Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зренияВедущий Яков Кротов Христианство и гражданское обществоАнатолий Стреляный: Когда в зале Соборов храма Христа собрался очередной Всемирный русский собор, в печати его сразу назвали "альтернативным Гражданским форумом". В таких случаях вспоминают, что в Западной Европе именно различные христианские конфессии сыграли огромную роль в создании гражданского общества. В культурах, где духовная жизнь под влиянием иудаизма, индуизма, конфуцианства, буддизма нет самого понятия гражданского общества, это экспортный товар. В странах же с христианским прошлым одни христиане деятельно созидали гражданское общество, другие, прежде всего церковные начальники, его разрушали. Но, так или иначе, развитие гражданского общества оказывалось тесно сплетено именно с христианством. Почему? Откуда столь противоречивое отношение христианства к гражданскому обществу? Как различия между российским христианством и западным влияют на судьбу гражданского общества в России? Яков Кротов: Христианство и гражданское общество соединены в истории человечества неразрывно. Вопрос в том, случайная эта связь или закономерная? Особенно остро этот вопрос стоит в России, где христианская традиция долгие века существовала без гражданского общества. Спрашивается: так может быть гражданское общество и необязательная черта христианства? Как оно возникло? А как мы понимаем гражданское общество? Последнее время, когда широко обсуждался этот вопрос, одна журналистка написала, критикуя власти: "Наши власти пребывают в заблуждении по поводу термина "гражданское общество". Они уверены, что это простая совокупность общественных организаций страны. Но гражданское общество это совсем другое - это состояние души и ума, форма существования мыслящей материи. Это когда граждане знают, что они могут потребовать от властей каких-то действий, и власти обязаны принять их требования во внимание". Та же журналистка вскоре после этих слов стала обличать иностранцев, которые якобы заполонили и поработили Москву и москвичей, потребовала от властей, чтобы те приняли меры. Вот такое определение гражданского общества как состояние души, это уже по религиозной части. Потому что религию в современном обществе часто оттесняют только в сферу душевного. Но ведь это, на самом деле, одно из проявлений отнюдь не христианства, а древнейшего дуализма, когда весь мир делится на материальное и духовное. В материальном мире могут быть какие угодно безобразия, там царство мрака. В духовном мире должно быть царство света. А в чем специфика тогда гражданского общества? Ведь и при тирании, при любом социальном и экономическом строе люди обращаются к властям с определенными требованиями. Что нового вносит христианство в понимание духовного измерения гражданского общества? Вениамин Новик: Интересно, как в наше время возрождаются древние дуалистические мифы. Я заметил следующую вещь, что люди, которые поддерживают дуализм, говоря таким образом, что: ну а что переживать, зачем куда-то ввязываться, всегда было добро и всегда было зло, эта борьба бесконечна, поэтому можно спокойно отойти в сторону и не ввязываться. Я здесь вижу некоторое лукавство. Я таких людей всегда спрашиваю: а вы что бы хотели, чтобы все-таки было побольше добра, хотя бы чуть-чуть, или зла? Что бы вы хотели? Как правило, такие люди уходят от ответа. Потому что если они скажут, что они хотели бы, чтобы было больше добра, чем зла, то надо что-то делать, а тогда последует вопрос: а почему вы ничего не делаете? Поэтому за этими псевдофилософскими рассуждениями я вижу просто элементарную трусость, нежелание улучшить ситуацию. На земле никогда не будет Царства Небесного, рая на земле не будет. Но все-таки бывают ситуации совсем кошмарные, совсем плохие, а бывают все-таки более приличные. И Владимир Соловьев, кстати, говорил, что право нужно не для того, чтобы устроить рай на земле, а чтобы предотвратить преждевременное наступление ада. Оттенки тоже важны. Ведь везде, во всем мире есть борьба добра со злом. Но почему-то люди уезжают из одних стран и перемещаются в другие страны. Значит, важны и оттенки, мыслить важно не только в черно-белой модели: либо - либо. Люди почему-то хотят подольше пожить в приличных условиях. Спасение в вечности - это очень важно, может быть основная идея христианства, но не будем забывать, что и тварный мир, что мир сотворен Богом, что материя тоже Богом сотворена, что нам сам Господь дал заповедь, чтобы мы заботились о голодных. Нам не может быть хорошо, когда кому-то плохо, мы должны быть социально вменяемы, мы должны чувствовать какую-то ответственность друг перед другом. В последнее время появилось много таких спиритуальных христиан, которые как бы уже и не здесь, они как бы там живут, в другом мире, это не мешает им пользоваться всеми благами цивилизации. Но они шага не ступят, чтобы, скажем, улучшить ситуацию. Примитивный животный эгоизм он не вызывает, конечно, симпатию, но эгоизм в религиозном обрамлении, я думаю, это еще хуже, это еще более опасный вид эгоизма. Яков Кротов: Термин "гражданское общество" в истории человечества возникает поздно, лишь в начале нового времени. И с самого начала в этот термин вкладывают, прежде всего, экономическое содержание. Когда мы говорим на русском "гражданское общество", что означает слово "гражданский"? Житель города. Но когда мы говорим мещанин - это тоже житель города, только из польского языка пришло слово. Когда мы говорим буржуа - это тоже житель города, только слово из французского. Видимо, мы здесь имеем дело с каким-то явлением, которое настолько важно для нашей современной действительности, что определяет самые тончайшие его оттенки. У бедуинов существует 150 слов для обозначения разных пород верблюдов. В христианской, европейской цивилизации существует множество слов для обозначения гражданственности. Ведь и цивильность, и цивилизованность - это все от латинского "цивис", то есть город. И политичность, политика, полис - это от греческого обозначения города. Когда в современной России заходит речь об определении гражданского общества, то первым его признаком делают признак сугубо материальный. Например, в книге Василия Гроссмана один из героев говорил: "Я раньше думал, что свобода - это свобода слова, печати, совести. Но свобода она вот - имеешь право сеять, что хочешь, шить ботинки, пальто, печь хлеб, который посеял. Хочешь - продавай его или не продавай". Комментируя эти слова, один из современных христианских теологов Сергей Лиозов отмечал, что гражданское общество может существовать без прав человека, без свободной прессы, это только его плоды. А начинается гражданское общество с буржуазности, с возможности писателю пописывать, читателю почитывать. Активным гражданином, "социетас цивилис" (то есть истинной республики, как говорил Кант, именно гражданское общество так звучит на латыни) может быть человек, у которого есть своя частная собственность. И тогда встает вопрос: частная собственность - явление практически универсальное, она была задолго до христианства, она была в истории России до 1917-го года практически постоянно. Почему же тогда в России, как и во многих других странах не было, тем не менее, гражданственности, буржуазности, мещанства в лучшем смысле этого слова, короче говоря, не было гражданского общества? Может быть, здесь проблема в нашей православной традиции, которые как-то отличается от католической и протестантской? Андрей Мартынов: Я не уверен, что здесь нужно в первую очередь критиковать православие. В данном случае православие оказалось таким же заложником редуцированной культуры, как и царская, императорская власть, так же как и дворянство, как элита, культурная элита, бюрократическая элита отечественная и, в принципе, низовое население. Благодаря античному пониманию культуры, гражданское общество стало формироваться очень рано. И церковь, в данном случае католическая церковь, она тоже формировалась в этом дискурсе. Греко-римская церковь она переняла многое от Аристотеля, от латинской культуры, от александрийской античной культуры именно в плане методов, в плане форм. Формы тоже влияют на мировоззрение, на картину мира. И таким образом в Европе как раз выработалось уважение к личности. Возникала очень важная традиция, традиция, которая и выработала гражданское общество. А в России, к сожалению, до Петра Третьего не было просто свободных классов, все были, по сути, собственностью государя. Это уже Петр Третий, а потом Екатерина подтвердила "Жалованную грамоту" и указ "О вольности дворянства". В середине 19-го века подобные права получило и второе сословие - купечество, наряду с дворянством. То есть у нас поздно выработалось само понятие именно свободного человека, который может иметь различные юридические формы для защиты собственной личности. Церковь (в данном случае) оказалась именно в подобном положении. Когда при Иване Грозном (в принципе это еще и раньше процесс пошел и закончился при Петре Первом) церковь утратила свою независимость, стала одним из государственно-бюрократических институтов. Это то, что Георгий Федотов называет трагедией древнерусской святости. Так что церковь здесь, я думаю, не столько виновница, сколько жертва этих процессов. Яков Кротов: В 18-19-м веках некоторые культурологи полагали, что все развивается: семья, потом общество, потом государство. Но реальная история говорит, что никогда не было такого эволюционного процесса. Скорее из племени создавалось государство, тирания. Семья была растворена в этом изначальном единстве, где общество было порабощено властью и, строго говоря, отсутствовало. В этом некоторый удивительный духовный прорыв древнегреческой культуры. Прорыв, совпавший с религиозными и мистическими поисками великих философов Древней Греции, которые вплотную подошли к открытию личного Бога. И уж во всяком случае, открыли для себя полис, город, как нечто противостоящее восточному, азиатскому деспотизму. Но это был именно полис, это не гражданское общество, а политическое. В таком полисе, в таком городском обществе большинство населения было рабами, и это общество было жестко иерархично. Именно о таком политическом обществе писал Николай Бердяев: "Органический идеал общества есть порабощающая ложь. Общество совсем не есть организм, общество есть кооперация. Общество свободных людей, не рабов, должно быть создано не по образу космоса, а по образу духа, то есть не по образу иерархизма, а по образу персонализма; не по образу детерминации, а по образу свободы; не по образу господства силы и сильного, а по образу солидарности и милосердия. Только такое общество было бы не рабьим". И в Новом Завете в посланиях апостола Павла мы вновь и вновь сталкиваемся с неприятием античного общества. Павел, выросший в рабовладельческом полисе, тем не менее, все время ощущает, что весть о воскресении Христа здесь наталкивается на какое-то препятствие. И действительно, концепция гражданского общества появилась не в Древней Греции, а возникла спустя полтора тысячелетия после Рождества Христова. Во всяком случае, появилась на бумаге, в концепциях философов и политиков. Есть ли связь в таком случае между Новым Заветом и гражданским обществом? Ведь тот же апостол Павел не употребляет слов "гражданское общество", вроде бы нет предпосылок именно в Евангелии к строительству гражданского общества. Но почему тогда за пределами христианского ареала гражданское общество не встречается? Вениамин Новик: Действительно, в Новом завете мы не найдем никаких предпосылок для концепции гражданского общества. Действительно, это так. И я думаю, что эта концепция она оказалась возможна благодаря эпохе просвещения, то есть она имеет два истока. Первое, - это, конечно, евангелиевский исток. Основная этическая идея Евангелия - это доброделание: не вреди, помогай другим людям, не можешь любить - относись по-доброму, терпи. Некоторое однообразие, некоторое инакомыслие. Мы можем даже в Евангелии найти притчи, которые можно понимать в смысле необходимости веротерпимости и плюрализма. В одной из притч говорится, что не следует выдергивать сорняки, потому что вместе с сорняками можно выдернуть злаки, и поэтому это лучше все оставить до Страшного суда, это дело Божье, а вы, люди, здесь на земле чистки не устраивайте. Евангелие нам дает важнейший принцип этический доброделания, принцип добра. Но этот принцип Евангелие нам преподносит, скорее, на персоналистическом, на личном уровне: раздай свое имение, помоги голодному, посети человека в темнице, напои страждущего - это личностная этика, персоналистическая этика. Здесь не говорится о социальном доброделании, не говорится о необходимости создания, скажем, каких-то благотворительных, социальных организаций для делания того же самого. Здесь я перескакиваю через столетие, приходит эпоха просвещения с ее рационализмом. Рационализм - это не только, как понимали славянофилы, расчетливость, мелочность и жадность, это и способность к обобщениям. И одновременно возникает в эпоху просвещения и социальный, как мы знаем, вопрос. Постепенно набирал свою силу, но в эпоху просвещения люди задумываются об оптимальном общественном устройстве, о структурах, которые менее всего противоречили христианской этике. Эти две составляющие, с одной стороны, евангелистский принцип доброделания, с другой стороны - принцип рационализма. Они (в сочетании) - эти два принципа - и дали возможность понимания социального христианства. То есть христианства, ориентированного не только на внутреннее самосовершенствование человека, только на спасение души, но и на христианство, которое способно преобразовывать общество в целом, создавать то, что Чаадаев называл "христианская цивилизация". Яков Кротов: Сегодня очень часто, и именно в России, говорят о гражданском обществе, что оно невозможно без частной собственности, без индустриальной цивилизации, без соответствующей экономической базы. Но, с христианской точки зрения, видимо, можно спросить: а не является ли это таким обмирщенным вариантом все того же марксизма-ленинизма, который все духовное рассматривал просто как надстройку. Дело в том, что когда мы обращаемся к истокам гражданского общества в Западной Европе, мы видим, что первые объединения людей, и именно горожан друг с другом происходили при условии полного отказа от собственности. Даже люди, которые имели земельные владения, имели дома в городе, отрекались от всего, становились монахами. Не всегда они поступали в монастырь. Появляются ордена монахов, нищенствующих, бродячих, как святой Франциск Ассизский, который бросает лавку своего отца со всем его сукном и становится просто бродягой. И, тем не менее, орден францисканцев, доминиканцев, знаменитая реформа, когда в 10-м веке в разных монастырях на юге Франции или Германии появляется добровольное объединение монахов с целью освободиться от власти светских феодалов. Ведь эти люди шли к свободе именно через отказ от собственности, чтобы никто не мог к ним придраться. И когда отец Франциска Ассизского попрекнул его: я тебя одел, Франциск, прямо в храме, где происходила эта сцена, снял с себя все, в знак того, что он ничего никому не должен. И, видимо, чтобы понять психологию гражданского общества современного, нужно помнить, что это не просто буржуа в нашем представлении современном, это буржуа, которые восстали против власти, которые восстали, в том числе и против власти богатства. Новый европейский город, новая городская жизнь создавалась и благодаря такому христианскому монашескому отречению от всех благ мира ради свободы, ради жизни с Богом. И первые гражданские объединения - это именно ордена монашествующих. Как затем развивалось гражданское общество, какие препятствия возникали на его пути в Западной Европе, в России и каковы его перспективы? Христианство и гражданское общество. Современные исследователи истории гражданского общества подчеркивают, что оно было бы немыслимо, как ни странно, без феодализма. Ведь феодализм - это система взаимных договоров. Вассалитет - это когда король договаривается с графами, с герцогами, распределяя определенные права и обязанности. Существуют универсальные стандарты и нормы общежития, во всяком случае, они провозглашаются. Особенно это относится к западноевропейскому христианскому средневековью, когда постоянно возникает идея вселенской христианской империи. Она возникала и в Византии: при православном святом императоре Юстиниане Великом в 6-м столетии, она возникает и при Карле Великом на Западе, она зарождается вновь, как будто бы из ничего, но, видимо, из христианского стремления охватить весь мир проповедью Евангелия, при императоре Оттоне на рубеже 10-го и 11-го веков. Она потом появляется и в России, только значительно позднее. И эта идея вселенской христианской империи предвосхищает, в сущности, принципы права и прав человека в качестве необходимых для членов гражданского общества. Но чтобы гражданское общество стало реальностью, этого далеко недостаточно. И происходит бунт против жесткого иерархизма феодального общества, против его символизма, когда равенство людей, когда величие Божье, когда духовная жизнь ограничиваются символом, а не реальностью. Когда достаточно сковать золотую чашу, но то, что происходит в реальной жизни человека при этом отходит на второй план. И главная особенность средневековья, как и многих других эпох в истории культур, но мы говорим именно о христианском ареале, - это очень низкий уровень общения между людьми. Это жестко сословное общество, даже в пределах одного сословия, а о чем, собственно, говорить, зачем общаться? И, оказывается, что один из этапов складывания гражданского общества - это 16-е столетие. Это - в трудах Мишеля Монтеня, которого часто считают скептиком, но который ведь был верующим верный католик, и он это подчеркивал. В своих трудах, они назывались "Опыты", опыты о познании себя, опыты о познании человеческой души. Монтень был безумно популярен в 16-м веке, да и позднее, и, прежде всего, потому, что он вводит понятие цивильного поведения, политичного поведения. И политичное поведение, и цивильное - термины русского языка. Речь идет об очень простой вещи, о том, что гражданское общество начинается тогда, когда появляется общение между людьми, между людьми разных классов, разных сословий, когда появляется конверсация, общение. И цивильность, такая вот гражданственность, становится отличительной чертой французской культуры и французского гражданского общества. Именно во Франции, например, сформировался обычай, по которому отношения господина и слуги всегда были очень фамильярными, в отличии, скажем, от Англии. Значит - гражданское общество. Недостаточно иметь для него идею универсализма, недостаточно иметь частную собственность, а необходимая часть гражданского общества - это умение общаться друг с другом в определенных пространствах жизни. Но ведь и это умение общаться, как раз то, что делает христианство Церковью. И когда в деяниях апостолов читаем, как избираются служители, диаконы для того, чтобы заботиться, чтобы во время совместной трапезы никто не был обижен и обделен, это именно поведение людей, членов уже гражданского общества. Как связана вот эта особенность гражданского общества, как общества, в котором защищают права человека, с христианством? Вениамин Новик: Рационализм породил такие вещи, которые непосредственно из христианства не вытекают. Это разделение властей, это гражданское общество как противовес власти, которая постоянно тянет одеяло на себя. Косвенно это тоже связано с христианством, потому что в конечном итоге эти принципы, казалось бы, совершенно светские - разделение властей, например, или противовес власти в виде гражданского общества, эти принципы в конечном итоге направлены на человека, причем на слабого человека, сильные люди себя и так защитят. В конечном итоге, и гражданское общество, и права человека - это все ориентировано на слабых, на меньшинства, на самое маленькое меньшинство отдельного человека. А это сочетается с христианством, с христианской моралью. Так что христианская мораль и христианские призывы могут действовать и прямо, обращаясь к сердцу человека, могут действовать и косвенно, скажем, через социальные структуры, которые тоже, в конечном итоге, ориентированы на человека. Высокое представление о человеке нам дает, конечно, христианство, поэтому все то, что способствует защите человека, созданию условий, в которых он мог бы духовно расти, развиваться, создание условий, при которых не будет отниматься его свобода, все это можно рассматривать как не противоречащее христианству в целом. Это не прямое, может быть, приложение христианских принципов, а косвенное, через разум, через какие-то структуры. Вспомните, что разум нам тоже дан от Бога. Результатом деятельности разума могут быть более или менее совместимыми с деятельностью христианства. То есть, конечно, концепция гражданского общества напрямую не выводится из Евангелия, из Нового завета, но при развитии разума, который является Божьим даром, при приложении разума к евангельским максимам, в конечном итоге можно прийти к выводу, что современная концепция гражданского общества, правового государства и либеральной демократии не противоречат христианству. Но, к сожалению, у нас в России, мне кажется, эта мысль может быть слишком смелой, новаторской, у нас мало кто это понимает, к сожалению. Яков Кротов: В 1833-м году француз, католик, правоверный католик Алексис де Токвиль выпросил себе командировку от своего начальства в Соединенные Штаты Америки, якобы для того, чтобы посмотреть, как там проходит тюремная реформа. Токвиль просто не принимал современные ему французские порядки, они ими возмущался. И в Америке он нашел (до определенной степени) свой идеал, хотя сознавал, насколько опасен этот идеал демократии, равенства, свободы, и, тем не менее, куда хуже было то, что он оставил на родине. И с огромным сожалением Токвиль писал: "Христианство в Европе позволило втянуть себя в тесный союз с земными властителями. Сегодня, когда их власть рушится, христианство оказывается как бы погребенным под их обломками". "Но, - писал Токвиль с надеждой, - это живой организм, который оказался связанным с мертвецами, но стоит лишь разорвать путы, сдерживающие его, и он возродится. Я не знаю, - подчеркивал Токвиль, - что следовало бы сделать для того, чтобы придать европейскую христианству новую силу, это подвластно только Богу, но люди могут, по крайней мере, позволить религии использовать все те силы, которые еще у нее сохранились". И дальше он объяснял, на самом деле он знал, что может сделать христианство: втянуться в ритм и способ жизни гражданского общества. А что такое гражданское общество Токвиль объяснил крайне просто: "Политическая жизнь, политическое общество, это когда гражданин отдает свой голос той или иной партии". Гражданское общество, которое он увидел во всей мощи именно в Соединенных Штатах, это когда гражданин отдает свои деньги. И поэтому быть членом гражданского общества люди решаются с большей неохотой. Потому что пойти на выборы, проголосовать - это одно, но гражданское общество означает - мы приехали в Америку, страну протестантскую, но мы католики. Мы не просим у правительства денег для того, чтобы построить католическую церковь, мы скидываемся сами, мы строим за свой счет. И так при решении любой проблемы. Там, где француз прежде всего обращается к правительству, американец прежде всего создает кружок из людей, которые тоже заинтересованы в решении этой проблемы. Конечно, с точки зрения Токвиля, это необычно, но когда мы сегодня на это глядим, мы понимаем, что на самом деле именно на этом стоит христианство. Когда христианство зарождалось, оно появилось в мире, где никто его не принимал. И христианство смогло встать на ноги только потому, что в этом мире горожанин имел определенную свободу, и именно денежную свободу. Заплатить вместе с другим, чтобы организовать совместный стол, совместную трапезу, чтобы в катакомбах сделать фреску, трон для епископа. Все это были небольшие деньги, но свои, а не правительственные. И поэтому, со времен Токвиля и по сей день, возможно, главным критерием гражданственности становится даже не любовь к отечеству, это признак человека политического, а готовность достать бумажник и скинуться с другим, не дожидаясь, пока это сделают центральные власти. Почему в России гражданское общество развивалось и развивается с таким трудом? Чего не хватает или наоборот, что лишнее? Андрей Мартынов: Для российской, европейской и американской, в частности, культуры понятия "свобода" в значительной степени разнятся. Это связано с укоренением этих понятий в глубинах отечественной и европейской культуры. В частности, для Европы это связано, в первую очередь, с античностью, с понятием права в греко-латинской культуре, начиная с кодекса Юстиниана. Эти понятия потом проявлялись в святоотеческой традиции, в первую очередь с Августином, с его разграничением "либерти минор" и "либерти мажор", то есть свобода большая и малая, то есть свобода "от" и свобода "для". Для Августина понятие "свобода" подразумевало не только права индивида или же социума, но и определенные обязанности. То есть ограничение свободы, свободы, как формы уважения не только своей воли, но и воли других людей, воли других индивидов. Отсюда то, что потом возникает. То, что можно назвать современным словом политкорректность, уважение другого человека, как образ и подобие Божий. Потому что свобода - некий атрибут божественного начала в человеке и, уважая свободу другого человека, мы одновременно уважаем и воздаем уважение и Творцу. В то время как для восточной европейской культуры (российской, к сожалению) свобода воспринималась именно как свобода малая, августиновская свобода, которая утрачивает свои изначальные атрибуты прав и обязанностей, ведет к понятию прямо противоположному понятию свободы. Для воли она подразумевает (в первую очередь) именно вседозволенность. Это очень хорошо видно на лексике маргинальных групп. Потому что не зря уголовники говорят, клянутся не свободой, а волей: "век воли не видать". Свобода у них воспринимается опять же, как нечто презрительное. Оно выражается в определении не маргиналов, не уголовников - это "фраер". Фраер от немецкого "фрей" или "фрай", то есть свободный. И для русского менталитета, в силу того, что у нас не сложилось правового понятия свободы, свободы как синонима гражданского общества, воспринимается не свобода, а воля. Отсюда и вольницы Стеньки Разина и Булавина или же Махно, не различая качественности этих явлений, все-таки они все определяются (на уровне крестьянского сознания) таким презрительным отношением к свободе. Яков Кротов: Концепцию гражданского общества в современной России иногда критикуют и с другой стороны. Ведь есть в России традиция крестьянского мира, и не нужно нам никакой такой концепции гражданского общества, это слишком индивидуалистично, а, значит, и эгоистично. В чем же тогда различие вот этой российской традиции, крестьянского мира, общинного, артельного подхода к решению дел и гражданского общества? Вениамин Новик: Разница в том, что гражданское общество предполагает разнообразие, способность людей к самоорганизации, уважение к меньшинствам. Если свобода дана человеку от Бога, значит никто - ни люди, ни коллективы, ни государство не может у него эту свободу отнимать, причем свободу не только внутреннюю, свободу, которую, собственно, и отнять невозможно, но и свободу внешнюю. Так что в основе западной концепции гражданского общества (а эта концепция западная) лежит уважение к человеческой личности, наделенной даром свободы, причем от Бога. Именно поэтому свобода называется неотчуждаемой. Сколько бы нам некоторые страны не твердили о своей национальной идентичности, что они какие-то особенные, не похожие, что Америка им не указ, Европа не указ, Запад не указ, можно им задать один простой вопрос: скажите, сколько у вас политзаключенных? Как у вас с людьми обращаются в местах лишения свободы? И мы всегда увидим одно и то же, что чем больше люди твердят о своей самобытности, уникальности и идентичности, тем больше там издевательства над людьми, причем самого элементарного и грубого издевательства над людьми. Поэтому я склоняюсь все-таки к мысли, что уважение к правам человека обладает свойством универсализма, если мы всерьез воспринимаем христианство, конечно. Яков Кротов: В современной западноевропейской и американской политологии уже противопоставляют гражданское общество не государству, а, прежде всего личности. Современной России до этого еще далеко. Но в любом случае кажется, что это противопоставление не стоит на прочной основе, именно с христианской точки зрения. Потому что, напоминаю, понятие гражданского общества, как общения людей для достижения определенной цели, это понятие очень близко определению церкви. Неслучайно законодатели во всех странах христианского мира испытывают колоссальные затруднения: как отличить христианские общины от общественных организаций? На самом деле никакого критерия отличия нет, и христианская церковь - это как раз классический пример ячейки гражданского общества, системы, когда люди - горожане, прежде всего. Христианство зародилось и развивалось как городская религия, неслучайно в городах всегда было больше свободы. И церковь - это способ проявить свою веру, прежде всего благодаря своей свободе объединяться для общения. Пусть это общение только для того, чтобы определить размер десятины, определить, сколько нужно денег на строительство храма или на зарплату священника, но это - именно общение. Конечно, у гражданского общества есть огромные трудности впереди. Уже тот же Алексис де Токвиль в начале 19-го века предсказывал, что рано или поздно техника, наука будут сталкиваться с такими задачами, которые невозможно решить отдельной личности. Значит надо развивать правительство, государство? Нет, писал Алексис де Токвиль, "правительство не более способно стимулировать движение чувств идей великого народа, чем оно способно руководить всеми промышленными предприятиями". Здесь Токвиль невольно описал и предсказал крушение Госплана, попытку руководить всей промышленностью из одного центра. "А главное, - пишет Токвиль, - лишь в процессе общения людей человеческие чувства и идеи обновляются, сердца становятся благороднее, а интеллект получает развитие. В демократических странах почти нет этого общения, поэтому его необходимо создавать искусственно. И сделать это можно только с помощью объединений". И дальше Токвиль приводит очень интересный пример гражданского объединения - это общество трезвенников. Сто тысяч американцев - зачем они провозгласили себя именно обществом? "Когда я впервые услышал, - пишет Токвиль, - что сто тысяч человек публично взяли обязательство не употреблять более спиртных напитков, я не мог понять, отчего эти трезвенники не удовлетворяются возможностью скромно попивать воду в кругу своей семьи? До меня дошло, что эти сто тысяч американцев, напуганные распространением вокруг себя пьянства, захотели оказать трезвости свое покровительство. Они поступили точно так же, как вел бы себя сиятельный вельможа, который, желая воспитать в рядовых гражданах презрение к роскоши, сам одевался бы очень просто. Можно представить себе, что если бы эти сто тысяч людей жили во Франции, то каждый из них самостоятельно бы обратился к правительству, чтобы оно взяло под свой контроль все кабаки на территории королевства". Так что гражданское общество противостоит не какой-то мистике крестьянского мира, идеализма сельской православной жизни, оно противостоит жизни челобитных, жизни холопской, когда есть только речь, обращенная к сильным мира сего. Гражданское общество - это общение равных. И неслучайно первые ростки гражданского общества в России пришлись как раз на Великую реформу, когда в середине 1860-х годов в Петербурге стали появляться православные общества трезвости, а потом - и по всей России. Их преследовали, откупщики винные добились запрета этих обществ. И на этом примере хорошо видно, что гражданское общество не только не противоречит христианству, но связано с ним десятками различных нитей на самом глубоком уровне духовном, на жажде общения со своим ближним, на уровне несения своего креста, потому что не пить - далеко не всегда легко. И как гражданское общество терпит христианство и дает ему свободу, так, наверное, и христианство может не только терпеть, но и поощрять дух гражданственности, учить членов церкви общению не только в стенах храма, общению с Богом, но и общению друг с другом всюду, где для этого есть необходимость. Не с Кесарем и с его царством, а, прежде всего с Богом и друг с другом. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
