Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[21-11-04]
Поверх барьеровРубен Гальего: Год после БукераВедущий Сергей Юрьенен Я не знаю другого прецедента: за всю полувековую историю Радио Свобода - пожалуй, первый и единственный случай, когда в эфире состоялось рождение русского писателя, а передачи превратились в книгу, получившую самую престижную в России премию. Со мной по телефону из Мадрида родившийся и тридцать с лишним лет безвыездно проживший в России Рубен Давид Гонсалес Гальего. Свое четырехтактное имя он, впрочем, литературной экономии ради сократил, и на западных изданиях своей книги "Белое на черном" значится просто, как Рубен Гальего... Сергей Юрьенен: Рубен, прошел год после присуждения вам букеровской премии за лучший русский роман 2003 года. Премия Букера - событие само по себе радостное, но в последние годы сопровождалось разного рода скандалами, связанными с неполучением, недополучением, недовыплатой этой премии. Как обстояло дело в вашем случае? Рубен Гальего: В моем случае все обстояло просто замечательно. В конце концов, премию мне выплатили. Наверное, мне повезло, я живу далеко. Если бы я жил вблизи от тусовки, то мне бы пришлось выбирать какую-то сторону, клан, какую-то позицию занимать по отношению к кому-то, за кого-то, против кого-то, то есть брать какое-то знамя. А я человек парализованный, я принципиально никакого знамени нести не могу. У меня две руки, обе плохо работают, и левая всегда на джойстике коляске. То есть нести знамя я не могу чисто технически. Поэтому стараюсь ничью сторону не занимать. В моем случае как-то обошлось без скандала. Можно сказать, что мне повезло. И второе, что немаловажно, все-таки в российской культуре есть огромная традиция милосердия и есть огромная, просто неимоверная, несоизмеримая, не понимаемая, может быть, то, что Пушкин - "милость к павшим призывал": то есть внимание и уважение к человеку, находящемуся, скажем так, в слабой ситуации. А инвалид - это человек, находящийся в слабой ситуации. Никто не нападал на Рубена Гальего. И то, как приняли факт вручения - это просто радует, что все-таки милосердие остается. Не политкорректность, а именно милосердие, именно признание другого человека равным себе, пусть этот человек в какой-то степени физически менее полноценен. Сергей Юрьенен: Говоря о политкорректности: дело в том, что премия называлась "Букер-Открытая Россия". Это фонд, созданный Ходорковским. Поэтому тень сидельца падала как-то и на получателя премии. Рубен Гальего: Тень одного сидельца падала на другого сидельца: я же в какой-то степени привязан к своей коляске. Нет, если говорить о политике, о денежной составляющей премии и об этой политкорректности и этой политике и этих деньгах, то в любом случае людей искусства поддерживает кто-то из политики и кто-то из бизнеса. Если тебя поддерживает кто-то из бизнеса, наверное, это немного более приятный случай. Я не превращался в диссидента по многим причинам. Одну из причин могу я вам прямо сейчас сказать: у меня нет нефтяной вышки, абсолютно ни одной. С другой стороны, я же не выступал ни в защиту, ни против кого-то. Мне дали премию. Можно сказать - повезло. Сергей Юрьенен:
Рубен Гальего. В чтении Ольги Писпанен рассказ "СОБАКА"...
Она пришла сама. Зашла в ворота, с трудом запрыгнула на лавочку. Лежала, виляла хвостом. Вечер. Почти ночь. Парень вышел покурить во двор, увидел собаку. Взрослый уже человек, старшеклассник. Спрятал сигарету, быстро принес воды в консервной банке.
Без слов, незримо, передалось от одного к другому: "собака". Нарушился заведенный распорядок, дети быстро выходили во двор. Сгрудились вокруг лавочки. Каждому хотелось погладить, посмотреть на собаку. Сергей Юрьенен: Рубен, я помню, что получение премии совпало с выходом вашей книги не только по-русски, но еще на двух-трех языках. Как обстоит дело с переводами сейчас, год спустя после русского Букера? Рубен Гальего: С переводами очень хорошо. Мне повезло, опять же мне повезло. С одной стороны, мне повезло, я могу так считать, с другой стороны, везет тому, кто хочет, чтобы ему везло, везет тому, кто много и долго работает. Переводы моей книги в большинстве своем осуществлялись переводчиками и осуществлялись бесплатно. То есть переводчик встречал книгу и начинал переводить без гарантии гонорара. Сергей Юрьенен: Простите, Рубен, я вас перебью. Давайте все-таки огласим список стран, в которых вышла или готовится к изданию ваша книга. Рубен Гальего: В произвольном порядке, как они выходили, я не хочу сказать, что одна страшна ближе мне, чем другая. Книга вышла или выходит в Испании, Бразилии, Германии, Финляндии, Франции, Грузии, Голландии, Венгрии, Италии, Норвегии, Польше, России, на Тайване, в Сербии и в Швеции. Сергей Юрьенен: Действительно - международный феномен. Скажите, Рубен, восприятие книги, восприятие жизненного материала, положенного в ее основу, варьирует от стран к стране? Рубен Гальего: Знаете, да. Есть нечто общее, есть нечто отличное. Страны разные, люди все разные. Мне понравилось мнение моей тайваньской переводчицы Фань Юань. Она приехала ко мне домой специально, чтобы меня увидеть. У нее китайский подход. Когда мы с ней побеседовали, я сказал: "Вы знаете, если я буду бороться, я умру. Если я не буду бороться, я все равно умру". И она мне сказала: "Вы очень сильный человек, и вы мыслите как китаец". Это было комплиментом. Потому что когда мне говорят, что я мыслю как представитель другой нации, значит что я задел что-то глубинное, что-то, что объединяет всех нас. Сергей Юрьенен: Что вы задели, например, у грузин? Рубен Гальего: У грузин? У грузин замечательная женщина Нино переводила мою книгу почти в нечеловеческих непереводимых условиях. Дело в том, что она считает и, думаю, она права, что эта книга скорее о добром, чем о злом. И ее автор имеет положительную направленность, положительный взгляд на мир. И грузины, вчера была презентация в Грузии моей книги, они сказали, что эта книга написана самым здоровым человеком в мире. Абсолютно восприняли меня немножко как грузина. Сергей Юрьенен: Я столкнулся с феноменом, который мне трудно объяснить, - с большим успехом вашей книги в Италии, которая в течение этого лета занимала вторую или третью строчку в числе наиболее читаемых книг на каникулах. Кроме того, ходили слухи о каких-то специальных католических праздниках в вашу честь. Рубен Гальего: В Италии мне повезло с переводчицей. Там в издательстве два человека говорят по-русски, начну с этого. Мне кажется, Рим все-таки столица мира, что бы ни говорили представители других стран и что бы ни говорили жители других столиц, я не хочу обидеть никакую из столиц мира. Конечно, столица мира - это Рим. Итальянцы галантные, итальянцы тонкие. Они просто звонили мне и разговаривали со мной, говорили на моем языке, они говорили по-русски. Да, был такой случай в одном из городов Италии, в маленьком городке, священник устроил праздник в честь книги. Музыканты играли на инструментах, люди ели, пили вино и читали отрывки из книги. Во многих магазинах Милана, например, книгу ставили на прилавок и рядом клали цветы. Это так отмечают особенно понравившуюся книгу или особенно понравившийся предмет искусства. Мне было, конечно, приятно. И постоянный контакт с издательством итальянским, постоянный контакт на русском языке - это поддерживает писателя, и это продвигает книгу. Сергей Юрьенен: Не так давно большое интервью с вами появилось в "Нью-Йорк Таймс". Как обстоят дела с переводами на английский язык, в Англии, в Соединенных Штатах? Рубен Гальего: Книга уже переводится. И книга переводится великолепным переводчиком, самым профессиональным переводчиком в Америке. Я веду переговоры с самым престижным издательством Соединенных Штатов Америки. Европейскому писателю очень трудно пробиться на американский рынок. Но по тому, как ведутся переговоры, и то, с каким вниманием издатель отнеся к книге, заставляет думать и надеяться, верить. Я верю и надеюсь, что в Соединенных Штатах книга выйдет хорошо. Сергей Юрьенен: Рубен Гальего: год после Букера. Продолжим чтение рассказа - "Собака".
Держать собак в детдоме было запрещено санитарно-гигиеническими правилами. Собаки разносят инфекцию, у собак бывают глисты. Время от времени какая-нибудь дворняга забредала к нам, подходила к столовой. Дети кормили ее украдкой, взрослые гнали палками. Все нормально, все, как и должно быть. Наутро собаки на территории детдома уже не было. Ночью приезжала машина, собаку забирали. Нам говорили, что из собак делают мыло. Утром девочки приходили в школу с заплаканными глазами. Мальчики не плакали. Нельзя было мальчикам плакать. Только старшеклассники курили, почти не прячась. Курили на глазах у учителей, нарываясь на скандал. Взрослые старались не реагировать, взрослые были уверены, что детям надо только дать время, дети все забудут. Умные взрослые.
Вышли во двор почти все. Стояли и сидели молча.
Из медпункта вышла пожилая медсестра. Подошла, быстро глянула на собаку.
- Собаку убрать, детям мыть руки с мылом и спать. Немедленно. что тут происходит?
Мальчик на костылях, дошкольник. Цыган. Подскочил к скамейке, встал перед женщиной.
- Ее нельзя убирать, она хорошая. Она сама к нам пришла.
Медсестра снисходительно смотрела на ребенка. Ей не впервой. Она привыкла. Она знает лучше, она знает, что именно нужно детям.
- Иди спать мальчик. Кто дежурный? Кто отвечает за отбой?
Дежурного не было. Дежурный предусмотрительно пошел в туалет. Дежурный сидел в туалете, курил и ждал.
Мальчик стоял уверенно. Руки на костылях, нога на земле. Он не боялся взрослых, за ним был детдом, весь детдом. Все были сейчас за него.
- Ее нельзя убирать, у нее ноги нет!
Медсестра присела перед малышом.
- Надо говорить не ноги, а лапы. Понимаешь? У собак - лапы, у людей - ноги.
Вдруг осеклась. Дернулась, встала, оправила халат. Лицо спокойно, напряжено. Ни тени сомнения. Уверенное в своей правоте лицо немолодой уже женщины.
Быстро ушла, быстро вернулась. Раскрыла чемоданчик с инструментами.
- Держите ее.
Парни придерживали собаку, медсестра состригала грязные клочки шерсти с ее боков. Открытые раны заливала йодом. Собака вздрагивала, парни держали ее, а медсестра спокойно и ловко делала свою работу. Под конец острыми ножницами отрезала болтавшуюся на куске кожи лапу. Наложила повязку.
- Шерсть сжечь. Завтра вызвать ветеринара и сделать все прививки. Лапу перевязывать каждый день, бинты я дам. Если увижу, что что-нибудь не так, - собаки здесь не будет. Все понятно?
Убрала инструменты, пошла в медпункт. Строго посмотрела на молоденькую воспитательницу.
- Всем немедленно мыть руки и спать. Отбой.
Отбой так отбой. Все разошлись. Только цыган все сидел рядом с собакой. Гладил ее по голове и не хотел уходить. Собака вяло повиливала хвостом, умиротворенно смотрела на лежащие перед ней куски копченой колбасы.
Во двор вышла воспитатель, села на лавочку рядом.
- Спать иди. Поздно уже.
Мальчик молчал.
Молоденькая воспитательница, только из училища. Какой из нее педагог? Придвинулась поближе, потянулась погладить мальчика по голове, он отодвинулся, она погладила собаку.
- Да иди, иди спать. Никуда твоя собака не денется. я директору звонила, он сказал, что посмотрит на ваше поведение и решит, что с собакой делать. Не увезут собаку. Сегодня не увезут. Сергей Юрьенен: К рассказу мы вернемся, сейчас еще один вопрос к букеровскому лауреату минувшего года... У писателя Рубена Гальего в мире все обстоит благополучно. А как дело с публикациями в России? Я слышал, что "Новый мир" анонсировал ваше новое произведение? Рубен Гальего: Прежде всего премия Букер очень сильно повлияла на популярность книги в России. После Букера книгу наконец допечатали большим тиражом, книгу наконец довезли до магазинов, и она более-менее продалась. Это, конечно, не коммерческое издание, но цифры продаж меня полностью устраивают. И книга заняла свое маленькое скромное место. А насчет следующей книги - я ее дописываю, и у нас есть договоренность с "Новым миром". Потому что она должна была выйти в сентябре, но летом у меня из-за жары я практически не мог писать, плохо себя чувствовал. И мое русское издательство и редакция "Нового мира" пошли навстречу, они понимают мое состояние и готовы ждать столько, сколько потребуется.
Сергей Юрьенен: Рубен, немножко другой сюжет. После забвения примерно на 15 лет перестройки в России вдруг вновь возникло имя Николая Островского. Недавно было широко отмечено столетие со дня его рождения, промелькнули сообщения о том, что в школах Москвы планируется введение в учебную программу романа "Как закалялась сталь", на котором мы в советский период воспитывались. Вас в российской прессе иногда противопоставляли этой фигуре. Как вы относитесь к возможному воскрешению романа и автора? Рубен Гальего:
Автора и героя книги - давайте тогда воскрешать всех. Мое отношение к Николаю Островскому? Конечно, человек должен раз в жизни прочитать: "Человек должен жить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Это, безусловно. Введение в школьную программу? Я узнал, что в школьную программу ввели Булгакова, и тогда мне стало жаль немножко Михаила Афанасьевича. Ну, ничего, ввели, так ввели, ничего страшного я в этом не вижу. Я думаю, что это только хуже для автора и хуже для детей. Потому что вводить Островского в школьную программу, я бы сказал, опасно. Даже не в том, какой он писатель, даже не в качестве его литзаписчиков, даже не в истории книги, это все терпимо и не хуже, не лучше, чем у других писателей. Мне кажется, что главное - это направление книги. То есть, если бы вводить героя, идеал или что-то подобное данного направления, я бы нескромно посоветовал вводить даже не всего Рубена Гальего, а рассказ "Собака".
В первое же утро ее жизни в детдоме, на уроке труда собрали ей домик. Будку собачью строили по специальному плану. Двойные стены, теплый, дощатый пол. Девочки застелили пол будки старыми одеялами. Кто-то принес подушку. домашнюю подушку, без казенной печати. Малыши несли ей в будку теплые домашние вещи, любимые игрушки. Старшие девочки регулярно раздавали все это малышам, ругали их, объясняли, что так делать нельзя, - бесполезно. Время от времени кто-нибудь все равно приносил в собачью будку теплые человеческие подарки. Она спала в будке, будка ей нравилась. Зимой, когда было особенно холодно, собака ночевала в кочегарке. Очень добрый мужик-кочегар когда-то учился в нашем детдоме. Руки и ноги у него были. Здоровый красивый мужик. Только не очень умный. Почти немой. За десять лет школьного обучения он так и не научился читать и писать. Кому он такой нужен в том чужом холодном мире за воротами детдома? Когда ему становилось грустно, он покупал водку. Водку и мороженое. Водку он пил один, а мороженое делил с собакой. Часто он сидел пьяный возле кочегарки, мычал что-то очень важное, собака ела одно за другим мороженое. Им было хорошо вдвоем. За водку его не ругали. Все знали, что, сколько бы он ни выпил, кочегарка не прекращала работать. Даже очень пьяный он старательно загружал уголь в топку. Хороший кочегар.
Чужой размахивал руками, пытался доказывать и требовать. Взрослые не обращали на его доводы никакого внимания, взрослые пригрозили вызвать милицию. Он вышел за ворота, стоял, ждал чего-то.
Черноглазый мальчик, стриженый наголо, шустрый цыганчонок. Быстро скакал на костылях, снашивая единственный ботинок до дыр. Подскочил, глянул на чужака внимательно, дернул за рукав.
- Дядя, дядя, купи ножичек.
Вытряхнул на ладонь из рукава перочинный ножик с блестящей наборной ручкой. Вскинул руку, - нет ножика. опустил, - ножик снова лежал на протянутой ладони. Простой фокус.
Мужчина нагнулся к малышу.
- Дай сюда. Рано тебе еще такими игрушками баловаться.
- Сейчас. Деньги давай. Это мой ножик.
Мальчик бросил нож через плечо, показал пустые руки. взялся за костыли, собрался убегать.
- Погоди. Позови кого-нибудь из старших.
Вышел старшеклассник. Выпускник. Высокий парень, рыжая челка упрямо падает на глаза, волосы закрывают уши. Рукав рубашки аккуратно заправлен под ремень.
Сели на лавочке возле ворот детдома. Парень достал из кармана папиросы, щелчком выбил папиросу из пачки, перехватил губами. Спрятал пачку в карман. Достал спичечный коробок. Прижимая мизинцем коробок к ладони, большим и указательным пальцами ловко вынул спичку из коробка, чиркнул, закурил. Все быстро, очень быстро.
- Тебе чего, дядя?
- Собаку отдайте. Я понимаю все, не маленький. Отъелась она у вас, шерсть отросла. Бутылку водки дам.
Парень курил, молчал.
- Да ландо, я не жадный. Две дам. Две бутылки водки.
- Твоя собака?
- Моя.
- Сейчас проверим. Она у тебя родилась без ноги или стала такой? Ты смотри, я в этом разбираюсь.
- Стала.
- А зачем это она тебе вдруг понадобилась?
- Шапку сделаю. Вон вы ее как откормили. Хорошая шапка получится.
- Понятно. Ну что ж, неси водку, забирай собаку.
- Как это "забирай"? Ты мне ее на ошейнике выведи.
- Ошейник с собой?
- Конечно.
Парень докурил, смерил дядю взглядом. Невысокий дядя, ниже его на голову.
- Слушай, дядя, купи ножичек.
- Вы все тут чокнутые? Мне уже один предлагал. Салага.
- Ты прав, дядя, он - салага, и ножичек у него дрянь. Ты у меня купи.
Парень поднес руку с ножом к дядиному лицу, щелкнул кнопкой. Вышло лезвие, тонкое, длинное лезвие. Почти неуловимым на взгляд движением тренированной руки сложил нож. Щелкнул кнопкой еще раз. Снова сложил нож, убрал в карман.
- А может, тебе кастет нужен? Ты приходи к воротам, как стемнеет. Не стесняйся. Я хорошие кастеты делаю. И беру не дорого.
- Мне собака нужна.
- Ну, как хочешь.
Встал, пошел к воротам. Остановился на минуту, заулыбался, засветился весь от счастья. Как будто вспомнил что-то родное и светлое.
- Слушай, дядя, а пошли сейчас, ты ее и заберешь. Даром.
Дядя повеселел.
- Пошли.
- Только сам смотри. Она сейчас в кочегарке. У кочегара запой. Он, водки, наверное, ящик вчера притащил. Кочегар у нас мужик здоровый, одной рукой машину за бампер поднимает, домкрата не надо. У него только с головой не в порядке. Слышит плохо. Но ты говори медленнее, он поймет. А знаешь что? Ты прямо с главного начни, с шапки. Про шапку он поймет.
Мужичок догадался, наконец, что его разыгрывают. Ругнулся негромко и поковылял прочь. Дикие они, детдомовцы, злые. Рубен Гальего: Есть развилка, по которой сейчас может пойти Россия. Первый путь - это выбор все-таки собаки, трехногой собаки, которую нельзя убить ни за что, ни при каких обстоятельства. Никакие экономические трудности, никакие политические повороты не могут заставить ни взрослых, ни детей отказаться от этой трехногой собаки. Это, кстати, единственная живая собака в русской литературе, все остальные собаки, к сожалению, умерли. Или тогда выбирать путь стояния по колено в холодной воде и строительство никому ненужной узкоколейки. Это очень серьезный выбор. Выбор этот будут делать русские, этот выбор делать не мне. Я бы выбрал собаку, если бы меня спросили. Но я живой, а Николай Островский умер, и он не может за себя постоять. А нападать на мертвых, я считаю, нечестно.
Сергей Юрьенен: 1 декабря в Риме начинается фестиваль русской литературы. среди приглашенных русские писатели не только из России, но и те, кто живут в других странах мира. Саша Соколов. И наш герой... Рубен Гальего: Я - русский писатель, и все остальное не имеет значения. Еще, мне кажется, что произошел большой сдвиг в отношении русских к русским. Русских, которые остались жить в России к русским, которые уехали. Сергей Юрьенен: Сдвиг какого рода? Рубен Гальего: Положительный. Потому что сейчас я испанец, у меня испанский паспорт, я живу в Мадриде, но никто не может назвать меня предателем и, тем более, изменником родины, потому что я не строю узкоколейку. Меньше неприятия человека, который живет за рубежом. Это хорошо. Сергей Юрьенен: Рубен, спасибо большое за интервью. Хотите ли вы сказать что-нибудь в заключении? Рубен Гальего: В заключении поблагодарить Радио Свобода за ту первую передачу трехлетней давности. Пожелать творческих успехов редакции, пожелать творческих успехов мне. Закончить словами моего политического оппонента: "Надо жить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
