Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров"Спектакль Миндаугаса Карбаускиса "Лицедей"Ведущая Марина Тимашева В театре-студии Олега Табакова 30-летний режиссер, выпускник курса Петра Фоменко Миндаугас Карбаускис выпустил спектакль "Лицедей" по пьесе австрийского драматурга Томаса Бернхарда. Пьеса поставлена в России впервые. Вообще, у российского театра - вечно не складывающиеся отношения с австрийской драматической литературой, будь то Грильпарцер или куда как более современный Хорват. В полной мере сия проблема затрагивает и Томаса Бернхарда. Поздний его роман "Старые мастера" вышел в 1995 году, а книга "Томас Бернхард. Видимость обманчива и другие пьесы" в переводе Михаила Рудницкого появилась только в 1999 году. В 2001 году в РГГУ прошла конференция "Творчество Томаса Бернхарда", но на интерес театров к драматургии все это повлияло мало. Почему пьесы Бернхарда не приживаются на российской сцене? На мой вопрос отвечает режиссер Миндаугас Карбаускис. Миндаугас Карбаускис: Нет, ну никто не пробовал, чтобы они прижились. Тут разное чувство юмора, мне кажется, то есть проблема - в менталитете. Человек русского менталитета не верит, что зритель проникнется этим грубым, более европейским, юмором. А для меня это мне очень близкий автор, очень простой, очень внятный автор. Я только попробовал доказать, что дела обстоят совсем не так. Менталитет - это ведь только наши "полки" понимания. Марина Тимашева: У меня есть свое объяснение. Пьесы Бернхарда проходят по ведомости интеллектуальных. Персонажи в них - функции, рупоры авторских идей, преимущественно экзистенциального толка. Недаром в его сочинениях так часто поминаются имена Кьеркегора и Шопенгауэра. Недаром исследователи его творчества пишут: "Бернхард каждый раз заставляет нас взглянуть на мир с позиций человека, достигшего критической точки своего бытия". Один из главных персонажей романа Бернхарда "Старые мастера" говорит: "Весь ужас заключается для меня в том, что я прихожусь по материнской линии родственником Штифтеру, а по отцовской - Хайдеггеру". Русскому театру Штифтер с Хайдеггером определенно не родственники, ему понятнее чувственная, телесная драматургия, с живыми людьми и внятными характерами, простыми поступками и сложными мотивациями, с разговором людей, а не беседой человека с собственным, пусть даже высоким, духом. Даже Ануй с Сартром редко у кого получались. Миндаугас Карбаускис отчасти со мной соглашается. Миндаугас Карбаускис: Не знаю, наверное, мы послечеховские такие люди, то есть не послебрехтовские. И мне казалось, что я должен поставить в сторону Чехова, ведь театр - на земле, театр - не в книжке. Марина Тимашева: Для того чтобы облегчить тяжело груженную идеями баржу пьесы Томаса Бернхарда, режиссер сделал в ней купюры. Дело в том, что австрийский драматург был личностью капризной и взбалмошной, если не вздорной. Всякое представление его пьес при его жизни сопровождалось скандалами, хотя уверенно занять позицию противников автора что-то мешает. Скандал мог возникнуть по различным поводам: от весьма существенных до крайне ничтожных. Скандал в 1972 году случился из-за постановки пьесы "Невежда и безумец". Бернхард требовал, чтобы в определенный момент в зале наступала полнейшая темнота, но для этого следовало выключить подсветку аварийного выхода, что противоречило требованиям безопасности, и Бернхарду отказали. Он заявил: "Общество, которое не переносит двух минут темноты, обойдется и без моей пьесы". Любопытно, что похожий текст Бернхард вкладывает в уста Брюскона - героя пьесы "Лицедей". - Как тебе говорил, в финале моей комедии должна воцариться кромешная тьма, абсолютная тьма в финале моей комедии. Если тьма не абсолютна, все мое "Колесо истории" пойдет насмарку, так что и дежурное освещение тоже должно быть погашено. Пойдите и скажите это вашему пожарному инспектору. Если дежурное освещение не отключат, играть мы не будем. Марина Тимашева: Если скандал 72-го года разразился из-за сущей чепухи, то есть освещения, то в 1985 году дело было куда серьезнее. На премьере "Лицедея" на Зальцбургском фестивале публично возмутился тогдашний бундесканцлер Враницкий. Причиной послужила поношение Брюсконом своих соотечественников - австрийцев: "В этом народе не осталось ни капли человеческого" - такова цитата из пьесы. По той же причине гром грянул в 1988 году, тогда скандал чуть не закончился запретом постановки и увольнением директора "Бургтеатра" Клауса Пайманна, который преимущественно и ставил пьесы Бернхарда. Все потому, что герой очередной пьесы снова неуважительно отозвался об Австрии. Поначалу-то Бернхард был и лауреатом национальной премии, и премии Грильпарцера, но впоследствии в Австрии его "гнобили". Бернхард отомстил своим завещанием, в котором запретил постановки его пьес и публикации прежде неизданных текстов на родине. Родина завещанием пренебрегла, Бернхарда ставят и издают очень активно. Так вот, все то, из-за чего сердились на драматурга австрийцы (в частности, рассуждения о фашизме, вот цитата "Сейчас в Вене нацистов больше, чем в 38 году"), Миндаугас Карбаускис из спектакля исключил. Социальный аспект в его постановке отсутствует. Миндаугас Карбаускис: Эта пьеса имеет два слоя, две темы: человеческую и общественную. И просто я не думаю, что русский проникнется австрийскими проблемами. Там же этот австрийский фашизм и т.д. Когда я Табакову давал пьесу, я сказал сразу, что это надо делать, только, конечно, уйдя от политики. Потому что там внутри есть проникновенная история про актера, про актера без театра, про людей, потерявших всякие идеалы. Марина Тимашева: Далее, большие проблемы при постановке возникают с жанром пьесы. "Лицедей" обозначен в программке к спектаклю как "Комедия, которая на самом-то деле трагедия, или наоборот". Говорит Миндаугас Карбаускис. Миндаугас Карбаускис: Драма, как ни странно. Потому что то, что находится между комедией и трагедией - это драма. Думали, это комедия, которая потом становится трагедией для кого-то, в пьесе это более ярко выражено. Сама пьеса написана в форме классической трагедии. Марина Тимашева: Кстати, один рассказ Бернхарда так и называется "Комедия? Или трагедия?". Все пьесы Бернхарда похожи одна на другую. Это дает право режиссеру нашпиговать "Лицедея" фрагментами других пьес Бернхрада, например, директор цирка Карибальди пришел из "Силы привычки". По сути дела, это неструктурированные монологи, даже один монолог, написанный в столбик без знаков препинания - в чистом виде поток сознания. Все темы и фразы многократно повторяются, будто основной мелодии нет, а есть только рефрен, припев без куплета. В пьесе "Эммануил Кант" полагающий себя великим философом безумец едет в Америку, дабы стать профессором Колумбийского университета, в "Спасителе человечества" герой в инвалидной коляске мечтает о докторском титуле, в "Лицедее" -актер, оказавшийся в Богом забытой провинции. - Вы здесь? В этой жуткой дыре? - Я как чувствовал. - Артист государственных театров Брюскон. Бог мой! Да я в такие трактиры и помочиться не заходил. Именно здесь мне суждено играть мое "Колесо истории"... Конечно, безнадежно, абсолютное бескультурье, безнадежно. - Уцбах! Уцбах, Уцбах, сударь! - Ага. Что Уцбах, что Буцбах... Артист государственных театров Брюскон в Уцбахе. Моя комедия здесь в этом Уцбахе. Как будто время остановилось. И эта духота, эта предгрозовая духота, столь ранимый дух в столь ранимом теле. Марина Тимашева: Речь в пьесах идет о честолюбивых людях, чьим замыслам не суждено сбыться. Свою пьесу "Колесо истории" в Уцбахе Брюскон и его театр-семья так и не сыграют, начнется дождь, - что уж говорить о большем. Сергей Ромашко пишет: "Три основные фигуры у Бернхарда - артист, мыслитель, политик. При всем их различии нетрудно уловить в их характерах и действиях определенное сходство. Актер, тиранящий свою семью ради безупречной постановки пьесы, скорее всего, не так уж отличается от президента, одержимого идеей порядка ("Президент"). Эта маниакальная одержимость, безусловное служение своему искусству (неважно, какому) отделяют их от нормальных людей". Исполнитель роли Брюскона и звезда "Табакерки" Андрей Смоляков, безусловно, играет такого маньяка. Все в его мире-театре заведено по его желанию и усмотрению. По крайне мере, в спектакле Карбаускиса. Например, в отличие от супруги, Брюскон не любит бархат и атлас, поэтому занавес висит холщовый и дети одеты по-рабочему. - Это все пролетарские замашки вашей матери, ее так и тянет на роскошь. Послушались бы меня, костюмы обошлись бы втрое дешевле. Я ей говорю - искусственный шелк, а она - шелк. Я ей говорю - холст, а она говорит - бархат. Пролетариев так и тянет на расточительство. Да уж, если пролетарии гуляют, то гуляют на полную катушку. Марина Тимашева: И вот почему сам Брюскон кутается в долгополую шинель. Миндаугас Карбаускис: Это наполеоновская шинель из пьесы. Марина Тимашева: Наполеоновская шинель тут в самый раз, потому что Брюскон себя только мощным личностям и уподобляет. - Если сравнивать со Сталиным, то Черчилль - такой добрый бог. В Гасполе мой сын так ударил по полу ногой, что повредил ее до самого колена. Но спектакль не прервали. Нет. Не потребовалось даже перерыва. Я в роли Сталина просто произнес текст, который мы почему-то сначала хотели выбросить, а потом я поднял своего сына. Понимаете, Сталин поднял Черчилля и вынес его со сцены. Понимаете? Буря аплодисментов, Шекспир, Вольтер и я. Марина Тимашева: Этот Гомер, Мильтон и Паниковский ставит пьесу собственного сочинения "Колесо истории", судя по всему, нечто умопомрачительное про Сталина, Черчилля, Меттерниха. То, что в этом светопредставлении занят сын, еще куда ни шло, но дочь играет Цезаря (!!!) и остается только догадываться, в какой роли предстает жена. Жена не произносит в пьесе ни слова, только кашляет, сын и дочь тоже немногословны. Остается довольствоваться характеристиками желчного героя. - Бедный Агат, дебильный сын, более или менее глупая дочь, вечный самообман. Марина Тимашева: В то же время Брюскон искренне льнет к детям, жалеет время от времени болезненную супругу, страстно репетирует с ними их роли, и делает это с той же искренностью, с какой всех ругал и ненавидел. Он безостановочно хвастает тем, что является артистом государственных театров, а через минуту костерит эти государственные театры, что есть мочи. - Я не люблю, когда ты кричишь этот пассаж. Понимаешь, сейчас во всех театрах принято орать. Куда не придешь, везде ор стоит, и в государственных театрах, и в самых модных театрах, везде ор стоит. Ты должна говорить тихо. Марина Тимашева: Это суждение, кстати, глубоко справедливо, как и рассуждения о музыке в спектакле или о назначении театра вообще. - Театр - это вам не увеселительное заведение! Марина Тимашева: И без паузы, без смены настроения - истерика из-за пожарного инспектора. Кстати, людям знающим театр изнутри, и по сей день пожарный инспектор кажется едва ли не главной фигурой процесса. Он может отменить спектакль, если вы не достали, скажем, справки о пропитке. Так что, зрителям переживания Брюскона зря кажутся ничтожными и смешными. - Да, ведь правда же смешно настаивать на пяти минутах отключения дежурного освещения. Здесь, где все от сырости уже давным-давно прогнило, пожар практически не возможен. Невозможен, пойдите и скажите это вашему пожарному инспектору. Марина Тимашева: Этот Брюскон - настоящий фантазер. Обыкновенные люди ему неинтересны, он немедленно додумывает их биографии, ищет в них трагический перст судьбы, разыгрывает словно уже написанные драмы. Одна из них, видимо, будет зваться "Трактирщик в Уцбахе". - Здесь палец никогда не высохнет, такая здесь влажность. Это - смерть театру. Скажите, пожалуйста, милейший, трактирщик в Уцбахе, такой удел, вы что, в этом Уцбахе родились или сюда в этот Уцбах к жене перебрались? - К жене, господин Брюскон. - Вероятно, дела были, а впрочем, как знать, как знать. У вас не осталось выбора. Женщина способна заманить такого вот мужчину из самых дивных мест в самую дыру. И когда вы сюда? - В 46-ом году. - В 46-ом? Это судьба. - Да нет, просто у меня не было средств к существованию. После смерти отца... - Отсутствие средств к существованию. - Мы жили - восемь братьев, три сестры, спали на трех кроватях в сыром промозглом подвале. Что это? - Да, у вас не осталось никакого выбора, как найти себе жену из общепита, и вероятно этот Уцбах стал для вас спасением. Этот жуткий Уцбах, в котором я на второй бы день сдох бы от католической депрессии, стал для вас спасением. Марина Тимашева: Андрей Смоляков однажды уже играл Актера в спектакле "На дне". Кстати, Миндаугас Карбаускис об этом помнит, не зря он ввел в спектакль "Болеро" Равеля, которым сопровождалось "На дне" Адольфа Шапиро. Миндаугас Карбаускис: Я хулиганил, потому что Бернхард тоже хулиганит. Марина Тимашева: Я спрашиваю Андрея Смолякова, есть ли между Брюсконом и Актером из пьесы Горького что-то общее. Андрей Смоляков: Один упавший, а другой живущий. Один пытается подняться со дна и ему не удается, он срывается и кончает жизнь, а другой напротив, находится в этой жизни, он ее любит, он ее, как говорят украинцы, "мает", и он за нее цепляется. И вот эти перепады, неудачи - это все отметается, он блаженный. Я надеюсь, они у меня даже не похожи. Марина Тимашева: Андрей Смоляков представляет нам Актерство в его предельной концентрации. Лицедейство как образ жизни. Они играет все страхи актера, его мании и фобии, его одиночество и чудовищный эгоизм, его зависимость от куриной лапши и от публики. Он играет спектакль о любви-ненависти к театру. Герой рассказа "Комедия? Или трагедия" размышляет: 8 или 9 недель я не ходил в театр: я презираю театр, ненавижу актеров, весь театр - одна подлая дерзость, дерзкая подлость". Сказав все это, герой одевается и идет в театр. И далее текст: Весь мир - каторга. И сегодня там, в театре, идет комедия". Эти слова перекликаются с другими из рассказа "Культерер": "На свободе человек несвободен, а в неволе все же волен... Выйду из тюрьмы - значит, потеряю свободу". "Театр - тюрьма" - кричит Брюскон, но остается в добровольном заточении, потому что выйти из тюрьмы, значит, подписать себе смертный приговор. Был ли он сам когда-либо в ситуации Уцбаха. Андрей Смоляков: Я не знаю сродни ли это Уцбаху или нет, но когда я был молодым артистом и после окончания института, когда закрыли нашу студию, я работал в Театре имени Гоголя несколько месяцев. И в спектакле "67 по диагонали" (такой был спектакль про то, что телевизор наш враг), я поздно пришел, быстренько оделся, спектакль начинается, и я где-то через пять минут выскакиваю на сцену. Глянул, зацепил глазом зрительный зал, там было три человека, и я ушел со сцены. Это было ужасно. И поэтому когда говорят: " а как вы относитесь к тому, что вас на улице к вам пристают, цепляются", отвечаю "хорошо". Зрители - разные люди, они выказывают свою любовь, знание свое тебя, это говорит о том, что я востребован для них. А если бы этого не было, надо было бы уходить из профессии. Марина Тимашева: Гротесковая пьеса Бернхарда в то же время очень реалистична. Актеры вообще не кажутся обычному человеку нормальными. Они в жизни не слышат никого, кроме себя, не говорят ни о чем, кроме как о себе и своей работе, путают себя с сыгранными персонажами, ненатурально смеются и жестикулируют, закатывают истерики. Андрей Смоляков согласен. Андрей Смоляков: Да, в огромной степени это правда. Не то, чтобы я там буду самоуничижаться, но меня очень часто укоряют, особенно близкие люди, в том, что я порой не слышу, не общаюсь с ними. Но ведь наша работа такая дурная. С одной стороны она классная, я без нее жить не могу. С другой стороны, я понимаю - она дурная. Но весь ужас заключается в том, что ты работаешь постоянно, ты же не скажешь себе "до трех часов я думаю об этом, после трех я думаю о том". Нельзя, не получится, работаем постоянно. Может быть, из-за этого некоторые мои коллеги выпивают, чтобы хоть как-то немножечко очистить мозги. Потому что иногда в этом можно закопаться. А так, это такая работа. Марина Тимашева: Цитирую другое произведение Бернхарда: "Вот уже более 30-ти лет я могу считать себя счастливым человеком, хотя по своей натуре я не приспособлен для того, чтобы быть счастливым. Впрочем, даже самый разнесчастный человек может стать вполне счастливым, когда речь идет о том, что называется его делом". Дело актера - роли, сцена, софиты, кулисы, театр. Дело счастливого человека. Вообще-то, пьеса называется не "Актер" (Шаушпиле), а "Лицедей" (в точном переводе с немецкого "Театермахер" очень уничижительно - делатель театра). Андрей Смоляков: Вообще-то в слове "лицедей" есть немножечко какая-то червоточинка. Марина Тимашева: Действительно, из пьесы никоим образом непонятно, хороший ли актер Брюскон или жалкая посредственность. В жизни они могут вести себя одинаково. Только сцена указывает тени ее место, а гению - свое. Но Миндаугас Карбаускис ставит "Человеческую комедию", и не по Брехту, а по Чехову. А Андрей Смоляков играет не лицедея, а артиста, наделяя героя собственным талантом. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
