Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
20.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зрениВедущий Яков КротовСпециальный выпуск московской редакции, посвященный десятилетней годовщине со дня кончины священника Александра МеняЯков Кротов: Специальный выпуск московской редакции, посвященный десятилетней годовщине со дня кончины священника Александра Меня. 9 сентября 1990 года в 55 лет погиб от руки неизвестного убийцы священник Александр Мень. В тот день, в воскресенье, он вышел из своего дома, чтобы отправиться на воскресное богослужение. Убийцы так и не найдены. Не найден и ответ на самый главный вопрос: почему фигура отца Александра Меня стала такой важной в России? Почему за рубежом об отце Александре Мене знают больше, чем о многих российских политиках? Каково его место в истории русского христианства, в истории России? В России вряд ли сейчас найдется человек, который не знает о том, что был такой священник - Александр Мень. Во всех газетах, где есть рубрики исторического календаря, 9 сентября и 22 января (день рождения отца Александра в 1935 году) обязательно вспоминают этого человека. Тиражи его книг в России перевалили за миллион экземпляров. Прежде всего, это относится к его книге "Сын человеческий", популярной биографии Христа, написанной им в 1950-е годы еще юношей. Большинство людей не читали книг отца Александра, не слышали записей его проповедей, но хорошо знают, что был такой человек и его убили. Как мог погибнуть такой священник, такой человек? Об этом говорилось над его гробом, и в нашем звуковом архиве есть выступление Митрополита Ювеналия, викария Московской Епархии, непосредственного церковного начальника отца Александра, где он говорил о смысле смерти отца Александра Меня. Митрополит Ювеналий: Жизнь и смерть, мученическая смерть отца Александра может ставить такой вопрос (ведь за каждой литургией он молился о христианской, мирной, безболезненной кончине жизни. В этом прошении главный акцент на других словах - "И доброго ответа на Страшном Судище Христове просим". Почему такой конец был у отца Александра? Наверное, на него нам может ответить только Бог. Мы здесь вступаем в тайну Церкви, в тайну России. На протяжение первых трех веков рекой лилась кровь христианская, и она была семенем для новых христиан. То же самое повторилось, в точности, и в последние семь десятилетий. Яков Кротов: Вы слушали архивную запись выступления Митрополита Ювеналия Пояркова. Мало кто знает: отец Александр Мень принадлежал к так называемой "катакомбной церкви", к течению "непоминающих". К тем людям, которые в 1930-1940-е года нашего века отказались признать подчинение Российской Православной Церкви советской власти, ушли в подполье, в самом точном смысле слова. Духовный наставник отца Александра, Архимандрит Серафим Батюков, много лет прожил в подполе в доме в Балашихе - там и был похоронен. Его так никто и не выдал. Почему отец Александр все-таки затем оказался в лоне Московской Патриархии? В 1944 году епископ Афанасий Сахаров, тогда сидевший в ГУЛАГе, передал на волю письмо, где говорилось: "Раз избран хотя бы формально закон и формально хотя бы свободно, Патриарх Алексий Семанский, мы должны использовать эту возможность для воссоединения с Московской Патриархией, потому что Церковь - там, где единство". И тогда это течение "катакомбной церкви" вернулось в Московскую Патриархию. Отец Александр и будущий священник Александр Мень стал прислуживать в одной из московских церквей. Наложило ли на отца Александра Меня какой-то отпечаток вот это воспитание в "катакомбной церкви", и в чем был смысл его прихода в Московскую Патриархию? Говорит священник Глеб Якунин. Глеб Якунин: Я имел счастье учиться в Пушно-меховом институте в хрущевское время в Москве. И помню, как Виктор Андреев, его друг детства, меня познакомил... Я учился на первом курсе, а он только был абитуриентом. Помню его буквально юношей, и впервые как я в электричке (мы ехали из Москвы в Балашиху) с ним познакомился. Конечно, отец Александр вошел в Русскую Православную Церковь, в Московскую Патриархию... фактически - другого пути не было. Вы недаром помянули владыку Афанасия. И я в этот момент был учеником первого класса семинарии, уже после окончания Иркутского сельскохозяйственного института, куда наш факультет охотоведческий перевели, - и меня с Александром. И я с ним два года там жил в маленькой комнатке. 3-я Железнодорожная, дом 38. Над вокзалом. И иногда я, когда бываю там, захожу в этот ветхий старенький домик, и, конечно, эту улицу бы надо было назвать честь отца Александра. Но это такое лирическое отступление. Конечно, духовно он был воспитан не просто в "катакомбной церкви", а лучшими священниками, которые были духовными руководителями и интеллигентными людьми. Это и Архимандрит Батюков, и Алексей Мечев, Вот этот дух передавался через родителей, через мать, через тетушку - отцу Александру. Часто эту "катакомбную церковь" считают фанатичной, суперконсервативной. Это далеко не так. Ну, в "катакомбной церкви" очень много ветвей было. Самую светлую ветвь представляли духовные наставники отца Александра. И он понимал прекрасно, что обладал таким уникальным даром... и даром толкователя Священного Писания. И еще при мне, вот когда мы учились студентами, он сидел все время... Он даже и выбрал Пушно-меховой институт, главным образом, потому, что этот институт давал возможность иметь много свободного времени, которое он целиком посвящал написанию своих замечательных работ. Яков Кротов: Сегодня в России и за ее пределами многие христиане говорят, что отец Александр Мень был волком в овечьей шкуре, и он не был настоящим православным. Он был слишком либерален, он слишком любил католиков. Он был недостаточно набожен. А другие люди, с противоположного края духовного пространства, говорят, что это отец Александр Мень был единственный настоящий, нормальный священник Русской Православной Церкви, а все остальные - это фарисеи, обрядоверы, ханжи. Вот отцом Александром русское православие оправдается, а больше никого там нет, поэтому идти туда и не надо. Где правда в этом споре? Говорит Владимир Ерохин, один из духовных детей отца Александра Меня, литератор, автор "Воспоминаний о Мене". Владимир Ерохин: Он же православный священник. Таких немало, особенно в провинции. Москва, к сожалению, как-то уж, я не знаю... какой-то специфический город. Провинциальные священники говорят о московских как о каких-то странных и своеобразных, как будто бы это какой-то этнографический или исторический музей. Есть нормальные священники по селам. Я встречался с ними, беседовал, исповедовался у некоторых из них. Нормальные... Такие же нормальные, как был наш "батя", отец Александр Мень. Он тоже был сельский священник и любил себя так называть. Как раз таких священников немало. Он не был уникальным явлением. И те "бати", вот эти вот провинциальные, с которыми я общался и беседовал, они тоже - нормальные, тоже - "свежие". Дело в том, что они - "натуральные". А эти - от artificial, "искусственные". Как арбуз, в который накачали нитратов. С виду - арбуз. Начинаешь кушать - что-то не то, а потом еще и рвет. Они сами-то, мне кажется, неискренни, они не верят в то, что они говорят. Или, если верят, то они какие-то звери. Ведь как бесчеловечно то, что они говорят, то, чего они требуют от людей! Надевают неудобоносимые... Они очень мне напоминают фарисеев. Словом, то, чем отличался от них отец Александр Мень, и чем отличаются... я называю их провинциальными священниками... Он тоже был провинциальным, не столичный, не придворный. Он был очень человечен, и его коллеги тоже очень человечны. А те из его коллег, кому не нравится вот такой облик священника, как правило, они проявляют какие-то бесчеловечные, очень жестокие черты. Яков Кротов: Говорил Владимир Ерохин. В современной русской церкви довольно отчетливо деление на реформаторскую группу, меньшинство, на группу антиреформаторскую... И у большинства людей, находящихся вне церкви, симпатию вызывают как раз реформаторы, такое живое начало. Катехизация - обязательная. Пришел человек в церковь - его научат, попросят пройти курс подготовки к крещению. Не будет тут формализма. Вошел уже в церковь, крестился - попросят посещать и литургию, и занятия по изучению Евангелия. Помогут изучить язык богослужения. В некоторых храмах этот язык русифицируют, делают церковно-славянский более понятным. И вот ничего этого не было в храме, где служил отец Александр Мень. Даже когда он стал там настоятелем, он практически ничего не исправлял. И, выходит, не был реформатором. Почему отец Александр Мень уходил от того, чтобы менять нечто в жизни Русской Православной Церкви? Почему не призывал к реформам? Говорит Владимир Илюшенко, один из прихожан отца Александра, руководитель общества "Культурное возрождение". Владимир Илюшенко: Он сам себя, действительно, не считал реформатором, но я думаю, что любое обращение к духу Христову, оно, по сути своей, если употреблять вот это значение, принятое сейчас, реформаторское, - это все-таки реформаторство. По существу, а не по форме. Ну да, он вообще считал, что любые изменения в церкви, скажем, в богослужении, в языке, там... в переводе, и прочее, - должны происходить постепенно, просто потому, что люди не в силах принять сразу такого рода изменения. Но он делал гораздо более важные, на мой взгляд, вещи, гораздо более глубокие. Он возвращал людей ко Христу, а Русская Православная Церковь во многом ушла от Христа. Почему? А потому, что есть один такой тест. Христос однажды сказал своим ученикам, которые хотели наслать на самарян гром и молнию, как делал пророк Илия в свое время, и их испепелить за их недолжное поведение, он сказал: "Не знаете, какого вы духа". То есть, короче говоря, духовность поляризована. Духовный мир поляризован. Так вот, дух отца Александра был абсолютно противоположен и противен тем, кто был иного духа. Это измеряется одним: что в человеке живет, дышит, поет и торжествует - любовь или ненависть? Яков Кротов: Но почему тогда, если Церковь не выдерживает этого теста, отец Александр Мень оставался в этой Церкви? Владимир Илюшенко: Ну, во-первых, я хотел бы вам напомнить слова отца Александра, что христианство только начинается. Что это, вообще-то говоря, религия будущего. Что мы пока что - "неандертальцы духа", - говорил он. Вот это остается абсолютно справедливым и через десять лет после его смерти. А почему к нему внимание не просто приковано, а, вы совершенно справедливо сказали, рост тиража его книг, причем в тех странах, где это даже трудно было бы понять... Я думаю, что это происходит именно из-за того, что для него христианство - это религия живая, это религия живого Бога, это религия, которая имеет дело все время с первозданностью, с новизной. Для него христианство - это динамическая сила, которая преображает не просто душу отдельного человека, но и общество в целом. И поскольку он был целиком погружен вот именно в это живое христианство, и поскольку он в своем творчестве дал некий не духовный только синтез и не культурный только синтез, а духовно-религиозный синтез, - я думаю, что никому это в такой полноте и в такой гармоничности не удавалось. И когда люди с этим сталкиваются, они поражаются, что это человек, который, вроде бы, жил в евангельскую эпоху, потому что она для него родная совершенно. Он описывает так, как будто видит сегодняшними глазами. И это человек сегодняшнего дня, одновременно. Яков Кротов: Говорил Владимир Илюшенко. Газетный штамп о необычайной популярности отца Александра Меня опровергается фактами. И при жизни отца Александра Меня в его приход приезжали сотни и тысячи человек. Оставались, принимали крещение, продолжали ходить в церковь (в его, или какую-либо другую) только десятки. И после его смерти - та же самая картина. Более того, многие люди, которые пришли, стали его духовными детьми, которые почитали его, и после его смерти продолжали слушать записи его лекций, читать его книги... и вдруг вот теперь, середина 1990-х годов, к концу десятилетия, они повернулись против отца Александра Мен, и говорят: "Да, он нам помог стать христианами, но теперь, когда мы настоящие христиане, мы понимаем, что он - всего лишь "привратник". Он даже не в церкви. Он, к сожалению, еретик. Он, к сожалению, предал православие... Ну, так, конечно, хороший человек. Большое спасибо. До свидания. Больше не надо". Что это за явление? Говорит Ирина Языкова, специалист по русской иконописи, духовная дочь отца Александра Меня. Ирина Языкова: Эта та же политика наизнанку. Человеку хочется быть с большинством. Человеку очень не хочется быть где-то вне стада. Вне стада быть, одному - очень трудно. Отец Александр, в общем, такая одинокая фигура, надо сказать. Хотя вокруг него тысячи людей были. Но второго рядом с ним некого поставить в нашей такой... даже советской истории... Люди, которые сейчас прибиваются к другому стаду, они просто хотят быть там, где, как им кажется, более стабильно. Это та же политика. Это то же деление на партии. Отец Александр, кстати (ну, это деление на партии было еще и в его время), умел находить друзей и в той, и в другой партии. Он дружил с консерваторами и теми, кого сейчас называют обновленцами, реформаторами, и так далее. Он как раз умел находить... потому что ему человек был важнее, чем всякие даже его идеи. Идеи приходят и уходят, а человек остается. Как мы видим и сейчас. Как, так сказать, действительно, вчерашние его почитатели сегодня становятся его хулителями и наоборот, кстати, становятся. Я знаю массу случаев наоборот, когда люди зачитывались отцом Александром и открывали, что он не только не еретик, а гораздо глубже многих нынешних "светочей православи". Яков Кротов: Говорила Ирина Языкова. Что звало отца Александра Меня в церковь, вопреки всему дурному, грешному, что он там прекрасно видел лучше многих? Почему он там оставался? На этот вопрос, наверное, лучше всех может ответить он сам. И мы сейчас услышим архивную запись его последней лекции, произнесенной накануне 9 сентября 1990 года, дня его трагической гибели. Александр Мень: "Аз есмь дверь", - говорит Христос. Я есть дверь. Врата в небо. Здесь происходит встреча. Не просто концентрация мысли, не просто сосредоточение, не просто погружение в некий океан или бездну духовности, а встреча личности с лицом Иисуса Христа, который стоит над миром и в мире. Мне вспоминается стихотворение в прозе, написанное Тургеневым, когда он стоял в деревенском храме, и вдруг почувствовал, что Христос стоит рядом. Повернувшись, увидел отличного человека. И потом, когда отвернулся, он опять почувствовал, что он здесь. Это правда. Оно так и есть. И церковь Христова потому и существует и развивается, потому что он стоит внутри нее. Заметьте, что он не оставил христианству ни одной строчки, написанной им - как Платон, который оставил нам свои "Диалоги". Он не оставил нам скрижалей, на которых начертан Ззакон, как Моисей оставил скрижали. Он не продиктовал Коран, как Мохаммед. Он не образовал ордена, как сделал Гаутама Будда. Но он сказал: "Я с вами остаюсь во все дни до скончания века". Когда они чувствовали, что они расстаются с ним, он произнес слова вещие и вечные: "Я не оставлю вас сиротами, но приду к вам". Это продолжается и происходит сегодня. Весь глубочайший опыт христианства только на этом строится. Все остальное - это как бы поверхностные слои. Яков Кротов: Вы слушали отрывок из архивной записи лекции Александра Меня. Проблема отца Александра Меня - это не только проблема российского православия, не только внутрицерковная проблема. Это еще и проблема самой России. Каково место Церкви в ее истории? Где место порядочного, настоящего человека в сумятице российской истории, особенно если этот человек открыл для себя Христа? Отец Александр Мень стал, в представлении журналистов - да просто людей, его читателей, его почитателей! - одним из символов того светлого, что есть в российской истории. Того светлого, что было в советской истории, чем эта история оправдывается, как бы освещается. Но одновременно - слава Богу! - слышны и огромные претензии к отцу Александру Меню, которые гласят: человек создал у себя в храме в Новой деревне под Пушкиным такой вот уголок для маргиналов, такой приют опиумных курильщиков. И они там спасались от треволнений, от проблем окружающего мира. Был академик Сахаров, были диссиденты, были разные люди, которые пытались что-то изменить, подымали руки против океана смут, - а они там махали кадилом. Конечно, с одной стороны, это всего лишь разновидность старого лозунга о том, что религия - опиум народа, и попы отвлекают внимание от более насущных проблем. Но все-таки, действительно, ведь, кроме священника Александра Меня, были в Русской Православной Церкви той эпохи и другие священники, которые писали письма протеста против гонений коммунистов на церковь, которые шли в лагеря и тюрьмы. Почему так не вел себя Александр Мень? На это отвечает архивная запись выступления Митрополита Ювеналия Пояркова. Митрополит Ювеналий: Я хотел бы - как архиерей, в епархии которого отец Александр служил, - сказать о своем духовном опыте контактов с ним, бесед с ним. И я видел, что это человек теплой живой веры. Это человек мудрый, который никогда не остается равнодушным к тем возможностям, которые открываются для него для проповеди Евангелия. Мне почему-то больше всего запомнилась одна беседа с отцом Александром, одна из последних бесед с ним, о которой я говорил при отпевании отца Александра, и вновь повторю. Я спросил отца Александра: вот сейчас для Церкви - впервые за эти семьдесят лет - открылась возможность быть народным депутатом. Я говорю: "Ведь вас бы выбрали ведь очень легко". И нужно было видеть духовное озарение его лица, когда он сказал: "Владыко, наше дело - проповедь Евангелия. Нам времени нет этим заниматься". Яков Кротов: Вы слушали архивную запись выступления Митрополита Ювеналия, выступления десятилетней давности, когда и Патриарх Алексий, и священник Глеб Якунин были депутатами, занимались активно политикой. И думается, что слова отца Александра Меня о том, что мы призваны к благовестию, относятся, видимо, лично к нему, к Владыке Ювеналию. Но он не отрицал, что священник может быть призван и к политике. И некоторых своих духовных детей священник Александр Мень благословил обратиться к отцу Глебу Якунину и помочь тому в его политической деятельности. А что сам священник Глеб Якунин думает о роли отца Александра Меня в русской церкви и о том, насколько успешно он выполнил эту функцию проповедника Евангелия? Говорит отец Глеб Якунин. Глеб Якунин: Отец Александр должен был, по крайней мере, быть или в каком-то кафедральном соборе, или даже ректором или инспектором Академии, или профессором. Там ему место. А ведь смотрите - его загоняли все время. Это - первый приход под Москвой, Алабино. Потом - Тарасовка. Потом вот - на краю Пушкино, вот эта Новая деревня. Человек с такими колоссальными способностями к проповеди, к миссионерству, к просвещению народа, он фактически был все время гонимым. Причем, обратите внимание, какие настоятели у него были - Серафим Голубцов, который издевался над отцом Александром. Последние десять лет это Стефан Середний и Ян Клименко. Когда я вышел из ссылки... так вот про Клименко, например, он говорил: "Знаешь, - говорит, - Глеб, это же... понимаешь, я все терплю, я вижу... Ну, ладно бы они на меня просто "стучали"... Они издеваются. Они, - говорит, - из меня пьют кровь". И вот в этом отношении он в ужасных условиях находился. И я считаю, что вина Митрополита Ювеналия очень большая. Имея теснейший контакт с органами госбезопасности, он полковнику Тимашевскому или полковнику Сычеву... он мог вполне сказать: "Ребята, вы что, хотите наблюдать за этим священником? Так ваше дело, наоборот, поставить таких осведомителей ему в руководство, которые бы, наоборот, расположили к себе. И вы могли получать бы интересующую вас информацию". Яков Кротов: Говорил священник Глеб Якунин. Почему отец Александр Мень все-таки оставался в структуре, которая так с ним обращалась? Почему он не писал писем протеста, фельетонов? Почему он терпел тех, кто был хуже его и - "выше" его? Почему не ринулся в гущу политической борьбы? Говорит Владимир Ерохин, один из духовных детей отца Александра Меня, писатель. Владимир Ерохин: О, Боже! Отец Александр Мень всегда с добрым юмором смотрел на то, что оказывается на поверхности, на то, что всегда всплывает. Когда перестройка еще началась, мы с ним стояли на платформе в Пушкино, и я спрашивал: "Что будет дальше? Лет через пять-десять?" Он говорит: "Ну, лет через десять будет так, что, скорее всего, произойдет разделение умов, сил и настроений на две партии. Одна будет партия "Ускорение и гласность", а другая - "За Родину, за Сталина!" Ну, так и произошло. Собственно, все, что он мне говорил о будущем, все это в точности сбылось. И я не сомневаюсь, что сбудется и следующее, что он в одной из своих лекций сказал. "Нам предстоят очень трудные времена, - он говорил. - Пока охотники выясняют отношения между собой, зайчик может попрыгать". Помню, как меня это задело. Ну, какой я зайчик? Я уж... ну, как минимум, что-нибудь такое более, так сказать, крупное. Но не такое ушастое. Ну, какая-нибудь антилопа... Он так понимал вот эти годы перестройки. Что мы за это время успеем поработать, успеем что-то посеять, успеем что-то сделать для Бога. Еще он сравнивал себя с комаром, который летает между зубами динозавра, раскрывшего свою чудовищную пасть. А потом пасть прихлопнется. Меня это задевало. Мне казалось, что мы должны бороться как-то, что-то такое делать - как мужчины, как солдаты. Но нет, а он вот так трезво оценивал силы. Внешние силы. Внутренние силы... он всегда говорил, что "это же Бог во мне работает. Бог через меня скажет, если я не найду, что сказать толпе националистических фанатиков. Бог найдет, что сказать". Мне отец Александр говорил - и не раз, - что мы как будто бы агенты Царства небесного, что мы, как партизаны Иисуса Христа. У него была какая-то здоровая ирония, поднимавшая его над маразмом окружавшего нас тогда бытия. Он любил Подмосковье, любил Москву, но у него не было слюны, которая течет по подбородку при произнесении только этого одного слова "Россия". Вот чего не было, того не было. Яков Кротов: Говорил Владимир Ерохин. "Господь даст, что сказать". Но вот история - в 1985 году в газете "Труд" опубликовали письмо, открытое письмо священника Александра Меня, над которым он долго трудился. Заставили гебисты это написать. И письмо было невероятно обтекаемое, что "в моем приходе есть люди, которые занимаются политикой, выступают против советской власти". "Я к их политическим взглядам отношения не имею". Очень гибкие формулы. Но я знаю людей, которые восприняли это как предательство. Среди прихожан было много диссидентов, были "около-диссиденты", и они после этого возмутились страшно. Было ли это предательство? Говорит священник Глеб Якунин. Глеб Якунин: Ну, вы знаете, это 1985 год, торжество "андроповщины". Все диссиденты и правозащитники сидели в тюрьмах, и над отцом Александром нависла тяжелейшая и страшная опасность. У него же бесконечные обыски были - и на приходах, и дома. И сидели его духовные дети, и некоторые не выдерживали и давали на него даже лживые показания, ради спасения своей шкуры. Вот проблема эта была там с Маркусом, там... и еще другие лица. И, в конечном итоге, у отца Александра реально стояла проблема: или написать такое письмо - или сесть в тюрьму. Конечно, это не есть подвиг - такое письмо, безусловно. Но, тем не менее, это письмо не заходило за грань, как обвиняли его, что это какое-то моральное падение или провал, отступничество. Я с этим согласиться не могу. Он никого не предал и никого не "сдал". И продолжал свое великое дело миссионерства. Яков Кротов: Говорил священник Глеб Якунин. Вот ведь парадокс! Чем дальше стоял человек от центра диссидентского движения, тем более он сердился на отца Александра Меня, честил его предательством. А отец Глеб Якунин, который находился в эпицентре, предательства не видит. Почему отец Александр дистанцировался от политики? Говорит Ирина Языкова, духовная дочь отца Александра Меня, искусствовед. Ирина Языкова: Я думаю, что отец Александр был, прежде всего, глубже всякой политики и всякого разделения на партии. Он любил шутить... это, по-моему, были слова Бердяева, "где четыре русских, там пять партий". Или, там... "три русских - четыре партии". То есть, все всегда разделяются, и все всегда против всех. Не важно, в основе лежит какая-то хорошая идея, борьба за справедливое общество, или против какого-то страшного режима. И этого многие не понимали. Конечно, к нему тянулись. Тянулись люди, прежде всего, оппозиционные. И люди очень обижались, когда отец Александр, он не отождествлял себя с той или с другой партией. Он видел, что проблема любой политики - в человеческом грехе, в человеческом разделении, в человеческом несовершенстве. Более того, когда уже при перестройке его спросили: "Почему вы не идете в политику?", - он говорит, что "меня политика не интересует". И он даже привел... по-моему, это слова Луиджи Джуссани, когда его тоже ... этот вопрос задавали, он сказал: "Я священник. Я лучше буду воспитывать хороших политиков, чем сам пойду в политику". Власть как раз и боится таких людей. Диссидент - понятно. Этот - по эту сторону, этот - по эту сторону. А те, которые - над баррикадами, они - непонятные. Они для властей опаснее всего. Более того, сам отец Александр однажды произнес такую фразу, что он для разрушения советской власти сделал гораздо больше, чем все диссиденты, вместе взятые. Яков Кротов: Говорила Ирина Языкова. Да, отец Александр Мень дожил до падения советской власти, но после этого, в последние месяцы, недели перед своей гибелью, он особенно с горечью говорил о том, что происходит. Говорил о том, что среди духовенства господствуют консервативные силы, как и среди светской публики. Раз не устраивают коммунисты, - говорил отец Александр, - сразу давай монархию. Раз не устраивает партийный аппарат, давайте восстановим Церковь в том виде, какой она была до революции. Что бы он сказал тогда сегодня? Стало ли хуже, или лучше? Что бы он предложил сегодняшней России? Говорит Владимир Илюшенко, один из духовных детей отца Александра Меня, руководитель общества "Культурное возрождение". Владимир Илюшенко: Я думаю, что он предложил бы то же самое, что он делал всегда, потому что... а что он делал? Картина слишком сложная и пестрая. В чем-то - хуже, безусловно, а в чем-то и - лучше. Поэтому я бы не сводил это к одному знаменателю. Это упрощенный подход, на мой взгляд. Чем занимался отец Александр? Россия - тяжело больная страна, травмированная своим прошлым, своей историей. Прежде всего, историей... тем, что случилось с ней в двадцатом веке. И Россия - полуязыческая страна. Еще Николай Александрович Бердяев говорил о том, что в России царит двоеверие, то есть - смешение православия с язычеством. Это и было, очевидно, подспудной причиной октябрьского переворота, если говорить по большому счету. Так вот, это и осталось. И эти элементы язычества нарастают, в том числе - и внутри Церкви. Отец Александр стал говорить резко в последние годы своей жизни потому, что положение стало меняться в худшую сторону. И он не мог остаться в стороне от этого, потому что он был человек необычайно активный - и граждански, и творчески, и как угодно. Что он сказал в своем последнем интервью? "Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной. Люди хотели видеть для себя поддержку в Церкви, а поддержка, оказывается, доля фашистов. Это позор для нас, для верующих". Буквальная цитата. Сказано - за два дня до смерти. Значит, он отчетливо видел вот эту самую тенденцию, которая сохранилась в Церкви и в чем-то преуспела очень сильно. Часть людей, которые пришли из богемы в священники, стали сверхортодоксами. И для них он - еретик. Вообще, для них - там, где не торжествует буква и ритуал, это все еретичество. С другой стороны, очень многие провинциальные батюшки относятся к нему с высоким уважением, читают и штудируют его книги, и так далее. То есть, на самом деле, то, что он выразил в своей жизни, в своем творчестве - это насущная потребность сейчас для людей. И люди тянутся к этому, как к вот некоторому такому свету во тьме, который они хотят подхватить. Это и происходит. Почему я и сказал, что картина - пестрая и сложная. Есть и то, есть и другое. Яков Кротов: Говорил Владимир Илюшенко. В сегодняшней Росси, в августе 2000 года, собираются канонизировать Николая II, а уж почитание его разворачивается на протяжении всех 1990-х годов. И больше людей идут на митинги и демонстрации, требуя канонизировать последнего самодержца, чем на митинги в защиту Александра Меня. Да и нет таких митингов-то. Почему? Почему отца Александра не призовут канонизировать? Можно ли вообще об этом говорить? Мнение священника Глеба Якунина. Глеб Якунин: Россия находится... вот недаром же книгу написал отец Александр "Магизм единый Божий", это какая-то магическая низшая форма религии. Это, по существу, дохристианское, это языческое состояние общества. И отец Александр достоин, если говорить о святости, конечно, достоин быть святым даже за одну вот эту книгу "Сын человеческий", которая уникальное дает толкование для сегодняшнего человека, который совершенно оторван от исторических корней, который не представляет, что такое, на самом деле, Евангелие, насколько оно помогает людям прийти ко Христу. За одно это он достоин называться если не равноапостольным, то, по крайней мере, это - апостольское служение. И просветительское служение. Яков Кротов: Говорил отец Глеб Якунин. А почему духовные дети отца Александра не хлопочут о его канонизации, в отличие от почитателей Николая II? Говорит Владимир Ерохин. Владимир Ерохин: Я вспоминаю то, что говорил отец Александр Мень о готовившихся тогда, при его жизни, канонизациях святых. И смысл был такой, что - "все наступает в свое время". То есть, никому не обидно, что Андрей Рублев был канонизирован после того, как он написал свои великие иконы. Куда торопиться? Это совершенно не имеет никакого значения. И вот "хлопотун" - это вот как раз то слово, которое мне кажется неподобающим для Меня и для людей его окружения. Да надо просто самим-то быть, по возможности, не очень хуже, чем наш учитель, отец Александр Мень. Это и будет если не канонизация, то, во всяком случае, неким нормальным реагированием на то, что в нашей жизни присутствовал этот человек. Конечно, он - святой. И мы все это прекрасно понимаем. И Церковь, когда ощутит, что настал такой момент, официально канонизирует его. А неофициально почитание может длиться десятилетиями и даже столетиями. Ну, вспомним почитание Ксении Петербургской... Яков Кротов: Говорил Владимир Ерохин. Нет двух разных ипостасей у отца Александра - гражданин России и православный священник. И нет двух разных проблем - проблемы русской церкви и проблемы России. Одна и та же проблема, проблема положения человека в мире и перед Богом. И то, как решил отец Александр Мень эту проблему для себя - конечно, остается главным его наследием. Его жизненный опыт. Как он это сформулировал в своей последней лекции? Этим отрывком мы и закончим нашу передачу. Александр Мень: Человек имеет две родины, два отечества. Одно отечество - это наша земля и та точка земли, где ты родился и вырос. А второе отечество - это тот сокровенный мир духа, который око не может видеть, и ухо не может услышать, но которому мы принадлежим по природе своей. Мы дети земли и - в то же время - гости в этом мире. Ни одно живое существо, кроме человека, не способно пойти на риск, и даже смертельный риск, во имя истины, во имя того, что нельзя взять в руки. И тысячи мучеников всех времен и народов являют собой уникальный феномен в истории всей нашей Солнечной системы. Но когда мы обращаемся к Евангелию, мы попадаем в иной мир. Не в тот мир, который дает нам картину волнующих поисков, порыва к небу, а мы оказываемся перед тайной ответа. И Иисус Христос приходит из простой деревни, где он вел жизнь рядового человека. У него все было готово. Он никуда не поднимался. Он, наоборот, спускался к людям. Если еще раз зададим себе вопрос, в чем же заключается сущность христианства, мы должны будем ответить: это - богочеловечество. Соединение ограниченного и временного человеческого духа - с бесконечным божественным. Это освящение плоти, ибо с того момента, когда сын человеческий принял наши радости и страдания, наше созидание, нашу любовь, наш труд, природа, мир, все, в чем он находился, в чем он родился, как человек и богочеловек, не отброшено, не унижено, а возведено на новую ступень. Освящено. Христианство есть освящение мира, победа над злом, над тьмой, над грехом. Но это - победа Бога. Она началась в ночь Воскресения, и она продолжается, пока стоит мир. Яков Кротов: Вы слушали архивную запись последнего выступления священника Александра Меня. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
