Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Театральный выпуск "Поверх барьеров""Коляда-театр"Ведущая Марина Тимашева
В рамках Екатеринбургского фестиваля "Реальный театр" показали спектакль "Персидская сирень" самого репертуарного современного российского драматурга Николая Коляды в режиссуре самого Николай Коляды. В ролях заняты Вероника Белковская и Вячеслав Мелехов. Спектакль поставлен в Екатеринбургском Театры драмы. Там уже много лет на, до некоторой степени автономных правах, существовал проект "Коляда-театр". Николай Коляда: Спектакль этот был совместным проектом "Коляда-театра" - моего театра, который существует только на бумаге - и Академического театра драмы. Мы надеялись очень, что мы будем ездить, где-то зарабатывать деньги... И совсем не хотели ни на какие фестивали. Но не получилось ни денег заработать, ничего не получилось, не вышло. И в этом театре больше ничего ставить не буду - так получается, судьба так складывается. Марина Тимашева: Николай Коляда числился в штате театра актером, каковым он по образованию и является. Чем-то там он провинился , и его уволили. А зря. В прошлом году именно он со спектаклем "Ромео и Джульетта" добыл для театра "Золотую маску", а пару лет назад его же спектакль на Национальную театральную премию номинировался. Но руководству театра, как водится, виднее, кто "более матери истории ценен". И оставим эту тему... Перед тем как перейти к самому спектаклю, я позволю себе лирическое отступление. Его сюжет эмоционально перекликается с впечатлениями от спектакля "Персидская сирень". Я ехала в Екатеринбург поездом и вышла чуть размяться на перроне города Красноуфимска. У вагона стояла довольно большая группа очень немолодых, опрятно и бедно одетых людей. Все они плакали, и мужчины, и женщины. Их разговор был не слышен, но обстоятельства казались очевидными: родня погостила и оправляется теперь восвояси, безо всякой надежды увидеться вновь, именно потому, что все старенькие, а билеты на поезд дорогие, и когда деньги на следующее путешествие накопятся - кого-то уже не будет в живых. Пока все это я думала, до слуха долетела одна фраза: "Старые мы уже..." - полностью подтвердившая ход моих рассуждений. Потом другая: "Ну, Аня-то еще молодая, ей только 45..." Аня, 45-ти лет, внешне казалась моложе остальных лет на 20, то есть выглядела на все 60. Я садилась в поезд зареванная. Это было как в театре: ты понимал все мотивировки поведения действующих лиц, мог придумать всю их жизнь - прошлую и настоящую, представить, что ждет их в будущем. Их было жутко жалко, а помочь нечем. Коля Коляда пишет пьесы о таких людях. Во всяком случае, о них написана "Персидская сирень". Со спектакля я тоже вышла вся в слезах. Коляде это нравится. Николай Коляда: Вообще, если говорить про Коляду, люблю плакать, ну люблю, обожаю. Стою за кулисами. Белковская говорит: "Что сделаю я для людей?" А мне хочется выйти и сказать: "Что мне сделать?" Я вас люблю, обожаю всех, я люблю театр, обожаю. Что мне сделать, чтобы вы поверили в то, что я искренен во всем , ошибаюсь искренне, еще что-то, что я не "чернушник", что я сентиментальный, глупый... Но я люблю театр, я обожаю театр, все делаю для него, только для него, живя в театре, любя театр. Что сделать? Разорвать грудь, я не знаю, черт его знает что... Если что-то не получилось в спектакле - я режиссер не профессиональный, я не учился нигде. Мне кажется, что в театре так должно быть. Марина Тимашева: То, что Николай Коляда любит театр, никакому сомнению не подвергается. Профессионалы говорят, что он любит его чрезмерно, то есть не может и не желает никак ограничить свою избыточную режиссерскую фантазию. Ясную и нежную историю он поначалу разыгрывает слишком гротескно. Его герои наряжены так, как лица без определенного места жительства, которые отыскали все, на них напяленное, на самых разных помойках. Героиня выглядит такой "барыней на вате" в валенках и траченной молью шубейке 30-х годов, с сумкой на колесиках, в народе именуемой "прощай, молодость". Правда, к сумке прикручена репродукция знаменитой "Незнакомки" - две, так сказать, незнакомки из разных столетий. Второе действующее лицо пьесы - мужчина, в лыжной вязаной шапочке и в тренировочных штанах с большими пузырями на коленках. Выдает он себя за военного и марширует, будто солдат караульной службы. Отрывок из спектакля - Высокий чин... На нем погоны золотые и яркий орден на груди... Три раза объявление повторял в "Вечерке". Откуда деньги взял? Бутылки пустые на рынке собрал да сдал? Бухарик непромытый... Марина Тимашева: Тетка, как вы слышите, сначала ведет себя агрессивно, выделывает умопомрачительные па, видимо, похожие на что-то дискотечное, увиденное по телевизору. Орет, как базарная торговка, и тут же сама находит себе оправдание. Такой, знаете ли, доктор Джекил и мистер Хайд в одной юбке. Отрывок из спектакля - В магнитный день на людей такие нагрузки... - Такие нагрузки, и все без закуски. - Бури, бури, бури! - Заело, надо же... Замочек дрыг-дрыг... - Заела... Такая жизнь заела. "Черный ворон" переехал мою жизнь. Марина Тимашева: В магнитный день эта парочка встречается на почте, как кажется поначалу, случайно. Потом выходит, что тетка кавалера стерегла. Нашла она его по письмам в отделе брачных объявлений и вроде решила защитить от новоявленного Дон-Жуана несчастных женщин-тружениц. Однако в игре актрисы есть второй план: она хотела на того человека, который объявления дает, посмотреть, с ним познакомиться, а там, кто знает... Отрывок из спектакля - Все идет к концу света, и все скоро однополовым путем расплождаться будут. Ну, какая любовь? Что же вы раньше-то молчали? Что же вы на пенсии про любовь заговорили? После войны надо было, когда вы не то что сейчас были, а другой. - Позднее зажигание сработало. - Вот именно, позднее. Крутил бы баранку раньше всю жизнь и орал бы, сколько хочешь: "Любовь! Любовь! Любовь!" Едете с молокозавода со своим кефиром в магазин - и орите, орите, орите... А теперь лавочка закрыта. Марина Тимашева: Всю первую часть действия люди собачатся, она нападает, он вяло сопротивляется. Потом между ними находится нечто общее. Выясняется, что герой сам объявления не давал, а письма просто ворует из абонентского ящика своего соседа. И ворует не для того, что любоваться длинноногими красотками, что особенно оскорбляет даму. Берет он только письма, которые хранят старый и памятный ему запах женщины, запах старых духов. Николай Коляда обладает исключительно чувственной памятью. Он так пишет об этих духах, что ты через много лет, сидя в театральном зале, вдруг попадаешь словно был в кинотеатр будущего, где не только объемное изображение, но еще и настоящие запахи. В этот момент зритель как-то непроизвольно перемещается из сегодняшнего зала в далекое свое прошлое. То же самое происходит и с героями. Они снимают с себя ветхую одежду и головные уборы, становятся моложе, красивее, нежнее. Николай Коляда: Вчера мы репетировали здесь спектакль, и я сказал артистам... кричал на них, на Белковскую кричал, что толстая, с кривыми ногами, ты выходишь на сцену, а должны тебя любить все равно, ты должна быть красивой до невозможности. Отрывок из спектакля - "Пиковая дама". "Крымская фиалка" даже была. "Юбилей Советской армии" был. "Кавказская Ривьера", "8 марта" было. А вот вашей "Персидской сирени" не было. - Но тогда просто "Сирень"... - Вот это другое дело. - "Белая сирень". - Вот это другое дело, так бы и говорили. - А вы откуда это знаете про это? Вы что, дегустатор? - Дегустатор... Хватит меня уже за дурко принимать. Придумал - "Персидская сирень"... Дайте понюхать. Я же говорю, "Кавказская Ривьера", а он мне тут... Уж будет спорить... - Не высохли... Столько лет простояли в трюмо в уголочке, в коридорчике. В уголке трюмо - старые фотографии, открытки от родственников, знакомых. Хрущевочка двухкомнатная... Телефон спаренный, первый этаж, окна на дорогу. Трамвай под окном стучит, стучит... На окошке - кошка. Занавески болгарским крестиком вышиты... или выбиты. На стене - плюшевый коврик с оленем. Обои желтенькие с розовыми цветочками, выцвели, подклеены. На потолке желтое пятно - соседи промочили. Горячей воды две недели нет, холодная - по ночам. Надо встать, набрать в банки, в ванную. Если засор унитаза на первом этаже - труба дело. На стенке - фотокарточки в коричневой рамочке: она молодая, он молодой... Ретушер нарисовал красивую прическу и платье - как у Целиковской в "Небесном тихоходе". В тумбочке - пластинка Кристаллинской и две старых, пожелтевших газеты, одна - с фото, другая - без. А в этих газетах две крохотулечные статейки про штукатура-маляра Пашу Егорова с улицы Строителей, дом 2, квартира 5. Марина Тимашева: После спектакля критики ожесточенно спорили насчет жанра пьесы Николая Коляды. Вот мнение главного редактора "Петербургского театрального журнала" Марины Дмитревской. Марина Дмитревская: Это действительно классическая мелодрама, на которой женщины должны плакать, мужчины - сморкаться, может, тоже плакать. Это, в общем, такой, очень человеческий момент, которого, мне кажется, не надо стыдиться. От клоунады к очеловечиванию. Марина Тимашева: Говорит доцент кафедры театроведения Санкт-Петербургской Государственной Академии театрального искусства Елена Маркова. Елена Маркова: Покажите мне хоть одну пьесу хорошую на свете, у которой не было бы мелодраматической основы. И в данном случае это не просто такая нормальная мелодрама, самоигральная . Нет, это современная мелодрама. Ее очень-очень мало, потому что мы имеем хорошо скроенную пьесу, где используется мелодраматическая основа, но у нас очень мало пьес вот с этой основой мелодраматической, которая все-таки не просто современную какую-то проблематику вобрала в себя, но я бы даже сказала, мировоззренческую с попыткой осмыслить на общечеловеческом уровне мир. Пьеса мне кажется необычайно интересной и по структуре, и по проблеме. У Коляды уже два таких одиночества, что встречайся не встречайся, а вряд ли что изменится. Марина Тимашева: С Еленой Марковой солидаризуется профессор, ректор Екатеринбургского независимого университета Лев Закс. Лев Закс: Так много произносили слово "мелодрама", что у меня это вызывает сильное чувство протеста, надо сказать. Мелодрама, конечно, тут имеет место быть, но это все-таки некая внешняя форма. Птушкина - вот это действительно мелодрама. Потому что есть полстакана воды, то есть определенная заданная глубина, она складывается из определенного количества ностальгии, иллюзий, печали, встреч, расставаний и так далее - вот это мелодрама. Вообще в любой пьесе Коляды никогда не сводится все к этим, действительно трогательным, эмоционально нас задевающим и идентифицирующим нас вещам. Все-таки у него речь идет об экзистенциальных вещах. Этот сюжет - это все-таки не история несчастных просто людей, это не вопрос какого-то конкретного, статического несчастья, которое имеет, так сказать, претензию как-то быть преодолено. Кстати, мелодрама худо-бедно это всегда преодолевает. А он всегда задевает вещи, которые преодолеть невозможно, - о времени, которое уходит, и с этим невозможно ни при каких условиях ничего сделать, о каком-то фатальном одиночестве, вот об этом остром ощущении того, что есть какая-то другая, подлинная жизнь, но она не дана нам, она дана нам только как отсутствие ее. Марина Тимашева: И Елена Маркова, и Лев Закс говорят о том, что в пьесе Николая Коляды нет надежды. Касается это не только действующих лиц пьесы, но и тех, чья жизнь остается за кадром, то есть женщин, которые откликаются на брачные объявления, имя которым - легион. Они не выходят на сцену, они на ней присутствуют в виде разложенных по полочкам конвертов, и еще на фотографиях, которые к концу действия рассыпаны по сцене. Но лиц зрителям не разглядеть, а почему-то, тем не менее, ты знаешь о них ровно то, что, даже не распечатывая писем, рассказывает мужчина. Отрывок из спектакля - А ведь совсем недавно молодая, в белых носочках и туфельках бежала, песни пела: "В Москве, в отдаленном районе, 17-ый дом от угла. Чудесная девушка Тоня согласно прописке жила..." И вот "Вечерка" из почтового ящика торчит, а писем нет, никто не пишет. "У этого дома по тропке бродил я, не чувствуя ног. И парень я, в общем, не робкий, а вот объясниться не смог..." И все-то ругалась, глядя на эти объявы, головой качала: "Как не стыдно людям". И вдруг: "А напишу-ка я тоже. А что? А вдруг получится? А вдруг выйдет, как в телевизоре. Ведь с алкашом и на колесах по железной дороге... А тут вдруг, вдруг, вдруг... А эта пишет: "Я хорошо готовлю. Люблю стирать. Люблю убирать квартиру. Имею разнообразные интересы..." Пишет и думает: "А как написать разнообразные - через "о" или через "а"? Надо посмотреть в другие объявления, там такое часто повторяется". И не важно, что не знает, что такое "разнообразные", главное - красиво, интеллигентно, достойно и не так стыдно, что не знает, что такое "разнообразные интересы". А потому что всю жизнь интересы-то были одни: накормить мужа, пожрать всем дать, лечь и спокойно уснуть. А завтра опять то же: накормить мужа, да и себя, и лечь, спокойно уснуть. И сейчас, на старости лет, пришла на кухню, спряталась от них всех, а они в соседней комнате сидят - едят, пьют... А она пишет... Решила обмануть их всех, себя, смерть, которая рядом стоит, в письмо заглядывает. Обмануть всех, завести на стороне друга, любовника, наврать ему про себя, что артистка в отставке, что интересы, что много-много всего... А вдруг получится ну хоть заглянуть за занавес этот, подкладку этой занавески потрогать хотят. Потому что скучно, тоскливо, одиноко. Марина Тимашева: У каждого из этих писем, у каждой из этих фотографий - своя полка, но судьба общая. Декорацию к спектаклю сделал Владимир Кравцев, постоянный соавтор постановок Николай Коляды. Неприбранное помещение. Тут и там валяются связки газет и журналов. Сцену режет по диагонали висящая деревянная длинная полка с ящичками и полочками. А где-то поодаль, на условной стене во множестве развешаны глянцевые постеры, на них - мужчины в стиле "бодибилдинг" и белокурые красотки Барби. В какой-то момент наши неряшливые, потертые жизнью герои примеряют их на себя: лицо - человеческое, а вместо своего тела - идеальные фигуры с плакатов. Коляда-режиссер противопоставляет реальную жизнь навязчивому рекламному идеалу, настоящих людей - глянцевым идолам, красоту тела - красоте души. Николай Коляда: Я пришел к кому-то в гости из артистов, кажется, и не то на холодильнике, не то на какой-то гладкой поверхности, где-то на мебели (такие раньше чешские гарнитуры были) вот это было приклеено. А это такая система, делается это в Китае, надо с другой стороны помочить водой, а потом приклеить - и все это станет такое ровное, красивое и чистое. Вот на грязь... Будут какие-то китайцы, какие-то мужики, бабы в лодочках. Красиво. Я все думал: где это люди покупают? А потом я шел в переходе каком-то недалеко от своего дома и там увидел, что там разложены были газеты и какие-то женщины продавали это. Я схватился сразу за какого-то мужика очень красивого, красивый мужик в трусах такой, ну очень красивый дядя. Я думал: повешу себе дома. Я купил только мужика этого, ходил с ним по всей квартире и думал, куда бы его присобачить. Но оказалось, что у меня везде всякие дипломы, что я лауреат всяких премий - и премии Станиславского, и губернатора... И мужика не присобачил. Я принес Кравцеву, говорю: "Вовка, давай тебе в кабинете где-нибудь сделаем". А он сказал: "Ну-ка, приложи к себе". Я приложил к себе. "Какой ты красивый. Купи еще". Я купил, по-моему, штук 30-40, сходил. Вот мы их присобачили, приделали к Мелехову и к Белковской, и они их на себя как бы примеряют, как я примерял, пытаясь стать такими Шварценеггерами или Бритни Спирс. Не получается. Эти бедные, несчастные наши, живущие в таких страшных хрущевках люди, о которых я пищу чаще всего, вон они, пытаясь украсить свое жилище каким-то барахлом таким - цветным, китайским, дешевым, - думают, что вот и жизнь в порядке, вот и красиво, вот и... Мы люди, мы не собаки, все хорошо, все красиво... Но, конечно, самое главное - надо не жилище свое ремонтировать, не эту хрущевку бедную, а душу свою ремонтировать. Марина Тимашева: Очень любопытно и то, что никем из исследователей творчества Коляды - а он автор 80 пьес - не отмечалось. Его произведения, сколько бы мужчин и женщин в них не участвовало, абсолютно платонические. О сексе в его пьесах говорят, как о чем-то грубом и прозаическом. Все, что связано с любовью, не имеет отношения к телесному низу. Из христианской морали и традиций великой русской литературы вытекает и второе свойство "Персидской сирени" - выбор в качестве героев своего рода юродивых, блаженных. Зрители отчего-то не могут отождествлять себя с "беленькими", они любят, как призывал их классик, только "черненьких". Или по приговору другого классика: "Они любить умеют только мертвых". Герои Николай Коляды много говорят о смерти, об умерших, а еще больше - о прошлом. Смотрите, что получается. Как только мы встречаемся с хорошей современной драматической литературой, от Коляды до Гришковца, как выходит из самой этой литературы, что все хорошее было в прошлом. Отрывок из спектакля - Просьба к Богу, что все как на старых фотографиях пусть будет. Пусть все вернется назад, как на старых фотографиях, только не желтое, как бумага, а цветное, как тогда. По-прежнему все хорошо и все впереди. И все живы. Все живы... И мама молодая. И папа молодой. Колонны идут на демонстрацию. И знамена, и радость, и весна... И первая сирень цветет. И радость, и покой, и тишина. И все хорошо, и все впереди... Все впереди, все живы... И мы, пионеры, взявшись за руки, идем: "Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше. Только утро замаячит у ворот, ты увидишь, ты услышишь, как веселый барабанщик в руки палочки кленовые берет..." Марина Тимашева: Вот чем так любы пьесы Николая Коляды россиянам? Наверное, тем, что в них никто не сводит счеты с прошлым. В них показано, конечно, как эта "хрущебная" жизнь людей калечила. Но сами люди калеками не стали, они вспоминают о прошлом не как об исторической эпохе, а как о молодости, любви и о том времени, когда еще были живы мамы. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|