповедовал проповедовать презрение к богатствам, и которые могли бы быть только бедняками; царство их было не от мира сего; вы соглашаетесь со мной? Разве не правда то, что я решилась возвестить вам? Как же можете вы пользоваться богатствами, не противореча своему положению, которое должно быть неразлучно с христианской бедностью? Как смеете вы без угрызения совести пользоваться такими имуществами и поместьями, которые дают вам могущество, как царям? Ах! Разве вы не имеете под своею властью рабов больше, чем некоторые европейские государи имеют подданных? Вы слишком просвещенны, чтобы не понимать, что все эти имущества производят так много злоупотреблений во владениях государства, что вы не можете их сохранить за собою, не будучи несправедливыми по отношению к самому государству; а вы должны сознавать, что вам менее чем кому-либо другому, позволено быть несправедливыми. И если вы несправедливы, то вы тем более виновны в этом, что лучше других знаете свои обязанности. И если я должна рассчитывать на вашу верность, преданность, то я должна также льстить себя надеждой, что найду в вас особенно преданных моей короне верных подданных. Если это так, то не умедлите же возвратить моей короне то, что вы похитили у нее незаметно, постепенно". Яков Кротов: Сегодня искренне ли православные иерархи исповедуют архаичный взгляд на церковное имущество как неотчуждаемое? Тогда они должны требовать возвращения всего, причем, не компенсации утраченного, а возвращения именно тех земель, которые некогда были пожертвованы в церковь. Свята не стоимость пожертвованного предмета или участка земли, а сам участок, сам предмет. Но речь ведь идет именно о компенсации. Так что апелляция к святости церковной собственности, видимо, лукава. Не оправдывается, как мы видели, и ссылка на международное право. Впрочем, главным аргументом остается обещание наладить социальное служение церкви. Общество не доверяет государственным органам, так пусть же доверит церкви уход за сиротами, престарелыми, больными. Монах лучше воспитает, монашенка лучше вынесет "утку", послушник лучше землю вспашет, настоятель добросовестнее организует производство в бывшем колхозе, и сам красть не будет, и другим не даст. Однако история не подтверждает таких радужных надежд. Система несвободного труда, опеки, патернализма извратит самые благие намерения. Оставаясь святым в личной жизни, человек, если он оказался частью несвободного социального института, не сможет компенсировать пороки системы. В сущности, в сегодняшней России потому вчерашние коммунисты и их вчерашние же союзники из церковных лидеров с таким энтузиазмом говорят о наделении церкви землей, что прибегают к привычной им логике: свалить все в один котел, и пусть один кашевар делит. Только вера не для того посылается людям, чтобы лучше устроиться в этом мире. Словно какая-то невидимая рука мешает самым благим утопическим планам, если они ущемляют человеческую свободу, справедливость, здравый смысл. И если человек - верующий христианин, то он без труда догадается, чья именно невидимая рука в течение многих уже веков мешает церковным пастырям превращаться в успешных менеджеров и забыть об их истинном предназначении. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
