Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[19-05-05]
Поверх барьеровПоддержка российские блокбастеров; "Повесть о настоящем человеке"; Новый альбом "ДДТ"; Военная история на прилавках книжных магазинов; Съезд российских библиофилов и выставка, посвященная Астрид Линдгрен в ПетербургеВедущая: Марина Тимашева Александр Голутва призвал кинокритиков поддержать российские блокбастеры, их поддерживают и новые многозальные кинотеатры в разных городах страны, Дмитрий Бертман поставил в "Геликон-опере" "Повесть о настоящем человеке"; Новый альбом Юрия Шевчука и группы "ДДТ"; Военная история на прилавках книжных магазинов; Съезд российских библиофилов и выставка, посвященная Астрид Линдгрен в Петербурге Марина Тимашева: Заместитель главы Федерального Агентства по культуре и кинематографии Александр Голутва собрал киножурналистов с тем, чтобы изложить свой взгляд на ситуацию в российском игровом кино. Александр Голутва: Продолжает развиваться наша инфраструктура, строятся кинотеатры. Строительство многозальников хлынуло в Петербург. Основная волна теперь уходит в регионы. Марина Тимашева: Тут я позволю себе перебить Александра Голутву, но только ради того, чтобы подтвердить сказанное им сообщением Олега Родина из Нижнего Новгорода. Олег Родин: В городе произошло событие, которого ждали много лет: после реконструкции и ремонта открылся заново городской киноцентр на базе старейшего в Нижнем Новгороде кинотеатра "Рекорд", начинавшего свою работу еще до революции, почти столетие назад. В советское время он был одним из целого ряда обычных городских кинотеатров и отличала его от прочих только нестандартная обстановка фойе, где перед сеансами проходили камерные концерты и работала передвижная библиотека, но репертуар в основном почти не отличался от такового в соседних кинозалах. Однако, со временем кинотеатр превратился в своего рода элитарный киноцентр, где демонстрировались фильмы для особых поклонников киноискусства, архивные или давно забытые ленты, а также фильмы из разряда не самых популярных, в частности, работы Феллини или Тарковского. В 90-е годы киноцентр обеднел и обветшал, его даже собирались совсем закрыть и переделать под ресторан или бизнес-клуб. Тем не менее, нашлись энтузиасты, заставившие местное руководство не только объявить киноцентр памятником культуры, но и отремонтировать его, и представить нижегородцам, а также и заезжим знаменитостям как исторически сложившийся нижегородский центр кинематографии, предназначенный не для бизнес-проектов, но для просвещения и образования народа через лучшие образцы отечественного и зарубежного киноискусства. Владимир Седов: Кинотеатр остался государственным, который будет проводить государственную политику патриотического воспитания не только молодежи, но и всего населения. Будем показывать хорошие наши отечественные фильмы, детские фильмы, будут кинолектории. Олег Родин: Это разъяснения министра культуры областного правительства Владимира Седова на состоявшемся торжественном открытии киноцентра после ремонта. О подробностях перемен пояснил представитель администрации: "Поменяли полы, обновили стены, купили новые кресла, наконец они стали мягкие. Это вестибюль, круглая часть фойе. Здесь будет располагаться кафе-буфет. Мы здесь можем устраивать елки новогодние, танцы". Олег Родин: Сюда же прибыли к празднику и звезды отечественного кино. Никита Михалков поддержал идею возрождения киноцентра. Никита Михалков: Это как раз и есть возрождение памятников. Этот кинотеатр являет собой кинотеатр, который сохраняет собой образ кинотеатров, которые были в Советском Союзе, в нашей стране много лет назад. И это как часть истории у нас сохраняется. Олег Родин: Явная ностальгия по временам прежней популярности кино прозвучала и в реплике Леонида Ярмольника. Леонид Ярмольник: Все равно старые кинотеатры со старой историей - это и есть проект. Любой человек, который раньше ходил в кино, пойдет в тот кинотеатр, в который он ходил, с большим удовольствием, с большей радостью. Олег Родин: А традиционные посетители старого кинотеатра восхищались новым оформлением и вообще тем, что киноцентру не дали сгинуть. "Просто действительно картинка стала. Когда входишь в фойе - это же красота, со вкусом подобран колер. Это я говорю зритель, который всю жизнь проходил сюда, в этот кинотеатр". Олег Родин: Кроме новоселья в киноцентре "Рекорд" состоялся кинофестиваль "Время, Родина, кино", посвященный 60-летию Победы в Великой Отечественной войне. В репертуаре киноцентра ленты призеры премии "Золотой орел". Открыла кинопоказ лента "72 метра", в съемках которой участвовал актер Андрей Краско, здесь он рассказал о своих впечатлениях о работе на подводной лодке. Андрей Краско: На самом деле впечатление не из приятных. Во-первых, клаустрофобия. И когда лодка начинает погружаться, сверху начинает литься вода, создается впечатление, что это протекает. Вообще подумать, что полгода в этом помещении, похожем на котельную, можно провести в одной и той же компании. Олег Родин: А Леонид Ярмольник поделился своими размышлениями о фильме "Мой сводный брат Франкенштейн". Леонид Ярмольник: Я считаю, что в этой картине поднимается самая важная и самая большая проблема сегодняшней нашей жизни - это невидимая, несуществующая война, которая уносит человеческие жизни и которая разрушает нашу жизнь в мирной жизни. Олег Родин: По мнению Никиты Михалкова у нижегородского киноцентра есть перспектива стать центром российского молодежного кино. Никита Михалков: Если у этого кинотеатра есть возможность показывать то кино, которое не берут частные кинотеатры, это очень важно. Это значит, что в этот кинотеатр будут приходить люди не высокого достатка, с одной стороны, а с другой стороны, тянущиеся к тому, чтобы увидеть то, что не увидят в коммерческом кинотеатре. Марина Тимашева: Возвращаемся из Нижнего Новгорода в Москву, в кабинет Александра Голутвы. Зам главы агентства приводил множество цифр. Он говорил о росте производства: 76 полнометражных и 4 короткометражных фильма снято при государственной поддержке - таковы итоги 2004 года. При этом четверть фильмов - дебюты. В 2005 году собираются поддержать производство 87 игровых фильмов. Их снимут: Алексей Герман-младший, Дмитрий Месхиев и Валентин Черных, Владимир Мотыль, "В круге первом" Солженицына делает Глеб Панфилов, "Доктора Живаго" Александр Прошкин-старший, "Веселого солдата" Астафьева - Геннадий Сидоров. Надеяться есть на что. Но радоваться Александру Голутве мешает инфляция. В 2005 году финансирование не увеличилось. Александр Голутва: Нет ничего страшнее для кино (для экономики страны само собой), а для кино это страшное дело - инфляция. Чем более длительное время производится продукт, тем более бессмысленно его производство становится при высокой инфляции. Те темпы инфляции, которые существуют, уже предельны для нормального развития кинематографии. Если будут выше, то это просто конец. С другой стороны, чрезвычайно обидно, что мы не можем дать последний толчок со стороны государства развитию кинематографии как бизнеса, а дальше со спокойной душой заниматься гораздо более приятными вещами, связанными с высоким искусством. Марина Тимашева: Вторая проблема, которая мешает заниматься "более приятными вещами" - это проблема проката. Федеральному агентству нужны деньги на рекламу фильмов, отпущенного на нее миллиона рублей в год явно недостаточно. А есть еще и желание поддержать российские фильмы в некоммерческом прокате за рубежом. Александр Голутва: У нас есть некоторые результаты - "Сибирский цирюльник", семь с чем-то миллионов сборов. Кто-то три миллиона долларов собрал за границей. Но фильмов, которые хоть что-то собирают в коммерческом прокате - единицы. Более того, несколько лет назад практически не было некоммерческого показа наших фильмов. За границей считают, что вообще кино в России нет, они считают, что был Тарковский и все, после этого все закончилось. У нас почему-то считается, что все знают, что есть Россия, все знают, что там есть кино, все знают, какие у нас достижения, какая у нас великая культура и так далее. На самом деле это все больше похоже на профанацию. Хотя если говорить про 2005 год, уже что-то такое теплится. Только по нашей линии 57 запланировано таких недель, некоммерческих мероприятий за рубежом в 38 странах. Но какого-то движения в поддержку этого дела даже со стороны кинематографистов нет. Жалуются и плачутся, что никто не смотрит их кино, но ничего сами для этого не делают. Даже денег не просят, на самом деле. Не занимаются демагогией на встречах с руководством страны о том, что для имиджа страны нет ничего лучшего, как представительство нашей культуры за рубежом и в том числе нашего кинематографа. Это настолько элементарно, ясно и просто, и дешево, что даже говорить нечего. Послать трех человек с авоськами с копиями - больших денег не нужно. Марина Тимашева: В отличие от кинематографистов, которые даже не просят денег, депутаты без устали сражаются за установление квот для демонстрации зарубежных картин. Александр Голутва: Сейчас прислали очередной закон. Предлагается установить минимальную долю показа национальных художественных фильмов в кинозалах Российской Федерации на уровне не менее 40%. Все время эта возня идет. Если вы посмотрите росписи в новых залах, 20% уже наших отечественных фильмов в современных кинозалах. Около 20% сборов. Раньше росло количество фильмов, но не росли сборы. Сейчас появились "гиганты мысли" наши, "Турецкие гамбиты", теперь и по сборам 20% наше кино занимает. Поэтому уже цели видим. 30% будет по фильмам в 2006 и 25% на экранах будет без каких-либо ограничений, безо всяких льгот. Марина Тимашева: Мешают развитию киноиндустрии критики, без устали ругающие фильмы-блокбастеры. Александр Голутва: Есть некоторые крупные проекты, которые делаются большими компаниями, есть телевидение, в которое мы вкладываем деньги, то есть поддержка тех фильмов, которые в потенциале могут собрать большие аудитории в кинозалах. Поддержка таких фильмов будет сходить на нет, и наша политика будет меняться в сторону от поддержки, грубо говоря, коммерческого кино в сторону поддержки кино некоммерческого. Хотелось с вашей стороны получить поддержку тому, что сейчас происходит с этими фильмами. Проще всего сказать, что все это барахло и никуда не годится и оценивать по гамбургскому счету, но, мне кажется, что сегодня это делать неправильно и несвоевременно. Речь не идет о том, что надо хвалить малоудавшиеся фильмы. Их нужно критиковать, но нужно делать это доброжелательно. Потому что от того, закрепится ли эта тенденция, насколько эффективно будет происходить внедрение нашего кино в кинотеатры, зависит не только судьба фильмов, зависит не только повышение интереса зрителей к отечественному кино в целом, зависят и те режиссеры, которые занимаются арт-хаусом, дебютанты. Потому что именно это дает возможности нам продолжать просить денег от государства с большим рвением. Именно это дает возможность крупнейшим кинокомпаниям, производящим компаниям, дистрибьюторам оказывать помощь более слабым звеньям. Естественно, о состязании с американским кинематографом в таком мировом масштабе речи не идет, но уже идет речь о состязании с американским кинематографом в масштабе России. И это колоссальное, гигантское достижение. И спасибо тем, кто делает "Турецкий гамбит", к которому, может быть, претензий на три часа разговоров, но это ничего не значит. Я говорю: спасибо, уважаемые продюсеры Эрнст и Максимов, за то, что наконец-то на наше кино обратили внимание, поняли, что оно не мертвое, оно конкурентоспособно, в конце концов. Это очень важно и очень значимо. Марина Тимашева: Понять Александра Голутву можно, но не дело критика заниматься кинобизнесом, его предмет как раз оценивать фильмы по гамбургскому счету. А вот с дальнейшим высказыванием Александра Голутвы спорить не станешь. Александр Голутва: Это уже не дело государственного регулирования - это дело совести художников. Речь идет о том, что очень мало фильмов, которые рассказывают о реальных проблемах реальной жизни. Не кукольные истории со стрелялками, а реальные проблемы, о которых почти не говорит наше кино. И, к сожалению, такие фильмы ни в каком смысле сейчас не поддерживаются. Понятно, что тот, кто берется за такое кино, я имею в виду: продюсер, режиссер, они не могут рассчитывать на большие заработки. Как показывает практика, далеко не всегда они могут рассчитывать на поддержку фестивального движения. Далеко не все то, что рассказывает о жизни страны, о тех проблемах, которые волнуют людей, далеко не всегда это волнует отборщиков международных фестивалей. Даже минимально затрагивающие больные проблемы фильмы не приобретают, не покупают для показа на телеканалах. С музыкой формат не тот был, сейчас формат не тот с кино, нам нужно что-то полегче, нам нужно развлекательное, нам нужно веселить. Или пугать: могут литься реки крови, выворачивать кишки из людей на экране - это можно, это нормально. А невинный рассказ о мальчике-подростке из детдома - фильм "Итальянец" - не берут, не показывают. Детское жюри главный приз присуждает на Берлинском фестивале, а телеканалы не берут, не приобретают этот фильм. Страшная, неприятная тенденция, с которой нужно бороться общими силами. Марина Тимашева: Зато этой тенденции противостоят московские театры. Именно они рассказывают о реальных проблемах человеческой жизни. Московский театр "Геликон-опера" показал премьеру оперы Сергея Прокофьева "Повесть о настоящем человеке". Спектакль называется "Упавший с неба" Дмитрий Бертман: Комитет по культуре Москвы объявил конкурс на получение гранта спектакля о войне. Я написал в заявке оперу "Повесть о настоящем человеке", которую я очень хорошо знаю, потому что, когда я учился в ГИТИСе, я ассистировал своему учителю Георгию Павловичу Ансимову, который ставил в Большом театре. И я написал, хотя я верил в то, что под такое название никто деньги не даст. И вдруг получается, что никто больше не дал заявки никакие. Мы этот грант не то, что выиграли, а просто единственные подали эту заявку. И потом, когда я посмотрел на эту оперу, я понял, что надо делать совсем по-другому, потому что тот текст, который в ней заложен и сама ситуация, сегодня не могут быть востребованы. Хотя сюжет фантастический, сюжет, достойный любого американского боевика. Если бы сегодня нам привезли такой сюжет из соединенных Штатов, то мы сегодня бы ходили и покупали дорогие билеты и обменивались ДВД-дисками. Я подумал, что в этой опере надо пойти по совершенно другому пути, чтобы оправдать текст, а музыку оправдывать нечего, потому что это Прокофьев, зрелый Прокофьев. На любую тему, какую бы он ни сочинял, понятно, что это будет гениально. Марина Тимашева: Борис Пастернак писал о Владимире Маяковском: "Его стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине, это стало его второй смертью. В ней он неповинен". Этот текст можно повторить и про Алексея Маресьева. С уточнением: его стали вводить принудительно еще при его жизни. В этом ни он сам, ни Борис Полевой, ни Сергей Прокофьев неповинны. "Повесть о настоящем человеке" - последняя опера Прокофьева. Была написана в 47-48 годах и навлекла на композитора начальственный гнев. Теперь один из лучших российских оперных режиссеров и "звезда" европейской сцены Дмитрий Бертман реабилитирует и Маресьева, и саму оперу. Дмитрий Бертман: Впервые идет авторский текст, потому что при постановках предыдущих текст был уже в другой редакции, которая была сделана после запрещения этой оперы. У нас идет в оригинальном варианте. Но либретто переделано тем, что порядок сцен изменен. В принципе, мне кажется, это можно сделать в сегодняшних условиях, чтобы эта опера шла. Возникает два сразу героя - это сегодняшний Маресьев (старый) и молодой, который был во время войны. Даже неважно, что это Маресьев, что это именно исторический герой. Любой, даже исторический герой, в конце концов становится образом. И для нас сегодня Алексей Маресьев - это образ. Это образ патриота, героя, который совершил человеческий фантастический подвиг. Марина Тимашева: На очень маленькой сцене "Геликон-Оперы" декорация будто запрокинувшегося дома. В него вписан разорванный пополам самолет. Дмитрий Бертман: Основной декорации мы выбрали известнейшую фотографию, которая была опубликована несколько лет назад, когда самолет "Руслан" разбился в Иркутске и упал на жилой дом. Эта страшная трагедия послужила основанием картины, этой фотографии, действительно как художественное произведение, не связанное с авиацией или с авиакатастрофой, а как имидж вообще катастрофы человеческой. Когда это изобретение человечества, эта махина, этот "Руслан", который перевозит бешеные тонны, падает на пятиэтажный жилой дом, в котором люди еще завтракают, и горит свет. Марина Тимашева: Театр перемонтировал оперу и сильно ее сократил. Спектакль идет около полутора часов. Дмитрий Бертман: Весь материал оперы не может идти, потому что опера четырехчасовая, и там очень много речитативов, которые не интересовали Прокофьева, и он их делал, как Моцарт делал речитативы, где нет музыки, там идет только повествование. Я убрал эти речитативы, оставил только одну музыку Прокофьева, только музыкальные номера. Мало того, в нашем спектакле идут некоторые номера впервые. Потому что увертюра, которая будет исполняться, это оригинальная увертюра к этой опере, она была в свое время отвергнута и запрещена. Те, кто видел спектакли в Большом театре, просто не замечали, но вместо увертюры исполняли хор "Дубок", который идет в другом месте. Марина Тимашева: Убрав фрагменты из "Повести о настоящем человеке", театр ввел в спектакль кантату Прокофьева "Александр Невский". Звучит, например, знаменитое патетическое "Вставайте, люди русские", а герой предпринимает тем временем попытки встать с постели, одолеть собственное бессилие. Проза и поэзия, земля и небо. Дмитрий Бертман: Идея эта возникла у Альфреда Шнитке при постановке в 85 году в Большом театре. Мне кажется, что это очень интересная идея, потому что это произведение того же композитора, которое очень запараллелено по своей сути с этим сюжетом. Но, конечно, красота музыки и красота хоровых сцен, которые в этой кантате были, дают полное основание дополнить "Повесть о настоящем человеке". Тем более, когда Прокофьев писал, он не рассчитывал на хор, он писал камерную оперу. Поэтому мы взяли оттуда несколько номеров, и эти номера, мне кажется, в этом спектакле работают не просто как вкрапления, они продолжают драматургию, которая нам нужна в спектакле. Марина Тимашева: Действие спектакля разворачивается в трех временах. В больничной коммуналке доживает свой век старик. В полубессознательном состоянии, окруженный современным равнодушным и вульгарным медицинским персоналом, он вспоминает то время, когда был молод и геройствовал в небе, и то, когда заново учился ходить. Поддержанная изумительной музыкой в исполнении оркестра под управлением Владимира Понькина, выходит совсем другая повесть. История старого человека, который теперь никому не нужен. Никому, кроме немецкого корреспондента. Эту сцену в прежних спектаклях купировали. Дмитрий Бертман ее оставил. И она кажется отчаянно современной. Дмитрий Бертман: Я когда подумал, о чем можно сделать, то опять понаблюдал вокруг, посмотрел свою личную историю. Сейчас у меня папа болеет, посмотрел, как он болеет. И, когда он, проработавший в медицине всю жизнь, заболел, вдруг я увидел обслуживание врачей наших , притом лучших. Посмотрел на стариков, которые нас окружают, на героев не только войны, а героев искусства, героев культуры. Посмотрел, в каком они находятся состоянии, положении сегодня. Такое ощущение, что им сказали: вы доживайте, как можете, если выживете - то хорошо, если не выживете, похороним, у нас есть в собесе статья. Очень печально. Поэтому мы поменяли название, и спектакль называется "Упавший с неба". Человек упал дважды с неба. Он упал с неба как солдат с самолета, который разбился, и упал с неба как человек, который был недавно героем, а сегодня оказался ненужным. И вот эта тема стала главной. Тем более, что сегодня , когда мы видим реформы пенсионные, когда мы видим, что, в принципе, все эти реформы бьют по самым слабым и по самым беззащитным, по тем людям, которые, наоборот, должны были при любой реформе выиграть, - они проигрывают. Это такой ответ, наверное, который может сделать театр на это. Марина Тимашева: В преддверии собственного 25-летия и большого концерта под открытым небом на петербургском стадионе "Петровский" рок-группа "ДДТ" выпустила новый альбом. Он называется "Пропавший без вести". О нем я разговариваю с лидером группы "ДДТ" Юрием Шевчуком. Юра, первый вопрос у меня довольно чудной и выдает абсолютного непрофессионала. Каждый раз тот или иной альбом выходит на разных студиях звукозаписи. Сейчас "СД-Ленд" выпустила новый альбом. С чем связано то, что музыкант каждый раз выбирает ту или другую компанию? Юрий Шевчук: Как в литературе выбирает писатель издательство, где будут печатать роман, мы так же выбирали. И "СД-Ленд" нам нравится. Алексей Козин - просто замечательный человек, который пошел на все наши условия. И девчонки у него - Оля, Аня, как-то они хорошо тепло к нам отнеслись. Человеческий фактор - люди должны быть порядочные. Марина Тимашева: И второй вопрос такой: то же самое со студией, на которой люди записываются. Скажем, Борис Гребенщиков едет в Лондон, Юрий Шевчук едет в Киев. В чем разница? Неужели в Петербурге ближе к дому, ближе к телу нет студии, на которой музыканты ДДТ могут записаться? Юрий Шевчук: Во-первых, Марина, этот альбом записан на нашей студии ДДТ. Наша студия для сведЕния не годится. Говоря на понятном тебе, доступном языке: спектакль можно репетировать где-нибудь в подвале, но в результате показывать надо чаще всего на сцене. Вот этой сцены у нас нет. Складывание всех актеров в одно могучее действие, всех слов, всей музыки, движений, динамики, света и так далее - это мы нашли в Киеве. Марина Тимашева: А что это означает? Это означает, что все музыканты перемещаются в Киев или туда едет один только Юрий Шевчук? Юрий Шевчук: Костя Шумайлов и Игорь Тихомиров. Три человека, которые больше всего трудились над этой пластинкой. Альбом писался год и восемь месяцев. Марина Тимашева: С того момента считается, как уже написаны тексты? Юрий Шевчук: Первая песня. Марина Тимашева: Эта первая песня, а также все остальные... Юрий Шевчук: Она называется "Пропавший без вести". Марина Тимашева: То есть заглавная песня. Юрий Шевчук: Она сразу написалась, мгновенно. Марина Тимашева: Юра, эти песни, они стихи на самом деле сначала или сначала мелодия? Юрий Шевчук: Нет, я как-то осматривал озеро, сидя в беседке, в трусах. Был август. Время ос и кузнечиков, и влюбленных мышиных пар. Все это шуршало под ногами, размножалось, радовалось уходящему лету... И написалась песня "Пропавший без вести". Облака плыли. Была гитара, ручка, листок бумаги. Марина Тимашева: Юра, мелодия вместе со стихами? То есть я не могу сказать, что пишет стихи поэт Шевчук, а потом к этим стихам...? Юрий Шевчук: Бывает и так. Например, в композиции "Небо над озером" сначала родилось стихотворение "Небо над озером кружит и служит лучам заходящего солнца...", а потом нашлась какая-то мелодия. Бывает, мысль какая-то появится. "Что это?" - радостно подумал Юрий - "Откуда сегодня столько мыслей зашевелилось между моими полушариями дремавшими?". (Песня "Небо над озером") Марина Тимашева: Отличная получается картина: сидит человек на берегу озера, все красиво, все чудесно и пишет песню с чрезвычайно неоптимистичным названием и, в общем, не сказать, что с жизнерадостным содержанием "Пропавший без вести". Юрий Шевчук: Нет, очень хорошая песня, очень светлая. В названии даже много оптимизма. Все-таки он не пропал, а пропал без вести, он существует, этот дух, который все сейчас ищут с фонарями по матушке-России. Иногда я пропадаю без вести по утрам. Смотрю - а отражения нет никакого. Там что-то такое мускулистое и отвратительное, и я чувствую, что это не я. Пропадаем без вести постоянно. Это знакомо и творческим людям. На секунду чуть позади - графоман, чуть впереди - гений. Звучит печально, потому что поверхностный смысл печальный. А если копнуть, пробежаться по полутонам, достаточно много света. Марина Тимашева: У меня сложилось впечатление, что альбом довольно мрачный. Юрий Шевчук: Сейчас, едучи по Москве, вижу много "позитивистов". Висит много на заборах - таких, не будем тыкать пальцем, поп-исполнителей, где очень много радости, жующей пластмассу. Марина Тимашева: Такой физиологической радости. Юрий Шевчук: Печаль, конечно, есть, но печаль моя светла. И кода какая замечательная - "Привет с того света". С Ольгой Васильевной беседовали на эту тему, с вдовой Окуджавы. Мы выступали в Переделкино со многими бардами. И она сказала: "Жизнь, она бесконечна". И привет с того света тоже бесконечен - цивилизации, миллионы, миллиарды глаз, душ, культуры. Это продолжение бытия в иных каких-то пространствах. Все это завораживает, все это светло. Марина Тимашева: Меня, честно говоря, удивило, что "Пропавший без вести" выведена как заглавная песня альбома. Потому что, мне казалось, что там есть программная вещь - финальная, из которой, собственно говоря, Вы цитируете... Юрий Шевчук: Мы хотели назвать альбом "Русский рок". Была такая идея. Дразнить дураков - это, конечно, весело. Но не сочеталось. "Пропавший без вести" - как-то хорошо. Где-то на окраинах вселенной как-то нас потеряли. То есть мы все пропавшие без вести - это здорово. Но когда-нибудь нас найдут, и что будет, интересно? Марина Тимашева: 60-летие Победы само по себе стало историческим и культурным событием, может быть, даже более масштабным, чем такие юбилеи в советское время. Об этом мы беседуем с Ильёй Смирновым, который опубликовал в альманахе "Россия -21" интересную библиографическую работу: как представлена на книжном прилавке одна из самых острых тем военной истории: Илья Смирнов: Масштаб торжеств, действительно, впечатляет, и внимание к ветеранам - однако не пропадает ощущение: что-то не так, мир сдвинулся, как сказал бы герой Стивена Кинга. Начну с того, чем непосредственно занимался. С литературы о коллаборационистах. И за редкими исключениями, как монография Бориса Ковалёва, о которой мы уже говорили добрые слова, в ней наблюдается более-менее откровенная реабилитация тех, кто служил Гитлеру, не будучи гражданином Германии. А ведь таких только в войсках СС насчитывалось с полмиллиона: оберштурмфюрер Луис Гарсия Валдайос, штандартенфюрер Иван Рогозаров, гауптштурмфюрер Михаил Александрович, извините, фон Семёнов, штурмбанфюрер Педер Ниргаард-Якобсен, штурмбанфюрер Ласло Витязь Зелко, гауптштурмфюрер Баймирза Хаитов, штандартенфюрер князь П. Цулукидзе, штандартенфюрер Кучук Улагай, вплоть до высших чинов, как группенфюрер Рудольфс Бангерскис. Объединённая Европа за вычетом Альбиона, и ещё пары стран. По логике вещей, тем больше заслуга Красной армии. На самом же деле, наследники побеждённых приняли весьма активное участие в юбилейных торжествах. И не только в Латвии и на Украине. В Москве, в киоске с газетами - свеженькое, к празднику чтение: "Власов против Сталина". Именно против Сталина, а не против собственного народа и, извините за высокопарность, всего человечества, в гитлеровском обмундировании на жалование вермахта, а с осени 44 г. - СС. Жутковато читать в книгах, напечатанных русскими буквами в России к 60-летию Победы, что "в советской армии и шага не удавалось ступить без еврея и политкомиссара", что полицаи защищали деревни от грабителей-партизан, что батальон "Нахтигаль" не имел никакого отношения к Львовской резне. Мимо проходил. Марина Тимашева: Может быть, появились новые факты, которые позволяют пересмотреть традиционные концепции? Илья Смирнов: Конечно. Бухгалтерию СС задним числом переписали аудиторы ОБСЕ. "Новые факты" лучше всего изучать по справочникам. Например, Константин Залесский, "Союзники Германии": собственно справочная часть содержит вполне объективную информацию о тех же "Нахтигалях" (Шухевиче и пр.), но рядом витиеватые рассуждения о том, что их целью, оказывается, не было "оказание определённой помощи Германии". Автор знает факты: граждане капиталистической Польши, там же совершили первые преступления, исповедовали человеконенавистническую идеологию т.н. интегрального национализма, задолго до войны добровольно предложили свои услуги Муссолини и Гитлеру: Марина Тимашева: Что же, по-Вашему, мешает назвать вещи своими именами: кошку кошкой, а крысу крысой? Илья Смирнов: Включаем казённый ящик. Сериал "Штрафбат". Ещё в том же роде из "возрождённого российского кино", как бы по Шаламову. Я не буду рецензировать эти поделки, о них писали Борис Кагарлицкий в "Скепсисе", Владимир Бушин в "Литературке"; показательно, что сценарист Володарский не ответил по существу ни на одну претензию, связанную с исторической достоверностью. Для завершения образа - как Передонов мог бы преподавать историю Великой Отечественной? - цитата из рекламной рецензии на тот же "Штрафбат" в газете "Культура": "стало ясно, что тогда СССР, по сути, воевал на два фронта - с Гитлером и с собственным народом". Поймите: я не агитирую ни за, ни против, просто пытаюсь восстановить элементарную беспартийную логику. Люди имеют право так думать, но если так думать, то 9 мая праздновать нечего. Марина Тимашева: А если всё-таки попробовать примирить эти позиции? Илья Смирнов: Попробуем. Но для начала, как советовал Конфуций, определим значение слов. Кто победил 9 мая? Марина Тимашева: Наш народ. Илья Смирнов: Чей "наш"? Российской Федерации в границах 91 г.? А если бы в пуще выпили чуть больше и отписали японцам Сахалин - что, тамошний народ тоже стал бы гостем на нашем празднике? В фильме Месхиева - он как раз неплохой, в отличие от "Штрафбата" - слово "Свои" вынесено в название. Вроде, понятно: мы тут свои, говорим на одном языке, а пришли без спроса чужие. На нашу землю. Но ведь на грузинскую землю немецкий сапог не ступал, и для героя фильма "Отец солдата" русский язык - не "свой". А грузины понесли очень большие потери. За что? За освобождение Украины не только от немцев, но, извините, от 14-й (украинской) дивизии СС. Большинство советских людей отождествляли себя со своим социальным организмом. Со своим красным знаменем. Марина Тимашева: Вам возражает Александр Ципко: не благодаря - а вопреки! А благодаря тому, что "гонителям" православия "не удалось выжечь из народной души верность православному духовному и нравственному наследию". Илья Смирнов: Но из цитируемой Вами статьи вытекает, что при Николае Романове у нас было меньше православного наследия и русского - этнического! - патриотизма, чем при Иосифе Джугашвили. Напоминаю, что царская православная Россия под ударами Германии в 1-ю Мировую распалась; большевикам в октябре досталась уже не империя, куча суверенных обломков. А СССР, понеся многократно большие потери, победил. Вопреки чему? Самому себе? Марина Тимашева: Вот и получается: один диктатор победил другого, как в постановлении Сейма Литвы: "Нельзя назвать победой то, что продолжило оккупацию другого государства, принесло: утрату надежд на демократию". Илья Смирнов: Тут мы и подошли к главной червоточине. "Две тоталитарные идеологии", нацизм и коммунизм, между которыми якобы нет принципиальных различий. А они есть. Сталинские репрессии - результат извращения принципов, которые являлись (или представлялись, здесь возможна дискуссия) справедливыми. Аналогия с христианством: призывало к любви, породило инквизицию. Но Христа можно отделить от Торквемады и Иосифа Волоцкого. И Карла Маркса с Иваном Ефремовым можно отделить от Берии и Пол Пота. Это не закрывает вопроса: что в Евангелии (или в "Капитале") способствовало бесчеловечному прочтению. Но в нацизме-то нечего отделять. Он никогда не содержал в себе ничего такого, чем культурный человек мог бы искренне обмануться. Вся "философия" сводилась к тому, чтобы объединить "своих" (по самым заметным внешним признакам) для убийства и грабежа "чужих". У Конрада Лоренца это называется "псевдовидообразованием", описано на примере крыс. Как пишет его коллега профессор Дольник Виктор Рафаэльевич, ":Расовое и национальное неприятие имеет в своей основе сбой поведенческой программы, рассчитанной на другой случай - на видовые и подвидовые различия: К расизму нельзя относиться как к точке зрения... К нему нужно относиться, как к заразной болезни. " Фюреры Третьего Рейха сознательно распространяли эту чуму всюду, куда могли дотянуться, поощряли взаимоисключающие национализмы (украинский и русский, армянский и азербайджанский, албанский и сербский), обещали то, что не собирались выполнять (как в случае с Крымом), даже изобретали новые "этносы", доселе неизвестные. Марина Тимашева: Но система, устоявшая перед чумой, тоже по-своему ужасна: человек "хату покинул, пошёл воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать", не замечая, как рядом ни за что расстреляли соседа. Илья Смирнов: Согласен, ужасна. Но по-своему. Марина Тимашева: Боюсь, что начальники, которые решают, какие сериалы показывать по телевизору, и какие книги выкладывать на прилавки крупнейших магазинов, вряд ли так глубоко копают. Илья Смирнов: Они не глупее нас, а "рейтингами" только прикрывают интересы. Крайняя демонизация Советской власти (с реабилитацией всех её противников, включая эсэсовцев) практически необходима. Для чего? Для оправдания того правящего класса, который сформировался в 90-е годы на развалинах СССР. Т.е. для самооправдания. Чем чудовищнее будет выглядеть (в книге и на экране) "красная шваль" (терминология г. Архангельского), тем больше грехов прощается ее героическим победителям. А дальше - противоречие: бесконечно оплёвывать вчерашнее государство нельзя, потому что подрываешь стабильность сегодняшнего, но спокойно и трезво оценить советский период тоже нельзя, потому что рубишь сук, на котором растут твои "легитимные" миллионы, и с которого ты летаешь в Куршевель. Вот и вся историософия. Марина Тимашева: Конечно, мне сложно поддерживать дискуссию с историком, но лично я совершенно не склонна мириться с господами из РОА, авторами тех листовок, которые разбрасывали немецкие самолёты над позициями Красной Армии. Там были очаровательные картинки. И поэзия тоже оригинальная: "Широка страна моя родная, Много в ней лесов, полей и рек, Поднимайся на борьбу с жидами, Наш свободный русский человек!". А теперь поговорим о приятном. Петербург демонстрирует свою любовь к книгам: в Центральной детской библиотеке имени Пушкина открылась выставка, посвященная Астрид Линдгрен, - ее привезли из Швеции. Во Всероссийском музее Пушкина на набережной Мойки, 12 прошел IV съезд российских библиофилов. Рассказывает Татьяна Вольтская. Татьяна Вольтская: На втором этаже детской библиотеки стоит палатка, хотя я бы скорее назвала ее шатром. Большой шатер из нескольких лепестков, внутри ковер с синими и желтыми подушками и огромные плюшевые звери. Но прежде, чем прыгнуть туда и оказаться в мире героев самой знаменитой детской писательницы Швеции Астрид Линдгрен, стоит обойти вокруг. На внешней стороне ее семейные фотографии. Фотографии имения в провинции Смоланд, где она провела детство, все эти куры, гуси, лошади, мелькает неспешная жизнь старинной шведской деревни, смотрят внимательные глаза девочки. Прежде, чем попасть в Петербург, выставка путешествовала по всему миру. Говорит заведующая отделом культурных программ библиотеки Екатерина Загорская. Екатерина Загорская: Очень много слышали про эту выставку, но получилось так, что до последнего момента не знали, как она выглядит и поэтому придумывали разные варианты. Называли ее палатка, тентовая конструкция - и фантазировали, что же это такое будет. Когда нам ее собрали, мы поняли, что для детей это будет настоящий праздник. Те мероприятия, которые мы проводили по Астрид Линдгрен: литературно-театральные композиции, беседы, игры - все могло быть сконцентрировано здесь, на этих подушках, под эту музыку. Татьяна Вольтская: Действительно, чудесная палатка щебечет и поет. Внутренность палатки почти целиком посвящена героям Астрид Линдгрен, но интересно, что несравненного Карлсона находишь не сразу. Екатерина Загорская: Обошли всю палатку: здесь Ронни, дочь разбойника, Пеппи в разных видах, и Эмили, а Карлсона не могли найти. Если бы эта палатка разрисовывалась у нас, Карлсон занимал бы центральное место. Татьяна Вольтская: На родине Астрид Линдгрен не так любят Карлсона, как у нас? Екатерина Загорская: Они понимают, что мы его очень любим. Как-то в одном интервью она сказала, что у Карлсона немножко русский характер. Татьяна Вольтская: Но, честно говоря, большее впечатление производит сама Астрид Линдгрен. Грустные глаза 19-летней матери-одиночки, вынужденной на время оставить своего маленького сына, счастливое лицо молодой женщины, чья жизнь наконец устроилась, старая писательница, не изменившая своей детской любви к лазанию по деревьям. Около палатки еще одна выставка - книги Астрид Линдгрен, выпущенные издательством "Азбука". Отношения людей и книг бывают разными, кто-то любит их читать, рассматривать, а кто-то систематизировать. Есть люди, которые относятся к книге как к предмету, вещи, другие - как к произведению искусства, третьи - как к живому существу. Они называются библиофилами. Четвертый съезд российских библиофилов прошел в Петербурге во Всероссийском музее Пушкина на Мойке 12. Честно говоря, остановить в коридоре человека, обнявшего стопку книг, мне стоило большого труда. По тому, с каким сожалением он согласился их положить на подоконник, я поняла - это настоящий библиофил. Ведущий научный сотрудник Института мировой литературы, главный редактор альманаха "Библиофилы России" Артур Толстяков рассказывает о своем издании. Артур Толстяков: Большой альманах, великолепная бумага, именной указатель и необыкновенно интересное содержание. Мы напечатали огромную статью в первом томе о личной библиотеке Анны Андреевны Ахматовой. Когда-то я составил 50 томов знаменитого сборника "Книга исследований и материалов". Тот труд был научный, а библиофильский - это особый мир, где можно сообщить много и вполне научного, и мистификации и так далее. Сотрудничают авторы из Берлина, из Нью-Йорка. Это, конечно, все наши бывшие люди. И очень много авторов из провинции. У меня спросили: где вы взяли столько провинциальных авторов? Говорю: я их выращиваю. Татьяна Вольтская: А вообще, кто такие библиофилы? Это, по-моему, тайная секта. Артур Толстяков: Это люди, которые безумно любят книгу, книжную графику, собирают томик к томику, листик к листику, берегут это. Все вещи великолепной сохранности. Это действительно подвижники, хранители и носители культуры. Татьяна Вольтская: Не является ли библиофил скупым рыцарем, который над златом чахнет, - книга не живет у него? Артур Толстяков: Наоборот. Сейчас много книг из библиотеки Ефремова хранится в Российской государственной библиотеке в Москве. Все равно, в конце концов, все эти сокровища оказываются в национальных библиотеках. И тут единственная просьба: нищие библиотеки, у них всего много, а хранить нет возможности, чтобы постарались хотя бы не уродовать эти книжные собрания. А у библиофилов нюх такой, они чувствуют ценную книгу. И по сути дела, наши приращения настоящие старых книг, пушкинских времен и чуть более ранних - за счет библиофилов. Именно они, эти скупые рыцари, хранят, любуются, не могут расстаться, но потом все остается людям. Татьяна Вольтская: Об этом же говорил и председатель Общества библиофилов, доктор философских наук Вилли Петрицкий. Вилли Петрицкий: Я дважды дарил российской национальной библиотеке около трехсот редчайших рукописей 19 - первой половины 20 веков, включая рукописи Гумилева, Максима Горького. Наш коллега из Воронежа подарил Научной библиотеке Воронежского государственного университета свою блестящую библиотеку, где сохранились колоссальные редкости 18 и 19 столетий. Татьяна Вольтская: Скажите, а библиофилы читают книги? Вилли Петрицкий: Не только читают. Библиофилы - самые внимательные читатели. Они читают не только текст, но вычитывают, что скрывается за текстом. Вот, скажем, я собираю книги с дарственной надписью писателей и ученых. Я смотрю, кто этот человек, почему он подарил другому человеку эту книгу, таким образом книга обогащается моим поиском об авторе и о том, кому эта книга подарена. Есть в Петербурге библиофил Александр Алексеевич Демин. Недавно он написал статью о дарственных надписях Владимира Галактионовича Короленко. Татьяна Вольтская: Библиофильство - это наука страсти нежной, утверждает Артур Толстяков. Артур Толстяков: Надо ненормально любить книгу, старую книгу, надо в какой-то мере сливаться с тем же Пушкиным. Эту же книгу мог читать Пушкин, вот она сейчас у меня в руках - совсем другой оттенок. Книжка уже скорее любовница. Это удивительно. Там изготавливают футляры, сундучки. Нигде, ни в какой библиотеке общественной, государственной книга не будет так сохранена, как она сохраняется библиофилом. Они голодали во время войны, но они ничего не отдавали, не продавали. Они умирали, но, что называется... Сейчас великолепный сборник вот-вот выйдет с публикациями личных библиотек людей, умерших в блокаду. Татьяна Вольтская: Как становятся библиофилами? Ведь ими же не рождаются? Артур Толстяков: Отец у меня погиб на фронте, мне было пять с половиной лет. Он был человек неординарный, писал стихи, мама писала стихи. У нас были библиотеки. До сих пор помню книги Бухарина, которые хранились при Сталине в диване деда. Я помню, открыл диван, там троцкистско-бухаринская литература, и дохлая мышь: застряла в пружине дивана и погибла. Старались эти книги не вскрывать, могли быть большие неприятности. Татьяна Вольтская: Смертельно опасный диван был. Артур Толстяков: Будучи во взрослом состоянии, я нашел, например, листочек с рецензией Льва Давидовича Троцкого на Есенина. Значит, были не просто книжниками, а готовыми пожертвовать собой ради книги. Татьяна Вольтская: А вот с тем, что для причисления к лику библиофилов надо непременно обладать голубой кровью, богатой родословной Артур Толстяков категорически не согласен. Нужна только безумная, всепоглощающая любовь к книге. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
