Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
25.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[22-04-04]
Час прессы55 лет "глушилкам". Что пришло на смену?Ведущая Елена Рыковцева
Елена Рыковцева: Неделю назад газета "Тамбовская жизнь" сообщила своим читателям о славной дате. Ровно 100 лет назад, 15 апреля 1904 года, во время артиллерийского обстрела японской эскадрой внутреннего рейда Порт-Артура радиостанция российского броненосца "Победа" и берегового поста "Золотая гора" начали свою работу в эфире. Цель - затруднить радиопередачи вражеских кораблей-корректировщиков. Спустя много лет эта дата - 15 апреля - была объявлена Днем специалистов радиоэлектронной борьбы. Автор материала в "Тамбовской жизни" - заместитель начальника межвидового центра таковой борьбы города Тамбова по фамилии Опешко - в описание истории этих армейских подразделений включил следующее: "Еще на так давно антенны наших "глушилок" были в основном направлены на Запад, против радиостанций Свобода, Голос Америки, Би-Би-Си, Немецкая волна. Средства радиоэлектронной борьбы, таким образом, сполна использовались в борьбе двух идеологий". И так совпало, что на этой же неделе газета "Известия" напомнила о другой, не менее славной дате. 55 лет назад, 19 апреля 1949 года, Совет министров СССР поручил Министерству связи организовать глушение зарубежных радиостанций, ведущих антисоветское вещание на СССР. То есть сразу две знаменательных даты мы отмечаем сегодня в нашей студии - это 100 лет "глушилкам" вообще и 55 лет "глушилкам" зарубежных радиоголосов в частности. В разговоре участвуют: Матвей Ганапольский, журналист радиостанции "Эхо Москвы" и ведущий телепрограмм, Игорь Померанцев, редактор Русской службы Радио Свобода, и с нами на связи из Минска Сергей Ханженков. Сергея Николаевича представляет слушателям Радио Свобода корреспондент газеты "Известия" Сергей Нехамкин, который в канун юбилея "глушилок" познакомил с ним читателей своей газеты. Сергей Нехамкин: Сергей Николаевич Ханженков, на мой взгляд, интересен тем, что это, прежде всего, сильный человек. Вот такое романтическое поколение диссидентов, можно даже сказать - первых диссидентов, потому что все это произошло с ним в 1962 году, когда Сергею Николаевичу было 20 лет. В 20 лет человек совершенно неожиданно, вместе с какими-то друзьями, одни из которых оказались верными, другие оказались неверными, пытается сделать вещь, которая сейчас, наверное, кажется странной. Он попытался взорвать глушитель, который глушил радиопередачи, в том числе Радио Свобода, а также все, что тогда было. На самом деле, он не странный. Это умный, сильный, верный себе человек, который совершенно осознанно шел на то, на что он шел. Обусловлено это было и личной судьбой этого человека, и обстоятельствами времени. Человек родился на Колыме. Его дед был эсером, его отец был посажен. С детства бесконечные разговоры, лагеря... У него было совершенно другое - не романтическое, а очень трезвое понимание того, что представляет собой окружающий режим. За то, что он сделал, - ничего он не выиграл, взорвать ему глушитель не удалось, - жизнь ему поломали. Десять лет лагерей. Он по-прежнему считает, что действовал абсолютно правильно. Сергей Николаевич категорически потребовал, чтобы не называлось имя человека, который его сдал КГБ, сказав, что у этого человека есть дети, и он не хочет, чтобы им тыкали пальцем в лицо. Всегда есть романтический порыв одиночек, который всегда, наверное, странен, нелеп, почти всегда неудачен, но это остановить нельзя. Вот очень многие говорили: "Ну не так надо было делать, ну как это - идти да взрывать?! Не так надо было действовать!" Но никто не сказал - как. Елена Рыковцева: Итак, Сергей Николаевич Ханженков - один из участников нашей программы. И теперь я хочу обратиться к слушателям нашей программы. Мы задаем отдельный вопрос тем, кто слушал зарубежные радиостанции в эпоху "глушилок": не скучаете ли вы по этим самым "глушилкам"? Я не случайно спрашиваю, потому что когда мы с Игорем Померанцевым ездили в Самару на встречу с нашими слушателями, они с тоской и ностальгией говорили: "Вы, конечно, ребята хорошие, но вот когда под подушкой Радио Свобода слушали - как-то было более романтично..." И другой вопрос - к тем слушателям, которые приступили к прослушиванию зарубежных голосов уже в последние годы, после "глушилок": почему вы это делаете? Теперь объясняю мотивы этого вопроса. В том же номере "Известий" Владимир Матусевич, который был главным редактором Русской службы Радио Свобода с 1987 по 1992 год, произнес следующие слова: "Уходить надо вовремя. Если бы Свобода прекратила вещание в 1992 году, на пике своей популярности, - это было бы достойным завершением ее истории. Потому что сегодняшнее существование станции - дело, на мой взгляд, бессмысленное. Времена изменились, дважды в одну реку не вступишь". Я сразу к Игорю Померанцеву обращусь, как к сотруднику радио. Игорь, у вас какие-то мысли и чувства по поводу этой реплики возникли? Игорь Померанцев: Да, конечно. Мы оба с вами сотрудники этого радио. Может быть, Владимир и прав: быть или не быть нашему радио - судить, скорее, не нам, а нашим слушателям. Но они отчасти и судят: только в одной Москве у нас, по крайней мере, 200-250 тысяч слушателей. У режиссера театрального Питера Брука одно из ключевых понятий - это "мертвый театр", причем этого мертвого театра гораздо больше, чем живого театра. Вот я тоже часто слушаю эфир, и часто слышу "мертвые радио". Мне все-таки кажется, что не такие мы мертвые или не было бы у нас 250 тысяч слушателей в Москве, если мы уж были совсем неинтересными. Но, повторяю, слушатели должны судить об этом. Я только знаю вот что (поскольку я сам радиослушатель): чем больше у меня выбор, эфирный выбор, тем мне интереснее. Потом, мне просто интересно путешествовать по волнам, по частотам, слушать разные голоса, разные точки зрения, разные тембры голоса. Это само по себе глубокий и, по-моему, волнующий акустический опыт. Речь даже идет не обязательно о наших поклонниках. Вот покойный писатель Солоухин постоянный слушатель был Радио Свобода, более того, он охотно выступал в моих передачах "Поверх барьеров", и при этом не любил он Свободу. Ну, человек, он был не слишком либеральных взглядов, и когда его спрашивали: "А почему же все-таки вы, господин Солоухин, слушаете Радио Свобода?" - он отвечал: "Для озлобления". Так что могут быть совершенно разные мотивы у наших слушателей, и это здорово. Елена Рыковцева: И я обращаюсь в Минск, к Сергею Николаевичу Ханженкову. Сергей Николаевич, вот такой философский вопрос для начала. Вы, сегодняшний, понимаете себя тогдашнего, вы помните себя тогдашнего? Не посещает ли вас сегодня такая мысль: за что боролись-то, собственно говоря? Сергей Ханженков: Конечно, помню себя. Я, собственно говоря, другим себя и не помню тогда. За что боролись?.. За что боролись, то и получилось. Боролись с советской властью - слава богу, ее не стало. Я хотел бы ответить на вопрос, нужна ли сегодня станция Свобода. Нужна! Елена Рыковцева: Зачем? Сергей Ханженков: Конечно, когда-то это было единственным средством информации, которое давало эту самую информацию. Сейчас выбор большой, сейчас газеты, телевидение, собственно говоря, - с этим проблем нет. Но все равно нужен какой-то камертон. Вот Свобода - для меня это камертон. Так что не уходите. Елена Рыковцева: Сергей Николаевич, спасибо. И я обращаюсь к Матвею Ганапольскому, который накануне эфира сказал, что у него есть некие романтические воспоминания, связанные с эпохой "глушилок". Матвей, поделитесь, пожалуйста. Матвей Ганапольский: Я, во-первых, хочу сказать собственно о Свободе, потому что как-то неожиданно мы с "глушилок" вообще переехали на конкретную радиостанцию. Елена Рыковцева: Мы еще вернемся к "глушилкам". Матвей Ганапольский: Может быть, чтобы закрыть тему (приятно закрывать тему, знаете, как о любви: написал стихотворение о любви - и закрыл этим тему о любви в поэзии), я хочу сказать, что нет смысла вообще говорить, нужна радиостанция Свобода или нет. Потому что, если Радио Свобода - это политически ангажированная радиостанция, то такая радиостанция не нужна. Но мы - во всяком случае, я - рассматриваем прежде всего Радио Свобода как информационную станцию, потому что у вас большая сеть корреспондентов, вы делаете передачи и из российских регионов. Откуда радиослушателю узнать, например, жизнь российских регионов? С вашей радиостанции. У вас есть хорошая кор.сеть в Европе, в Соединенных Штатах Америки. Когда я слушаю, например, утреннюю вашу программу, я слышу самые разнообразные материалы, отовсюду. Поэтому если отойти от Радио Свобода, а просто сказать: радиостанция, которая разнообразно рассказывает со всего мира, что там происходит, - то я просто не понимаю господина Матусевича: Он, конечно, имеет право на свою точку зрения, но моя точка зрения другая: Радио Свобода, как бы она ни называлась (просто есть традиционное такое название), просто как традиционная радиостанция не только должна существовать, но еще и выигрывать рейтинги, быть популярной, что, по-моему, у нее хорошо и получается. А вот что касается "глушилок", да, господа, я могу рассказать о первом моем страшном воспоминании о них. Наверное, многие люди СТАРШЕГО поколения (говорю я с таким специальным ударением), помнят, господин Померанцев, может быть, помнит, был такой радиоприемник под названием "Урал", замечательный, из красного дерева, с громадным динамиком, который давал великолепные низкие частоты. И я - тогда еще совсем маленький мальчик, школьник (это было в 60-е годы). Было темно в квартире, а отец слушал Китай (не Свободу, а Китай), тогда Китай был враг. Сейчас, правда, я тоже не знаю, друг он или враг, но сейчас его не глушат, а тогда глушили. Можете себе представить: темно в квартире, я вхожу в комнату (а там такая, знаете, зеленая лампочка-индикатор была) - и я вижу эту лапочку и освещенное этим зеленым светом демоническое лицо отца. И я страшно заорал, просто было страшно. Потом были годы, когда я учился с "глушилками" бороться. Например, в радиоприемнике "Океан" можно было чуть влево повернуть ручку так называемого верньерного устройства - и как-то "глушилка" оставалась, а голос звучал отдельно. Или, например, потом мы освоили 19 метров, 13 метров - вот эти диапазоны, в которых Свобода работала. И выяснилось, что там еще легче отстраиваться от "глушилок". Кроме того, иногда происходили вообще удивительные вещи: "глушилка" вдруг (это понятно, поскольку станция вещала с одного места географического, а "глушилка" - с другого) уходила, ее становилось плохо слышно, и всей мощи наших оборонных передатчиков не хватало для того, чтобы заглушить спокойный голос диктора, который что-то там рассказывал. Почему радиослушатели ваши говорят: "Вот когда мы вас слушали под подушкой..."? Ну, есть известный анекдот, что в молодости все как-то лучше. В том числе, когда вспоминаешь Свободу и "глушилку" - это прежде всего твои юные годы, это какие-то явные проблемы, которые сейчас сошли на нет, ими никто не занимается, а тогда Свобода занималась. Это твоя молодость - вот почему "глушилки" несколько романтически воспринимаются. Елена Рыковцева: Спасибо вам, Матвей. И я прочитаю первые пейджерные сообщения. "Ваша станция до их пор является враждебной русскому народу", - пишет Дормидонт. "Мы вас слушаем только ради того, чтобы понять, откуда такая ненависть к нашей стране и нашему народу", - сразу за ним Парфен. И смеется Матвей Ганапольский... Матвей Ганапольский: А это, Лена, сразу говорю, тот же Дормидонт и тот же Парфен... Елена Рыковцева: Ваши?! Матвей Ганапольский: Конечно, которые такие же Дормидонт и Парфен, как вы понимаете... Друзья мои дорогие, Дормидонт и Парфен, не оскорбляйте старинные русские имена. Потому что России свойственна демократия и свойственен интерес к свободе. Поэтому ваши сообщения можно - там есть кнопка "delete" - стереть. Вот можете стирать. Елена Рыковцева: Не буду стирать. Это наши слушатели, и мы с ними совершенно по-другому обращаемся, чем вы. И вот Ирина пишет: "Я еще девчонкой в 50-е годы в Казахстане очень чисто ловила Голос Америки..." Значит, "глушилки" не доставали. Давайте послушаем звонки, а потом продолжим. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Михаил, Москва. Я хотел бы с Матвеем не согласиться, дело не только в ностальгических воспоминаниях. "Глушилки" придавали некоторую остроту и обостряли внимание. Елена Рыковцева: А вы - слушатель эпохи "глушилок", да? Слушатель: Я, скажем так, из династии слушателей Радио Свобода. Мой папа еще называл глушилки "джазом НКВД" в свое время. Матвей Ганапольский: Джаз КНВД? Потрясающе! Слушатель: И недавно я слушал "Русские вопросы" Бориса Парамонова, и то ли действительно вас немножко стали глушить, то ли у меня сосед включил за стеной какой-то электроприбор... Но у меня рефлекс сработал: я сразу включился в передачу, мгновенно, уцепился за слово и начал от него разматывать всю тему. Елена Рыковцева: Замечательно. Спасибо вашему прибору, который работал за стеной. Матвей Ганапольский: А вы знаете, я хочу вам рассказать о самом удивительном глушении, которое я когда-то слушал. Лена, вы сейчас просто упадете. Господин Померанцев, не знаю, был он в этот момент в России или за границей, но это невероятно. Вы помните, что тогда не разрешали а) слушать Свободу, ее глушили и б) нельзя было "Битлз" слушать, ломали пластинки в аэропорту и так далее, волосы обрезали... Вы можете себе представить, что на 13-ти метрах Радио Свободу глушили искаженным сигналом пластинки "Битлз" Abby Road. Елена Рыковцева: Извращенцы просто. Матвей Ганапольский: Да, они просто записали и через какой-то искажатель пустили... Поэтому я раз за разом слушал Свободу и чуть в стороне - Abby Road от начала до конца. Спасибо им большое. Елена Рыковцева: И мы слушаем звонок. Здравствуйте, вы в эфире. Слушатель: Добрый день. Я звоню из Краснодара, зовут меня Евгений, 31 год мне. Сразу же должен сказать, что Радио Свобода очень нужна. Меня очень удивляет такое мнение, что в 1992 году Радио Свобода должна была бы прекратить свое существование, потому что для меня основным источником информации о событиях в Российской Федерации до сих пор является Радио Свобода. В Краснодарском крае абсолютно никакой свободы прессы нет, все газеты, радиостанции и телестанции просто лизоблюдствуют перед властями, и никакой информации о реальном положении вещей невозможно получить. Елена Рыковцева: Спасибо вам, Евгений. И еще один звонок. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Валерий Владимирович. Ну, мне уже за 40, слушал я вас и с "глушилками". И вслед за покойным Солоухиным я скажу точно так же (странным образом Померанцев опередил меня): исключительно с целью озлобления. Советскую власть я не любил, но Запад я не люблю и презираю еще больше. И до сих пор вас слушаю исключительно с целью не расслабляться. Во-вторых, напрасно Ганапольский юродствует, потому что и Дормидонт, и Пафнутий (или кто там) говорят абсолютно верные вещи. До сих пор у Радио Свобода три кита - это русофобия, это пропаганда и это стремление уничтожить Россию, ее культуру и ее самобытность. А слушаю я вас с удовольствием, чтобы не терять форму. Матвей Ганапольский: Вы знаете, это слава богу, что хоть какое-то счастье и наслаждение вы получаете. Если бы я был сотрудником Радио Свобода, я бы сказал: "Желаю вам счастья, хоть кусочек радости мы вам дарим..." Елена Рыковцева: Вот и давайте предоставим возможность высказаться сотруднику Радио Свобода Игорю Померанцеву. Игорь Померанцев: Я действительно отношусь скорее к глушимым, если можно так сказать, поскольку с 1978 года я живу в Западной Европе. И я работал на Би-Би-Си, когда нас глушили, - это начало 80-х. И я работал с людьми, которые для меня в юности были частью ночной легендарной жизни, ночной жизни, которой жила вся страна. Я думаю, что очень многие приникали к приемникам. Я работал, выходил в эфир вместе с Анатолием Максимовичем Гольбергом. И для меня было самое удивительное, что эти люди, которые выходят в эфир, которые были частью нашей тогда ночной жизни, они, в общем, не отдавали себе полностью отчета, какую роль они тогда играли в этом вербальном, словесном, языковом нашем мире. Анатолий Максимович был очень уязвим, как мне кажется. Вообще, работа на радио, конечно, это работа не для самых скромных людей. Если ты выходишь в эфир - значит, ты все-таки претендуешь на внимание. Актеру в этом смысле лучше: он выходит на сцену, он играет - и он слышит или аплодисменты, или его гонят со сцены, свистят. На радио, особенно в те годы глушения, мы чувствовали себя как в космическом корабле, совершенно изолированном: ты слышишь только собственный голос, и ты не знаешь, что с ним происходит. И я помню, что Анатолий Максимович страшно обрадовался, когда я ему сказал: "Вы знаете, я в Киеве жил и написал повесть, и вы - один из персонажей ночной жизни, такой символический". И он сразу попросил: "Принести мне. Мне это очень важно". Я просто говорю о том состоянии тех самых людей, которых я называю глушимыми. Речь же идет не просто о радиостанции, речь идет не о конкретных сотрудниках. Что глушили? Глушили целую страну, которая называлась "русское зарубежье". Речь идет как раз не об общинах национальных - скажем, англичане живут в Италии, и они видятся, пьют вино, разговаривают. Это не британское зарубежье, это просто британцы, живущие за рубежом. А русское зарубежье - действительно это была альтернативная страна со своими финансами, со своей политикой, со своими претендентами на престол, реальными, со своей культурой. И вот именно эта страна альтернативная, русское зарубежье, - вот от нее и отмежевывалась метрополия. Как она отмежевывалась? Вот возникла целая культура - в общем, уродливая культура, антикультура - культура глушения, у которой, кстати, были свои стили, свои разновидности. Оказывается, было такое понятие, как "серое глушение" - это речь идет о странах, о радиостанциях, например, Би-Би-Си или Голос Америки, которые были близки или которые выражали государственную точку зрения. А было "черное глушение", тотальное - и русское зарубежье попадало под это тотальное, "черное глушение". Елена Рыковцева: Игорь, спасибо. И я прочитаю два пейджерных сообщения. "Спасибо, что вы в атмосфере лжи помогли сохранить душу - она без правды не может. Не надо менять формат на развлекательный", - пишет нам слушатель Савельев. Мы и не меняем формат на развлекательный. "Я продолжаю, помимо "Эхо Москвы", слушать Радио Свободу, Би-Би-Си и ряд других иностранных радиостанций, поскольку на информационном рынке безусловно существует конкуренция. Среди чисто информационных станций, помимо "Эхо Москвы", действительно объективную информацию можно узнать только из западных голосов", - пишет нам Борис. Матвей, я вернусь к тому, что вы сказали о вариантах борьбы с "глушилками". Вот я посмотрела российские издания пятилетней давности, когда отмечался 50-летний, полувековой юбилей "глушилок". На самом деле, нашла всего одну заметку, но очень выразительную, - это заметка Марины Кудимовой в издании, которое называется "Среда". Пишет она так: "Мы в простоте своей думали, что, прорываясь сквозь сипы и хрипы, мечась по эфиру в рассуждении, где слышнее - на Би-Би-Си или "Немецкой волне", - осуществляем акт личного освобождения от всевидящего ока. Но снова попадали в ситуацию романа Оруэлла - в зону пропущенной сержантом Петровым или майором Прониным слышимости. Вышел сержант покурить - проглотили новости. Выкроил майор часок для брифинга с секретаршей - похавали культурки". Вы под таким углом зрения смотрели на это все? Матвей Ганапольский: Ну, вы знаете, корреспондент может что угодно написать. Для меня это действительно был глоток свободы. Вышел сержант (как там его фамилия) покурить - значит, я послушал воли в лучшем качестве. Не вышел... Хотя я могу вам сказать, как на самом деле это выглядело. Дело в том, что в Москве (это я говорю для иногородних слушателей) есть такой район, который называется Октябрьское поле, и сейчас там стоит такая высокая башня, ну, меньше Останкинской, и там замечательное количество передатчиков висит, оттуда масса радиостанций вещает. Так вот, в начале 90-х, когда глушить прекратили, то там был первый передатчик "Эхо Москвы". И мы пришли туда, и смотрим: что такое? Огромные шкафы и какие-то бабушки старенькие, которые говорят: "А что мы теперь делать будем?" Оказывается, вот эта вся битва свободы с несвободой, которая выражалась в "глушилках", она персонифицировалась даже, Елена, не в сержанта Петрова. Да не Петров, а старые бабушки, у которых было расписание написано чернилами: с трех до пяти кнопку нажать красную, а я пяти до семи повернуть ручку туда-то зеленую. Где-то это делали военные, наверное, которые глушили, предположим, в Германии, в советской зоне. А здесь со свободой боролись обычные бабушки, которые что им сказали, то они и делали. А у нас, я вам хочу сказать, действительно было самообразование, и это был собственный акт движения к свободе. Поэтому когда ты отстраивался от "глушилки" и слышал голос сотрудников Радио Свобода тех лет, или Би-Би-Си, Голоса Америки, или любой другой радиостанции, - это был элемент самообразования. Ты внутренне освобождался. И вот когда мы говорим о романтическом восприятии прошлого, знаете, чего нет сейчас? Сейчас нет во многих из нас вот этого акта самоосвобождения, потому что все вещает открыто, и Свобода вещает открыто. Ты не достаешь это, нет акта получения этого, тебе все пакетировано, как фабрика звезд. Ты хочешь звезду -пожалуйста, вот тебе: хочешь - мальчика с короткими волосами, хочешь - девочку в бикини... Вот так сейчас пакетирована и Свобода. А нам этого не хватает, мы хотим это получить, и это заложено в человеке. Это моя точка зрения. Елена Рыковцева: Вы заговорили об Октябрьском поле, и я вдруг подумала, что очень символично, что эти передающие устройства, которые когда-то использовались для глушения западных радиоголосов, сейчас арендованы теми же самыми "голосами" для трансляции своих программ на территории Москвы и так далее. Матвей Ганапольский: Ну, вот такая форма мести. Правда, непонятно кому. Сержант Петров уже давно на пенсии. Елена Рыковцева: Впрочем, специалисты говорят, что достаточно нескольких часов, чтобы эти передатчики вернулись к прежней функции - глушения. Тоже возможно. Матвей Ганапольский: Вы знаете, значит, будем пользоваться Интернетом. Я вам скажу так, как Жванецкий бы сказал (не его текстом, а в его стиле): значит так, если государство наедет на эфир - будем слушать в Интернете, наедет на Интернет - будем опять рукописно читать... Не захватить это опять, понимаете, не захватить! Время ушло, поезд ушел. Елена Рыковцева: Хорошо, что ушел. И мы послушаем звонки. Здравствуйте, вы в эфире. Слушатель: Добрый день. Меня зовут Юрий, я из Петербурга. Я хотел рассказать один случай из истории глушения. 1969 год, американцы высаживаются на Луну. Би-Би-Си и Голос Америки ведут прямую передачу с синхронным переводом - и в этот момент включаются глушилки. Как рассказывал Матвей Ганапольский, у них был такой метод: радиостанция "Маяк", искаженная, на этой же частоте. И в этот момент по "Маяку" идет песенка из "Бриллиантовой руки": "А нам все равно, а нам все равно, косим трын-траву..." Я не знаю, специально или нет, но это совершенно жутко воспринималось. Елена Рыковцева: А теперь смешно получается. Слушатель: Ну, сейчас - да. Елена Рыковцева: И еще один звонок. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Спасибо, что предоставили мне возможность поговорить с вами. Вера Леонидовна. В свое время, где-то в начале 70-х, я, не задумываясь, приняла посильное участие в диссидентском движении. И вот отвечая как бы Матвею Ганапольскому, оппонируя ему, говорю, что нет у меня ностальгии по тем "глушилкам", которые были. Напротив, я счастлива, что могу так свободно, хорошо, чисто и ясно слушать вас теперь. И я благодарна вашему радио за то время, которое прошло и сделало меня свободной, хотя я и родилась в семье людей, которые воспитывали во мне свободомыслие изначально. Так вот, я говорю вам огромное спасибо за ваш просто удивительный профессионализм, второе - глубокое знание нашей истории, очень глубокой истории, и теперешних сторон ее жизни, потом - за бесконечное уважение к нам, слушателям. Казалось бы, я так далеко от вас, а я слушаю - и мне с вами так покойно, хорошо (покойно - в хорошем смысле). И вот тогда, в такой спокойной обстановке, без всякого вздрючивания, я могу отреагировать на какие-то события, которые произошли в моей, конечно, стране в первую очередь, и подумать, как мне вписаться в них, что мне сделать, как мне кого-то успокоить. Спасибо. Елена Рыковцева: Вера Леонидовна, это вам спасибо огромное. И в Минск обращаюсь, к Сергею Ханженкову - давайте в сегодняшний день сдвигаться. Вот как вы реагируете на то, что у вас происходит сегодня? Тут ведь такая парадоксальная вещь. В России канал РТР считается прогосударственным, лояльным и так далее, у вас это практически уже оппозиционный канал. У вас начинается охота на РТР. В вашем эфире на прошлой неделе прошли анонсы этой телекомпании о том, что в программах "Зеркало" и "Вести недели" будут сюжеты о Белоруссии, - и обе эти программы в это же время отключили от эфира. Корреспондент "Русского курьера" образно назвал это "глушилками", он так и написал: "Вероятно, в Минске РТР отныне приравнено к радиостанции Свобода времен холодной войны, и "глушилки" теперь будут включаться регулярно". У вас сегодняшнего все это какие чувства вызывает? Сергей Ханженков: Конечно, чувство возмущения. Какое это еще может вызывать чувство? Знаете, еще и поэтому нужна ваша радиостанция. Потому что, вот помните, что говорили слушатели из Краснодара, а Белоруссия - это, конечно, еще хуже. Елена Рыковцева: И я читаю сообщение от Ирины, которая пишет о том, что давно слушает Свободу: "Согласна с Матусевичем и Черкизовым, который сказал в эфире, что ваше радио выродилось. У вас жесткая цензура, вы не выпускаете в эфир критические звонки". Ирина, что вам мешает написать свою критику? Я понимаю, что у нас со звонком в эфир пробиться сложно, но вы пришлите сообщение на пейджер - и я обязательно это прочитаю. Никаких проблем с этим нет. И еще один звонок. Здравствуйте. Слушатель: Добрый день. Зовут меня Анна Андреевна. И я хочу быстренько вам рассказать одну забавную историю времени "глушилок". Я тогда была молодым врачом, и у меня был благодарный пациент, и он не знал, как меня отблагодарить. И он мне предложил: "У вас есть какой-нибудь приемник?" - "Да". - "Принесите мне". Я ему принесла в больницу приемник, а он был очень хороший радиоинженер и вел радиокружок ЦК партии. И он мне в моем приемнике сделал что-то такое, короткие волны, по которым я могла спокойно слушать Радио Свобода. И я это делаю по сей день, за что вам спасибо. И вторая история, еще короче. Моя подруга с маленьким сыном пришла в магазин. Магазин, как всегда, у нас был пустой, и такие были сырки, назывались "Волна". И она говорит: "Вот мы сейчас купим с тобой, Леша, "Волну"". А он как закричит: "Не хочу волну, хочу Немецкую волну!" Она так и охнула! Народу было мало, она его схватила и потащила. Теперь этот мальчик уже кончил университет. А вам спасибо, потому что смотреть и слушать нечего. Я вот, например, свой телевизор не включаю неделями, кроме "Культуры". Вот "Культуру" я смотрю и слушаю Радио Свободу. Елена Рыковцева: Спасибо, Анна Андреевна. Кстати, готовясь к этому эфиру, я подумала: хорошо, сегодня праздник - 55 лет "глушилкам". Но ведь когда-то должен быть и такой праздник, что их отменили. Мы пытались выяснить, когда это произошло, и оказалось, что в 1987 году Егор Лигачева подал записку в Политбюро, в которой ставил вопрос об эффективности глушения: денег много, а толку мало. И тогда Политбюро приняло два решения: во-первых, ограничить объем глушения вот такими "зловредными" радиостанциями, вроде Свободы (я не помню, Би-Би-Си в 1987 году считалась зловредной станцией или нет, а вот Свобода все еще считалась). И прекратить глушить, например, Голос Ватикана, который пусть себе вещает; а во-вторых, решили притормозить выпуск коротковолновых приемников, а также запчастей к ним. И только спустя два года Михаил Сергеевич Горбачев внес свое предложение в Политбюро - кончать с этим делом, и было принято решение закончить в 1989 году. Матвей Ганапольский: Я хочу вам сказать, что, как я помню тот день, когда увидел отца, освещенного зеленой лампочкой в радиоприемнике "Урал", так я помню первый день без глушения. Вот говорю это так же, как "первый день без войны". Вы понимаете, по всей видимости, Радио Свобода, и вот это глушение, и вот этот конфликт между правдой и попыткой заткнуть ей рот с помощью вот этого визга, - это все создавало в нас такой внутренний, душевный конфликт, что, казалось бы, малозначимая отмена глушения оставила глубокий след. Рассказываю. Значит, город Анапа, я там студент. Вот 1987 год, как вы сказали. И мы там отдыхаем, какие-то ведем дискотеки, в общем, проводим время, как студенты. И у меня тогда уже был не "Океан" (он был большой), а был такой радиоприемник "Россия", тоже переделанный, там за 35 рублей в радиомастерской мне сделали 16, 13 и 11 метров (то, что слушательнице сделал этот инструктор, дай ему бог здоровья). И я это все слушал. И вот, вы представляете, история: белый день, где-то 5 часов вечера, пляж, мы сидим, я слушаю какую-то музыку. Вдруг бежит человек по кромке, где вода, где волны, который орет: "Глушилки выключили!" Выяснилось, что Свободу тогда продолжили глушить, а вот Голос Америки, по-моему, или Би-Би-Си перестали. Вы можете себе представить, бежит человек, как в фильме, который всем кричит: "Глушилки выключили!" - и люди с изумлением оборачивают головы. Я сразу начал искать и действительно нашел Голос Америки, который с пяти часов начинал работать. Вот кто-то слушал, и это говорит о том, что слушали повсеместно, и это был такой всенародный праздник. А можно Игорю вопрос задать? Елена Рыковцева: Конечно. Матвей Ганапольский: Игорь, во-первых, примите всяческие заверения в уважении, потому что вы в какой-то степени моя школа, вот такая, радийная. Скажите, а вот когда "глушилки" выключили, и вы об этом узнали, выключили в отношении Свободы, что у вас лично изменилось? Там что-то такое не потеряло свой смысл - работа?.. Игорь Померанцев: Матвей, спасибо за комплименты, коллега. Конечно, это было огромное событие. Я думаю, что примерно такие же чувства испытали поэты андерграунда, которые вдруг были опубликованы в журнале "Юность". Я помню, их выпустили в одном журнале с фотографиями, с их стихами андерграундными, которые дышали свободой. Потом они мне рассказывали, что это было огромное событие, а оказалось, что это было не слишком большим событием для читателей - ну, что ж, еще одно стихотворение, да, свободное стихотворение... Может быть, радио играло другую социально-политическую роль, и, конечно, его роль была другая. А для нас, может быть, по-разному... Я начинал свою карьеру на Би-Би-Си, а не на Свободе, и карьера Би-Би-Си предполагает очень кропотливый профессионализм, восприятие радио прежде всего не как идеологии, какой-то партийной линии, а как многоголосье. Есть такое английское слов features - это на русский плохо переводится... Матвей Ганапольский: Ну, спецпрограмма - будем так говорить. Игорь Померанцев: Да, но смысл этой передачи заключается в том, что одна тема обсуждается разными людьми, обсуждается с разных точек зрения, она по своей природе демократична. Это жанр английского радио. Вот я вырос на такой традиции, и когда сняли глушение на Свободе - я был просто счастлив. Это была даже не политическая радость, это была моя профессиональная радость. Я понял, что эту полифонию можно передать, что о политике можно говорить жанрами, можно говорить голосами, можно говорить разнообразием мнений. Просто руки у меня дрожали, потому что я понял, что я сейчас смогу показать. И это был, конечно, колоссальный стимул. А что касается политических эмоций, я вам скажу больше, это было уже время директорства Юрия Гендлера, это конец 80-х - начало 90-х годов, а я очень люблю разнообразные, может быть, с чьей-то точки зрения эстетские жанры, и я тогда подготовил передачу "Роль носа в жизни человечества". И Юрий Гендлер мне сказал: "Игорь, делай что хочешь, только не произноси тему на летучке". И я понял, в чем дело. Все-таки мои коллеги действительно - я говорю без иронии - решали судьбы мира и нации... Матвей Ганапольский: Извините, я чуть снижу как бы стиль, но делаю это сознательно. Когда вы узнали, что глушилки отключили, скажите честно, вот честно, попойка была грандиозная? Водку пили на радостях? Как это отметили всем коллективом? Ведь теперь, с этой минуты, все, что вы скажете, будет слышно! Только правду, честно. Игорь Померанцев: Ну, понимаете, в чем дело... Дело в том, что у нас примерно раз в две недели вот эта традиция поддерживалась, причем это была добрая традиция с 50-х годов. Я сейчас передам вам слова одного ветерана Свободы, я его спросил: "Слушай, а что там было, когда ЦРУ было, вот в 50-е тяжелые годы, вот это образ ЦРУ, шпионаж?" Он мне сказал: "Да, слушай, приезжали какие-то полковники, подполковники, все было очень по-советски. Им нужно было дослужить последние два-три года до хорошей пенсии, в общем-то, в работу они не лезли. Денег было больше, свободы было больше, пьянки устраивали каждую неделю..." Так что я подоспел к шапочному разбору. И это в наши времена, когда уже радио субсидировалось Конгрессом. Елена Рыковцева: Но пили на свои. Матвей Ганапольский: Какой вывод мы можем сделать из того, что услышали? Мы понимаем с вами, что Игорь говорит неправду, - помните, он сбился, когда мы спросили про выпивку, - и что они отметили отмену глушения, конечно, крупным возлиянием. Елена Рыковцева: Вы знаете, я так не думаю: И следующие два звонка. Пожалуйста, говорите. Слушатель: Здравствуйте. Меня зовут Александр, я звоню из Самары. Я слушаю Радио Свобода с момент начала отмены глушения, где-то с ноября 1988 года. Я скажу, что мне нужны все радиостанции, и мне глушение лично не нужно. Я слушаю, допустим, радио всех направлений: и Народное радио, которое на православии базируется, и радио Резонанс, которое ближе к коммунистическому спектру, и радио "Эхо Москвы", и Радио Свобода. Мне лично глушение не нужно и никакой ностальгии нет. А вот Матвею Юрьевичу я хочу сказать, что из нашего города Самары до вашей станции "Эхо Москвы" не доходят пейджинговые сообщения, вот уже год вещает ваше радио у нас в городе, абонент есть - "Эхо Москвы", звонишь - а до вас сообщения не доходят. Матвей Ганапольский: Мой дорогой, чтобы не сбивать, о чем передача, скажу: все будет сделано. Вот сейчас приду на работу и буду этим заниматься. Слушатель: Большое спасибо. Елена Рыковцева: Я хочу поблагодарить наших слушателей, которые шлют очень много добрых слов на пейджер в адрес Радио Свобода, и я даже не могу выбрать какие-нибудь ругательные, потому что их пока нет. Матвей Ганапольский: А "глушилки" не хвалят? Елена Рыковцева: И поскольку теплые слова читать не очень удобно, а критических нет, приходится опять цитировать заметку пятилетней давности Марины Кудимовой, о которой я вам уже говорила, посвященную 50-летию вот этих "глушилок". Вот какая грустная там концовка: "Сегодня Свобода воспевает бомбардировки Белграда. Ни один из журналистов, проживающих в России, не покинул кормящую его из рук Конгресса США радиостанцию. Панич умер. Такой-то такой-то (здесь называется фамилия действующего сотрудника Свободы, я ее произносить не буду, потому что он не может ответить) циничен и фрейдоносен. Мы постарели и ничего не запомнили. Наши дети слушают "Серебряный дождь"..." Пожалуйста, говорите, вы в эфире. Слушатель: Здравствуйте. Меня зовут Ирина, Москва. Я давно слушаю Радио Свобода, и раньше передачи были намного интереснее, потому что вы приглашали диссидентов в эфир, а теперь вы приглашаете ренегатов, не брезгуете ими, - например, Александра Яковлева, Юрия Афанасьева, которые выдают себя за совесть нации. А в прежнее время они даже побоялись бы к вам прийти, понимаете. И вот это мне не нравится. Я очень люблю в ваших передачах Владимир Тольца - культурный, беззлобный. Парамонова Бориса слушаю с удовольствием, потому что он очень умный. И очень не люблю вот этого злого коммуниста Анатолия Стреляного, комментарии его всегда примитивны. Спасибо. Елена Рыковцева: Спасибо, Ирина. Я очень рада, что у нас появилось критическое мнение. Матвей Ганапольский: Только что у нас радость случилась: позвонил Панич, который передал всем привет и сказал, что он жив и здоров. Елена Рыковцева: Это понятно, что он жив, но цитата пятилетней давности была именно такая, и Панич в суд не подал почему-то на Марину Кудимову. И слушаем еще один звонок. Здравствуйте. Слушатель: Здравствуйте. Я из Ростовской области, город Камень-Шахтинский, Сергей. Это радио раньше слушали все, даже и чиновники, и Горбачев говорил: "Я без Радио Свобода ни из чего бы не черпал информацию". Да и сейчас, в данный момент, все слушают, начиная с того же Горбачева, до того же Путина. А если эту станцию закроют... Это единственная станция, даже не то что в России, а даже, я считаю, в мире, которую можно действительно слушать объективно. Би-Би-Си, Немецкая волна, Шведская - они и близко не стоят к Свободе. Елена Рыковцева: Спасибо вам огромное. Вы знаете, Ирина по пейджеру уже второй раз нас спрашивает: "Скажите, куда исчезла программа Дмитрия Савицкого и по какой причине?" Это программа "49 минут джаза", и было принято решение закрыть эту программу. У нас очень разные мнения на станции по этому поводу, вот я не отношусь к тем, кто считает, что правильно закрыли, мне она очень нравилась, но это мое личное мнение, бывают и другие. Матвей, у меня к вам вопрос. Вот "глушилки" в переносном смысле - это возможная гипотетически судьба "Эха Москвы". По крайней мере, Алексей Венедиктов все время говорит: "Осталось вот-вот, мы доживаем последние полгода..." Я не знаю, может, это рыночный ход такой, что слушайте нас, пока мы еще есть. Но вот если задушат - то за что? Что такого в эфире вашей станции, что могут вот так вот с вами обойтись? Ведь если говорить с вашими журналистами, ни один из них не признается: "Мы оппозиционная станция", они будут говорить: "Мы объективная станция" (так же как и Свобода о себе говорит). И сразу же присоединяю к своему вопросу вопрос из Самары, который пришел на пейджер от Юрия: "Вы говорите о "глушилках", которые были в советское время, но как расценить, что даже на такой демократической станции, как "Эхо Москвы", не дают высказываться таким знаменитым комментаторам, как Андрей Черкизов, за его сарказм и резкую сатиру?" Матвей Ганапольский: То есть "Эхо" не дает?! Вообще, он у нас зарплату получает, поэтому как это ему не дают высказываться? Тогда бы ему и зарплату давать не надо. Я вам отвечу так. Почему можно, предположим, закрыть Радио Свобода и почему можно закрыть "Эхо Москвы" или любую другую радиостанцию, которая придерживается какого-то своего мнения? Вот по последнему - потому что есть свое мнение. К сожалению, мы с вами знаем, что гражданское общество у нас стагнирует, у нас элементы гражданского общества после парламентских выборов, после президентских выборов уходят. Президент понимает страну сейчас как отлично отлаженный механизм, в котором все подчинено тому, чтобы было так, как сказал президент. Ну и поэтому я не думаю, что у самого президента, но у людей вокруг него, когда кто-то там повизгивает (я говорю специально такими вот словами - "повизгивает") и говорит какие-то не те слова, то иногда, когда атмосфера свободы не такая явная, когда не подчеркивается, что демократические институты важны для граждан России, то может появиться такое вот желание: а почему бы по каким-то экономическим причинам не закрыть ту же Свободу или "Эхо Москвы"? Поэтому "крики" нашего главного редактора не пустые, и ваши опасения за вашу судьбу не пустые. Я не думаю, что снова возникнут "глушилки", но будут "глушилки" в переносном смысле. Мы знаем, они сейчас называются "спор хозяйствующих субъектов". Поэтому все равно, ЮКОС - это не радиостанция, но считайте, что на него поставили "глушилку". "Эхо Москвы", Радио Свобода... Появились новые механизмы, но наша задача - работать. Знаете, как в спектакле "Белоснежка и семь гномов" гномы говорят: "Мы - гномы, наше дело - работать". Поэтому мы должны это делать. И я поздравлю Радио Свобода вот с этим юбилеем "глушилок" и говорю: не получится, не дождетесь... Елена Рыковцева: Спасибо. И еще один звонок. Говорите, пожалуйста, вы завершаете наш сегодняшний разговор. Слушатель: Здравствуйте. Меня зовут Аркадий, я звоню из Уфы. Во-первых, качество приема настолько низкое часто бывает, что и глушения никакого не нужно. А наша уфимская "глушилка", между прочим, на мази, ее можно в любой момент пустить в ход. Я недавно был в Музее связи, и экскурсовод с гордостью показал здоровый железный ящик и сказал: "Вот один из аппаратов нашей станции глушения, она у нас на полном ходу. И если родина потребует, то мы всегда..." А очень часто забивают другие радиостанции Свободу. Елена Рыковцева: Да, это большая техническая проблема. И Сергей Николаевич из Минска, у нас осталась секунда, скажите нам что-нибудь хорошее. Сергей Ханженков: Я очень рад вашей передаче и тому, что вы меня подключили. Было очень интересно. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
