Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Из Крыма с любовьюАвтор программы Татьяна ВольтскаяВедущий Иван Толстой Татьяна Вольтская: Когда влюбляешься, то вдруг оказывается, что до этой минуты ты как бы и не жил, не видел, не слышал, не обонял. Но вот развернулись новые небеса, открылись глаза, отверзся слух - как же можно было так долго обходиться без этого? То же самое случается, когда попадаешь в Крым. Из тусклого северного небытия в единственно реальный мир. Солнце, море, горы! Тропа узка, прерывиста, как дыхание, она взбирается вверх по горе Караулаба, порой превращаясь в издевательскую линию на скале. Слева - пропасть, справа - каменные осыпи. Минут через 15 пот заливает глаза, солнце прожигает насквозь. А, между прочим, старик Голицын Лев Сергеевич, князь, отец русского шампанского, чей завод до сих пор процветает здесь, в Новом Свете, внутри соседней горы, он взлетал, говорят, по этой тропе каждый божий день. Это знает любой экскурсовод, гоняющий здесь пестрые отары туристов. Вот и Галина, из феодосийской экскурсионной фирмы, говорит о том же. Галина: У нас очень много маршрутов, мы водим весь Крым. Здесь мы проходим через Судак по юго-восточной трассе, останавливаемся в Судаке, осматриваем генуэзскую крепость, затем отправляемся в Новый Свет. Проходим по тропе Голицына, Царской тропе, тропе Неверных жен, это все названия одной тропы. С этим связаны, во-первых, легенды, но и быль. Тропы эти все по праву принадлежат Голицыну. Поскольку он их облагораживал, делал парапеты. Татьяна Вольтская: Да, троп здесь хватает. Устанешь карабкаться, взглянешь влево - там мыс Капчик. На нем тоже тропа. Правда, с дурной репутацией. Галина: По одной из легенд, здесь пираты своих жен проверяли после долгого плавания. А по другой легенде, здесь жил богатый мурза. У него, естественно, был гарем, как у всех богатых татар. Вот к старости, когда он почувствовал себя немощным, он стал своих молодых жен подозревать в измене. И нужно было проверить, изменяет она ему или нет. Нужно было пройти по тропе с кувшином на голове. В кувшине была вода. Если вода расплескивалась, руки становились влажными. Если она касалась земли, а она не должна была касаться земли, то ладошки становились грязными. А он стоял наверху и проверял. Чистые у нее ладошки или нет. Татьяна Вольтская: В общем, мы идем по другой тропе - каменному креслу Голицына. Ущелье это называется «Чистилище». Сюда еще жрецы древних тавров водили своих соплеменников для очищения. Чуть дальше - жертвенник, где тавры рубили головы пленникам - древним грекам. Наш проводник - Руслан. Молодой человек, с узкой квадратной бородкой, голым торсом и в красной бандане. Руслан ведет нас в Рай. В Раю хорошо. После всех уступов и осыпей, долина выглядит особенно зелено и мирно. Но, человек и в Раю не ведает покоя. Для особенно беспокойных устроен скалодром. Здесь Руслан сбрасывает с плеча мотки веревок, пучки звенящих карабинов и ремней. Нам предстоит карабкаться по отвесной скале из Рая в Ад, - другое ущелье, - названное так за то, что в жару оно раскаляется, как адская сковородка - до 70 градусов. Для меня предстоящее мероприятие - ужас. Для Руслана, который ведет в Феодосии школьные и студенческие секции по спортивному туризму, - рутина. Он не лезет по скале - течет по ней, с грацией ящерицы или воды. Руслан: Экстремальные виды спорта - это те вещи, которые предлагают ребятам неограниченного возраста и контингента испытывать достаточно острые ощущения. Причем это дело, если делается грамотно, не настолько рискованно. Тем не менее, адреналин выбрасывается в больших количествах. Мы увидим склончик северного борта, достаточно вертикальный. Там идет маршрут второй категории сложности: подъем с инструктором в связке. Достаточно сложные элементы, вплоть до четвертой категории сложности, с отвесами и, собственно говоря, спуск с вершины скалы Караулаба высотой 301 метр. Татьяна Вольтская: Ну да, за умеренную плату любой чайник может нацепить скалолазную сбрую и вперед! Вон, один уже сорвался, болтается на веревке, которую держит Руслан. Я тоже надеваю сбрую, забрасываю ногу повыше на скалу и решительно расстегиваю карабин. С меня хватит. Лучше я полезу с Русланом в пещеру на Капчике. Пещера, как пещера. Рай далеко позади. У мрачного входа в Аид Руслан дает нам невообразимое тряпье: шерстяные жилетки на голое тело, дряхлые треники и футболки, пахнущие чужим потом. Но перед кромешной щелью о таких мелочах не думаешь. Руслан: Нырнем, заползем, зашкребемся, запрыгнем, спустимся - все эти термины подходят сюда. Там будут у нас фигурные образования, как то: сталактиты, сталагмиты, флажолеты, лунное молочко, гилектиты. Татьяна Вольтская: Любителям лунного молочка приходится солоно. Ползешь к нему, извиваясь, как червяк, где на брюхе, где на спине, потом разуваешься и полчаса шлепаешь по ледяной воде, протискиваешься в игольное ушко и мысленно кроешь себя на чем свет стоит за проклятую любознательность. Руслан, между тем, подтверждает правоту Пушкина в том, что русские ленивы и не любопытны. В отличие от иностранцев. Руслан: С иностранцами радует их миропонимание, мировоззрение. С жителями из Германии мне пришлось пообщаться. Это были люди уже постпенсионного возраста, и когда я им попытался объяснить об изменениях давления в процессе подъема, о каких-то сложностях в плане физкультуры, наличии большого количества солнца, они мне просто-напросто, улыбнувшись, сказали: «Молодой человек, вам платят, а остальное - наша забота». В отличие от наших соотечественников, которые, вероятно, уже в 40 лет ставят на себе большой крест, к сожалению. Может, они в чем-то и правы. Зачем человеку в 40 лет, уже для себя определившемуся по жизненному пути, искать каких-то приключений. Иностранцы, видимо, считают немножко иначе. Татьяна Вольтская: Скорее в тепло, на Царский пляж! Один раз тут Николай Второй побывал. Вот пляж и «царский». И Рай хорош и подземелье, по своему, но лучше моря ничего нет. Приходят сюда пешком, через горные перевалы и можжевеловую рощу, или приплывают на катере, что правда дороговато - 15 гривен. Кафе и ресторанов тут нет - заповедник. А есть хотят все. Тут их, голодных, тепленьких и поджидает Николай Петрович Дегис со своими расторопными мальчиками. Журналист из Ялты, летом прирабатывающий на диком пляже, кормя туристов шашлыками из мидий и жарким из рапанов. Его команда и мусор вокруг убирает, и экскурсии водит. Николай Петрович Дегис: Мы здесь продаем наш любимый и дорогой чай, который называется «чай каркаде», это чай, который настоян на травах. Татьяна Вольтская: Николай Петрович и сам водит людей в горы. Николай Петрович Дегис: Был когда-то один случай, когда мы были на Караулобе. Один человек взял меня за талию, хотел меня напугать и над пропастью дернул меня. Это было действительно страшно. Люди разные бывают - от трех до семидесяти лет. Помню женщина, не подходя к маршруту, она просто села, вцепилась в дерево и сказала, что дальше не пойдет. У нее была тряска такая. А другие, бывает, бояться за своих детей. Хотя дети себя ведут настолько интересно, что папа и мама бояться, а у детей страха нет. Татьяна Вольтская: Жизнь у здешних предпринимателей непростая. Власти на частную инициативу смотрят косо. И, хотя сами берут немалую плату за вход в заповедник, а вот биотуалеты поставить неудосужатся, даже в самых живописных уголках под можжевельник лучше не заглядывать. Николай Петрович Дегис: Я бы хотел, чтобы у нас, все-таки, изменилось отношение к нам, к тем, кто хочет что-то сделать порядочное. 4 года бьюсь за то, чтобы официально работать здесь. Я - журналист с высшим образованием, а ковыряюсь в этих мусорках для того, чтобы я мог правильно подойти к налоговой милиции, к налоговой инспекции и заплатить то, что необходимо. Татьяна Вольтская: Что может быть лучше ходьбы? Иди себе из Нового Света по извилистому серпантину, вдыхая морской ветер, машинный выхлоп и тонкий, одуряющий аромат золотистых трав, заласканных солнцем насмерть. Вот гора Сокол, вот Чертов палец, где сидел отец Федор, крича: «Снимите меня отсюда, я отдам вам колбасу». А вот и Судак, вернее, его преддверие - поселок Уютное. Уютное, потому что когда-то здесь жили немцы, все светилось уютом и чистотой. Немцев давно депортировали, на месте их кладбища в прошлом году построили гостиницу. Теперь в Уютном грязно, чуть стемнеет, по улицам текут подозрительные потоки, смахивающие на помои. А пройдешь дальше... Дальше пройти удалось не сразу. Потому что на перепутье мне явился, как и полагается, Серафим. Не шестикрылый, а здоровенный и бородатый, в средневековом облачении и с мечом. В качестве кого же стоит здесь Серафим Собко? Серафим Собко: Это 14 век, Кристофор де Негро, последний консул, который остался здесь, которого турки за его героизм отпустили домой. Здесь был рыцарский турнир, мы там дрались, а теперь - смысл один - немножко пожить в Крыму, чтобы на хлеб и на воду хватило. Я беру деньги с людей и на эти деньги живу. Татьяна Вольтская: То есть рядом с вами можно сфотографироваться? И сколько это стоит? Серафим Собко: Три гривны. Татьяна Вольтская: А кто шьет эти костюмы? Серафим Собко: Я, например, сам делаю костюмы. Я - оружейник, мастер бронных дел. В Киеве Тихонов Юлиан делает доспехи. Сейчас много людей. Одним словом, я начинатель этого всего и распространил по Украине, чтобы они стали делать доспехи. Татьяна Вольтская: Это у вас какой-то клуб? Серафим Собко: Клуб «Святослав» в Киеве, а еще есть объединение «Ричард Львиное сердце» - это все, что связано с рыцарством. Татьяна Вольтская: А кольчугу, меч как делаете? Серафим Собко: Ковать надо уметь. Идешь в кузню и делаешь. Татьяна Вольтская: Уютное полно завсегдатаями, приезжающими сюда десятками лет. Мы с сыном тоже здесь не в первый раз. Пора, кстати, и нам домой в крошечную беленую мазанку, мимо деревьев инжира и кустов граната, с алыми фанариками плодов. Наши милые соседи, снимающие комнатку за стеной, - москвичи. Надя - художница. Надя: Мне кажется, что это единственное место на земле, вот такое тихое, уютное, какое-то очень спокойное и очень близкое к звездам, горам, морю, где еще есть отголоски древних голосов, людей, которые здесь жили очень давно. То, что было раньше, даже нельзя сравнить, с тем, что сейчас. Это было абсолютно дикое место, с целебными источниками в горах. Потом все эти источники были подведены к санаторию и просто прекратили свое существование. И теперь воду привозят абсолютно непригодную для питья, люди очень страдают здесь без воды. Здесь было красивее. Я помню, что с отцом мы ходили на рыбалку, и рано утром у берега плавали золотые рыбки. Рыба игла водилась. Когда плаваешь, она прямо вокруг тебя вилась и даже нам как-то немного было не по себе, потому что они были похожи на маленьких змей. Много было крабов, ершей. Из моих воспоминаний детских, здесь кругом ходили пограничники, и они никуда не пускали, и все время ловили каких-то шпионов на берегу. Вылезали из моря с аквалангами люди в черных костюмах. Всем было страшно. Ходил сторожевой катер по линии горизонта, с прожекторами. А когда мы однажды через Чертово ущелье пошли ловить крабов, нас тоже остановили, стали проверять документы. Мы все время ощущали, что живем на границе. Татьяна Вольтская:
Золотых рыбок теперь нет, шпионов не ловят. А формула счастья проста, как раньше - солнце и море. Лежи себе не считанными часами на песке или гальке, обугливайся, погружайся чуть ли не с шипением в соленую морскую воду цвета морской волны. Да еще слушай крики торговцев, курсирующих среди голых тел. Татьяна Вольтская: Последний голос принадлежит Розе Борисовне. Она каждый день с утра печет, а к обеду приезжает сюда из Старого Крыма. Роза Борисовна, кто этим занимается, кроме вас? Роза Борисовна: Все те, кто хотят выжить зиму. Потому что у нас работать негде - все предприятия закрыты. Татьяна Вольтская: Известно, что сейчас Крым возвращаются татары, когда-то изгнанные отсюда. Их тоже много ходит по пляжу. Роза Борисовна: А татарам еще больше надо торговать. Их тем более никуда на работу не берут. А ведь они все с высшим образованием. Они трудяги и очень любят учиться. Дети все у них грамотные, а работать негде. Они вынуждены торговать, перевозить, печь. А в основном, в земле возятся. Дали бы им руководство, Крым бы зацвел снова. У меня соседи все татары. Лучше никого не надо. Татьяна Вольтская: Судак всегда был многонационален. Правда, сейчас, отдыхают здесь, кроме немногих питерцев и москвичей, в основном, украинцы. На курорт западного типа эти места явно не тянут - грязь, сомнительные ларьки, трудности с пресной водой. И для детей на берегу 2-3 водяные горки - вот и все затеи. Аттракционы для взрослых - дельтапланы, скутеры и прочее раза в 2 дороже, чем в Европе. Едут сюда те, кто затей не ищет. Снял хибарку, разбил палатку, ну, в санатории поселился с пустынным пляжем и унылыми танцами по вечерам. Но горы и море не тускнеют от недостатка цивилизации. Равно, как и знаменитая Судакская крепость, которую все почему-то называют генуэзской, хотя это не так. Да что за беда! В гроте Шаляпина, в Новом Свете, Шаляпин тоже никогда не пел. А вот полазать под вечер стоит. Мимо ворот, остатков храма девы Марии и суворовских казарм, на гору, к Девичьей башне. С нее, само собой, бросилась когда-то огорченная дева, царица Феодора, чей призрак, говорят, бродит тут по ночам. Иные девы этим примером и сейчас вдохновляются, как утверждает Серафим. Серафим Собко: Девушка какая-то, любовь у нее здесь не произошла. Она пошла туда на башню, встала в белом платье и стояла на конце. Мы когда подошли, она сказала: «Не подходите, я буду прыгать вниз». У меня был, правда, парень один, десантник бывший, так он ее схватил, стянул, и объяснил, что жизнь хороша. Татьяна Вольтская: Нет, к вечеру, лучше не на башню, лучше к морю, на местный променад. Лотки с можжевеловыми бусами, расческами, подставками для кастрюль, мертвыми сувенирами, в виде лакированных крабов и раковин, с мороженым, фотопленками, лотки с домашним вином. Тут художники кого-то рисуют, там бродит фотограф с удавом на шее и крокодилом в объятиях. Здесь дует в свои хитрые трубки музыкант из Перу. Рестораны светятся огнями. Музыка гремит, торговцы кричат, тут же на примусах шипят манты, голубцы и плов. А вот мой любимый стенд - маски. Раньше, помню, резиновые страшилища изображали исключительно утопленников с вытекшим глазом, пиратов, вампиров. Тут же рядком висят Путин, Кучма, Лукашенко, Ельцин, Фантомас, Луи де Фюнес, Жириновский, Моргунов, Вицин и Никулин. Вон уже кто-то фотографируется, натянув на лицо одного из резиновых президентов. Это - звуки не только вечернего Судака. Так же звучит и коктебельский променад. Час на автобусе, и мы в Коктебеле. Стоим перед знаменитым домом Максимилиана Волошина, домом поэта и не верим глазам. Все гости этого дома в один голос отмечали пустынность здешних мест. Теперь слева - диско-бар «Арбат», напротив - игровой центр «Нерон». Дым от шашлыков застилает глаза. Между тем, все это стало называться громко - Коктебельский республиканский эколого-историко-культурный заповедник Киммирия Волошина. Его директор Елена Сазонова говорит: Елена Сазонова: Никто не против тех же шашлыков, никто не против биотуалетов, но все нужно делать разумно. Шашлыки на 500 метров отодвинуть в сторону, биотуалеты на 10 метров от дома музея. Потому что получается такая ситуация, что у нас идет творческая встреча с Валентином Никулиным, с московским поэтом Александром Юдахиным и начинаются звуки выкачки фекалий из биотуалетов соседних кафе. Татьяна Вольтская: Волошинская идея объединения писателей тоже пострадала. Российские писатели сюда больше не едут. Можно, конечно, войти в дом поэта, поглядеть на голову царицы Таиах, на волошинский хитон, грустно желтеющий за стеклом, но лучше сразу, не жалея ног, подняться на гору Кучук Енишары, где поэт завещал себя похоронить. Долго, долго шуршит сухая трава, унизанная длинными белыми улитками. Наконец, на вершине, у могилы, под чахлой оливой успокоить колотящееся сердце, вздохнуть, оглянуться. Так вот, почему Волошина намертво приковали к себе эти места, Южный Крым, геологическая поэма, шедевр четырех стихий. Он пребудет и тогда, когда смолкнут голоса всех торговцев, звуки всех стихов. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|