Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Русские ВопросыАвтор и ведущий Борис ПарамоновРусская терапияВ России вышла любопытная книга: "Мифы о России и дух нации" Александра Горянина. До наших мест эта книга пока не дошла, но кое по каким материалам судить о ней уже можно, и поговорить хочется не мешкая. Во-первых, у нас есть что-то вроде автоаннотации книги, во-вторых, появилось большое интервью автора в газете "Комсомольская правда", в трех номерах подряд: случай, говорят, небывалый. Нам понятно, о чем идет разговор в книге Горянина и, более того, почему и зачем она появилась. Но вот давайте начнем с этой автоаннотации - как сам писатель подает свое сочинение: "Автор задается вопросом, почему одни народы складывают о себе горделивые мифы, а другие вполне способны принять на веру отрицательные мифы о себе. Исследуя этот вопрос, он развенчивает множество мифов о России и русских. Например, о том, что Россию всегда отличал имперский дух. И другой, гласящий, будто официальным геополитическим идеалом русских царей была доктрина о Москве - Третьем Риме. И миф о том, будто для России колхозное хозяйство - самое естественное, поскольку общинность, соборность и коллективизм якобы встроены в русскую психологию. Автор показывает, что качество жизни простых людей в допетровской Руси было много выше, чем в Западной Европе. Что, исключая ХХ век, в русской истории гораздо меньше жестокости, чем в остальном христианском мире. Некоторые из рассмотренных в книге мифов свидетельствуют о расщепленном сознании нашей либеральной интеллигенции. Чего стоит ее любимый миф, будто Россия потерпела поражение в холодной войне. Считать так могут лишь люди, отождествляющие себя с коммунизмом. Да, Ленин, Сталин, Троцкий, Андропов и примкнувший к ним Шепилов и впрямь потерпели поражение. Но не Россия. Почему-то один народ создает о себе миф героический и кичливый, а другой - на куда более выигрышном материале - миф застенчивый и какой-то виноватый. Это видно из сопоставления американского мифа о ковбоях и русского мифа (вернее, его отсутствия) о казаках - абсолютно уникальном в масштабах человечества сословии, "поголовно и на свой счет" служившем государству. Миф, усвоенный в качестве истины, становится огромной силой. Даже не имея ничего общего с действительностью, мифы формируют эту действительность. В российском случае они навязывают нам преуменьшенную самооценку, пониженное самоуважение, подрывают нашу веру в себя, подрывают дух нации". Задача автора определена в этих словах очень интересно и, можно сказать, плодотворно: деятельность людей, хотят они этого или нет, неизбежно протекает в атмосфере мифа, но от того, каков этот миф, зависит результат деятельности. Получается при этом, что народ сам создает собственный миф или даже может принять миф, созданный о нем другими. Кажется, в русском случае мы имеем дело со вторым вариантом. Не Герберштейн и не Олеарий, не маркиз де Кюстин создали русский миф, но русские из их сочинений его усвоили, перевели в самосознание. Вопрос: а какие русские? Тут начинается самое интересное, насколько я могу по вышецитированной кости восстановить скелет горянинской книги в его полноте: по-видимому, автор считает, и не без оснований, что творец негативного мифа о России - русская либеральная интеллигенция. В интервью Горянина "Комсомольской Правде" заметна одна тенденция: почти всякий раз, говоря о русских плюсах, замалчиваемых в негативном русском мифе, автор ссылается на историю России допетровского периода. До Петра в России всё было хорошо, а если и не всё и не совсем хорошо, то лучше, чем в Европе в тот же период. В России, например, правовой уровень был выше, а судебные установления мягче. Любимый пример всех славянофильствующих (я не говорю, однако, что Горянин славянофил) - в России не было смертной казни в тот период, когда она свирепствовала в Европе. Горянин говорит интервьюеру "Комсомольской Правды": "Будете в Лондоне - купите билет на обзорную экскурсию по центру города в открытом автобусе. У Гайд-парка вы услышите, что там, где сейчас "уголок оратора", находилось место казней. Казни были основным развлечением лондонского простонародья в течение многих веков... Еще в 1819 году в Англии оставалось 225 преступлений и проступков, каравшихся виселицей. Полюбуйтесь на гравюры Дюрера и Кранаха. Известно, что в своих античных и библейских сюжетах они отражали реалии окружавшей их жизни. И эти реалии ужасают. Вы увидите, что гильотина существовала за два века до Французской революции... А какие ужасы мы видим на гравюрах Жака Калло! Это тридцатилетняя война 17 века: гирлянды и гроздья повешенных на деревьях людей. Это отражение не болезненных фантазий художника, а подлинной жестокости нравов того времени. Тридцатилетняя война унесла половину населения Германии, особенно лютовали там шведы. А Средние века были еще ужаснее. Россия такой необузданной свирепости нравов не знала никогда, она отличалась мягкостью нравов, смертоубийство казалось нестерпимо страшным делом". Тут, надо полагать, Мишель Фуко автору матерьяльца подкинул. В таком духе и с приведением подобных примеров выдержано всё интервью. Но возникает в результате ясное ощущение, трудно объяснимое с авторской позиции: когда в Европе дела пошли лучше, право восторжествовало и нравы смягчились - тогда именно в России стало хуже, и продолжало ухудшаться. А рубеж здесь - как раз Петр Первый и его реформы. Вывод вроде бы однозначный напрашивается, и его не раз делали всякого рода славянофильствующие: петровская реформа нарушила органический порядок русского быта, не пошла на пользу народу и, выведя Россию на европейский политический уровень, всё же не смогла равнять ее с Западом по всем показателям социально-культурного развития. Ограниченная модернизация страны - в основном в военном отношении - была достигнута за счет сверх-крайнего напряжения национальных сил и в конечном счете подорвала долгосрочные потенции страны. Народ был разорен реформой, уровень народной жизни так и не был восстановлен до прежних, дореформенных стандартов. Кстати сказать, об этом не только славянофилы писали. П.Н.Милюков, известный главным образом как политик, был к тому же крупным историком, и основная его работа, создавшая ему научное имя, была посвящена как раз негативным результатам петровской реформы. Можно сказать, что Милюков разоблачил петровский миф; во всяком случае показал, что с чисто научной точки зрения реформа не дала того, что предполагала. И в то же время - вот и ярчайший пример, подтверждающий установку нашего автора, А.Горянина, - Петр Великий и его реформа есть ни что иное как великолепно сработавший миф, канализировавший русскую национальную энергию именно туда, куда и предполагалось, - на Запад, в Европу. Конкретные результаты реформы, сиюминутные последствия были незавидными, но перспектива была задана, намечен путь, с которого Россия в общем и целом не сходит. Генеральная линия Петра восторжествовала - как установка национального сознания, как исторический горизонт, в котором страна стала видеть себя и свое будущее, свою идею, если хотите. Можно сказать так: Петр и победить до конца в своей стране не может, но и не дает ей сойти со своего, им намеченного пути. Петровский миф - образ некоего национального долженствования, вечная русская программа - не в смысле генетической предзаложенности (такой в истории и не бывает), - а в смысле исторического целеполагания.
Волн наводненья не сдержишь сваями,
Можно привести еще один весьма известный пример действия мифа в качестве конденсатора энергии исторического действия - пример опять же из русской истории, сравнительно недавней. Об этом Бердяев выразительно писал в книге "Истоки и смысл русского коммунизма". Почему марксизм победил в русском революционном движении, стал его основной теорией и руководством к действию? Потому что он говорил о действии в истории объективных, сверхличных сил, обеспечивающих тот исторический результат, который провозглашала теория. Получился парадокс: детерминистская теория способствовала волюнтаристской энергии революционеров-марксистов, которые, по смыслу теории, должны были бы полагаться на автоматическое движение к социализму. Марксистская концепция пролетарской революции, создающей бесклассовое общество, - миф, но этот миф создавал у исповедовавших его революционеров уверенность в своих силах и в конечном счете способствовал их победе. Вот тут нам надо задержаться и еще раз подумать о том, как реализуются мифы в истории. Всегда ли это во благо? Ответ ясен: это зависит от того, каков миф. Есть миф и миф. Это слово вообще двусмысленно, и одно из его значений, кстати, наиболее популярное, - легенда, сказка. Большевицкий, марксистский миф должен быть трактован в этом втором, уничижительном смысле. Петровская реформа, несмотря на все свои издержки, оказалась перспективной, потому что она ставила себе вполне реалистическую, прагматическую, в сущности, достижимую цель, ориентировалась на образцы, действительно существующие. Европа-то была, и есть. Но большевицкий миф изначально нереалистичен, утопичен, имеет в виду нечто по природе своей недостижимое, противен природе человека, и именно поэтому тотально репрессивен. Ему люди мешают, природа их не такова, чтобы соответствовать провозглашаемым заданиям. Поэтому человека надо гнуть и ломать, переделывать его во что-то ранее невиданное. В сущности, это идеализм. Томас Манн сказал: если б преступления фашизма не были столь отвратительными, можно было бы сказать, что они совершены далекими от жизни идеалистами. Но о коммунизме с еще большим основанием это можно сказать. Переделать человека не удалось, да и никогда не удастся, - поэтому коммунизм в России в конечном счете исчез, испарился, сошел на нет, и даже без особенной борьбы и кровопролития. Александр Горянин это особо отмечает: "Что такое революция большевиков и ее 70-летнее продолжение? Это был проект построения нового общества. Из-за чего он рухнул? Из-за "сопротивления материала". Давайте спросим себя: зачем большевики создали свой исполинский репрессивный аппарат - при якобы послушном народе? Не из чистого же садизма. Для чего умертвили миллионы людей и десятки миллионов сгноили в лагерях? Не для того ведь, чтоб уменьшить толчею на стройплощадке коммунизма. На самом деле, сила картельного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия. Не будем себя обманывать: чекисты видели врагов. С помощью профилактического террора они истребляли тех, кто враждебен новому строю, кто сопротивляется либо способен и готов к сопротивлению, кто ждет или предположительно ждет своего часа. Но сопротивление ушло внутрь, и в итоге обратило все затеи большевицких вождей в пародию и карикатуру на первоначальный замысел. В конечном счете, именно оно - не иностранные армии, как в случае Германии, Италии или Японии - вернуло в Россию свободу. Мы сами одолели тоталитаризм, победили его изнутри". Всё это правда, но не полная правда. Остается вопрос: а почему, собственно, стала возможной первоначальная победа коммунистического проекта? В самом деле, ведь не еврейско-латышские чекисты с помощью мадьярских дезертиров завоевали Россию для коммунизма, она, так сказать, сама себя завоевала. И в рассуждении об этом открывается одна существенная сторона подлинного русского мифа, которую Александр Горянин считает искусственно-привнесенной. В одном месте своего интервью "Комсомольской Правде" А. Горянин заговорил всё-таки о русских недостатках, являющихся, как и положено, продолжением достоинств. Интервьюер спросил: "Вы в своей книге утверждаете, что русский народ вовсе не является терпеливым, скорее даже наоборот. На что вы при этом опираетесь?" Горянин ответил: "Если вы пробежите нашу историю век за веком, то увидите такой стабильный показатель, как нетерпеливость и нежелание нашего народа терпеть что-либо. Это даже своего рода недостаток, порождение нашей экстенсивной психологии. Наши предки расселились по всей Русской равнине потому, что у них не хватало терпения удобрять истощившееся поле. Они выжигали соседний лес и получали первые два-три года урожай получше. Этот алгоритм экстенсивного, нетерпеливого образа жизни в нас - от тех далеких веков... Неумение терпеть у русских и умение терпеть у западноевропейских народов породило вопиющую разницу в способе жизни. Там из века в век надо было жить на одном месте, долбить одно и то же поле, удобрять его, придумывать разного рода приспособления ... Когда говорят о территориальном расширении России, надо помнить, что это далеко не всегда была государственная экспансия. Не меньшую роль сыграло бегство народа от власти на безвластные окраины... То есть нежелание людей терпеть и смиряться обусловило заселение исполинских пространств Евразии. Будь русский народ терпеливым и покорным, наша страна осталась бы в границах Ивана Калиты, но при этом, возможно, развивалась бы не по экстенсивному, а по интенсивному пути". Горянин здесь сказал то, чего, может быть, и не хотел сказать: Россия пала жертвой своих пространств. Мысль не новая, высказывавшаяся еще Б.Н.Чичериным и повторенная Бердяевым, но повторить ее еще раз невредно. Получается, что ничего хорошего в этом пространственном изобилии и нет, оно провоцирует к бегству, к пресловутой российской "воле", то есть безответственности. Тут не только подсечным земледелием пахнет, но и разбоем, Стенькой Разиным. Россия, как одна из героинь Платонова: Маша, дочь пространщика. (Я не знаю, что это такое: железнодорожный термин или неологизм гениального писателя.) Эти бродячие толпы не только ведь новые земли искали и заселяли, но и норовили податься, так сказать, в вольные стрелки - на манер тех диких кочевников, с которыми приходилось вести непрерывную борьбу государству. Это был один из русских соблазнов - растворение в степи и в степном образе жизни, то есть слияние с какими-нибудь печенегами. Поскреби русского, и найдешь печенега. А.Горянин необыкновенно нахваливает казаков, сожалеет о том, что из них не сделали в России воодушевляющего мифа, как в Америке из ковбоев, но ведь то, что ему нравится в казаках - жизнь на вольной земле и добровольная военная организация, - это ведь результат государственной политики, сумевшей поставить на службу себе эту стихию. Обсуждая эти сюжеты, ни в коем случае не следует забывать то, что, похоже, забывает Горянин: известные слова Пушкина: правительство в России - единственный европеец. Кстати сказать, в своей концепции Горянин страшно преувеличивает силу и значение так называемого земского элемента в русской истории - органов местного общественного самоуправления и повторяет давнюю ошибку славянофилов, сравнивавших земские соборы чуть ли не с западными парламентами, причем сравнение было в пользу России. Этот миф разоблачил еще в середине 19 века уже упоминавшийся Чичерин. Новейший и наиболее научно фундированный курс русской истории, созданный Б.Н.Мироновым, всячески подчеркивает позитивную роль государства в построении России, явно продолжая традицию старой государственной школы русской историографии (Соловьев, Кавелин, тот же Чичерин). Всё было гораздо сложнее, миф сменить, может быть, и надо, но нелегко, если помнить при этом об исторической правде. Но сюжет об экстенсивности русской психологии хорошо Горяниным выдвинут, хотя требует несколько иной экспликации. Русская "воля" оказалась очень даже способной к переходу в свою диалектическую противоположность - терпение и покорность. Здесь нам надо коснуться сюжета христианства в русской истории, которого А.Горянин, судя по его интервью, вроде бы не заметил. Сказать коротко, христианство дало высшую религиозную санкцию анархической стихии русской души. Христианство ведь не от мира сего, и земным устроением не озабочивается. Русский Христос совершенно уместен во главе блоковских "Двенадцати". Когда рассуждают о загадочной поэме и пытаются эту загадку решить, то неизменно спотыкаются на этом пункте: Христос априорно берется как высшее позитивное начало. Тогда, действительно, трудно его сочетать с красногвардейцами. Это опять же славянофильская тема: о возможности построения в России чисто христианской культуры, не отягощенной искажающими влияниями западных, с античных времен еще идущих, то есть "языческих", традиций. Отсутствие этой традиции в России славянофилы посчитали плюсом, а не минусом. Минус традиция - это плюс: такая арифметика была у славянофилов. Забывали о том, что христианство по природе своей антикультурно, контркультурно или, если угодно, сверхкультурно, и направлено оно не на устроение мира, а на преодоление его. Оно эсхатологично: жаждет конца мира, нового неба и новой земли. Мир должен сгореть, говорит христианский мыслитель Бердяев. То же самое у Блока: "Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови. Господи, благослови!" Вот где уже в "Двенадцати" Христос появляется. Альберт Швейцер проанализировал радикальную трансформацию христианского мифа. Христос пришел как Мессия с обещанием тотального преображения бытия, которое ожидалось здесь и сейчас. Когда эта эсхатологическая надежда рушилась, была выбрана иная модель: смерть на кресте как длящееся пребывание Бога среди труждающихся и обремененных. Мир спасен, возведен к высшему бытию крестной смертью Спасителя. Так бунт уступает место терпению, "несению исторического тягла", как скажет другой русский религиозный философ. В обоих этих обликах развивается русская история, а лучше сказать, формируется русская психология: порывание к небу, принимающее форму тотального бунта, и крестная мука, выступающая, если вдуматься, иным ликом бунта, то есть неприятия бытия. В сущности это одно и то же, между двумя этими состояниями нет зазора, дающего место культурному творчеству. Христианство в России не только не породило культуры (что невозможно по определению), но и не сумело адаптироваться к культуре, как произошло это на Западе, что и послужило взаимному обогащению и утончению обоих. Наиболее емкая формула этой взаимной вовлеченности в единый культурный процесс - Реформация. Культуру привить к России власть всё же сумела; известная формула: на реформу Петра Россия ответила Пушкиным. Интересно, что власть же задумывала и Реформацию: такой смутный проект был у Александра Первого, за которым, как теперь выясняется, с громадным интересом наблюдал Пушкин. Но Реформация по определению должна быть народным движением, должна из себя выдвинуть Лютера. Таким русским Лютером, без сомнения, становился Лев Толстой. Но, как принято говорить в таких случаях, история распорядилась по-своему. Русский двадцатый век, большевизм можно органически вписать в русскую историю, если помнить о том, какой тип человека был порожден русской степью и санкционирован православным христианством. Бердяев называл этот тип апокалиптическим нигилистом. Гениальное художественное воплощение он нашел в творчестве Андрея Платонова. Его чевенгурцы - это большевики и христиане одновременно. Возвращаясь к книге Александра Горянина, можно сказать, что его ревизия русской истории не удалась. Ничего сногсшибательно нового о ней сказать нельзя: слишком она известна и достаточно объяснена. Но Горянин прав в своей проективной установке. В сущности, он не пересматривает русское прошлое, а предлагает от него отказаться, лучше сказать - забыть. Отсюда его установка на построение оптимистического русского мифа. Это о многом говорит, и прежде всего - об изменении типа русского человека, об изживании ветхого русского в опыте большевизма. Русский человек почувствовал освобожденной свою потенциальную энергию. Этот реальный результат настоящего, чреватый лучшим будущим, стоит всех интерпретаций прошлого. Б.Н.Миронов, автор "Социальной истории России времен империи" - работы, как мне кажется, сильно повлиявшей на проект Горянина, писал в своей книге: "Мы, россияне, нуждаемся в клиотерапии - в трезвом знании своих достоинств и недостатков, чтобы иметь возможность достоинства развивать, а недостатки лечить и устранять... Историки могут стать социальными врачами. Подобно тому, как психоаналитик избавляет пациентов от различных комплексов, которые мешают им жить, путем анализа их личной истории, так и историки могут избавить свой народ от комплексов, сформировавшихся в ходе национальной истории ... путем анализа прошлого". В данном случае анализ прошлого, предпринятый А.Горяниным, не столько отвечает истине фактов, сколько заставляет вспомнить старую философскую апофегму: истина не факт, а идеал. Не надо цепляться за прошлое, тем более бояться его, угнетаться им. И вот чего уж совсем не надо - и тут трижды прав Горянин - это каяться, бередить старые раны и посыпать главу пеплом. Как сказал хасидский мудрец: "Согрешил я или не согрешил, - что от этого Небесам? Чем терять время, предаваясь размышлениям о грехе, лучше мне нанизывать жемчужины к вящей славе Небес... Человеку, который не думает о себе, даны все ключи". Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|