Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
21.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[21-06-00]
Ведущий Илья Дадашидзе "Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Статья 1 Всеобщей декларации прав человека. В этом выпуске:
Бездомные Санкт-Петербурга. Для Санкт-Петербурга, второго города России по числу проживающих в нем людей, проблема бездомных - одна из наиболее актуальных и значительных. По данным благотворительного фонда "Ночлежка", в серверной столице без прописки существует более шестидесяти тысяч человек. Из них явно бездомных, тех, кто выходит на улицы с протянутой рукой - около пятнадцати тысяч. О бездомных Санкт-Петербурга и проблемах, связанных с ними, - Виктор Резунков. Виктор Резунков: Эти люди являются изгоями общества. Лишенные прописки, без документов, без жилья, они лишены практически всех прав. Один из этих людей, Борис Шеверев, лишился прописки еще в 1991 году. Именно тогда он приехал в Санкт-Петербург из Тбилиси после известных политических событий. С тех пор для Бориса Шеверева начались тяжелые дни. И хотя сейчас он уже зарегистрирован в петербургском пункте учета бездомных, созданном городской администрацией, а также в благотворительном фонде "Ночлежка", - проблему с получением паспорта, а также проблему с получением российского гражданства Борис Шеверев решить до сих пор не может. Борис Шеверев, как и все бездомные Петербурга, лишен права на медицинское обслуживание. Борис Шеверев: Это уже все сто процентов, что - лишен. Ну, смотря как.... Вот, например, на свое медицинское обслуживание делать я могу... вот, пенсию я не получу, на его у нас пока еще, как бы, полис... ну, как бы, он так... сам и проходит. Потому что я лежал в больнице после... Я в 1995 году освободился, то есть, в 1995 году... в общем, меня задержали, забрали. Я полтора года, в общем... из зала суда вышел, как бы, без колонии - ну, в тюрьме находился. Только не в "Крестах. Вот, я вышел, и через полгода обнаружили (я так плохо чувствовал себя) у меня туберкулез, вторая группа. Но он еще как бы - не лишается полиса. А вот так куда-либо пойти - там, ушной, зубной, даже какая-то мелочь - заплатить, это все сто процентов, что я не имею права. Виктор Резунков: Для Бориса Шеверева устроиться на работу официальным путем не представляется возможным. Борис Шеверев: Только говорят - "диким путем". Вы мне предложили, я с вами как-то договорился, вот, все, что... вот, если... остается. Виктор Резунков: Сейчас Борис Шеверев зарабатывает себе на жизнь, торгуя газетой "На дне". Именно эта газета, издаваемая благотворительным фондом "Ночлежка", позволяет петербургским бездомным зарабатывать минимум денег себе на пропитание. К распространителям этой газеты даже милиционеры относятся терпимее, чем к простым попрошайкам. Борис Шеверев: Хорошо еще одно доброе дело... Вот, меня поселили ... там нормальные условия, можно... А-то бы было тошно жить мне сейчас, очень даже. Виктор Резунков: Другой петербургский бездомный, Владимир Поляков, по сравнению с Борисом Шеверевым находится в гораздо лучшем положении. Бездомным он стал в 1993 году после смерти матери и длившегося после этого несколько недель запоя. Сейчас у него есть паспорт, а несколько месяцев назад победив в конкурсе благотворительного фонда "Ночлежка" - "На лучшую историю бездомного", Владимир Поляков получил и жилье. Сейчас он тоже торгует газетой "На дне" и с милицией проблем не имеет. Владимир Поляков: Понимаете, на меня, наверное, не реагируют. На меня... Раньше реагировали, но так как я сейчас не пью - может быть, из-за этого. То есть, меня просто стороной они обходят. Видят - трезвый человек совершенно. И как-то мне так повезло, что я выиграл конкурс. То есть, мне сейчас снимают жилье на год - за мою квартиру платят 90 долларов в месяц. Вот, я лучшую историю написал о бездомности. Получил этот приз. Я живу в отдельной квартире. Вроде - и бездомный. Вроде - и как этот... Я человек церковный, жил в монастыре, даже экономом в монастыре был. Поэтому урезал свои желания. Поэтому мне всего хватает, вроде бы у меня и претензий меньше стало. Виктор Резунков: Однако, по словам Владимира Полякова, судьба таких же, как он, бедолаг, незавидна. Владимир Поляков: У них проблемы и с работой, и с милицией, и с жильем - со всем, понимаете? Вот мне как-то... не знаю... ну, не знаю, в рубашке, наверное, родился, что ли. У меня просто полоса чудес идет, так что не могу ничего. А вот людей, я просто за год только, смотрю даже, как продавцы газет умирают, как исчезают просто. Вчера встречаю... продаю газеты, а... говорит: "А эта умерла". Только вот недавно человека видел - умерла уже. Просто бездомные умирают. Где, как? Никто не знает. А они никому и не нужны. В моей истории это довольно подробно написано, как там отбивают и ноги, и почки, и руки, и никому ты не нужен. Виктор Резунков: Какова же общая ситуация с правовой защищенностью бездомных Петербурга? С таким вопросом я обратился к президенту благотворительного фонда "Ночлежка" Валерию Соколову. Валерий Соколов: Петербургские бездомные, в каком-то смысле, находятся в более выигрышном положении, чем бездомные других регионов Российской Федерации, потому что здесь уже несколько лет действует государственная программа профилактики бездомности и поддержки лиц, вернувшихся из мест лишения свободы. На основании этой программы была введена государственная регистрация всех тех, кто утратил жилье в Санкт-Петербурге, и, следовательно, эти люди имеют возможность и все основания претендовать на то, чтобы быть включенными в социальную, трудовую, медицинскую инфраструктуру города на равноправном основании со всеми другими жителями Санкт-Петербурга. Что касается других регионов России, то, конечно же, положение бездомных еще более бедственное. Потому что, в первую очередь, это упирается в проблему, связанную с документированием, с возможностью получить какие-то социальные пенсии, пособия. А если речь идет о бездомной женщине, то здесь возможны и проблемы, связанные с детьми. И поэтому сегодняшнее положение бездомных в России достаточно ужасно - для того, чтобы об этом можно было бы говорить на высоком правительственном уровне. Виктор Резунков: В последнее время - в особенности в Москве - все чаше стали раздаваться призывы выселять бездомных за пределы крупных городов, как это было в годы застоя, на сто первый километр. Валерий, что вы думаете об этом? Валерий Соколов: Такие разговоры были, есть и будут всегда. Вопрос только в том, что власть принципиально не желает заняться решением этой проблемы. Ведь что такое бездомный? Это же не просто человек, который встал, вышел из дома утром и пошел себе куда глаза глядят. У бездомного раньше была какая-то социальная основа, социальная база, своя квартира. Эти люди потеряли жилье. С одной стороны, у них жилье отнимало государство; с другой стороны, у них отнимали жилье какие-то криминально-коммерческие структуры. Поэтому к ним нужно относиться не как к изгоям, а как к людям, которые имели когда-то такие же равные права, но они просто потеряли, - в силу своей необразованности, как правило, это происходило. Поэтому говорить о выселении на сто первый километр... Ну, давайте выселять всех на сто первый километр. Я думаю, что резонанс у международного сообщества будет не меньший, чем резонанс сегодня, когда идет война в Чечне. Но если бездомных будут выселять на сто первый километр... а куда на сто первый километр? Просто - в чисто поле? Это значит, что таким образом государство... ну, убьет людей. Кстати, господин Наздратенко тут недавно выступил с инициативой, что ему нужно пять миллионов человек в Приморье. Так если он готов предоставить там какую-то базу, жилье для людей, работу, и так далее, - я думаю, что очень многие бездомные бы с удовольствием поехали бы к нему, за государственный счет. Естественно, потому что преодолеть десять тысяч километров через всю страну - это надо еще умудриться. Государство может предложить какие-то варианты, но не путем жестких мер, направленных на физическое выселение людей. Виктор Резунков: Какие регионы России у вас вызывают наибольшее беспокойство правовой незащищенностью бездомных? Валерий Соколов: На сегодняшний день -, это крупные регионы, такие как Москва, Петербург, крупные города с населением более чем один миллион, потому что именно туда притягиваются бездомные, потому что в большом городе легче выжить. И даже по опыту работы - скажем, с Новгородом, где население около трехсот тысяч человек - среди бездомных, можете спросить у любого, ходит такая как бы легенда уже о новгородском приемнике-распределителе, где милиционеры по-доброму относятся к этим людям - чего, казалось бы, представить невозможно. Но, тем не менее, новгородский приемник-распределитель сегодня один из единственных, которые документируют бездомность, помогают как-то встать на ноги, дают какие-то адреса, и так далее. И в маленьких городах, мне кажется, степень жестокости по отношению к бездомным гораздо ниже, чем в больших. Если говорить о том, чтобы поднимать экономику страны, так давайте подумаем, что среди бездомных есть очень много специалистов, профессионалов, которых можно использовать на благо и развитие этой самой экономики. Виктор Резунков: Таково мнение президента петербургского благотворительного фонда "Ночлежка" Валерия Соколова. Илья Дадашидзе: О бездомных Санкт-Петербурга и проблемах, связанных с ними, рассказывал наш корреспондент Виктор Резунков. Западная печать о защите прав человека и свободе слова. Обзор Владимира Видражко, Прага. Владимир Видражко: Американский журнал "Journal of demography" опубликовал большую статью под заголовком "Демократия как универсальная ценность". Ее автор - нобелевский лауреат Амартия Кумар Сен. "Однажды меня попросили ответить на вопрос, - пишет Амартия Сен, - что является наиболее важным из происшедшего в двадцатом веке? И, должен сказать, что, несмотря на изменения глобального характера, связанные и с приходом на историческую сцену фашизма, и с его поражением, с приходом коммунизма и также его поражением, с двумя мировыми войнами и многими другими важнейшими событиями, - на мой взгляд, из далекого будущего двадцатый век предстанет, прежде всего, как век становления ценностей демократии", - конец цитаты. Статья рассматривает связь демократического развития с экономическим, функциональные особенности демократии, культурные различия между народами, идущими одной дорогой демократического развития. Напомню, статья опубликована в "Journal of demography", ее автор - нобелевский лауреат Амартия Кумар Сен. Выходящая в Чешской республике на английском языке газета "Prag Post" пишет в статье, посвященной закону о люстрации: "В Чехии предстоит еще много сделать для того, чтобы выяснить, какого именно рода общество хотят построить граждане этой молодой демократической страны, и какую роль они хотят играть в объединенной Европе. Одной из наиболее болезненных проблем в области прав человека является сведение счетов со своим собственным прошлым", - говорится в публикации. Палата депутатов чешского парламента предварительно одобрила продление срока действия закона о люстрации. Газета напоминает, что действующий в настоящее время закон о люстрации создает непреодолимые препятствия кандидатам на высокие государственные посты, если эти люди сотрудничали с коммунистической секретной полицией -STB. Газета "Prag Post" продолжает (цитирую): "Срок данного закона, вступившего в силу в 1991 году и продленного в 1996-м, истекает в 2000 году, Однако уже в процессе парламентских слушаний о продлении закона многие депутаты высказались за его совершенствование. Сейчас, при выявлении так называемых STB-позитивных лиц (то есть - агентов секретной полиции) отсутствуют действенные инструменты защиты подозреваемых людей от наветов, и это превращает сам закон о люстрации, скорее, в средство расчетов с идеологическими оппонентами, чем в справедливый правовой акт", - отмечает газета "Prag Post", выходящая в Чехии на английском языке. Заголовок во французской газете "Le Monde" гласит: "Лучше жить с русскими, чем под властью закона горцев". В разговоре с корреспондентом газеты заведующая приютом для детей-сирот Байла Касаева признает, что "Россия огромна, и воевать с ней бесполезно. И уж лучше пусть будет сила, которая вовремя выплатит зарплату и сможет накормить сирот, чем те люди, кто были прежде и не давали ничего". Конец цитаты. Корреспондент газеты "Le Monde" приводит и другие мнения мирных чеченских жителей. "250 граммов хлеба в день на человека, иногда полкило сахара и литр растительного масла в прошлом месяце - это все, что мы получаем здесь от русских, - признается Шихаб Абубакаров, беженец из Грозного. - Мои родственники в Ингушетии, - продолжает он, - получают, благодаря иностранной помощи, лекарства, овощи, одежду. А здесь нам порой предлагают подписывать бумаги о получении сахара или муки на целую семью, в то время как эти продукты, в действительности, уже ушли куда-то на сторону." Это была цитата из материала, опубликованного во французской газете "Le Monde". Британское издательство "McMillan" анонсирует выход в свет во втором квартале этого года новой книги австралийского ученого Грэма Гила под названием "Динамика демократизации". В книге уделяется особое внимание проблемам перехода от авторитарных режимов к демократическим; объясняется, почему соблюдение прав и свобод человека неразрывно связано с возрастающей ролью гражданского общества. Исследование насчитывает 304 страницы и содержит богатую библиографию. "Секретность и открытое управление" - так озаглавлена другая книга, вышедшая в британском издательстве "McMillan" и посвященная праву граждан на получение правительственной информации. В монографии объемом 216 страниц тщательно анализируется положение в Великобритании, однако обобщения, касающиеся самой природы государственной и правительственной информации, оказываются применимыми и для других стран; особенно для тех, где само понятие свободного доступа граждан к информации еще не укоренилось в общественном сознании. В книге, в частности, оспаривается широко распространенное мнение о заинтересованности правительств демократических стран во всестороннем информировании общественности. Илья Дадашидзе: Это был обзор западной печати о защите прав человека и свободе слова, сделанный Владимиром Видражко. Правозащитные новости недели подготовила и читает Анна Данковцева. Анна Данковцева: Правозащитная организация "Международная амнистия" вновь подвергла Россию резкой критике за грубые нарушения прав человека в Чечне. В ежегодном отчете "Международной амнистии" говорится, в частности, что российская военная операция в Чечне и преследования чеченцев в Москве и других городах заставляют предположить, что правительство России развязало кампанию репрессий против всего чеченского народа. В документе отмечается, что нарушения прав человека допускает и чеченская сторона. Председатель Комитета по международным отношениям Сената США Джесси Хелмс предпринимает меры, чтобы заблокировать предоставление России займа в 480 миллионов долларов в знак протеста против военной кампании в Чечне. В письме на имя Госсекретаря США Мадлен Олбрайт сенатор Хелмс пишет, что Россия ведет в Чечне жестокую войну, в ходе которой погибли тысячи невинных людей, и сотни тысяч лишились крова. Как глава Комитета по международным отношениям, Хелмс имеет право заблокировать заем. Миссия Международного Комитета Красного Креста ведет поиск российских и иностранных заложников в Чечне. Как сообщил глава представительства "Красного креста" на Северном Кавказе Кристофф Бене, сотрудники организации пытаются наладить контакты с полевыми командирами через чеченскую диаспору за рубежом. По словам Бене, миссия начала раздавать продовольственную и медицинскую помощь жителям Грозного, Гудермеса и Аргуна, а также посетила два следственных изолятора в чеченской столице. Деятельность Красного Креста в Чечне была приостановлена в ноябре 1999 года из-за военных действий и возобновлена в конце мая этого года. Суд Санкт-Петербурга удовлетворил иск эколога Александра Никитина к министру атомной энергетики России Евгению Адамову о защите чести и достоинства. Суд признал несоответствующим действительности заявление Адамова о том, что Никитин "наносил ущерб своей стране и совершил граждански безответственный поступок". Министр должен выплатить Никитину 10 000 рублей компенсации за моральный ущерб. Александр Никитин был арестован в 1996 году по обвинению в разглашении государственной тайны при подготовке доклада для норвежской экологической организации "Беллуна" о радиоактивном загрязнении Баренцева моря. В феврале этого года Верховный суд России признал Никитина невиновным. России в будущем, возможно, придется менять положения своих законов для выполнения решений Европейского суда по правам человека, заявил уполномоченный Российской Федерации при Европейском суде Павел Лаптев. Он также не исключает, что придется даже искать пути пересмотра постановлений или определений Конституционного суда России. 19 июня решением Минского городского суда был оглашен приговор лидерам белорусской оппозиции - председателю Белорусской социал-демократической партии "Народная громада" Николаю Статкевичу и депутату расформированного Верховного Совета Белоруссии 13 созыва Валерию Щукину. Белорусские оппозиционеры признаны виновными в организации несанкционированной демонстрации 17 октября минувшего года, закончившейся массовыми столкновениями сторонников оппозиции с сотрудниками правоохранительных органов. Николай Статкевич приговорен к двум годам лишения свободы с отсрочкой приговора на два года. Валерий Щукин - к одному году лишения свободы с отсрочкой на один год. Президент Украины Леонид Кучма подписал принятый Верховным Советом в мае закон "О внесении изменений в Закон о применении амнистии в Украине". Подписанный президентом Украины закон предусматривает, что применение амнистии не допускается в отношении лиц, осужденных на пожизненное лишение свободы. Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе приветствовала изменение, внесенные властями Эстонии в закон "О языке". По мнению экспертов ОБСЕ, закон приведен в соответствие с общеевропейскими нормами. ОБСЕ, Совет Европы и другие международные организации критиковали Эстонию за слишком жесткие требования, предъявляемые местным законодательством к жителям страны, для которых эстонский не является родным языком. Илья Дадашидзе: Правозащитные новости недели подготовила и прочитала Анна Данковцева. В первой части нашей сегодняшней передачи рассказывалось о бездомных Санкт-Петербурга и проблемах, связанных с ними. Разговор о тех, кто остался без крова и лишен всяческих прав, продолжает Марина Катыс в материале "Бездомные дети России". Марина Катыс: "Он взял с собой фонарик. Перочинный нож, томик Монтеня и карту мира, оставил на виду записку: "Прощайте. Я не вернусь никогда", - и ушел". Каждый месяц тысячи российских подростков убегают из дома и действительно - не возвращаются никогда. В год из дома уходит около девяноста тысяч детей. По данным МВД, ежемесячно около тысячи из них погибает или просто исчезает бесследно. В Москве только за последние полгода в розыск были объявлены тысяча семьсот подростков - это в дополнение к четырем с половиной тысячам детей, уже находившимся в розыске ранее. Специалисты утверждают, что чем спокойнее и хладнокровнее вы отнесетесь к тому, что ваш сын или дочь ушли из дома, тем скорее вы их найдете. Суматоха, паника, истерика еще никого до добра не доводили. Лучше хорошо вспомните все, что предшествовало побегу. О чем вы говорили, о чем спорили, из-за чего ссорились. Разгадка может быть в брошенном мимоходом слове. Посмотрите, что ребенок взял с собой; почему все-таки ваш ребенок убежал. Если этого не знаете вы, то кто же знает? Первое, что надо сделать - это обратиться в милицию. В милиции у вас обязаны немедленно принять и зарегистрировать заявление и начать розыск по горячим следам. Но розыскное дело заводится только спустя трое суток с момента регистрации заявления. Если в течение десяти дней ребенка не нашли, объявляется федеральный розыск. Если же в милиции вам дружески посоветуют подождать недельку, это явное нарушение закона, и вы должны обратиться с жалобой в прокуратуру. Также вы имеете право обжаловать бездеятельность или неправомерные действия милиции в ГУВД Москвы, по адресу: улица Петровка, дом 38. Мальчику, о котором рассказывает Татьяна, повезло; его нашли. Но только потому, что его матери на помощь пришли ее коллеги, журналисты. Татьяна: Я обратилась в милицию. Мне сказали, что они, конечно, возьмут заявление раньше времени, но сначала они поедут ко мне в квартиру и проверят, не убили ли мы своего ребенка, и только потом будут этим заниматься. Ну, посадили меня в машину - в желтую, с решетками, и когда я в ней ехала, я подумала: "Ну, вот, вот такая жизнь у нас начинается". Мы приехали в квартиру, действительно, следователи посмотрели на нас, как на очень виноватых и подлых людей. Было ощущение, что мы что-то совершили ужасное. Они записали просто данные и сказали, что - вот, "сидите дома, к вам приедет следователь", и мы потеряли двое суток, действительно, не искали. Но никто к нам не приезжал, и когда я поехала сама в отделение, оказалось, что тот следователь, которому поручили наше дело, через три дня уходит в отпуск, она хотела просто уехать. Когда мы стали звонить специалистам, нам все они каждый раз говорили: "Вы не найдете своего ребенка, это практически невозможно". Когда я дошла до отчаяния, я обратилась к экстрасенсу. Когда я туда пришла, я увидела огромную очередь из женщин. Эта очередь меня смутила ужасно. Оказалось, что они ищут и два года, и четыре, и семь, и десять, и продолжают искать. То есть, ушли из дома пятнадцатилетние, шестнадцатилетние подростки - представляете, прошло десять лет, и эти женщины продолжают ходить, и им никто не помогает. Они не знали, где можно напечатать, например, листовку с фотографией. Это дорого, до этого нужно додуматься, это надо вот в этой панике, в этом шоке - смочь догадаться и очень быстро сделать. То есть, тут нужно, чтобы все тебе помогали очень грамотно, очень профессионально и умело. И, к сожалению - бесплатно, потому что когда ты попадаешь в такую беду, то оказывается, что это стоит безумных денег, безумных, все подряд. Ты должен очень быстро двигаться, ты должен везде расплачиваться. Ты должен двигаться с адвокатом, потому что такие дети, если ты их находишь, они уже находятся в беде, и зачастую, практически - в уголовной. Чтобы вытащить его из ситуации, с тобой должен двигаться адвокат по стране. Есть люди, есть адреса, есть телефоны, есть центры, есть профессионалы, но ты нигде этого не можешь обнаружить. "09" тебе не поможет. Вот эти желтые страницы - это все не то... Марина Катыс: Обычно, убегая из дома, дети первое время прячутся где-то поблизости. Даже не у друзей, а где-то во дворах, в кустах, в подъезде соседнего дома, откуда видны окна вашей квартиры. Довольно часто они через некоторое время возвращаются сами, голодные и раскаявшиеся. Но бывает и по-другому. Татьяна: Сначала им дадут даже кров на одну ночь и вынесут тарелку супа. Как сказал мне сын, его взяли с собой в квартиру, и в подъезд вынесли табурет, а на табурет постелили салфетку, а на салфетку поставили тарелку с супом и дали ложку в три часа ночи, и он сидел и ел в подъезде, а мимо шли люди, на него странно смотрели. Ему все это ужасно нравилось, потому что напротив еще было окно, а в окно светили звезды, и он думал, что это страшная романтика и что вокруг очень добрые люди. Но это - на день, на два, на три. Покормят, дадут куртку-другую. То есть - их раздевают, у них все забирают. Часы, плейер, рюкзачок - все, что найдут. Обманывают их при этом, говорят, что нужно изменить облик. А дальше начинаются сложности. Они говорят, что вот, "вроде бы, тебя уже некуда взять, мы тебя возьмем, вот, в определенное кафе", где тут же наливают с наркотическими веществами, где дальше он себя не помнит, а когда просыпается, оказывается в другом месте, и говорят, что он им должен, он должен воровать, он должен просить. Все это отнимается, это наказывается. Его били, если он не наберет определенную сумму. И выскочить из этой ситуации сами они не могут. Они и боятся, потому что им угрожают, и, в общем, им некуда деться. Вокруг таких детей быстро находятся всезнающие взрослые люди, которым эти дети нужны, для которых они делают деньги. Они их быстро всему этому обучают. То есть, через три дня мой ребенок совершенно не походил на эту фотографию, его невозможно было, в принципе, найти. Он был коротко острижен, поменял одежду. Марина Катыс: Если ваш ребенок все же не вернулся домой, и все реальные сроки ожидания давно прошли, попробуйте сами навести некоторые справки. В Москве есть бюро регистрации несчастных случаев, работающее круглосуточно. Обзвоните все отделения милиции и отделения по охране метрополитена по предполагаемому маршруту следования вашего ребенка. Если подросток задержан более чем на три часа - закон не предусматривает права задержанного на телефонный звонок. Татьяна, когда ее сын пропал, смогла привлечь к поискам своих коллег, журналистов, и благодаря этому фотографию мальчика показали по телевидению. Татьяна: Сначала была тишина. А потом раздался звонок, и мальчишеский голос сказал, что ему показалось, что он увидел по программе "Времечко" "вроде бы мелькнуло лицо вашего сына", - и бросил трубку. Мы дозвонились до программы "Времечко", и они нас пригласили. Мы приехали. Оказалось, что это прислал питерский журналист, дозвонились до него, и он сказал приблизительно, где он снимал. Но тут же нас огорошил и сказал, что все эти группы - они миграционные, они быстро меняют свои места. Марина Катыс: Уже на следующий день Татьяна со своей старшей дочерью была в Санкт-Петербурге. Но где конкретно искать сына, не знала. Татьяна: Ну, мы посидели с ней, подумали, нашли просто двух подростков, они назвали несколько мест, где эти дети сбиваются в стаи, где они находят себе хоть и сомнительный, но кров и хлеб. Мы стали обходить эти места, и мы стали заходить во все ближайшие подряд отделения милиции и пытались отдать им эти листовки. У нас не брали. Мы оказались в ситуации обычных граждан с улицы, и никто не хотел нами заниматься. У следующей двери милиции мы пришли в себя и размахивали своими красными книжицами, удостоверениями прессы, и, как ни странно, у нас стали брать эти листовки и обещали, просто, когда они выезжают на дежурства... да, они знают приблизительно места, они будут на него смотреть. Очень много заброшенных фабрик, заводов, каких-то подвалов, магазинов. Они знают дома, куда эти дети приходят ночевать, где тепло, сухо, где могут сразу семь, десять, одиннадцать человек лечь на полу. Они знают места, где жители выносят хлеб. Мы столкнулись просто с толпой, морем таких детей, девочек и мальчиков, которые были больны, измучены, избиты, изнасилованы, голодны, которые были готовы на все, но которые, когда с ними разговариваешь, смотрели на нас, на меня и на мою дочь как-то так, с такой завистью - и говорили: "Какой дурачок ваш ребенок, если бы нас так кто-нибудь искал! Но нас никто не ждет, нас никто не ищет", И я хочу сказать, что это неправда. Ну, девяносто процентов семей и родителей ищет, только они не умеют, они не знают. Им никто не помогает. Но дети тоже не знают и считают, что они никому не нужны. Если бы у нас был бы хоть какой-то комитет помощи и защиты. Нужно, чтобы они согласились на эту помощь, нужно, чтобы они поверили нам и сами решили вернуться обратно в нормальную жизнь. Похоже, мы никогда бы его не нашли, потому что мы уже готовы были сдаться, и все специалисты питерские говорили, что они так долго не удерживаются, а после того, как по питерскому телевидению дали его фотографию, его тем более уберут дальше, на юг, где специально собирают подростков для того, чтобы они работали на разных помидорных плантациях, в секс-услугах и где угодно. А, увидев фотографию моего сына, где - прелестный, тоненький мальчик с локонами, они сказали: "Ну, все, вы его не увидите больше никогда, хоть бы он еще физически был какой-то сильный, крупный, потому что он не выдержит ни жизни в секс-услугах, ни на плантациях". Ну, мы шли по Невскому и думали об этом, и вдруг я увидела на середине Невского очень удивительного постового, он был похож на Гагарина, он стоял и улыбался. И мне показалось почему-то, что он мне обязательно поможет. И тогда я сорвалась с тротуара и побежала прямо наперерез Невского к этому постовому с листовкой. Успела к нему подлететь и сказать, что "Я вас умоляю. Вот вам фотография. И если мимо вас вдруг будет идти этот ребенок, остановите его". И он на нас посмотрел странно, но почему-то согласился. Мы пошли дальше. Еще как-то обреченно походили по каким-то фабрикам и заводам страшным, там везде вповалку сидели и лежали голодные, больные и наколотые люди. Нам приходилось их поднимать, заглядывать в лица, и каждый раз мне казалось, что это он, очень похож - и ужасаться снова. А потом, часа через два, я вдруг сказала своей дочери, что мы должны вернуться к этому постовому. Когда мы подходили уже к этому месту, я издали увидела, что постовой, действительно, стоит и держит за шиворот моего ребенка. Ну, дочь кинулась его обнимать, а я не смогла, я просто стояла смотрела. Дальше оказалось, что - не тут-то было. Ты попадаешь тут же обратно в махину государственную. Ты не можешь забрать своего ребенка, ты должен сидеть и ждать на виду у всей толпы. Люди вокруг тебя собираются, по рации вызывается машина, другие специалисты, и вас всех засовывают. В тот же момент вспоминаешь, что ты, в общем, весишь пятьдесят четыре килограмма, что ты женщина, и роста небольшого, что рядом с тобой всего-навсего другой твой ребенок, пусть ему двадцать лет, а люди в форме такие огромные, и что тебе страшно. И сможешь ли ты в этой ситуации защитить своего ребенка, которому в этот момент нужна очень аккуратная, очень осторожная помощь? Эти люди не хотели нас слышать, они дальше говорили, что нечего миндальничать, и что нужно просто дать ему в глаз хорошенько. И, раз уж нашли, дальше вступает в силу закон, который до этого на нас не обращал внимания. Он должен пройти через отделение милиции, через эту комнату с решетками. Дальше был тоже ужас, потому что он не хотел к нам идти, он не хотел нас узнавать. Я видела, что мы все разрушаем. Вот эта ситуация его опять испугала, она опять его погнала, я видела это. Действительно, оказалось, что все специалисты правы. За двое суток, которые прошли после того, как его показали по телевидению, конечно же, все эти подростки, все дети его все прекрасно увидели и узнали, невзирая на изменения одежды и прически, и ему сообщили. И, как он потом рассказывал, он очень обрадовался, что мы его ищем, потому что он тоже не верил и очень хотел вернуться домой, но боялся, что ему это не простят. И другие дети, с которыми он познакомился и которые скитались уже не только месяцами, а годами, они даже рассказывали страшные истории, что когда они пытались вернуться домой через год или через два, их выгоняли из дома и говорили: "Иди туда, откуда ты вернулся, ты нам такой не нужен". Более того - конечно же, там работают взрослые люди, которые заинтересованы в этих детях, и они примчались к нему и стали не только уговаривать, но и настаивать на том, что он должен быстро покинуть Питер во чтобы то ни стало. Более того, что если бы они знали, и он признался сразу, что у него родители с такой профессией, они бы его сразу, в ближайшие сутки, увезли далеко. Марина Катыс: И все же Татьяне удалось забрать сына из отделения милиции. Она привезла его на квартиру своих питерских друзей. Татьяна: Тут оказалось, что он не готов и не хочет ехать в Москву. Он сказал, что лучше погибнуть, чем вернуться "в этот вот ваш правильный, порядочный, взрослый мир", что он все равно что-нибудь с собой сделает, и что лучше, если бы мы его отпустили, хотя он рад, что его искали, что, оказывается, мы его так любим. И дальше он сказал, что у него нет сил. За неделю его привели в такое состояние... то есть, это было безумие просто. Я не знаю, как нужно было его бить и что с ним делать. Он еще впечатлительный такой, он сказал, что он еще и потому не может сейчас уйти, потому что он немножечко привык, а сейчас появились в стайке новые дети, причем, московские. Одиннадцать лет, двенадцать лет, они раздеты и слабы, и никто их не защищает, только он. И тогда мы остались в Питере и сказали, что он останется столько, сколько ему нужно, только пусть он разрешит нам тоже остаться. И мы попробуем помочь этим детям, но взамен он будет с нами встречаться, хотя бы двадцать минут, тридцать-сорок в течение суток. Ну, и тогда он согласился, потому что там нужна была помощь, нужны были лекарства, еда, одежда. И вот, каждый день приходили они, меняли места, они не подпускали нас близко. Они не подпускали его к нам, но мы хотя бы его видели, и к нам подходил какой-нибудь посредник и говорил: "Ну, принесли деньги, лекарства, или еду, или штаны?" И так постепенно как-то мы жили, вокруг ходили. По большей части, они сидят на Дворцовой площади, на ступеньках памятника. Сидят часами, с наркотиками, с пивом. Они, правда, к себе не подпускают. В конце концов, они к нам привыкли, мы - к ним... ну, двигались, как... я не знаю, как к каким-то больным птицам. Еще на десять метров, еще на десять метров, но при условии, что ты все время ими занимаешься. Ну, взрослые мужчины, которые ими там заведовали, думали, наверное, что мы какие-то полудурки. Они подходили к нам и говорили, что они могут нам помочь, чтобы ребенок вернулся, если мы дадим вот такую сумму, например, вот эдакую, и мы молча это делали, прекрасно понимая, что происходит. Потом видели, как они смеются, ящиками покупают пиво или водку. Все равно другие дети видели, что мы хотим помочь, и, в конце концов, много детей с нами стало разговаривать, мне удалось даже четверых детей уговорить вернуться домой. Два ребенка были с Украины, два московских. Таким образом, мне удалось уговорить собственного сына домой. Он сказал, что хорошо, он поедет домой, если мы впустим весь этот мир, этих людей в наш дом, и если мы им поможем. И мы пообещали. Марина Катыс: Татьяна сдержала свое обещание. Три года двери ее квартиры был открыты для всех беспризорных детей России и стран СНГ. Татьяна: Я купила всем билеты, и мы поехали в Москву, и эти дети поселились у нас в квартире. А потом чуть ли не каждый день раздавался звонок, под ночь где-то, около одиннадцати, двенадцати. То есть, они стали передавать наш телефон. И звонили родители из Норильска, из Красноярска, извинялись и говорили, что они просто, вот, кого-то там поймали. Допросили, вот, они нашли записку или записную книжку своего сына исчезнувшего или дочери и обнаружили там вот это московский телефон. Через несколько месяцев у меня было ощущение, что я не могу запомнить никого. Это были толпы. Одинаковые, измученные, больные. Грязные, избитые. Кто-то задерживался на два, три, четыре месяца, кто-то - на день или два. Ну, вот, они у нас жили, мылись, ели, просили бинтов, лекарств, ботинок, денег. Кто-то только это брал и исчезал, кто-то оставался. Через несколько дней они соглашались разговаривать. А еще через несколько дней многие из них соглашались дать телефон или адрес. И мы звонили, давали свой адрес, за ними приезжали. Очень много оказалось потом в нашей квартире московских детей, как ни странно. Они совершенно не хотели идти домой. Ну, сначала я думала, как думали про меня все остальные люди, и мне казалось, что, наверное, этих детей бьют, морят голодом, обзывают как-то там, нравственно унижают, и физически тоже. И они тоже там первую неделю рассказывают такие страшные истории про свою семью, про своего отца и про свою мать. Но, в конце концов, как-то добиваешься у них телефона, аккуратно звонишь, начинаешь разговаривать, и обнаруживается, что их ищут. Со многими родителями я знакомилась, у многих была дома. Самое забавное, что девяносто процентов этих детей лгут или фантазируют. Это нормальные семьи, это хорошие родители, интересные. Они рассказывают несуществующие истории. И через какое-то время начинают в это свято верить С кем-то, конечно, обходятся и жестоко, и избивают, но таких семей мало. А сегодняшние беглецы - совсем другие. Они не очень бедные. Они не голодные, и непонятно, что их гонит из дома... Марина Катыс: Возможно, дети убегают потому, что им кажется, что родители их недостаточно любят. Они хотят подтверждений и доказательств, они хотят, чтобы их искали и нашли. Татьяна сумела доказать сыну свою любовь. Но кто из нас способен повторить ее подвиг? Татьяна: За все эти три года мы вынуждены были отказать себе во всем. Но это стоило того. Марина Катыс: Сын Татьяны, которому уже восемнадцать, в этом году закончил школу и будет поступать на психологический факультет МГУ. Он хочет стать детским психологом. У этой истории счастливый конец. Но ведь многие родители так и не сумели найти своих детей. Если у вас случилась беда, звоните в Ассоциацию содействия розыску детей по телефону 901-13-08. Илья Дадашидзе: О бездомных детях России говорила Марина Катыс. Завершая на этом нашу программу, напоминаем слушателям наш адрес: 103006, Москва, Старопименовский переулок, д. 13, к. 1, московская редакция Радио Свобода. Пишите нам. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
