Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
24.4.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
С христианской точки зрениВедущий Яков КротовАнатолий Стреляный: В течение всего часа будет передача Якова Кротова "С христианской точки зрения" - обсуждается вопрос о равенстве. У народов, не имеющих опыта жизни по заповедям Христа, этого вопроса нет, неравенством людей они не озабочены, а, значит, и равенство не представляет для них ни цели, ни трудности. Иудаизм и индуизм, ислам и конфуцианство считают, что в неравенстве людей и сословий проявляются изначальное и неустранимое свойство всего сущего. Творцу было угодно, чтобы всюду была своя иерархия, подчиненность одного другому. Христианство не спорит с этой очевидностью, но все же именно в христианской церкви, в христианской общности рождается беспокойная мысль о том, как добиться большего равенства между людьми. Почему, в чем смысл христианского стремления к равенству? Каким оно должно и может быть? Где кончается равенство и начинается уравниловка? Как находится общий язык между природой человека и его христианской верой? Яков Кротов: Этот выпуск нашей передачи будет посвящен равенству и, конечно, неравенству. Причем, из этих двух слов одно слово - "неравенство" - обозначает то, что хорошо знакомо всем и каждому. Второе - слово "равенство" - обозначает мечту. Откуда же могла взяться у человека эта мечта? Если мы посмотрим в мир биологии, в мир физики, то увидим, что неравенство - это общий закон мировой жизни. Оно существует у зверей - в любой обезьяньей стае всегда есть какая-то иерархия. Так что гордиться тем, что человеческое общество - всегда структурированное и имеет определенные сектора, как пирамида, располагающаяся друг над другом, нам не стоит. Человек, если и отличается от животного, то тем, что он способен поднять бунт против неравенства - иногда, не всегда. На протяжении большей части истории человечества мы этого не увидим - стремления к равенству. Но, тем не менее, даже тогда, когда слова "равенство" вообще не существовало, все-таки человеческое общество, как и общество зверей, всегда строится на определенном сочетании неравенства и равенства. Например, неравны - группы, но внутри отдельной социальной группы - все равны. Если говорить о церкви - священник выше мирянина, но все священники равны друг другу. Король - первый среди равных, то есть он уже не равен обычному дворянину. "Первый среди равных" - это такой эвфемизм, который деликатно прикрывает неравенство. Но все короли между собой друг другу равны. Папа или Патриарх - это одно и то же, первый из епископов, то есть опять же - он им неравен, он выше, но между собой все патриархи равны. Из-за того, что с этим далеко не все согласны, никак не могут примириться иерархи западного и восточного христианства. Значит, равенство и неравенство сочетаются в повседневной жизни. И вдруг, в 16-м веке, одновременно с возникновением гуманизма, стремления к построению всеобщего царства счастья, возникает и представление о равенстве, прежде всего - среди так называемых "миллирянистов". Это были христиане, которые от всей души желали уже здесь на земле достижения такого же равенства людей, которое описано в Откровении от Иоанна Богослова. Когда перед престолом Божьим стоят 144 тысячи праведников, все в белых одеждах, и отличить одного праведника от другого невозможно, перед лицом Божьим они все равны. Другое дело, что здесь на земле это часто оборачивалось тем, что, например, были движения, участники которых все ходили раздетыми, первые нудисты в истории, чтобы одежда не устанавливала неравенства между людьми. Чаще потом был другой прием - всех в одинаковую форму серенькую, и таким образом достичь равенства. И, наконец, в 18-м веке эта идея получает свое политическое воплощение как идея политического равенства. Чем же питается этот порыв к равенству? Почему этот порыв возникает именно в христианском мире, и более того скажу: только в христианском мире и как бы сопровождает христианство как некоторая тень или, наоборот, свет. Говорит Евгений Сабуров, директор института проблем инвестиций, известный экономист, православный. Евгений Сабуров: Я, прежде всего, хотел бы вспомнить, как же все-таки появилась эта идея, и тогда, наверное, многое станет яснее. Все-таки современную идею равенства мы должны относить к концу 18-го века, и тогда нам станет понятно, а что имелось в виду под этим словом. А имелось в виду - преодоление совершенно чудовищной несправедливости, когда младенец, рождавшийся, уже был отмечен некой печатью: либо он - смерд, либо же он - принц. Это чудовищное совершенно положение и вызвало неприятие в христианском мире. Хотя первоначально, надо сказать, церковь вела себя не слишком прилично, не слишком по-христиански и поддерживала бытовавшую тогда точку зрения - отвратительную, на мой взгляд, - которая была даже сформулирована таким образом, что Бог занимается принцами, а уже принцы занимаются народом. Безусловно, это противоречит Евангелию, и Владимир Сергеевич Соловьев был совершенно прав, когда говорил о том, что это позор для христианства, что нехристиане или люди, не считавшие себя церковными, восстановили в действительности евангелистские основы в этом отношении. Но никому и никогда, по-моему, в голову не приходило говорить о том, что люди во всем равны. Я очень плохо себе представляю мир, этих полуавтоматов или совсем автоматов, равных друг другу совершенно. Это был бы чудовищный мир, лишенный абсолютно всяческого разноцветья. Другое дело, что данные Богом таланты, действительно данные очень по-разному, не должны являться каким-то стимулом к личной кичливости. Провозглашать не равенство возможностей, а равенство вообще, - по-моему, просто неумно. Яков Кротов: Все крупные и мелкие религии объясняют, откуда взялось в мире неравенство. Еще раз подчеркну: не потому, что неравенство придумано людьми. Неравенство - это такой же факт, как существование мужчин и женщин, города и деревни. И большинство религий всегда в религиозной мифологической форме объясняли, почему есть мужчина, и есть женщина. И в дохристианских религиях, в религиях языческих, с точки зрения христианства, объяснение таково: люди разные, люди неравны, потому что они, скажем, созданы из разных частей какого-то прачеловека. Воины созданы из рук, брахманы созданы из головы, кто-то создан из ног, и у каждого свое место в мире - "всяк сверчок знай свой шесток". Уже в наше время эта идеология возрождается - мифологическая идеология - в виде расизма, когда учат, что все люди произошли, скажем, от трех пар - одна желтокожая, другая чернокожая, третья белая. И поэтому ни о каком равенстве речи здесь быть не может. Это именно религиозная установка, потому что наука этот тезис о происхождение людей от разных пар не подтверждает. В Ветхом Завете, в рассказе о сотворении человека, уже заложена идея равенства всех нас, потому что все сотворены из праха, из одной и той же красноватой мессопатамской глины взят языческий образ. И сказано, что всякий человек - одинаковый прах, и только Дух Божий делает этот прах живой душой. Значит, мы равны как носители Божьего Духа. Здесь учения о равенстве еще не возникает, оно остается в потенции. И у апостола Павла мы видим сравнение христиан, сравнение церкви с телом, с телом Христа, но он обращается к христианам и закладывает основу учения о церковной иерархии. Не надо думать, что это какие-то последующие, злокозненные, поповские, честолюбивые измышления. И апостол Павел говорит, что одни из вас - это руки, другие ноги. И нога не должна учить голову, что ей делать. Азарт, с которым он это говорит, свидетельствует о том, что и среди первых христиан, среди тех, кому он адресуется, были сторонники полного и абсолютного равенства. В христианстве идея, что люди неравны, потому что сотворены такими Богом, отсутствует. И на первое место очень постепенно, на протяжении многих веков выходит идея равенства, хотя и сохраняется представление об иерархизме мира и человеческого общества, в частности. Почему же христианство дает вот этот импульс ощущений того, что равенство возможно и необходимо для верующих людей? Мнение Светланы Коначевой, богослова, преподавателя общедоступного православного университета, основанного протоиереем Александром Менем. Светлана Коначева: В рамках христианства мы можем поставить вопрос о том, что мы понимаем здесь под равенством. Равенство в изначальных возможностях, равенство перед лицом Бога, равенство в спасении, равенство в пути к Богу? Когда мы говорим об иерархической структуре мира и понимании некоей иерархии в мире феноменов, которые оказываются отражением некоей идеальной иерархии, как это мыслится в Средние века, и здесь, конечно, никакое равенство невозможно, - то возникает некое равенство или неравенство, в том числе - по отношению к Богу. И вот здесь, конечно, отчасти, это представление о мире и отношении человека и возможности его приближения к Богу оказывается следствием представления о Боге, который в 20-м веке Тилех и Робинсон называют супернатурализмом. Бог предстает как некое существо, находящееся по ту сторону мира, на небесах, на вершине и дальше, по нисходящей идет порядок сущих. Если мы действительно понимаем Бога таким образом, то тогда можно выстроить некоторую иерархию и уже в мире феноменов, в человеческом мире более менее приближенных, избранных, неизбранных, и это благополучно совершалось. Но если понимать Бога не как вседержителя на небесах, а как говорил Пауль Тилех - "предельную глубину в любви", то тогда иерархии не получается. Тогда, скорее, можно вспомнить 8-ю главу из "Послания апостола Павла к римлянам", где он говорит о том, что ничто в этом мире - ни жизнь, ни смерть, ни прошлое, ни будущее, ни ангелы, ни сила, никакая тварь не может отлучить меня от любви, которая проявилась в Иисусе Господе нашем. Если мы говорим о равенстве в любви, о равенстве перед этой любовью, которая является глубиной всякого бытия, то христианство говорит именно об этом равенстве. Будущее в исчезновении этой дистанции между сакральным и профанным - в понимании того, что все является сакральным, что можно быть Богом и при этом заниматься чисткой картошки, и это не отменяет таинств, это не отменяет богослужения. Но все-таки будущее церкви - это попытаться все-таки ответить на вопрос: что значит - церковь, и что значит - Христос в тотальном безрелигиозном мире. Причем, принять это таким образом, чтобы эту безрелигиозность воспринимать не как какую-то глобальную порчу человечества, что какой-то совершенно катастрофический процесс, а что это - нормально, период религиозности прошел, или проходит, может быть. Яков Кротов: В 1918-м году в первую годовщину Октябрьской революции великий православный мыслитель Николай Бердяев начал писать свою книгу "Философия неравенства". И он позднее говорил, что это несправедливая книга, но слов из песни не выкинешь. А в этой книге он бичевал большевиков за попытку установить равенство и говорил о том, что само сотворение света и тьмы - это уже возникновение неравенства. С точки зрения многих людей, достаточно религиозных, тьма и свет равны между собою, как инь и ян, мужское и женское, и нельзя убрать одно, чтобы осталось только другое - "не то", с точки зрения христианского богословия. Как говорил Василий Великий, может быть свет без тьмы, и свет выше тьмы, - их нельзя уравновесить. Если все так ясно, если действительно неравенство - это природный ход вещей, то откуда же? Мне просто, скажу так, по-человечески, не хочется помешанные. Мне хочется думать, что было какое-то рациональное зерно в таком поведении. И потом уже глядим на современный мир - в нем все-таки есть стремление к равенству, демократия основана на уравнивании людей. Когда 60-летний мудрец, очень образованный и богатый, имеет бюллетень один на руках, как и его внук, которому исполнилось 18 лет, и он еще мало что соображает. А на избирательном участке они равны. Что же это такое? Откуда этот посыл к уравниванию? Говорит Виталий Найшуль, руководитель Института национальной модели экономики, православный. Виталий Найшуль: Капитализм, рыночная экономика - это эпоха горизонтальных отношений, зернышки сталкиваются друг с другом и передаются по кругу, а не рассыпаются сверху. Результат состоит в том, что происходит прогресс равенства. Оказывается, что старое сословное, и вообще всякое деление, - оно вступает в противоречие с реальным раскладом мощи, возникающим из двусторонних обменов. Основы этого распределения подрываются, старого деления на сословия. Возникает новое состояние равенства-неравенства, как ни странно, более остро воспринимаемое, чем старое. В старом обществе неравенство есть, и оно очень большое, но оно является органическим. Старое общество мыслит себя состоящим из разного типа людей. И, соответственно - очевидно, что разные типы людей должны жить по-разному. Дело даже не в том, что они живут богаче или беднее, а в том, что они живут по-разному, у них разные правила в жизни. Здесь оказываются люди в современном обществе, живущие по одним правилам. Но одни почему-то богаче, а другие почему-то беднее. Яков Кротов: В средневековом христианском мире (как, замечу, и в любом другом) было равенство людей, находящихся в одном сословии. Но даже законы были разные для людей разных сословий. Потом был другой шаг вперед, когда законы стали одни для всех сословий, но появились разные суды. Что это означает? В "Русской правде" 11-го века - там ведь разные штрафы за выбитый зуб для боярина и для смерда. А в 19-м веке складывалась парадоксальная ситуация, потому что закон уже был один, но судебные инстанции были разные. Например, для духовенства еще в конце 19-го века сохранялся особый сословный суд, и Николай Семенович Лесков в своих очерках об этом суде поражался, что если, скажем, мирянин в храме учинит какое-нибудь кощунство, то его могут - в Сибирь, могут лишить всех прав состояния. Если то же самое сделает священник, то он может отделаться легким выговором. Потому что священника будут судить свои, суд консистории, священников, а мирянина - другое дело, здесь уголовное законодательство вступает в силу. Современный мир, современный постхристианский мир, та часть цивилизации, которая воспитана все-таки на христианских тезисах, стоит на демократическом представлении о достойной жизни. Что это означает? У меня свое представление о достойной жизни, это значит - быть христианином, это значит - исповедовать веру в единого Бога. У другого человека может быть другое представление о достойной жизни - как о вере в Бога Корана. Но равенство здесь заключается в том, что у нас у обоих идеалом стоит жизнь достойная, а не то чтобы я хотел быть безобразником и хулиганом, а другой хотел бы быть святым. Я признаю, что другой равен мне хотя бы в своем стремлении к истине, хотя мы не равны в том, что мы признаем истиной. Но вот это равенство в стремлении жить достойно своего идеала, оно существует, и оно заставляет меня и других людей уважать друг друга, не добиваться доминирования одной какой-то религии, одной какой-то веры. Вот что такое один из аспектов современной веры в равенство. Это именно вера, потому что она иррациональна, она во многом противоречит человеческому опыту, она заставляет искать каких-то дополнительных сил, чтобы подкреплять эту надежду на равенство. В чем и насколько достижимо равенство? Насколько можно компенсировать человеку то зло, которое причиняет ему, скажем так - природа, или Создатель, если мы верим в Бога? Откуда неравенство в самой церкви, оно же прокрадывается в церковь? И как связано стремление к социальному равенству с поиском равенства в других сферах жизни - от религии до науки? Современный мир, та часть современного мира, которая стоит на христианском прошлом, во многом перевернул представление о человеческом неравенстве. Да, неравенство - факт космоса, неравенство - факт научный, доказанный, самоочевидный. И что из этого следует? Вот раньше для того, чтобы объявить войну и дать волю своим агрессивным импульсам, искали подвод для войны. И этим оскорблением было то, которое наносится самому главному в моей иерархии. Вот оскорбление королю, царю - это то, из-за чего можно идти и возлагать свой живот на очередной бруствер. А современный мир? Прошло сто лет, но теперь уже мы оправдываем нашу агрессивность - необходимостью защитить тех, кто самый нижний в иерархии. Обижают детей, обижают женщин, стариков - значит, примкнуть штык и - вперед! Конечно, многие люди понимают, что это демагогия, что как Остап Бендер, когда хотел собрать энную сумму денег, начинал говорить о детях, прежде всего, но это - демагогия, это тень, которая отражает какую-то правду, правду открытую, я не побоюсь этого слова, именно там, где свет Евангелия. Потому что сам Христос пришел не к сильным мира, а - к слабым. И что же? Современный мир, который исповедует вот это евангельское уважение к низшим в иерархии, при этом отнюдь не исповедует христианство, не любит церкви. И очень часто мне говорят люди интеллигентные, разумные: я никогда не пойду в церковь уже потому, что не могу ручку попу целовать. Как так - почему за пределами церкви, я, нормальный человек, равный среди равных, а в церкви я попадаю в жесткую иерархическую структуру, где мною помыкают, говорят - "становись сюда, делай то" - а я должен молчать? Значит, многих это шокирует, такое неравенство, существующее внутри церкви. Хотя, повторю, на мой взгляд, именно церковь является источником стремления к равенству среди людей. Насколько оправдана такая претензия к церкви, и может ли церковь в сегодняшнем мире внести свою лепту в решение проблем равенства? Виталий Найшуль: Меня лично это не шокирует, но на самом деле, я думаю, не так интересно, почему меня это не шокирует, потому что я принимаю эту позицию. Интереснее этот вопрос обратить к нашему современнику и рассмотреть это как социальное явление. И вот здесь, мне кажется, мы столкнемся с потерей культуры иерархических отношений. На Западе, при всем прогрессе равенства в Соединенных Штатах, есть понимание вертикали власти, есть понимание "хозяин - слуга" в фирме, или - "хозяин - подчиненный". Надо сказать, что вот эту иерархию и этот культурный механизм очень активно использовал Сталин, и он злоупотребил этим механизмом, на самом деле. То, что мы имеем с брежневских времен - это такое торжество обменных отношений, то есть торжество принципа "ты - мне, я - тебе". И человек совершенно не понимает, почему он должен бесплатно что-то делать. Он считает, что если начальник окажет ему какие-то услуги, то тогда он должен как подчиненный что-то сделать. А только потому, что тот - начальник, а он - подчиненный, он ничего не должен делать. И это касается отношений "начальник - подчиненный", это касается отношений "власть-народ". Яков Кротов: Мне кажется, что это и проецируется и в духовную жизнь, в религиозную. Когда недавно в одном учреждении я разговаривал с уборщицей, и она бурчит, что "буду я в вашего Бога верить, когда мне пенсию не платят".... Значит, человек ждет от Бога чего-то, за что он в обмен даст Богу свою веру. Что не так плохо, хотя бы потому, что подразумевает, что на самом деле человек в Бога уже верует, но только он свою веру рассматривает как козырную карту: захочу - дам, не захочу - не дам. И он с Богом, как с котенком: протянет веру - отдернет. Виталий Найшуль: Я бы так сказал, что это все-таки человек продвинутый, потому что есть большое количество людей, которые вообще об этом не думают, верить им или не верить, и не принимают Бога во внимание в своих обыденных делах, и не связывают вообще, пенсия и Бог - это существует в разных мирах. А вот то явление, о котором я говорил, существует в жизни почти каждого современного российского человека, и оно вызывает вообще стенание руководителей предприятий, руководителей фирм. То есть - типичный сотрудник фирмы сейчас продаст эту фирму, просто не моргнув глазом. То же самое касается отношений "власть - гражданин", то есть на этом месте образовалось какое-то пепелище. Яков Кротов: Когда мы открываем Ветхий Завет, он как раз открывает неравенство человека и Бога. В этом, может быть, даже некоторая революционность, потому что для языческих религий, среди которых жили иудеи, это было размыто. Были полубоги, была иерархия среди божеств. С богами можно было торговаться, боги умели обманывать, и так далее. В них было множество человеческого. И в Библии есть следы этого антропоморфизма - уподобление Бога человеку. Но - только следы, довольно скудные. А главное в Библии - это ощущение того, что Бог совершенно иной, поэтому у него нет даже собственного имени. Поэтому в книге Иова последним ответом Бога на несправедливость, которая реально случилась с Иовом - Бог появляется и говорит: ты был, когда я творил мир? Ты понимаешь, что для меня небо - это что-то вроде шатра: захочу - сверну, подмышку - и уйду? Ты выдел носорога, что это за чудище? Ты понимаешь, каков я, который его сотворил? Значит, здесь ответом на вопрос о справедливости является утверждение неравенства Бога и человека, жесткой иерархии. И это - тоже в своем роде откровение, которое сейчас не очень понятно людям в нашем современном мире. Есть ли это представление об иерархии? Можно ли и нужно ли его вырабатывать? Поможет ли оно в практической жизни? Виталий Найшуль: В нашем обществе возникла анормия, потеря норм. Человек считает, что он сам является носителем нормы, того, что правильно и неправильно. И еще он согласен принимать во внимание мнение соседей. Ну, если уж и соседи так же делают, и мне кажется нормально, то уже точно - нормально, здесь никаких вопросов быть не может, а все остальное - какое-то чудачество. И вот эта потеря какого-то источника норм привела к уплощению нормативного устройства, которое потеряло высоты и скатилось в какую-то плоскость. Я думаю, что без религии как источника норм просто мы с этой проблемой не справимся. Яков Кротов: Современный мир довольно парадоксален в своем отношении к равенству, к равенству социальному. И всевозможные попытки установить это социальное равенство носят несколько судорожный, иррациональной характер. И часто кажется, что зачем вообще за это дело взялись, не проще ли плюнуть? Ну неравны мы, давайте это признаем. И вот здесь, мне кажется, есть важный факт, потому что поиск социального равенства - вторичен, а первично другое, первично изменение мировоззрения, мироощущения, восприятие мира не как системы иерархической. Современная наука, как она формируется, начиная с 12-го века, с первых университетов, особенно в веке 17-м, - это наука, которая отрицает неравенство. Во-первых, современная наука в своих основах отрицает неравенство в самой природе. Для науки, для ученого - безразлично, что метагалактика, что огромный Юпитер, что какая-нибудь инфузория-туфелька - это все для него объекты изучения. Не то для Аристотеля, античных естествоиспытателей, для средневековых алхимиков, там каждый элемент был неравен другому, все располагалось в определенной последовательности. А у нас - разве что периодическая система Менделеева. Но мы же не можем сказать, что золото выше серебра, как это говорилось алхимиками. Здесь и граница между химией и алхимией. Но есть и второй аспект у современной науки - если бы по-прежнему верили, что ученые неравны, то науки бы не было, несмотря на новый взгляд на природу. Современная наука отличается тем, что не знает разницы между академиком и лаборантом. Разница эта сохраняется, она нужна как социальный институт. Но наука начинается там, где вот статья имярек, статья другого имярека, и мы сравниваем тексты. Мы проводим эксперименты и проверяем результат. И если академик ошибся - "до свидания, очень интересно, извините, а Нобелевскую премию дадим лаборанту". Равенство каждого человека - в его отношениях с материальным миром. И вот это ощущение равенства - принципиально важно, без него был бы невозможен современный экономический порядок, который стоит на богатстве, производимом, прежде всего, благодаря научным открытиям. И именно поэтому ищут социального равенства, потому что хотят подкрепить вот это равенство во взгляде на космос, вот это равенство исследователей мира. Но и это - не последний уровень, потому что, я все-таки думаю, что это - равенство науки, оно стоит на равенстве всех людей перед Богом, которое так мощно развернуто в христианстве. Конечно, встает вопрос: а почему, скажем, в Западной Европе евангелистская проповедь породила представление о равенстве научном, а в Восточной Европе - нет. Ответ очень простой, хотя, к сожалению, мало кого убеждающий - дело в свободе человека. И, в конечном счете, никакие исторические факторы не являются определяющими. Есть какой-то элемент случайности свободы. Но мы всегда можем взять, что открыл другой человек, а мы же, в основном, сопротивляемся, мы пытаемся и в науке насадить ту же иерархию, которая существует в социуме. Поиск равенства, стремление к равенству, на мой взгляд, вырастает из веры во Христа, именно из веры в Сына Божьего. Человек не может быть равным Богу, не может подняться до неба. Но наш Бог попытался быть равным человеку, и оказалось, что это очень нелегко, за это надо платить распятием. Но Бог спускается к нам, он уравнивается с нами в своем рождестве, в своей смерти, а значит - открывает нам возможность уравняться с ним в богочеловечестве и в воскресении. Как это меняет духовный путь, духовное мироощущение человечества? Светлана Коначева: Остается единственное неравенство - неравенство принятия креста. Когда мы говорим об избрании, то здесь, мне кажется, речь идет не о спасении или не-спасении, в религиозном смысле этого слова, а о том, что кто-то, скажем так - христиане, должен добровольно разделить крест с Иисусом. И вот это единственное неравенство и может быть, которое христианин может принять. Это неравенство - в возможности разделить этот путь. Яков Кротов: Конечно, современная церковь часто подвергается обвинениям, что она как раз хранит самое развитое неравенство в мире. Недавний скандал в Москве - священник одной из московских церквей, церковь Власия, между прочим, как раз рядом с домом, где жил Бердяев, и дом этот сохранился, Бердяев был прихожанином этой церкви. И нынешние прихожане написали донос на священника, что вот у него - пейджер, вот у него - белый "Мерседес". Я сам однажды, идя мимо этого храма, видел, как батюшка садится в белый "Мерседес". И очень многих людей это смущает, потому они говорят: что вы, давайте по Некрасову, будьте не с теми кто в шелке и в золоте, а будьте победнее, поскромнее, попроще, будьте с теми, кто лишен богатства. Преодолевайте неравенство, ориентируясь на самых бедных. Многие люди не идут в церковь, потому что там - золото. На кого вы ориентируетесь - на нас, нищих прихожан, или на богатых спонсоров? Действительно, на кого должна ориентироваться церковь в этом мире неравенства? Евгений Сабуров: Эта проблема неразрешима. Это проблема.... Ее так сформулировали в разговоре двух пап, действующего и будущего, когда Селистин Пятый говорит, что "вы не забывайте, что христианство началось с распятия", а будущий Папа Бонифаций ему говорит: "что вы хотите, чтобы оно всегда в таком положении находилось"? Это действительно неразрешимая вещь, которая может быть разрешена только одним способом - словами Христа, что "у Отца моего обителей много". И должны быть и такие церкви - и такие церкви. Я очень хорошо помню, когда я впервые с женой приехал в Питер, мы зашли в один храм, и моя жена, будучи человеком вполне православным, просто не могла там находиться из-за той роскоши. Это психология человека, разных людей. И здесь тоже проявляется интеллектуальное неравенство, которое не выражается в том, что кто-то больше, кто-то меньше, а в том, что - просто разные. И должна быть, на мой взгляд, возможность у человека - православного человека, в том числе, - прийти и в роскошный собор, и в подвальное помещение. В этот период, когда много открывалось церквей, были такие моменты, когда их еще не достроили, а священники уже служили, это было чрезвычайно трогательно, это тоже была победа, но это была победа в унижении, и лично мне это нравится больше. Но и я - такой, я не хочу навязывать свой взгляд другим. Яков Кротов: В современном российском мире часто очень трудно объяснить, почему вообще нужно делиться. И в этом смысле, к сожалению, наша церковь - не исключение. Трудно объяснить молодой девушке, почему неприлично подъезжать к университету на "Мерседесе", если все другие ездят на троллейбусе. Деньги вроде бы отцом заработаны честно, да и не наше это дело считать деньги в чужом кармане. Но в Америке вот так не будет, только какие-нибудь эстрадные звезды шикуют богатством напоказ, а Рокфеллеры ходят в обычных пальто. А те, кто шикует, почему-то очень быстро разоряются. Те, у кого много денег там, много и жертвуют. А у нас почти ничего не жертвуют. Вся наша благотворительность, в основном, питается с Запада. Как объяснить людям, почему нужно делиться, почему преодоление неравенства, или хотя бы попытка преодоления неравенства, - это дело обязательное для каждого человека? Виталий Найшуль: Вот вы знаете, мне рассказывал Валерий Абрамкин, известный правозащитник: вот когда он попал в тюрьму, то, будучи культурным человеком, он правильно свои припасы на пересылках доставал. Вообще не требуется все отдать, но нужно определенно быть культурным человеком. В результате - хотя он не был элементом этого тюремного мира, - воспринимая его как своего, старые зеки ему добавили еще, отправляя его. Поэтому, когда пришел, в конце концов, в лагерь, то он имел такой обоз с собой, что решили, что он какой-то крупный авторитет. Потому что обычно через пересылки люди, которые не понимают в этой тюремной жизни, все теряют, а он все приобрел. Я бы сказал, что в каком-то смысле его история жизни, по крайней мере, жизнь там, где есть какие-то правила.... Яков Кротов: И неслучайно всплывает вот этот образ тюрьмы, образ, который использовался и дохристианами-мыслителями. Потому что он, естественно, возникает у человека, который старается жить в Боге, жить духом. Он сразу начинает ощущать, как сковано наше существование, как далеко оно от того свободного, вольного мира, который замыслил о нас Создатель. Во что мы превратили свой дом? Мы превратили его в карцер. И здесь, как в карцере, начинает доминировать порыв к равенству. Неслучайно многие современные американские либералы выдвигают как главный для социума - принцип дележки пирога. В наихудших обстоятельствах представим себя - сколько бы я тогда хотел иметь? Это довольно евангелистская позиция, ведь и Господь предлагает нам ставить себя на место не сильных и богатых, а на место слабого, израненного, избитого самаритянина, который нуждается в помощи. Значит, делите то, что есть, как делят иногда в тюрьме, в экспедициях. Вот есть пирог, порезать его на ровные части не удается, значит, кто-то один отворачивается и, не глядя на пирог, говорит: этот кусок мне, этот Василию, этот Ивану. Вот такой американский либерализм. В Европе это чаще называют социализмом. Что здесь неточного? Неточное, мне кажется, то, что пирог рассматривается как нечто данное раз и навсегда. Когда же я читаю Евангелие, то какой-то другой дух дышит с его страниц. И, может быть, точнее, чем любая евангельская притча - рассказ о чуде умножения хлебов, когда люди идут за Христом в пустыню, никаких магазинов, продмагов и сельпо нет, и ученики в отчаянии - надо распустить их, пускай идут и купят себе, что есть. А Спаситель говорит: нет, пусть сядут, - и начинает ломать хлеб. И пускает по кругу, и хватает на тысячу людей, и еще остается. Это зримое воплощение того, что есть сила Божья, это сила творческая, это сила, которая может из ничего, из очень малого - создать многое. И поэтому и в современном мире на вызов социализма, на вызов равенства идет другой ответ. Мы не обязательно должны делить один пирог на всех. Мы не обязательно должны равняться на самых ущемленных. Мы должны творить. Тогда хватит на всех. Творить, потому что Господь дает нам ум, фантазию, силы, умение "соработничать" с другими людьми. Здесь - источник преодоления неравенства, которое всегда сопровождает человечество как тень. И, в конечном счете, Евангелие открывает нам совершенно особую правду о человеке - человек и не равен другим, и не неравен. Каждый человек абсолютно уникален. Мы не можем сказать, что кирпич равен или неравен маргаритке - они разные, каждый из них уникален. Правда, есть много разных кирпичей, но каждый из людей уникален абсолютно. Вот когда мы это поймем, а понять это, мне думается, можно только глядя на Христа, тогда и я сам понимаю, насколько я уникален, и насколько уникален другой. Христос как бы похож на каждого человека, и в каждом страдающем и нуждающемся - лик Христа, но при этом он неповторим, неповторим я и каждый. И по мере нашего духовного роста, осознания этой неповторимости и уникальности, каждый из нас особое сословие, каждый из нас - уникальный класс, каждый из нас - император неизведанной страны. По мере открытия вот этой уникальности, мы преодолеваем и равенство, и неравенство. И обретаем настоящую и полноценную жизнь во Христе. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
