Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
29.3.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Наши гости
[27-10-03]

Лицом к лицу

Армен Джигарханян

Мумин Шакиров: Наш гость - народный артист СССР, руководитель собственного театра под названием "Д" Армен Джигарханян.

Вопросы ему задают журналисты - Карстен Покайзер, немецкое информационное агентство "РУФО", и Алена Солнцева, "Время новостей".

Короткий вопрос. Обязан ли художник или артист быть добрым и хорошим человеком? Или эти качества не присущи творческим людям?

 Армен Джигарханян

Армен Джигарханян: Что такое - хороший? И что такое - добрый? Хирург добрый, который вырезает и освобождает человека от недуга? По-моему, добрый.

Мумин Шакиров: Но артист часто конфликтует со своими окружающими. Тут важно сохранять какие-то человеческие качества или востребованность его ставится на первое место?

Армен Джигарханян: Главное, если артисту есть что сказать или, если совсем сентиментально, у артиста есть боль и у него нерв обнажен, его можно задеть, и возникнет наш разговор, в результате чего мы приходим в театр, в кино, на концерт.

Мумин Шакиров: Краткая биография нашего гостя. Армен Джигарханян родился 3 октября 1935 года в Ереване. Начал свою карьеру в кино на киностудии "Арменфильм" помощником оператора. В 1958 году окончил Ереванский художественно-театральный институт. Но на сцену вышел раньше - в 1955 году участвовал в спектакле "Иван Рыбаков" Русского драматического театра имени Станиславского в Ереване, где и проработал более 10 лет.

В Москву попал в 1967 году, дебют состоялся в театре "Ленком" у известного режиссера Анатолия Эфроса. А в 1969 году перешел на работу в Московский театр имени Маяковского, к мастеру Андрею Гончарову.

В сентябре 1996 года Армен Джигарханян предпочел свободное плавание - покинул сцену Маяковского, но продолжает играть в спектаклях других театров и в антрепризных постановках. В кино актер дебютировал в 1960 году ролью Акопа в фильме "Обвал". А известность Армену Джигарханяну принесла одна из лучших его киноролей - молодой ученый физик Артем Манвелян из картины режиссера Фрунзе Довлатяна "Здравствуй, это я".

По праву Армена Джигарханяна можно причислить к рекордсменам советского и российского киноэкрана: около 200 ролей в его кинокарьере. Для примера назову такие фильмы, как "Здравствуйте, я ваша тетя!" Виктора Титова, "Собака на сене" Яна Фрида, "Место встречи изменить нельзя" Станислава Говорухина, "Корона российской империи" Эдмонда Кеосаяна, "Тегеран-43" Александра Алова и Владимира Наумова. И можно долго перечислять.

Армен Джигарханян передает свое мастерство ученикам во ВГИКе. Свой выпускной курс он не бросил на произвол судьбы. Чтобы помочь молодым актерам, мастер создал свой театр "Д".

Что-то можете добавить?

Армен Джигарханян: Чтобы кого-то не расстроить, потому что вот это замечательное "автор не оставил своих учеников", к сожалению, не удалось до конца осуществить. Многие из них ушли, и теперь уже есть нормальный муниципальный, без буквы "Ж", просто Московский драматический театр под руководством Джигарханяна - так называется наш официальный статус.

Со многими мы, видно, разошлись, если так, одним словом. А все остальное - не придерешься.

Мумин Шакиров: Я хотел бы напомнить, что вы сыграли около 200 или более ролей. Вот у вас не такого ощущения, что сыграно так много, что нечем уже удивить зрителя, а может быть, даже себя?

Армен Джигарханян: Наверное, да. Наверное, если нам вместе придется оправдываться перед страшным судом, наверное, хватит. Я даже такие письма получаю: "Дайте другим сниматься, вы наснимались..."

Я просто думаю, что мы все равно делимся какими-то своими проблемами, радостями, неприятностями. Делимся. Или врачуем, извините за такой пафос. Мы же не говорим, что этот врач хороший диагностик, но ему уже 75 лет - пусть идет отдыхать. Если он хороший, то пусть продолжает врачевать.

Мумин Шакиров: А вы чувствуете себя сейчас ремесленником, очень профессиональным? Или можно задать иначе вопрос: что вы чувствуете сегодня, когда берете в руки очередной сценарий или очередную пьесу?

Армен Джигарханян: Сначала ремесленник, который должен уметь это воплотить. Потому что я могу иметь большие и благие намерения, но не владеть ремеслом и не смочь это осуществить. Я встречаю много актеров в своей жизни, молодых и немолодых, которые вам так расскажут, что я думаю: все, я уже в кино не пойду и в театр не пойду. А потом вижу, что не ладится то, что человек думает, что может он это осуществить. Поэтому, конечно, я должен сначала уметь. А потом уже, если господь бог подарил мне эту энергетику иди эту способность соблазнять, удивлять и так далее, то тогда может у нас что-то произойти.

Мумин Шакиров: Дополнение к этому же вопросу. Существует примитивная, банальная схема актерского успеха: юный актер мечтает сыграть Ромео, в зрелости - Гамлета, в старости - короля Лира; юная актриса - Джульетту, потом леди Макбет и кормилицу. Вот что вы еще не сыграли в своей жизни такого, ради чего стоило бы жить?

Армен Джигарханян: Если я так разоблачу свою профессию, что все, что я хотел играть, я сыграл. Никакого отношения не имеет название роли. Если у меня, простите это грубое слово, есть зуд по поводу короля Лира, то я эту роль сыграют в любой другой роли. Потому что ведь известно, что не количество или расстановка слов в той роли и определяет эту роль. Есть у меня проблема, у меня болит - тогда я скажу. Если не - при гениальном режиссере, при невероятной труппе, партнерах сыграть... ну, все это будет так, скажут: ну, грамотно - не более.

Мумин Шакиров: Алена Солнцева, газета "Время новостей". Ваш вопрос, пожалуйста.

Алена Солнцева: Я хотела бы возвратиться в прошлое и задать вопрос о вашей работе с Эфросом. Если я правильно знаю, он пригласил вас в Москву.

Армен Джигарханян: Абсолютно.

Алена Солнцева: И вы работали у него в театре, а потом встретились с режиссером Марком Захаровым, но не в Ленкоме, а в Театре Маяковского, и сыграли блистательно в "Разгроме" - тоже классическая роль, из школьных учебников. Эфрос был прекрасным режиссером. Можете вы что-то вспомнить, рассказать? Как случилось, что он встретил вас? Как вы с ним познакомились? Почему он вас пригласил?

Армен Джигарханян: Я горжусь этой историей. Я работал в Ереване, в Русском театре. И приехала на гастроли Ольга Михайловна Яковлева. Тогда и сейчас это практикуется: такая звезда столичная приехала играть с коллективом. И она вот в "104 страницы" (если помните, такая была пьеса) Ольга Михайловна была приглашены. Я не был занят в том спектакле, но мы с ней познакомились, она что-то увидели у меня - несколько кусков из "Ричарда III", как рассказывает легенда. Мы подружились, мы возили ее гулять...

Потом она вернулась и рассказал обо мне Анатолию Васильевичу. И у нас завязалась дружба, которая перешла в желание встретиться. И Анатолий Васильевич пригласил меня в театр.

Алена Солнцева: А вам хотелось бы сейчас поработать с режиссером такого уровня? Вот не хватает вам такого мастера режиссера или вы сейчас сами все можете и вам уже не нужен режиссер?

Армен Джигарханян: Нет, все равно дети рождаются от любви, причем двух людей. Я, к сожалению, на всю жизнь сохранил и сохраню любовь к Эфросу. Ни одного фальшивого слова не произношу вам. К сожалению, я с ним совсем не поработал, а что должно было в результате появиться, мы можем сейчас только гадать.

Я очень хороших режиссеров видел в кино, в театре, высокого класса. 20 лет я работал с Гончаровым - это выдающийся, на мой взгляд, мастер. Много лет работал дружил и дружу с Марком Анатольевичем Захаровым - еще тот знаменитый "Разгром", потом еще я перешел в Ленком к нему, одну роль, вторую и так далее. Но это очень скоро портящийся продукт - актер. Почему я так говорю? Потом что маленький грипп или не то съел - это может отразиться на актере, это так.

Это очень непонятная профессия, из чего она складывается. Я говорю вам честно и ответственно, потому что через год будет 50 лет, как я в театре работаю, я не всегда могу вам рассказать, из чего это сложилось. Иногда бывают случаи, когда я почти уверен, что это не должно было произойти, все было против, а что-то произошло. Не угадаешь.

Я, например, бывал у Георгия Александровича Товстоногова на репетициях, я дружил с актерами, могу даже сейчас сказать, что даже заигрывал я... То времена, когда это был театр мирового масштаба, я имею в виду БДТ, и я очень хотел туда, он что-то хотел, не хотел, потом мы говорили, потом расходились. Но я не могу сказать, что, если бы мы сошлись, и что-то искра бы могла не произойти. Это закон.

Карстен Покайзер: Армен Борисович, вас здесь представили как народного артиста СССР. И поскольку у нас просто такого титула нет, мне всегда было интересно, что для актера, для вас лично означает это звание? Что оно означало, когда вы его получили, и как вы сегодня к этому относитесь?

Армен Джигарханян: Если говорить профилактически, я от умных людей это услышал и сам чего-то сообразил, к этому относиться с юмором. Потому что все равно мы уже с вами частично говорили, что это такая профессия - и звание есть, нет, орден есть, нет, "Оскар" есть, нет - все равно актер выходит сегодня вечером, и сейчас здесь происходит наша любовь. И никакие звания не являются гарантией. Так кто-то придумал: давайте будем давать звания.

У меня ощущение, если совсем честно, скоро это кончится, я думаю, ничего хорошего это не приносит человеку, актеру. А если еще человек лишен юмора, а если еще, не дай бог, не очень умный, то это может стать бедой, потому что тогда артист апеллирует не своим искусством, а своими званиями. Думаю, что это хуже. Как в любви: нельзя говорить, что вчерашний хороший любовник, ты должен сегодня доказать, что ты хороший любовник. Поэтому не мешает, если дают - пусть дают.

Мумин Шакиров: Вы, когда получали это звание, волновались, ждали его, когда рядом ваши коллеги уже обладали этим званием?

Армен Джигарханян: Я пытался выскочить из этого ажиотажа. Честно говоря, не кокетничаю, это, конечно, приятно, да - глава государства тебе подписывает какую-то благодарственную грамоту. Может, в другом деле это помогает. Боюсь, что в актерском деле это мешает.

Мумин Шакиров: С другой стороны, народный артист Соединенных Штатов - вызывает у всех смех, правда?

Армен Джигарханян: Ну, вот хотя бы и так если к этому отнестись.

Мумин Шакиров: Я бы хотел затронуть ту тему, о которой часто говорят сами актеры и критики. Существует утверждение, что с уходом актеров старшего поколения - актером МХАТа, Малого театра - ушла какая-то мощнейшая порода. По крайней мере, мне об этом рассказывал Евгений Весник, ваш коллега. У современных актеров, кому нет еще сорока и пятидесяти, есть техника исполнения, но нет той силы, когда одна фраза или одно слово держат мизансцену, - силы воздействия на зрителя.

На мой взгляд, сильный актер - это тот, кто умеет молчать, и за ним интересно наблюдать. Возьмем, к примеру, Жана Габена. Даже когда он просто ест десять минут молча, ты все время ждешь... У нас были такие актеры - Михаил Жаров, Михаил Яншин, Василий Меркурьев, Эрнст Гарин, вот перед нами сидит Армен Джигарханян...

Армен Джигарханян: Хорошая компания.

Мумин Шакиров: Вопрос - ушла порода или нет?

Армен Джигарханян: Нет. Давайте спросим тех, которые моложе, их спросим.

Мумин Шакиров: Но вы же видите...

Армен Джигарханян: Я не объективен. Хотя у меня в театре, где я руковожу, есть актеры замечательные. Их не бывает много. Есть люди... Я думаю, у меня нет такого старческого умиления, но есть актеры, которые для меня уже актеры, которые будут еще набирать морщины, боли, радости, они будут терять что-то, что-то обретать. А у человека творчества это всегда связано, как это ни печально или как ни странно, но связано с обогащением, потому что Эдит Пиаф нас потрясала тогда, когда жизнь ее потрясала, и она вот это нам рассказывала.

Так что в этом отношении я не думаю, что мы справедливы. Тут есть другие, более важные нюансы, начиная от зависти, самой белой, - что он умеет. Вот я смотрю за ними в моем театре, и там есть ребята, которые... вот это я не знал или я уже прозевал эту эмоцию - он знает.

Мумин Шакиров: Хорошо. Вот раньше, когда мы говорили об актерах старшего поколения, рядом всегда назывались великие педагоги. И великие педагоги стояли в один ряд с мастерами сцены. Можно ли сейчас об этом говорить?

Армен Джигарханян: Да, да, есть и великие педагоги. Мы забываем, какие, извините за выражение, катаклизмы происходят в нашей жизни, они не проходят мимо, особенно такой вот, я, скоропортящийся товар. Мы это пропускаем мимо и порой приписываем то все. Неверно, что это наше достоинство. Это бывает иногда, когда это "сошлась карта", как говорят. Поэтому здесь выносить приговор сложно.

Алена Солнцева: Армен Борисович, вот мы сейчас с вами разговариваем, и вы очень часто произносите такие фразы: "это как любовь", "это внезапно", "это нельзя предугадать", "как звезды сойдутся". Вы человек, в жизни отдающий предпочтение рацио или интуиции?

Потому что слава о вас - как об одном из самых умных артистов нашего театра и кино. Мы умный человек, более того, вы человек практический, умеющий строить и свою карьеру, и свою работу. И в то же время такое неожиданное предпочтение интуиции и фатальности, случаю в жизни. Я правильно поняла вас?

Армен Джигарханян: Абсолютно, абсолютно. Потому что, когда я сегодня ехал в пробке, я был другой человек. Когда я выхожу на сцену, у меня другие поры открываются Поэтому, например, - как любой актер думаю, согласится, - иногда бывает, когда я не узнаю себя.

Вот я играл "Разгром", и я тогда впервые почувствовал, что там, глубоко где-то внутри у меня есть сила лидера, не просто лидера, которого назначили, а того, кто может убедить и заставить. Вот в "Разгроме" была эта гениальная сцена, когда Левинсон заставляет врача отравить умирающего, потому что мы его не можем взять в дорогу, он все равно умирает. Понимаете, так что это разные вещи.

Алена Солнцева: А вот пригодилась ли вам потом в жизни вот эта найденная на сцене эмоция?

Армен Джигарханян: Не пригодится и не будет годиться. Это не потому, что я разный. Я там другой, я всему тому, чего я стесняюсь в жизни, я там даю полный ход. И я там отвожу душу, как говорят.

Алена Солнцева: А вы многого стесняетесь в себе?

Армен Джигарханян: Очень. Я вообще думаю, что актерская профессия стеснительная, правда, поэтому я, например, очень завидую, когда актер может в любой ситуации встать, сыграть, заразить... Вот если я чуть не на сцене, не огражден рампой и так далее, то это...

Не имею права так долго вам рассказывать об актерских профессиях, делах, но есть вот замечательное: надо поверить в предлагаемые обстоятельство - это очень важная вещь. Вот умение поверить, что это болото и там вот за мной идут и гибнут, вот на теплой, хорошей поставленной сцене - вот это не относится ко мне, который сейчас вот в машине ехал в трафике. Это я же, но в клинических условиях.

Мумин Шакиров: Скажите, Армен Борисович, у вас такого не бывает, что вы, покидая сцену, забываете выйти из образа, как это делают некоторые актеры?

Армен Джигарханян: Нет, такого нет, не может быть, и такого не бывает, потому что тогда мы должны запретить ставить спектакль "Отелло", потому что все Отелло будут душить всех наших Дездемон.

Карстен Покайзер: Скажите, пожалуйста, как это сложилось, что вы, можно сказать, в пике постсоветской смуты взялись за руководство собственного театра? Особенно в то время это, как мне кажется, достаточно неординарный шаг.

Армен Джигарханян: Знаете, у вас совершенно точный вопрос по ощущению, какой жизнью мы живем. Поэтому это очень точный вопрос. Но я думаю, что, как это не прозвучит банально, если человек что-то хочет, он убежденно хочет и знает, чего хочет, то получится и в ситуациях, в которых, казалось бы, вроде уже все, не надо это все.

Я вам просто совсем расскажу. Были какие-то пожелания, студенты... Театров мало в Москве, до сих пор театров в Москве, такой громадный город и так мало театров. И вот я помыкался, потыкался, потом попал к нашему мэру Лужкову и рассказал ему об этом. И он поверил мне, не сказал: "Да перестань, зачем тебе это нужно?" Тем более что я был и остаюсь благополучный человек, мне не надо было трудоустраиваться.

И вот то ли я ему убедительно рассказал, то ли он... я думаю, что ближе к этому, что он понял проблему, что театров мало в Москве и по количеству, и по - да простят меня мои коллеги - по качеству.

Мумин Шакиров: Армен Борисович, вы сами косвенно задели тему власти, поэтому не могу вас не спросить. Художник и власть - как, на ваш взгляд, должны строиться эти отношения? Или их ненужно вообще выстраивать, пусть политики и чиновники ходят на ваши спектакли, на ваши фильмы, хвалят вас или критикуют, но никак не рассчитывают на моральную поддержку в их общественной карьере? Это первая часть вопроса.

И вторая часть: как вы реагируете, когда ваши коллеги играют в политику?

Армен Джигарханян: Первое, я думаю, как в любом деле, как кто-то из умных сказал, жизнь - это компромисс, умение разумно, не проституируя, заниматься компромиссом. И это, наверное, самое главное.

Я думаю, что проблема в этом: мы живем, а они - это они. Вот в этой Думе какие-то деньги дают, и я пойду и скажу им: "Товарищ Дума, дайте нашему театру немножко денег" и так далее, и тому подобное.

Я думаю, что можно договориться. У меня такое ощущение, что можно договориться. Опять-таки все зависит от того, какова, так сказать, моя сверхзадача.

Мумин Шакиров: Или какова такса.

Армен Джигарханян: Нет, нет. Моя сверхзадача... Потому что, знаете, в театре говорят: ты любишь себя в искусстве или искусство в себе. Ну, вроде такая банальность, мы все смеемся, но это так.

Мумин Шакиров: Станиславский сказал.

Армен Джигарханян: Абсолютно. И это так, потому что если я хочу показать, какой я Савва Морозов, - это одно дело. А другое дело, если хороший спектакль мы сделали и это часть моего счастья, - это другой вопрос.

Мумин Шакиров: Ну, я все-таки имею в виду, что нынешние актеры, ваши коллеги, - не все, конечно, но некоторые - с удовольствием заседают вместе с политиками на общих собраниях, вступают в партии. Тут как вы оцениваете это?

Армен Джигарханян: У меня был товарищ, который в школе в таких случаях говорил: "Можно я не будут отвечать на этот вопрос?"

Мумин Шакиров: Но вас приглашали вступить в партию или поддержать?

Армен Джигарханян: Было, разговоры были. Я говорю, - правду говорю, не кокетничая, - что я не знаю предмета. Я спросил однажды очень моего любимого, хорошего друга, я сказал: "Вот ты, когда зарплату получаешь, соображаешь..." - "Ну, - говорит, - да, если не больше тысячи рублей - соображаю". Я говорю: "А как же ты решаешь проблему бюджета страны?" А он говорит: "Во фракциях нам объясняют..." Я говорю: "Ну, если можно за 5 минут объяснить, тогда закройте все эти экономические институты. Как же можно тебе объяснить бюджет страны?" Я вообще этого слова не знаю, что оно означает.

Наверное, есть люди... Мы все тычем в сторону Рейгана. Я не знаю, какой он артист был; то, что я видел, - это было очень плохо. Но то, что он был великим политиком - это доказано всему миру.

Мумин Шакиров: Скажите, Армен Борисович, а вы когда-нибудь получали от власти квартиры, машины?

Армен Джигарханян: Получал, конечно. Получал и ходил, но с чувством, что это нужно. Поверьте, я говорю честно, я не перепродавал, на этом не зарабатывал. Но я приходил и говорил, что у меня квартира находится в Матвеевской, а мне трудно в электричке ехать, потому что, если я опоздаю на электричку в 10:47, следующая - в 12:20.

Мумин Шакиров: И еще узнают.

Армен Джигарханян: Еще узнают и говорят: "А, это ваша электричка..." и так далее. Нет, это выбор, кто выбрал что.

Мумин Шакиров: Такая практика и сейчас существуют - народным артистам, заслуженным людям власть, администрация города выдает по-прежнему...

Армен Джигарханян: Обязательно. Более того, я говорю, что, наверное, есть люди, которые это умеют делать. Я многих вижу... не хочу сейчас перечислять фамилии, но я многих знаю и думаю, что они могут - у них мышление такое, они умеют считать. А я сразу... у меня или возмущение или слезы на глазах.

Алена Солнцева: Тем не менее, Армен Борисович, у вас не было желания свои связи, свои возможности, свои контакты употребить не только на благо театра, имея конечной целью постановку спектакля, но сделать что-то общественно значимое.

Армен Джигарханян: Например?

Алена Солнцева: Ну, я не знаю... Возможно, навести какие-то мосты с Арменией, помогать налаживать какие-то межгосударственные связи или заниматься благотворительностью какой-то...

Армен Джигарханян: Нет, нет. Налаживать мосты между Арменией и Россией - это очень сложная дипломатическая, философская категория. Я не владею этим абсолютно. Я могу сочувствовать, говорить: "Ребята, не деритесь..." Но налаживать... Что я могу им сказать? Или что, сыграть спектакль? Думаю, что нет.

Нет, это особый талант, и нельзя это путать. Это талант. Например, мы уже говорили с вами, что я в 200 картинах снимался, гастроли и так далее. Вот я не научился играть в карты, а на гастролях всегда хороший вечер, посидели, давайте преферанс... И я хотел, но я увидел, что я этим не обладаю. И если нет юмора, то мне это... Подожди, ты мешаешь... Это тоже одаренность человека. А уж политика и так далее - не берусь даже судить, не берусь.

Алена Солнцева: То есть вы принципиально отказались от какого-либо участия в общественной жизни или политической жизни?

Армен Джигарханян: Только по одной причине: я это не умею, абсолютно не умею, теряю все и вдруг таким тупым становлюсь.

Карстен Покайзер: Скажите, пожалуйста, Армен Борисович, год назад был страшный захват театра "Норд-Ост", как вам кажется, после этого как-нибудь изменилась жизнь культуры Москвы? У вас нет ощущения, что часть ваших зрителей, может быть, чуть-чуть боится? Что для вас изменилось после этого?

Армен Джигарханян: Если вы поверите мне, больнее стало жить на свете, больнее. Мы с вами не можем сказать, что давайте всех плохих людей... Это невозможно. Знаете что плохо, что в более серьезных ситуациях эти плохие люди побеждают.

Например, я очень люблю Америку, часто бываю в гостях там. И когда я увидел, что после этого 11 сентября, скажем, в аэропортах туда близко не пускают людей, там, где, знаете... все-все-все, дальше нельзя... Я понимаю, так надо для безопасности, но, оказывается, эти террористы победили, и мы не нашли противоядия, кроме как нас с вами чего-то лишить.

То же самое "Норд-Ост". Говорят: только на час раньше приходите, потому что, для того чтобы пройти в театр, надо вот это пройти, потом здесь раздеться, здесь одеться... Вот что мы потеряли.

Террористы были и будут. Мы должны найти этому мощное противостояние. А как только мы становимся, нас заставляют... Да, вы мне скажете: "А что делать?" Согласен, но, например... Я совсем не говорю, потому что я армянин по национальности, но ведь есть огромное количество азербайджанцев, чеченцев, ингушей, у меня просто есть приятели, знакомые, и они попали в этот список, и теперь на любой улице - будьте любезны, паспорт, в каталажку и так далее.

Те, которые приглашают, тоже не виноваты, им дано задание, что в городе, в этом огромном мегаполисе есть злые силы. Если бы вы меня спросили, что делать, - я не знаю, к сожалению.

Карстен Покайзер: А вам кажется, что именно культурной жизни Москвы этим захватом был сделан какой-то такой урон, который до сих пор чувствуется?

Армен Джигарханян: Культурная жизнь не может жить отдельно от жизни города, страны, этого не может быть. Там до сих пор есть люди, которые потеряли. И мы никому не можем объяснить, что (как кто-то сказал) если погибло 20 процентов, то это не страшно. Да, говорили, что если погибло 20 процентов от общего числа, это нормально. Но эти 20 процентов есть люди.

Мумин Шакиров: Вы сами затронули эту тему, очень болезненную. Я понимаю, я не хочу спрашивать у вас совета, что делать с чеченской проблемой, но хотел бы услышать какие-то слова человека мудрого, знающего Кавказ не понаслышке. Как можно немножко смягчить эту ситуацию, на ваш взгляд?

Армен Джигарханян: Не знаю. Наверное, договориться в любом случае. Не знаю как, но надо говориться.

Вот сегодня я встречался с армянским телевидением. Давно еще мне рассказывали, был такой поэт армянский Ованес Туманян, и вот говорят, рассказывают, что, когда... Азербайджанцы и армяне давно живут рядом, давно, веками, и там арык, вода... И даже дело не в азербайджанце и армянине. Два человека не поделали воду, и этот Ованес Туманян, был такой народный поэт, легенда гласит, что он садился на коня, ехал в эту деревню, чтобы их помирить, помирить - что важно. Не упрекнуть, а помирить.

Да, мы можем сказать: "А как помирить?" Ну, значит, надо с каждым дерущимся выяснять дела. Но, во всяком случае, как это, помните, у Шоу фраза была: "Вы наделены даром членораздельной речи, надо им пользоваться".

Мумин Шакиров: Армен Борисович, хочу вернуться к творческой теме. Вы родом из Армении. Я часто почему-то провожу параллель между вами и другим замечательным актером - Ефимом Капеляном. Вы и он сделали карьеру, играя не своих земляков, а людей разных национальностей. У вас широкий диапазон этих ролей, хотя внешность ярко выраженная восточная.

Допустим, что бы не играл ваш коллега по цеху, Вахтанг Кикабидзе, все равно получается обаятельный грузин. А как вы стираете эту национальную грань, когда за вами наблюдаешь - и остается образ без национальных корней или почти без национальных корней? Как вы стираете эту тонкую грань - это происходит автоматически или это сложный творческий процесс?

Армен Джигарханян: Нет, думаю, что там даже нет процесса, по-моему. Вы знаете, я думаю, весь вопрос в восприятии. Потому что эти законы восприятия искусства, они очень странные. Потому что мы с вами, как зрители, очень многое дописываем, особенно за исполнителем, который это, так сказать, осуществляет.

Даже есть теория некая авторитарности артиста. Вот говорят, что если Марлон Брандо скажет, что это белого цвета, то поверят, что ему верят, а другой должен потратить огромную энергию, чтобы доказать, что это черное.

Мумин Шакиров: Или покрасить.

Армен Джигарханян: Или покрасить хотя бы. Поэтому тут, наверное, вы не будете меня казнить за нескромность, мне один человек сказал про меня, что я надежный - вот сила моя. Но, может быть, это и происходит, потому что, скажем, Сильвестр Сталлоне чем любим? Потому что за множество обид, которые нам нанесли, за нас справляется Сталлоне - вот он весь полк сейчас перережет, а я на улице не мог одному бандиту сказать. В этом есть проблема и это хорошая вещь, потому что как этот артист поет - вот Паворотти - я не знаю, как он так поет.

Мумин Шакиров: Но у вас есть чувство такое, что вы уходите от вот этой ментальности восточной, когда создаете образ?

Армен Джигарханян: Нет, нет.

Мумин Шакиров: Вы об этом не думали?

Армен Джигарханян: Никогда в жизни.

Алена Солнцева: На протяжении вашей жизни вы играли очень много ролей, в том числе и комедийных, острохарактерных, фарсовых ролей, играли замечательно, но при этом за вами, как за артистом, был такой образ настоящего мужчины. Тогда не было слова "мачо", но в нашем особенно кинематографе, где очень важна вот эта вот сексуальная мужская энергия, которой было мало в образах председателей наших, большинства.

Когда вы были мальчиком, у вас был какой-то идеал мужчины. Как вам кажется, сегодня изменилось что-то кардинально в этой области, изменилось наполнение вот мужского?

Армен Джигарханян: Наверное, время, проблемы, неурядицы - вот они и создают этого героя. Конечно, изменяется. В этом смысле, мне кажется, более опасно отсутствие почвы. Мы можем по-разному относиться к коммунистам российским, но они очень определенно вели это, и там даже был выбор - были кавалер Золотой звезды, там был Рыбников - они создавали... немножко взяли из жизни и туда... И вот вроде они узнавали, вроде хороший, вроде Илья Муромец и так далее.

К сожалению, я думаю, что не потому, что нет героя сегодня, а нет необходимости морали. Сильвестра Сталлоне нет. Мы потеряли интерес, никто нас не защитит. Вот от этого все, наверное, и происходит.

То, что вы обо мне сказали, - хорошие слова, добрые, но так я догадывался, мне говорили об этом. Были какие-то такие суперменистые, но потом я понимал, что там лучше, чтобы это было какой-то там... как говорил Феллини, "от одного сердца к другому" - это интереснее.

Но вы абсолютно правы в том, что это, конечно, очень непонятный процесс, когда к нам приходят герои. Очень интересно, очень. Потому что мы с вами знаем, что очень многие утвержденные герои не стали героями.

Знаете, я однажды (не могу не поделиться с вами) видел аэробику в Америке, и там девочка демонстрировала... Ну, таких девочек нет на свете, их только рисуют, делают - в смысле, фигура, волосы, то есть было идеально. Но они, хитрюги, рядом поставили толстенькую, обаятельную, которая те же фигуры делала. И тогда я, толстенький и не очень складный, там нашел своего человека. Нет, я таким никогда не буду, а там, оказывается, можно и толстеньким быть. Вот это очень важно - не соврать.

Почему мы в искусстве часто говорим об узнаваемости? Я тоже зритель, я тоже смотрю спектакли и думаю: вот я этого человека не знаю, а вот это мой человек, он хорошо сейчас шмыгнул носом, я тоже так шмыгаю носом. Вот это делает нас близкими людьми.

Карстен Покайзер: Вы уже только что сказали, как вы находите в театре своего человека. Может, вы поделитесь с нами, вообще как часто вы сейчас ходите к своим коллегам. Может, у вас есть какие-то советы, чего стоит...

Армен Джигарханян: Что смотреть?

Карстен Покайзер: Да.

Армен Джигарханян: Нет, это нельзя, но все равно это... Как мой друг говорил - как арбуз покупать: какой он будет, никто не знает.

Я, например, думаю, что у нас сегодня очень интересный театр, очень. А я думаю, что такой амплитуды не было, как сейчас, амплитуды от "Дон Карлоса" до каких то "про мышек", которые там чего-то зернышки воруют. Опасно, не опасно - не знаю, но все равно это хорошо, потому что все равно произойдет естественный отбор, все равно мы...

Помните, одно время, или не помните, у нас вдруг появились голые на сцене, особенно женщины. Это был шок, это был невероятный шок. Потом выяснилось, что там ничего хорошего нет, - и вот этот естественный отбор происходит.

Поэтому все равно мы ходим в театр исповедоваться. Даже если связано с физиологическими проблемами, все равно мы исповедуемся. И поэтому в этом разговоре нам надо идти друг к другу, и тогда мы что-то постараемся понять. Я повторяю, сегодня очень разные театры, очень, просто даже удивительно. Я не думал, что так много вариантов. И почему для меня удивительно - что среди этого очень много талантов, очень много.

Там есть театр, который гиперреализм, гиперправда. И я, если позволено мне так сказать, я за такой театр. Вот сегодня вечером идет сейчас спектакль, - можете приехать и посмотреть - который называется "Пороховая бочка". Это в Европе очень известная пьеса - Даян Дуковски(?), он из Югославии.

Алена Солнцева: По нему фильм был поставлен.

Армен Джигарханян: Да-да, абсолютно справедливо. Так что надо ходить, интересно, есть много, много интересного.

Мумин Шакиров: Вы сейчас привели в качестве примеры голых актрис, которые появились на сцене, и они - как элемент, как прием - никому не оказались интересными. Так я понял вас.

Армен Джигарханян: Нет, почему, интересны, но, как сказать... Это, помните, хорошая была фраза у Славина, что "мы долго говорили "кока-кола - это символ Америки", а потом выяснилось, что это самый обыкновенный лимонад". Вот и все.

Мумин Шакиров: Скажите, почти любого молодого или даже немолодого американского актера (кстати, о голых) можно раздеть и на это нестыдно смотреть - они все подтянуты. Актеры разных калибров, и ваш любимый Роберт де Ниро (в интервью я прочитал, что вы боготворите этого актера), он тоже подтянут, великолепно выглядит, несмотря на свой возраст. Как вы думаете, почему российские актеры очень невнимательны к своему телу как к инструменту?

Армен Джигарханян: Мы тоже не очень внимательны к ним.

Мумин Шакиров: Почему?

Армен Джигарханян: Потому что, как это говорят, по остаточному принципу. У нас искусство по остаточному принципу. Я бывал, снимался в совместных картинах, когда суточные платили отдельно, чтобы, не дай бог, не попали вместе советские артисты и зарубежные коллеги, потому что там были разные суммы, так скажем. Так что мы так же к ним относимся, а они так же к своему телу относятся.

Ну, как сказать, ну, на три рубля больше, на три рубля меньше...

Мумин Шакиров: Ну, вот в вашем театре молодые актеры. Новое поколение - оно другое, они занимаются?

Армен Джигарханян: Нет.

Мумин Шакиров: Они не ухаживают за собой?

Армен Джигарханян: Нет. Они не уверены в завтрашнем дне. Мы им очень маленькие зарплаты даем, очень, очень. Вот я не могу этого не рассказать. Я встретил одну девочку. Девочка - я там зубами был за нее - она в стоматологической этой что-то работала... Потом я как-то заезжал заправляться бензином - и она там... Молодая девочка, она парикмахер, она в каком-то салоне работает, оттуда ушла и так далее. Я говорю: "Сколько ты получаешь зарплату в месяц?" Она мне сказала: "1000-1200 долларов в месяц".

Мы своим артистам платим 3000-5000 рублей в месяц. Как говорят, две большие разницы.

Мумин Шакиров: Мы заканчиваем нашу программу...

Армен Джигарханян: На такой грустной ноте.

Мумин Шакиров: Нет, мы не на этой ноте закончим. Традиционно мы даем возможность журналистам высказаться, уложиться в одну минуту, что они думают по поводу сегодняшнего разговора. Армен Борисович должен послушать теперь нас.

Алена Солнцева: Ну, мне было очень приятно, потому что те качества, которые я наблюдала в театре, со сцены, и на экране, оказались присущи и человеку - Армену Борисовичу Джигарханяну. И вот на тот самый вопрос, который задал ведущий в самом начале передачи, - обязан ли быть актер хорошим человеком? - мне кажется, эта передача отвечает: да, было бы хорошо. Когда артист - хороший человек, это, видимо, дает ему силы и дарование его увеличивает.

Карстен Покайзер: Мне разговор очень понравился, потому что мне кажется, что вы очень искренне попытались на все вопросы ответить, хотя они порой, видимо, были неожиданными.

Я очень жалею слушателей этой программы, потому что, кроме того, как слушать, надо было и смотреть на мимику гостя. Без этого, мне кажется, многое потеряно.

Армен Джигарханян: Спасибо.

Мумин Шакиров: Армен Борисович, вы зря уменьшаете свои достоинства. Мне кажется, я сегодня увидел не только большого артиста, но и талантливого дипломата.

Армен Джигарханян: Спасибо.

Мумин Шакиров: Сила убеждения, она очень сильна. Я бы хотел все-таки задать вам один провокационный вопрос напоследок.

Армен Джигарханян: Давайте.

Мумин Шакиров: А телефонную книгу сыграть сможете?

Армен Джигарханян: Нет, нет... Первое условие, чтобы хорошо сыграть, - должна быть хорошая драматургия. А если она великая, тогда нет проблем. Нет, телефонную книжку - нет.


Другие передачи месяца:


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены